24к символов
* * *
Почти две недели я торчал в этом богом забытом месте, где каждый день сливался в один бесконечный цикл жары, тишины и одиночества. Пустыня с её бесконечными барханами песка, что переливались под солнцем, как золотые волны, скалы, торчащие из земли, как обломки древних гигантов, и морской порт с его высокой стеной, что возвышалась над водой, как неприступный барьер, уже успели мне порядком надоесть.
Никого в округе не было — ни людей, ни животных, только ветер иногда завывал между пристанями, гоняя пыль и обрывки водорослей. Других поселений или портов тоже не наблюдалось: горизонт был пуст, море — гладким, как стекло, без единого паруса или дыма на горизонте. Поэтому мне только и оставалось, что понемногу приводить себя в порядок, сидя в этом заброшенном порту и подготавливаться к будущей экспедиции через пустыню, за которую упало то, на чём я сюда прилетел — эта загадочная штука, оставившая огненный след в небе.
Моя память была обрывистой, как разорванная цепь, и из воспоминаний прошлого я помнил только те моменты, которые начинались, когда я очнулся падающим с неба, с приглушённым свистом в ушах и чувством невесомости в желудке, а сверху на меня летел всякий мусор — обломки металла, куски пластика, что крутились в воздухе, как в вихре. Да, я помнил яркий огненный шлейф на ночном небе, который извивался, как змея, и уходил куда-то за горизонт, становясь всё тоньше и тусклее. А потом я уже очнулся на песке в изломанном состоянии, с болью, что пульсировала в каждой кости, и кровью, засохшей на губах.
Очевидно, что я на чём-то летел — это было ясно, как день, но вот на чём именно, это уже совсем иной вопрос, на который у меня не было ответа, только смутные догадки, что мучили по ночам. Память подкидывала образы различных самолётов — от старых пропеллерных машин с гудящими моторами до современных реактивных лайнеров, оставляющих белые инверсионные следы, — и даже футуристичных космических аппаратов, с их блестящими корпусами и вспышками двигателей в вакууме. Но точного ответа я так и не вспомнил, только эти фрагменты, как обрывки сна, которые ускользали при попытке ухватить их.
Я знал одно — мне нужно найти место, где упал тот воздушный транспорт, на котором я сюда прибыл, чтобы найти ответы на все свои вопросы или хотя бы подсказки, что прольют свет на эту тьму в голове. Может, обломки, документы или устройство, что сохранилось после крушения, дадут ключ к моему прошлому.
Чёрт, я ведь даже имени своего не знаю…
Эта мысль иногда накатывала, как волна, вызывая лёгкий озноб, но в этом пустом порту, где только ветер был моим собеседником, некому было его сказать, так что я не заморачивался по этому поводу, занимаясь обычными повседневными делами — мытьём в морской воде, что жгла кожу солью, или приготовлением еды на импровизированном костре из обломков досок.
Пока я находился в порту, то успел пару раз побриться, используя самый обычный нож с тупым лезвием и кусок мыла, найденный в казармах, — пена скользила по щекам, а лезвие царапало кожу, оставляя лёгкие порезы. Неровная щетина на моём лице, жёсткая и колючая, отчего-то вызывала у меня сильное раздражение, как напоминание о хаосе, в котором я оказался.
А вообще, выглядел я довольно неплохо для того, кто выжил после падения с такой огромной высоты — кожа загорела под солнцем, мышцы напрягались под одеждой, а глаза, отражаясь в морской глади, казались ясными, несмотря на усталость в них. Пока я не побрился, то думал, что мне где-то лет сорок или около этого, ведь волосы на моей голове были уже практически полностью покрыты сединой, серебристыми нитями, что блестели на солнце, а также ещё эта щетина, делавшая лицо старше. Но после того, как я идеально побрился и срезал часть сильно отросших волос на голове, оставив короткую стрижку, я как будто стал иным человеком и мне с натяжкой можно было дать лет тридцать теперь. До этого же в морской глади, где вода отражала моё лицо с лёгкими искажениями от ряби, мне только и оставалось гадать сколько мне лет, хотя и сейчас точную цифру назвать сложно — зеркал в порту не было, только эта изменчивая поверхность моря.
