Кланг. Кланг. Кланг.
Разрез алого копья нашёл лишь сталь, брошенную ему наперерез из золотых врат, укол белого Ясеня застрял сразу в трёх появившихся у него на пути бронзовых щитах, но даже так древесное лезвие пробило каждую из преград, не достиг царской плоти на жалкий волосок. Родившаяся со вспышкой алого золота на кончике белоснежного копья руна в тот час была погребена под барьером из десятка толстых мечей в человеческий рост, но это никак не сдержало радость рождения этой руны. Луч раскаленного до слепящей белизны огня прорвался через слой заслонивших путь мечей, как горячий нож сквозь масло, плавя славную сталь в бесполезный шлак.
А там, на втором конце, куда ушёл луч пламени, за огромным башенным щитом, раскаленного до ярко рыжих цветов, обливаясь потом и тяжело дыша, упираясь ногами в землю и налегая всем своим весом на щит в руках, прятался покрытый пульсирующими алыми татуировками Царь Урука. Даже не мигом, а его половиной позже, бесполезный ныне, но выполнивший свою цель безымянный Благородный Фантазм с оплавленными краями был небрежно выброшен в сторону.
Напряженные глаза царя как голодные гончие вцепились и не отрывались от его противника, который за время их боя разительно преобразился. Из методичного и выверенного воина, в бушующую яростную силу природы, чем больше тот ярился, тем сильнее были его удары, тем стремительнее он атаковал, чем стремительнее и сильнее он бился, тем больше ярился. Замкнутый круг, питающий сам себя. И как бы ни ненавидел признавать этот злополучный факт золотой Слуга, но эта дикость работала на руку дворняге, пускай даже тот опустился в его глазах от фальшивки до неполноценного подражателя бешенной собаки. На самом деле именно факт того, что подобное работало лишь глубже уязвьяло гордость Арчера.
Его вынуждал напрягаться не острый разум, а дикий зверь!
Каждый удар, каждое посланное им сокровище всегда опаздывало, на неразличимое мгновение, но оно оказывалось позади этого ранее выдававшего себя за Кастера, а ныне подражавшему Берсеркеру мага. То что должно было гарантированно убить его оставалось лишь запоздалые и быстро заживающие царапины, то что должно было ранить его даже не находило свою цель. Выдававший себя за Слугу маг всегда был на полшага впереди. Даже несмотря на то, что на две трети бог действовал в расчёте на три шага вперёд. Впервые божественный дар ясновидения, Ша Нагба Имуру, которым он почти всегда пренебрегал ранее в жизни, в тот самый момент, когда он всё же решил его использовать, подвёл его, оказавшись бесполезным как в любой другой день.
— Что такое, о могучий и высокомерный царь, почто ты дрожишь стоя перед жалким смертным, — наполненный злобным весельем голос огневолосого мага пробивался сквозь густой туман и свит и рёв стали и магии, окружающий их. — Разве не я был подобен муравью в твоих глазах, разве не ты клялся растоптать меня под своим сапогом, как и подобает жалкому насекомому? — Переливающиеся радугой глаза не отрывались от алых глаз царя. — Так почему же… почему из нас двоих подгибаются колени у тебя? Ответь мне, о царь.
От насмешки у сильнейшего Слуги Четвертой Войны грааля сжались челюсти. Гнев, чистый и понятный горел в его неприкрытой груди. Он ничего не ответил, но мысленно дал обещание скормить наглой дворняге его высокомерие.
Если бы только Эа был в его руке, этот наглец не смел бы с такой дерзостью бросать вызов ему. Но Эа был вне его воли, заперт, отобран у него грязной воровкой. Гнев в груди царя вспыхнул ещё раз, и далеко не в последний.
