* * *
Этот город на меня давит. Мне здесь душно. Я не нравлюсь ему, а он не нравится мне. Так, к чему себя и его мучить? Ведь, он же не один в этом мире. А я — не крепостной, и цепью к нему не прикован.
Мне тяжело здесь находиться. Здесь, даже «Додзё», спортивный зал — гордость прежнего Василия Кирина, построенный им с нуля, лично им спроектированный, оплаченный, созданный и раскрашенный, не мой. Я не чувствую в нём себя дома. Не чувствую своим.
Эти люди, нарисованные лично, собственными руками прежнего Васи на его стенах — чужие для меня. Я их не знаю. Они что-то значили для него, но не для меня. Эти фотографии в рамках на стене кабинета Василия — сцены из его жизни, а не моей. Это его лицо на этих фотографиях, а не моё.
Эти дипломы, которыми завешана там целая стена — не мои дипломы. На них не моё имя — а его. Они, как и весь этот зал, не имеют ко мне совершенно никакого отношения.
Да и воспользоваться я ими, строго говоря, не могу — опять же «менталочка». Пока в моей медицинской карте значится «полная травматическая амнезия», к преподаванию меня не подпустят. Так же, как и к тренерской работе. Ведь, я же всё забыл: а «всё» — это означает, что и обучение своё тоже. И, чтобы начать работу в сфере образования или физической культуры, мне надо будет подтверждать свои прежние дипломы, сдавая все положенные экзамены специальной комиссии того или аналогичного ВУЗа, где они мне были выписаны.
Или проходить другую — медицинскую комиссию, чтобы она сняла с меня этот неудобный «ментальный» диагноз. Причём, он неудобен только в моём случае: в работе в сфере образования и физкультуры. В любых других направлениях деятельности, работодателю, в целом, плевать на мои диагнозы. Лишь бы работать мог, и справлялся с теми задачами, которые будут поручать. А дипломы будут просто в личном деле лежать, «что б було».
А вот в сфере образования, медицине, физической культуре, государственной службе и силовых органах — нет. Там везде требуется справка из «психдиспансера»… в котором я с некоторых пор состою на учёте. Уже четыре года состою.
Ранее, после первой травмы, ФСБ, когда потребовалось мне «легенду» оформить, как-то этот вопрос уладило, прежде чем меня в школу физруком засунуть. Теперь же… теперь, когда и эта служба меня «на берег списала», суетить никто не будет. И просить их об этом бесполезно.
Это же, пожалуй, хоть и в меньшей степени, касается и всех моих «крутых» поясов в различных Боевых Стилях. Их получал не я, а он. Экзамены все сдавал тоже он.
Тело, конечно, теперь моё. И знания в нём реализованные и заложенные — тоже мои. Но их ведь ещё «распаковать» надо, «разархивировать», из подсознания достать, через сознание провести, сделать по-настоящему своими, и только потом можно будет называться снова Мастером, способным кого-то ещё обучать. А это процесс не быстрый. Может годы занять.
То есть, самого себя я вылечу. Сам — остаюсь достаточно крутым бойцом, способным реально драться, как Мастер, ведь все рефлексы, вся мышечная память, само тело: связки, мышцы, суставы, кости — всё уже прошло все преобразования и тренировки, которые должно пройти тело Мастера. Но, чтобы кого-то провести по тому же Пути, кого-то Учить, я должен сам этот Путь в мельчайших подробностях вспомнить. Или… создать новый. Свой, собственный, который буду понимать во всех подробностях. Иначе никак.
В общем, на карьере физрука и даже тренера можно смело и окончательно ставить крест. Как Вася делал это после первой травмы? Сложно сказать: я не видел его тренировок. Возможно, он, как и большинство тренеров средней руки, сам не знал, чему, кого и как учить — действовал исключительно по наитию. Наощупь. Благо, проверить его никто не мог. Сам-то он был более чем крут — попробуй такому не поверь на слово.
Со мной нынешним история другая. У меня просто душа не лежит к этому. К тому, чтобы кого-то учить или тренировать. Не чувствую я запаса распирающих меня изнутри знаний, которыми хотелось бы немедленно с кем-то поделиться, как это бывает у настоящих учителей, у тех, кто занимается этим по призванию.