Также в тех небольших казармах, что я некоторое время напрочь игнорировал, считая их бесполезными, с их пыльными койками и запахом плесени, я обнаружил, помимо примитивных тренажёров — ржавых гантелей и перекладины, покрытой облупившейся краской, — целый револьвер и пачку патрон к нему. Нашёл я его случайно, когда просто ходил по помещениям в поисках интересных вещей, шаркая ботинками по потрескавшемуся линолеуму, и в закрытом стальном ящике на втором этаже, спрятанном за стопкой пожелтевших матрасов, я обнаружил это сокровище. Пришлось, конечно, с ним немного повозиться — замок был упрямым, покрытым ржавчиной, — но тот самый стальной обломок, который я носил с собой постоянно, был не только острым, как бритва, но и прочным, а потому вскоре ящичек сдался с жалобным скрежетом.
В сейфе, кроме пистолета с патронами — холодного, тяжёлого револьвера с потёртой рукояткой и коробки с медными гильзами, — были ещё какие-то бумаги в кожаных папках, пожелтевшие от времени, с потрёпанными краями. Я сумел разобрать разве что только цифры — даты, номера, что-то вроде инвентаря, — но язык был непонятен совершенно, с его странными линиями и символами, что не напоминали ничего знакомого. А потому документы я зачастую просто выкидывал в море, наблюдая, как они плывут по волнам, или кидал в костёр от скуки, глядя, как пламя пожирает их, отбрасывая искры в ночное небо.
А так я большую часть своего времени занимался спортом, занимаясь на трёх тренажёрах в казарме — перекладина для подтягиваний, что скрипела под моим весом, гантели, которые оставляли мозоли на ладонях, и импровизированная скамья для пресса — и бегая в порту по каменным плитам пристаней, где эхо шагов отражалось от стен. Первое время было очень трудно, да и оставшиеся травмы мешали — левая рука ныла при каждом рывке, рёбра покалывало от глубоких вдохов, — но с каждым днём становилось всё лучше и лучше, пока в один день боль полностью не исчезла, оставив только лёгкую память в мышцах.
Это было невероятно, чтобы так быстро и без должного лечения исцелиться — без врачей, без таблеток, только на воде и консервах, — но это было суровой реальностью, как и моё выживание после падения. Только лишь слабая хватка кисти левой руки, когда пальцы не сжимались до конца, до сих пор напоминала о моём падении на неё, но меня больше ничего не беспокоило. Внешне на мне не было никаких повреждений — шрамы затянулись, синяки сошли, — а внутренне меня ничего не тревожило, как будто тело само ремонтировалось. Даже небольшой кросс на десять километров по порту почти никак на мне не сказался, если не учитывать лёгкую усталость в ногах и жажду, что жгла горло после бега под солнцем.
После первой недели моего пребывания в этом месте, когда я уже был в относительно нормальном состоянии — тело слушалось, дыхание выровнялось, — я решился вылезти из-за стен на небольшую разведку местности. В порту можно было сидеть ещё долго, учитывая запасы провизии — консервы, вода, медикаменты, что хватило бы на месяц, — и мою феноменальную выносливость, которая позволяла экономить еду и силы, но всё равно не бесконечно. Рано или поздно мне придётся уйти оттуда, но естественно лучше это сделать, когда у тебя есть припасы за спиной, а не когда желудок сводит от голода.
Прихватив с собой самодельный мешок, сшитый из синей военной формы со склада — грубая ткань, прошитая неровными швами из найденной нити, — и напихав туда консервы в жестяных банках, несколько литров воды в бутылках, что булькали при каждом шаге, я с пистолетом в кобуре и обломком стали наперевес отправился строго прямо от стены. Там как-раз торчали высокая гряда скал из песка, возвышающаяся над пустыней, как естественный наблюдательный пункт, откуда можно было осмотреть округу. Не думаю, что вся земля вокруг — это сплошная пустыня, с её жгучим песком и миражами на горизонте; где-то должна быть жизнь, вода, люди.