Рыжеволосый маг исчез со своего места, чтобы с порывом штормового ветра появиться возле покрытого десятком мелких ран Слуги. Это было наглое и дерзкое появление, без доли хитрости, лишь чистая, концентрированная до предела грубая мощь. Прямой пинок в живот. Телом золотого Слуги словно выстрелили. И пускай этот удар не причинил вреда Арчеру, кожа которого, покрытая алым орнаментом, была прочнее многих защитных Благородных Фантазмов. Но вред и не был целью этого пинка — унижение было.
Тело Арчера отлетело на несколько десятков метров, в своём полёте ударившись об землю раз, второй, третий и лишь на четвертый голая рука воткнулась в почву, замедляя его путь, оставляя за собой долгую борозду. Вот только царь не успел ощутить опору под ногами, как рядом с ним, с рукой отведенной назад для последующего мощного укола, уже нависал рыжеволосый воин-маг. Белоснежное остриё копья было в сантиметрах от голой груди.
Огромный взрыв разогнал туман на сотни метров вокруг. Удар копья с силой достаточной, дабы сравнять город, нашёл свою цель. Землетресенние и грохот переполнили искусственное измерение. На дне глубокого кратера ухватившись двумя головыми руками за острое лезвие наконечника копья из Ясеня, не давая тому войти глубже в свою грудь, боролся за свою жизнь потускневший в своём золоте правитель Вавилона. А над ним скаля дикую волчью усмешку, обнажающей окровавленный зубы, давил на своё копьё рыжий ученик бессмертной ведьмы.
Остриё копья вошло на миллиметр глубже.
— Дворняга!!! — В чистой ярости взревел во всю грудь поверженный в грязь золотой Слуга, тщетно пытаясь дозваться до своего величайшего сокровища. Безрезультатно. Запрет ничтожной ведьмы не ослаб.
Его хватка на наконечнике лишь усилилась, как и его отчаянная борьба.
Вокруг них вспыхнул купол ослепляющего золота. Врата Вавилона заполнили каждый сантиметр свободного пространства. Знакомая картина и не было секрета в том, что последует следом. Ответом всепоглощающему золоту стала столь же бесчисленная, алая от въевшейся крови кость. Каждое бесценное сокровище встретило дешевую и недолговечную копию далеко не самого могущественного копья.
Туманное измерение утонуло в последствиях столкновения золота и алого. Содрогаясь и стоная.
Моргана щёлкнула пальцами.
Охранные печати отозвались истеричным визгом, слепящими вспышками. Для кого-то другого — стена. Для неё — скучная задачка на разминку ума. Она взяла одно из полей за «край», вытянула, как ленту, завязала в аккуратный узел и отправила в сторону. Другое просто разложила на составляющее, охотно принимающее её ману. Третьему позволила «увидеть» в ней хозяйку дома — иллюзия родовой крови легла поверх её ауры, как маска.
Через десять секунд на поместье Тосака больше не работало ни одно охранное поле.
Дверь не распахнулась с пафосом — она просто сама собой тихо отворилась, пропуская ведьму внутрь. Лаковый блеск пола, запах благовоний, чуть уловимый, но въевшийся в дерево аромат палёной магической ртути. Всё вылизано, выверено.
— Приветствую незваного гостя дома Тосака, — голос раздался сверху, сухой, усталый, но пытающийся сохранять достоинство.
Моргана подняла взгляд.
На верхней площадке лестницы стоял мужчина в бордовом наряде. На его руке горели алым три клина командных заклинаний. В глазах — раздражение… и плохо скрываемый страх.
Такиоми Тосака.
Он окинул её взглядом — и его плечи едва заметно расслабились.
— Значит, ты и есть Мастер Кастера, — констатировал он. — Я ожидал, что рано или поздно ты появишься. Слуги вечно втягивают своих Мастеров в авантюры.
Один уголок губ Морганы чуть дрогнул.
— Ах вот как, — лениво протянула она. — И что же выдали меня, милорд Тосака? Командные заклинания? — она с интересом глянула на его руку. — Или то, что я зашла в дом через парадную, а не из круга призыва?