Сам — тренируюсь. И тренироваться буду. Иначе никак. Ведь восстановить моё тело возможно только тренировками, ежедневными, долгими, изматывающими, болезненными, сложными неприятными, но только так. «Волшебной таблетки» в моём случае не существует, такой, чтобы один раз принял, и сразу всё хорошо стало, без труда и усилий. Современная медицина вообще в бессилии перед моим случаем расписалась ещё месяцы назад, когда в «лежачие» и «безнадёжные» определила. И то, что я вообще смог встать сам — это результат именно моих странных тренировок. И только их. Моего собственного труда.
Пусть, знания и методики мне достались от «Васи» почти в готовом виде, но применил и использовал-то их я сам, без чьей-либо помощи!
Я ещё раз тяжело вздохнул, оглядывая стены изрядно успевшего потрепаться за последние четыре года здания «Додзё», после чего решительно закрыл входную дверь на ключ, который оставлю отцу тела — пусть, что хочет, то с ним теперь и делает. Хочет — продаст кому, хочет — снесёт, хочет — городу, спортшколе какой-нибудь подарит. Я сюда больше не вернусь. Ни в этот зал, ни в этот город. Разве только пару раз в год: на дни рождения родителей — «сыновний долг» исполнить. Но точно не чаще.
Я всё решил — этот город мне не подходит.
* * *
Москва встретила меня дождём. Долгим, затяжным, осенним. Первым таким дождём в нынешней осени, подкравшейся-таки незаметно в конце сентября. Но, даже так, она была прекрасна, куда круче и красивее, чем тот город, который я только что оставил навсегда.
Этот огромный вокзал с высоченными потолками. Эти громады зданий вокруг площади перед ним. Эти футуристичные трамваи, которые катят по рельсам, увозя в своих телах десятки и сотни людей. Эти просторы и толпы. Эти бесконечные потоки машин мимо… одних только такси целая нескончаемая очередь выстроилась на дороге возле выхода из вокзала. И, каждую минуту подъезжают новые взамен уехавших.
Это потрясающее… равнодушие. Совершенный игнор тебя с любыми твоими особенностями. Будь ты хоть шрамированный урод, такой, как я, будь ты инвалид, будь ты рокер, гот, неформал или даже толкиенист в полном реконструкторском или косплейерском облачении — всем плевать. Ты невидим. Тебя, словно и нет вовсе. Никто не обращает на тебя внимания. Не пялится, пальцами не показывает, за спиной не шепчется. У всех и каждого тысячи собственных дел, по которым они спешат. Им некогда.
Кстати, про толкиенутых, я серьёзно: парочку таких классических «Гендальфов» я собственными глазами прямо здесь, на вокзале успел увидеть. И одну «девочку-волшебницу». Шли себе целеустремлённо куда-то, посохами и палочками своими помахивая. Такие же деловитые и равнодушные, как и все остальные.
Равнодушие жителей этого города поражало. Равнодушие этого города… именно то, что мне и было нужно. Именно то, чего я так и хотел. То самое чувство, когда ты умирать на улице будешь — никто даже не оглянется… Именно за этим я сюда и ехал.
Теперь-то со мной не было родителей тела, которые тащили меня прямым курсом, словно два неумолимых буксира. Теперь я был здесь один.
Нет, они тоже хотели поехать со мной. Боялись отпустить меня, такого «болезного» и «головкой скорбного» в этот страшный огромный город. Порывались сопроводить меня до госпиталя лично.
Я, в общем-то, официально, сюда приехал не просто так, у меня повод есть веский — к Сергею Сергеевичу, спицы оставшиеся вынимать из тела и проверить, как идёт процесс выздоровления. Возможно, в особенно удачном случае, он ещё и «железный забор» с моей челюсти снимет. Смогу потихонечку начать её разрабатывать и… питаться нормально, а не через специальную трубочку, как сейчас: откроется мне ещё одно величайшее наслаждение этого мира — наслаждение вкусом пищи!
А то, что я возвращаться не собираюсь… ну, я об этом им напишу позже. Когда окончательно устроюсь в той квартире, которую уже заранее снял через Интернет. Ну и, как-нибудь решу проблему с регистрацией. Но, по этому поводу, вроде бы с владельцем жилья я уже договорился. Для граждан Российской Федерации с этим всё не настолько сложно, как для трудовых мигрантов. Лишь бы его моя… страхолюдная морда не напугала. В скане паспорта ведь, который я ему посылал, на фотографии я ДО взрыва и попадания на операционный стол. То есть, настоящий красавец. И без иронии или сарказма, Вася до той аварии действительно был очень красив. Чем-то немного на американского актёра Льва Шрайбера похож был. Или Лива? Честно говоря, не нашёл правильного написания. Ну, того самого, который в Марвеле, в «Людях-X: Росомаха» Виктора Крида сыграл. И даже не немножко, а сильно похож… был.