Такиоми, не уловив насмешки, уверенно продолжил:
— Манера перемещения, отсутствие плотного духовного давления, наличие тела… — он перечислял, словно читал лекцию ученику. — Ты — человек. Мастер. А вот твой Кастер сейчас дерётся с моим Слугой.
Он чуть заметно сжал пальцы с горящими печатями.
— Это облегчает разговор. Мы, Мастера, всегда можем договориться, — в голосе проскочила осторожная надежда. — Я — Тосака Такиоми, один из трёх рода-основателей ритуала. Ты — мой собрат по ремеслу. И как маг — магу предлагаю: прекратим бессмысленную бойню. Арчер расправится с твоим Слугой, ты заключишь новый контракт…
Он выдержал паузу, давая ей «оценить» предложение.
— А взамен? — полюбопытствовала Моргана.
— Я гарантирую тебе безопасность, — сразу же ответил он. Он чуть склонил голову, с трудом выдавив из себя подобие вежливости: — Между Мастерами не обязательно проливать кровь.
Моргана на пару секунд просто смотрела на него.
Потом у неё в глазах вспыхнуло тихое, искреннее веселье.
— О, — она едва слышно рассмеялась. — Как это… очаровательно.
— Что тебя смешит? — насторожился Тосака.
— Ты, — без тени такта ответила она. — И твоя уверенность, что понимаешь, что происходит в собственной войне.
Она спустилась на пару ступеней ниже, мягко, легко, будто скользя.
— Значит, я — Мастер, а он — Кастер? — уточнила она, сдерживая улыбку. — И ты, истинный представитель рода-основателя, умудрился не почувствовать разницы?
Такиоми раздражённо дёрнул щекой.
— Я достаточно хорошо разбираюсь в структуре духовных тел, — холодно отрезал он. — От твоего Слуги исходит ярко выраженное духовное давление, свойственное дематериализующимся сущностям. От тебя — нет. Ты — человек. Не стоит пытаться меня запутать.
— Правда? — Моргана лениво подняла руку и щёлкнула пальцами.
Мир вокруг на мгновение дрогнул. Тень от её фигуры хищно вытянулась по полу, словно живое пятно. Контуры тела стали… неправильно чёткими, как у чего-то, что не до конца принадлежит этому уровню реальности. Лёгкий, почти неощутимый, но чистый духовный давящий фон прошёлся по узлам охранных печатей дома, заставив их хором заскулить.
Такиоми рефлекторно перехватил посох крепче.
— Невозможно… — выдохнул он.
— Возможно, — с явным удовольствием поправила его Моргана. — Ты сейчас стоишь перед тем, кого считаешь «коллегой», и пытаешься торговаться. А напротив тебя — Слуга… — Она чуть склонила голову, как актриса, раскрывающая секрет в финале спектакля: — Кастер. — Помолчала — и мягко добавила: — Мастер же… сейчас дерётся с твоим царём. И очень, знаешь ли, неплохо проводит время.
На лице Такиоми что-то распалось.
Сначала — презрение. Потом — уверенность. До него медленно, мучительно добиралось значение сказанного. Он опустил взгляд на свою руку с командными заклинаниями — как будто в них могла скрываться подсказка, что это всё шутка.
Командные заклинания ничего не ответили.
— Ты лжёшь, — прохрипел он, но в голосе не было прежней твёрдости. — Это бессмысленная… иллюзия.
— Иллюзии — моя профессия, — согласилась Моргана. — Но врать сейчас… было бы преступной растратой такого материала.
Она наблюдала за ним, как за редкой реакцией в лаборатории. С любопытством, тонким и жестоким.
— Подумай, Тосака, — подсказала она. — Твоя «коллега» появилась в доме без Слуги, нарушила все твои поля, даже не заметив их сопротивления. Ты не чувствуешь за моей спиной ни одного духовного оттенка контракта. Я пришла одна.
Она указала пальцем куда-то в сторону недосягаемого поля боя:
— А вот там твой «Кастер» рубит твоего Арчера копьём, как бешеный пёс. Слышишь, как скрипит твоё золотишко?
Словно подыгрывая словам женщины в этот самый момент через связь Мастер-Слуга от него отобрали значительную часть его магической энергии.
Такиоми почти физически дёрнулся.
В голове, как у настоящего теоретика, быстро и чётко сложились факты. Отдельные сомнения, мелькавшие на периферии внимания, внезапно стали цепочкой:
Существо с духовным давлением Слуги стоит перед ним. Связь с Арчером… дрожит.
— Значит… — его рот пересох, он едва нашёл в себе голос, — это он — Мастер… а ты…
— А я — та, кого ты только что назвал «Слугой, втягивающим своего Мастера в авантюры», — любезно подсказала Моргана. — Твоя точность формулировки меня радует.
Нечто холодное и тяжёлое опустилось в его живот.
Мастер — маг, с которым можно торговаться, шантажировать, принуждать. Там есть правила. Контракты. Страх смерти и жажда Грааля, на которых всегда можно сыграть.
Слуга, стоящий в двух шагах, без цепи командных заклинаний на его запястье — это совсем другая история.
Это оружие. Чужое. Неуправляемое. И он — не хозяин, а просто… мишень рядом.
Такиоми впервые за всю войну по-настоящему почувствовал опасность — не абстрактную, просчитанную, выведенную формулой риск, а густой, липкий ужас перед чем-то, что может убить его одним неверным вдохом.
— Я признаю свою ошибку, — начал он с достоинством человека, привыкшего торговаться за всё, даже за свою жизнь. — И моё предложение всё ещё в силе. Естественно новые обстоятельства учтены.
Моргана мягко сошла с первой ступени на вторую, ступая так, будто это была сцена, а не чужой дом.
— О? — лёгкий интерес зазвенел в её голосе.
— Вместе, ты и я, можем добиться желаемого.
— И что же, по-твоему, желаем мы?
— Грааль, — без паузы ответил Такиоми. — Твоё желание, как и любого Слуги. Достижение Истока, чудо, исполнение. Я могу гарантировать вам это.
— А как же Арчер?
Он поднял ладонь с командными заклинаниями.
— Арчер — самый сильный Слуга, здесь нет сомнений. Увы, эта сила приходит не без недостатка. К сожалению, Арчер не самый сговорчивый Слуга, — продолжил он. — Мне бы хотелось, чтобы в конце рядом со мной у Грааля стоял кто-то более… достойный. И если ты откажешься вмешиваться бой Арчера и твоего Мастера, а лучше — поможешь мне избавиться от твоего Мастера и заключишь контракт со мной… Грааль будет твоим. Я, Тосака Такиоми, клянусь…
— Скука, — перебила его ведьма.
Он запнулся.
Голубые глаза Морганы смотрели на него с тем же изучающим интересом, с каким ребёнок разглядывает насекомое под стеклом.
— Ты предлагаешь мне предать моего Мастера, чтобы помочь… другому магу добраться до чаши, к которой он сам никогда бы не дотянулся, — она пересказала его предложение так, будто проверяла, правильно ли услышала. — И всё, что ты можешь поставить на весы — это обещание. Магуса рода, который уже успел один раз просчитаться в этой войне.
Она медленно подняла руку и чиркнула ногтем по воздуху. Пространство чуть дрогнуло.
— Ты… не понимаешь сути Войны Святого Грааля, — попытался возразить Такиоми, чувствуя, как под его ногами на лестнице едва уловимо ползут по дереву чёрные прожилки. — Без меня Арчер…
— Без тебя Арчер останется Арчером, — мягко опровергла его Моргана. — Но без Арчера ты — всего лишь усталый мужчина с недостижимыми амбициями и пустыми словами.