Надеюсь, у владельца квартиры крепкие нервы.
* * *
Мой организм — он какой-то ненормальный. С ним точно что-то не так. Правда, в хорошую сторону… надеюсь.
Так мне Сергей Сергеич сказал после того, как провёл полный осмотр и провёл тесты с пробами перед тем, как отправить на операционный стол для извлечения оставшихся спиц. По его словам, их можно уже извлекать все! Кости срослись, и срослись правильно. Да ещё все связки с нервами, которые он сам лично во мне сшивал, не особо надеясь на сохранение хоть какой-то, хоть частичной их функциональности, тоже срослись. И срослись ПРАВИЛЬНО!
То есть, возможно, со временем, я восстановлюсь полностью, и даже хромоты не останется!
Это по функциональности. Со внешним видом, понятно, всё было похуже: рубцы и шрамы не спешили бледнеть или рассасываться. Восстановление кожных покровов шло даже медленнее, чем это наблюдалось у других пациентов, не столь изначально безнадёжных, как я. Это было странно, особенно, на фоне того, с какой интенсивностью восстанавливались костная, мышечная и сухожильная ткани. Не говоря уж о функциях внутренних органов: мои сердце, лёгкие, печень, почки и прочий «ливер» могут уже сейчас фору любому здоровому человеку дать! И не скажешь, что я больше месяца на больничной кушетке без движения провалялся.
Сергей Сергеич даже, в пылу своего энтузиазма подбивал меня в каких-то там научных исследованиях поучаствовать, как «уникальный материал», но был печатно послан к лешему с его энтузиазмом и наукой. «Печатно» — потому, что с речевым аппаратом всё тоже было пока несколько сложней, чем с ногами-руками. И единственным моим средством коммуникации всё ещё оставался мобильный телефон с его экранной клавиатурой.
Кости челюсти, слава Богу, срослись. И, вроде бы, даже правильно. По крайней мере, по рентгеновским снимкам было очень похоже на то. И сшитые на операции нервы тоже, как и в остальном теле, восстановились, так что вкусовую чувствительность я не потеряю. Но вот сами голосовые складки… с ними, пока, всё было сложно. Сергей Сергеевич не гарантировал, что после демонтажа всей той конструкции, что ещё держалась на моих челюстях, я буду в состоянии произнести хоть что-то, хотя бы даже и простейший звук.
Да и в любом случае: придётся учиться говорить заново.
Ну, что поделать? В любой бочке мёда не может не найтись своя ложка дёгтя. Уже отлично, что она только — ложка, а не вся бочка, как со мной было раньше. Тогда приходилось «мёд» вообще, как пчёлка: крупицами собирать-вылавливать из той чёрной зловонной жижи, которую собой представляло моё существование.
Решили операцию по демонтажу не откладывать и провести прямо в тот же день, благо, приехал я утром, и о встрече мы с Сергеем Сергеевичем заранее договорились, поэтому время и свободная операционная у него были.
Операция… прошла штатно. Остановимся на этом. Не хочу вспоминать подробности того, как она происходила. Как из меня вытягивали, вывинчивали, а где-то и прям-таки выдирали плоскогубцами всяческое медицинское железо. Да ещё и без наркоза.
На последнем я сам настоял, так как собирался весь процесс «изнутри» контролировать, работая с «внутренней энергией» и её потоками. Пытаясь подправлять, заживлять и исправлять всё, что могло этого потребовать прямо по ходу операции.
Получилось. Но, скольких бы это седых волос мне стоило, если бы они у меня росли нормально, на всей голове! А так… не знаю: у меня вообще седина-то есть, нет? В тех клоках «шерсти», которые сейчас присутствуют, я лично ни одного седого волоса пока не обнаружил. Хотя? Возможно, просто плохо искал, невнимательно?
В общем, извлекли из меня всё, что можно было безопасно извлечь лишнего. Пластину в черепе оставили. Так что, с металлоискателями моя взаимная любовь продолжится. Но остальной металл извлекли весь, что меня несказанно воодушевляло и радовало.