Прожилки на ступенях под его босыми ступнями зашевелились, потемнели, набирая с каждой секундой насыщенность. Такиоми наконец-то опустил взгляд вниз — и увидел, как из трещин лакированного дерева поднимается что-то густое, маслянисто-чёрное, как отработанное машинное масло.
— Что ты… — он оборвал себя, почувствовав, как внутри что-то болезненно дёрнулось.
— О, ничего такого, просто это как раз тот момент, — она чуть прикрыла глаза, прислушиваясь к чему-то, что он не мог услышать, — когда твоя связь с Арчером рвётся.
— Аргх! — скулящий стон вырвался изо рта мага, когда ему под ноги упал обрубок его руки.
Кисть с тремя насечками на тыльной стороне.
Женщина широко, по-детски искренне улыбнулась:
— Поздравляю. Ты теперь даже не Мастер. Просто маг в собственном доме.
И в гостях у Слуги.
Лицо Такиоми побелело.
Обрубок руки, где ранее были его командные заклинания дёрнулась, будто он всё ещё мог отдать приказ. Он поднял вторую руку, нацелив на женщину, пытаясь собрать в ней ману для заклинания… но пальцы слегка дрожали.
— Такиоми Тосака, — мягко произнесла Моргана, делая последний шаг вверх. Между ними оставалось всего несколько ступеней. — Теперь ты понял, насколько был слеп?
Он молчал.
В глазах читалось всё: и позднее осознание, и разлетающаяся в прах уверенность в контроле над ритуалом, и животный страх перед тем, кто стоял ниже него на лестнице, но выше — во всём остальном.
Ответа ей, впрочем, и не требовалось.
— Хороший взгляд, — отметила она, любуясь смесью ужаса и понимания. — Стоило открыть тебе правду хотя бы ради этого.
А потом чёрные прожилки на ступенях двинулись к нему снизу…
Сначала это был только неприятный холод, пробежавший по венам, словно кто-то влил ему в артерии жидкий лёд. Потом — жжение. Потом — боль. Будто в его кровь добавили кислоту.
— Я думал, — сквозь зубы выдохнул он, пытаясь… пытаясь сделать хоть что-то
— Нет, ты не думал, — почти нежно поправила его Моргана, делая ещё шаг вверх. Чёрная жижа поднималась вместе с ней, подхватывая ступени. — Смеешь торговаться Граалем. С тем, кто сам собирается забрать его у твоего рода. — Она остановилась на середине лестницы и чуть наклонила голову. — Как сказал бы твой же Арчера — дерзость. А за дерзость платят особенно дорого.
Такиоми попытался шагнуть назад — но ноги уже не слушались его. Кровь в венах стала тяжёлой, липкой. Каждый удар сердца гнал по сосудам не красную жизнь, а чёрную вязкую жидкость. Она сочилась из под ногтей, из уголков глаз, из носа, промачивая кимоно пятнами, растекающимися вниз.
Он успел только вдохнуть. Вдох провалился в пустоту.
Чёрная кровь больше не желала быть кровью. Она вспучилась в венах, словно живая, пытаясь занять каждый миллиметр пространства. Кожа треснула, прожилки проступили чёрными ветвистыми линиями. Что-то заскребло у него в горле, прорвалось наружу — первый сгусток вырвался через рот, обжигая язык.
— Гр… — попытка слова захлебнулась в собственном, теперь уже чужом веществе.
— Тс-с, — Моргана подняла палец к губам, как успокаивают ребёнка. — Не утруждайся.
Она смотрела, как его собственная кровь превращается в чёрную слизь, пожирающую тело изнутри. Мышцы под кожей начали терять форму, словно что-то изнутри жадно выедало плоть, оставляя лишь оболочку. Кости затрещали, как пересушенные ветки. Глаза, наполненные ужасом, на мгновение встретились с её взглядом — и тут же лопнули, выплеснув наружу струйки чёрной массы, стекающей по щекам.
Через пару мгновений от главы рода Тосака остался только искривлённый силуэт, заполненный изнутри кипящей чёрной жижей. Затем оболочка не выдержала — и весь этот сгусток рухнул вниз, на ступени, захлёстывая их, как волна.
Моргана ступила прямо в него. Чёрная слизь с благодарным шипением втянулась ей под пятку, исчезая без следа.
Можно было сейчас же вернуться. Одной водной аркой — и она снова окажется рядом, прикроет его спину, дожмёт короля Урука до конца, заберёт голову надменного царя в качестве подарка.
Можно было.
— Прости, мой Мастер, — негромко произнесла она, открывая глаза.
Чёрные прожилки на стенах дома Тосака сложились в новый знак — сложный, многослойный, переплетённый с древними линиями ритуала. Артериальная система поместья на миг засветилась золотисто-красным изнутри, затем лучами, как корни, побежала куда-то вглубь города, за его черту — к лесам, к горам, к тому месту, где три семьи когда-то вонзили в землю своё самое греховное чудо.
Грааль.
— Если я не возьму его сейчас, — продолжила фея, будто оправдываясь перед кем-то, кто не мог её услышать, — никто больше не сможет.
Мир сузился до кривой линии горизонта, нарисованной изломанными обломками мечей.
Туманное измерение дышало рывками, как живое существо на грани удушья. Золотые Врата, ещё недавно заполнявшие каждый сантиметр пространства яростным сиянием, теперь же сократились до совсем жалкого числа, не чета тому, что было совсем недавно. Когда-то заполняющее горизонт золой пожар пал до слабого огонька затухающей свечи.
В центре этого умирающего мира медленно ковылял одинокий силуэт.
Гильгамеш.
Половина его великолепия осталась позади, в остывающих кратерах и расплавленных щитах. Правая рука — та, которой он так любил небрежно указывать, кому жить, а кому умереть, — исчезла, оторванная вместе с кусками его гордости. Кровь — простая, человеческая, густая — стекала по боку, оставляя на земле алые отпечатки его шагов.
Каждый шаг отдавался болью в раненом боку. Каждый вдох сопровождался характерным влажным хрипом. Его золотые глаза всё ещё горели — не слабее, чем в начале битвы, но теперь в них появился оттенок усталого бешенства.
Перед ним, в нескольких шагах, в воздухе висел распятый человек.
Золотые цепи Энкиду протянулись из ниоткуда — из той же сияющей пустоты, что и остальные сокровища, — и оплели тело мага, как паутиной. Они врезались в кожу, сминали мышцы, ломали рёбра, находили все слабые точки, которые только могли найти. Цепи тянули вверх и в стороны, вытягивая руки, чуть оставляя свободу кистям, раздвигая ноги, заставляя позвоночник прогнуться.
Радагон висел, словно на невидимом кресте. Грудь тяжело вздымалась, каждый вдох отдавался резью в ребрах. Кровь, смешанная с потом, стекала по коже, застывая в вязких каплях на концах пальцев. Руны под кожей дымились выжженным узором, гасли одна за другой, как перегоревшие лампы.
Гильгамеш остановился ровно там, где если бы не цепи и скованный маг мог дотянуться до его лица кончиками пальцев — но не больше.
— Жалкое зрелище, — выдохнул царь, глядя на человека снизу вверх. Уголок его губ дёрнулся в почти искреннем презрении. — Ты перестал быть забавным, дворняга.
Он поднял левую руку.
Из вспыхнувшего рядом маленького золотого окна в его ладонь лёг самый обыкновенный меч. Без украшений, без божественных имен, без сияния. Простой стальной клинок, достойный обычного воина.
Гильгамеш посмотрел на него с тенью насмешки.
— Для того, кто осмелился нарушать порядок моих Врат, — сказал он, — достаточно и этого. Ты недостоин увидеть истинный меч царя.