Я даже на таких радостях пригласил Сергей Сергеича со мной пообедать где-нибудь в неплохом ресторанчике. На что получил строгое наставление: в ближайшую неделю на твёрдую пищу не переходить! Продолжать пока что питаться всяческой протёртой дрянью и прокрученными смузи. По прошествии этой недели зайти к нему на обследование и только тогда… может быть… если всё окажется в порядке…
Короче, в ресторан мы с ним не пошли. Но новый хороший игровой компьютер в полном сборе я ему в кабинет купил в качестве моей благодарности за всё, что он для меня сделал. Я б ему, наверное, и машину бы подогнал, но… машину уже точно, как взятку оформят, и боком выйдет ему моя «благодарность». А вот компьютер легко прошёл, как «частная спонсорская помощь госпиталю» и вопросов не вызвал. А Сергей Сергеевичу теперь будет, чем на долгих ночных дежурствах время скоротать. Уж, мне ли не знать, насколько оно может мучительно долго тянуться без интересного и увлекательного занятия! На всю жизнь запомню ту неделю, когда мой ноут находился в ремонте!
Компьютер я ему на маркетплейсе заказал и оплатил. Доставить его должны были в течение пары дней и моего участия уже не требовалось. Так что, тепло распрощавшись с Сергеем, я двинулся на выход из госпиталя. Ставшего мне куда более родным местом, чем город и отчий дом. Местом моего настоящего рождения.
* * *
У арендодателя нервы оказались крепкие. Он, конечно, вздрогнул, увидев мою располосованную и нарезанную неправильными многоугольниками рожу, аля монстр Франкенштейна, но только в первый момент. Он, честно говоря, и сам оказался не красавец: имел длинный неприятный шрам на щеке — в детстве собака покусала, как он мне позже сам пояснил. Хотя, на собаку это было не слишком похоже, скорее, на то, что остаётся от попадания пары-тройки горячих осколков гранаты или снаряда в лицо на излёте — такие же провалы в коже с несколькими расходящимися в стороны лучиками. Но, сказал: «собака», пусть будет «собака». Мне-то, в конце концов, какое до того дело? Я ведь и сам ему про бомбу ничего рассказывать не стал. А на вопросительный взгляд коротко пояснил: «Автокатастрофа. Машина загорелась. Успели вытащить живым.»
И даже почти не соврал. Во всяком случае, не больше, чем он мне про свою «собаку». А так: крепкий ещё бодрый, но довольно ворчливый старикан. Одет прилично. Ходит шустро. Правда, прихрамывает и опирается на крепкую, толстую и тяжёлую, по виду, вроде дубовую палку-трость с загнутой рукоятью — очень, кстати, подходящую, чтобы от собак на улице отбиваться… или людей. Но, последнее — это ещё уметь надо. А то ведь, чтобы огреть бадиком хулигана вдоль спины, до этой спины ещё добраться надо, не сам же он её будет подставлять.
Я даже позавидовал, глядя на этот девайс и невольно сравнивая его со своим. Его трость выгодно отличалась от моего костыля. Мой выглядел современнее, функциональнее, новее, но его был явно удобнее, проверенней и надёжнее.
Я себе ещё зарубочку в памяти поставил, в ближайшее время поменять костыль на что-нибудь похожее, только по своей руке и поухватистее. Дедок-то был почти на две головы ниже, соответственно и длина рук у него была другая.
Но, ладно с этим. Я к нему не за бадиком пришёл и не про старые шрамы трепаться.
Квартиру он мне сдал. Деньги взял. И все нужные бумажки мы с ним оформили. После чего ещё долго сидели разбирались, как там через эти новые «Госуслуги» временную регистрацию мне оформить. Разобрались. Все необходимые заявки отправили. На том и распрощались.
Дед предупредил, что заходить проверять, всё ли в порядке с квартирой, будет два раза в месяц: пятого и двадцатого в десять утра. Что б, в эти дни, к этому часу всё было пристойно, так как открывать он будет своим ключом. Без предварительного звонка. И его не е… не волнует, буду ли я на месте в означенное время. Ждать и откладывать проверку он не намерен — у него ещё десяток квартир по городу под опекой находится.
Десяток квартир в Москве… не простой такой дедушка! Не простой…
Ну, да мне плевать, какой он. Я сюда, в столицу, за равнодушием и невмешательством в мою жизнь ехал. Так, с какого перепуга, мне самому любопытство проявлять? Мало ли кто чем живёт — моё-то какое дело?
На том и распрощались. Он ушёл, а я бросил свой рюкзак с вещами на пол рядом с кроватью, достал свой ноут, подключил его к розетке и местному Вай-фаю, пароль от которого на специальной карточке на тумбочке лежал. И вышел на незастеклённый балкон полюбоваться видом.
Москва… здравствуй, по-настоящему, большой город! Только для того, чтобы сюда перебраться я всю свою крипту продавал. Не пожалею ли теперь?
* * *