Он промолчал, что даже сейчас Эа всё ещё находился вне его призыва. Этот факт питал его гнев, призывая превратить вынос мусора в казнь.
Он шагнул ближе. Теперь между лицом мага и лезвием меча было меньше ширины ладони. Радагон поднял взгляд — тот самый, радужный, переливающийся всеми цветами, сейчас потускневший, но не сломленный. Та же настойчивость, та же целеустремленность, словно это не он был подвешен цепями над землёй не способный даже пошевелиться.
— Скажи спасибо, плебей, — голос царя стал тише, но от этого только холоднее. — Я признаю твою дерзость. Твои потуги. Ты заставил меня… слегка напрячься. Для дворняги это почти заслуга.
Меч лёг к его горлу.
И в этот момент что-то дрогнуло.
Не в руке Гильгамеша, не в ногах, не в ранах. В том месте, где у духовных сущностей, подобных ему, должен был быть якорь — в тонкой, невидимой связи, связывающей Слугу и Мастера.
Там, где всегда горел ровный, пусть и отдалённый, огонёк, вдруг образовалась дыра.
Гильгамеш резко выпрямился. На мгновение его взгляд ушёл куда-то сквозь Радагона, далеко, будто пытался увидеть через иные планы бытия.
— Такиоми? — слово сорвалось с губ сами собой, почти беззвучно.
Ответа не было.
Командные заклинания, до этого чувствовавшиеся как неприятный зуд на «коже» его духовной формы, исчезли, как будто их никогда и не было. Договор, который он позволил заключить лишь по прихоти, разорвался не криком, а тихим, мерзким хрустом. Где-то далеко умер маг, который посмел считать себя хозяином царя.
— Это… — губы Гильгамеша дёрнулись.
Это невозможно. Никчёмный маг рода Тосака не мог умереть, пока он, Гильгамеш, не решил, что тот выполнил свою роль до конца. Никто не имел права отбирать у него игрушку.
Мир на миг качнулся.
И этого мига хватило.
— Кар-р-р!
Чёрная молния рухнула с неба, Гильгамеш успел только вскинуть голову, чем лишь облегчел задачу огромному ворону, подставляя своё лицо под его когти.
Когти, густо блестящие от впитанных рун, врезались ему прямо в лицо. Одним ударом Мунин прочертил три продольные полосы по его лбу, пересекли брови и впились в кожу над скулой. Второй удар пришёлся ближе к глазам.
— Мерзкая… птица! — взревел царь, инстинктивно вскидывая меч.
Лезвие полоснуло по крылу знакомого ворона, разметав в воздухе веер чёрных перьев и крови. Мунина отбросило в сторону, он едва не врезался в один из полураспавшихся порталов, скользнул по краю, оставляя на золотом металле кровавые следы, и, крякнув, сорвался вниз. Но он выполнил свою задачу. Алые глаза царя заливала его собственная кровь. Три длинные, рваные раны на лбу и над глазами полыхнули болью, мир перед ним поплыл. На миг всё вокруг превратилось в размытую кашу света и тумана. Он всё ещё видел, но плохо, неровно, через пелену алых разводов.
Этого мига тоже хватило.
В момент нападения ворона золотые цепи затрещали.
Радагон рванулся. Всё, что осталось в нём — обугленные остатки рун, боль в костях, ощущения, будто каждую мышцу по отдельности протягивают через мясорубку — он бросил в одно-единственное движение.
Движимый одним единственным желанием.
Сначала пальцы. Они дрогнули, отзываясь болезненным спазмом на попытку сдвинуться дальше, чем позволяли цепи. Золотые звенья тут же среагировали, сжимаясь, впиваясь глубже, пытаясь вернуть его в заданное положение.
— Начни с крови… — отголосок голоса Скатах всплыл в сознании, как давний урок.
Кровь уже была. Его собственная. Она стекала по цепям, делая их скользкими. Он ухватился за эту мысль, как за рукоять копья. Руны на его костях, давно вышедшие за безопасный предел, снова вспыхнули глухим, болезненным жаром.
Связки треснули. Где-то в плечевом суставе что-то вывернулось неестественно. Рука потянулась вперёд ещё на сантиметр.
Гильгамеш, как раз отбросил ворона прочь от себя.
Радагон надавил, отчаянье, сильнее, презрев всякую боль. Это был его шанс. Он приказал цепям сдаться.
Цепи послушались. Их истинная сила была направлена против богов и полубогов, против тех, кто рождён небом. Человек, пусть и носивший титул Короля Земли Теней, был для них менее тяжёлой ношей. Они сопротивлялись, но под напором рушащихся изнутри рун и голой, упрямой воли начали сдавать.
Мышцы на руке Радагона словно наполнили кипящим свинцом. Каждый миллиметр движения стоил ему нового разрыва, нового хруста, новой вспышки белой боли в глазах. Углы зрения захлёстывали чёрные пятна. Где-то в груди хрипло булькало сломанное ребро.
Вся эта борьба, акт преодоления собственного предела, невероятный подвиг не занял и удара сердца.
Руки Радагона сомкнулись на его цели.
И повернули.
Глухой, влажный треск разрубил тишину.
Шея царя согнулась под неестественным углом. Кости треснули под хваткой, в которой смешались все уроки Скатах. Гильгамеша развернуло, как сломанную куклу.
На его лице застыло выражение абсолютного недоумения.
Неверие.
Как будто сама идея его смерти была для него чем-то… невозможным, логической ошибкой мира.
— Я не Скатах… — хрипло выдохнул Радагон, чувствуя, как уходит сила из пальцев. — …но и ты не бог.
Тело царя на мгновение повисло в его руках, затем начало рассыпаться золотыми искрами. Меч выпал из слабнущей левой ладони, ударился о землю звонко и обыденно.
Цепи, потеряв цель и приказ, осыпались, как разорванная сеть. Золотые звенья провалились сквозь воздух, растворяясь, оставляя после себя лишь слабый звон в ушах.
Радагон соскользнул вниз.
Казалось, падение длится вечность хотя он находился едва в полуметре над почвой. Ноги встретили землю, колени болезненно прострелило, в позвоночнике что-то щёлкнуло. Но он устоял. Шатко, на полусогнутых, с покачнувшейся вперёд грудью — но устоял.
Туман вокруг заволновался, как беспокойная водная гладь, после броска камня. Искусственное измерение теряло опору: прошедшая битва стала проверкой на прочность, и искусственное измерение пришло к своему пределу, его структура начала рассыпаться, возвращаясь к обычной ночи города.
Радагон опустил взгляд.
Белоснежное копьё Ясеня, покрытое тёмными прожилками высохшей крови и ожогами от божественного огня, лежало на земле, словно уставшее от боя. Он медленно, почти нежно подхватил его, пальцы сжались вокруг гладкого древка. Оружие отозвалось тихим гулом, узнав хозяина.
Бок болел, рука висела плетью, каждый шаг отдавался болью в ступнях. Но ноги всё равно сделали этот шаг. Потом второй. Потом третий.
Над головой с хриплым карканьем пролетела тень. Мунин, оставляя кровавый след в воздухе, сделал круг и опустился рядом, тяжело, как камень. Одно крыло он прижимал к телу, перья на нём были ободраны, глаз на одной стороне лица заплыл кровью.
— Кар, — недовольно и упрямо произнёс ворон, как будто заявляя, что ещё не закончил.
— Хорошая работа, — глухо отозвался Радагон.
Он закинул белое копьё себе на плечо, как простой посох, и, шатаясь, пошёл прочь из рассыпающегося мира.
Арчер мертв. Осталось ещё двое.