Отправился я тем же маршрутом, которым и попал сюда, через узкую тропинку, что вилась по скалам, поднимаясь вверх с крутыми поворотами, где камни осыпались под ногами. Сначала поднялся на прибрежные скалы, а потом аккуратно спускался вниз на песок, цепляясь за уступы, чтобы не поскользнуться. В отличие от моей прошлой прогулки по пустыне, когда каждый шаг был пыткой, а ноги утопали по колено, сейчас протяжённые барханы с песком не вызывали у меня столько злости, ввиду их непреодолимости, ведь я после отдыха на берегу моря на удивление резво ходил по песку, почти не проваливаясь, благодаря крепким ботинкам и восстановленным силам.
Температура была умеренно-жаркой, солнце пекло кожу через ткань одежды, но не жгло, а погода была спокойной — без пыльных бурь, что могли бы ослепить. Редкие белые облака лениво плыли по небу, отбрасывая тени на барханы, а ветра казалось, что вообще не было, только лёгкий шёпот в ушах. Но даже так я вполне спокойно преодолел расстояние до необходимой цели, чувствуя, как пот стекает по спине, но не ослабляя шаг.
Скалы высотой примерно метров двадцать и протяженностью в сто с небольшим сначала показались мне непреодолимым препятствием — гладкие, с редкими трещинами, где песок забивался в щели, — но походив возле них где-то минуты две, осматривая каждый выступ и нишу, я нашёл практически идеальное место для подъёма наверх. Несколько широких трещин в этих скалах, одна из которых вела практически на самый вверх, зигзагами, с узкими полками, где можно было отдохнуть. Пройдясь по узкой расщелине в скале, где стены сжимали плечи, а воздух был прохладным и сырым, я сумел довольно легко выбраться из небольшой сети трещин, выйдя на широкий каменный выступ, слегка занесённый песком.
Отсюда прекрасно было видно серую стену порта, возвышающуюся над водой, как древний бастион, а также и саму водную гладь, искрящуюся под солнцем, но вот осмотреть местность с другой стороны было уже сложнее. Туда попросту не было никаких подходов с этой стороны, только отвесные спуски, где один неверный шаг — и полетишь вниз. А потому мне пришлось в очередной раз показывать свою ловкость и забираться на самую верхотуру по уступам, надеясь не упасть, цепляясь пальцами за шероховатые камни, что царапали кожу. Не сказать, что это было очень быстро или супер-легко, но спустя минут двадцать, когда я обошёл этот выступ и всё-таки нашёл пригодное место для подъёма — с цепочкой выступов, как естественная лестница, — то сумел забраться на самый верх. Пальцы болели, но это было вполне терпимо, и адреналин в крови заставлял забыть о дискомфорте.
Сделав последний рывок, подтянувшись на руках, я сумел закрепиться и осмотреться, чувствуя, как ветер треплет волосы, а солнце слепит глаза. И карабкался я не зря, ведь сумел заметить вдалеке низкорослые зелёные кусты, среди ещё более высоких скал, что возвышались, как стражи. Эти небольшие зелёные точки были далеко и разделяли нас пустыня с её дюнами, а также степь с редкой сухой травой, что колыхалась на ветру, но ориентир был задан, что не могло не радовать — наконец-то намёк на жизнь за этой мёртвой землёй.
Но бежать туда сразу, сломя голову, я не стал, решив ещё немного обождать с этим и дождаться возможные корабли с моря, которые могли бы приплыть сюда, принеся ответы или угрозу. Запасов у меня было ещё предостаточно — консервы, вода, медикаменты, что лежали в прохладе склада, — а потому я мог себе позволить подобное расточительство времени, проводя дни в размышлениях и тренировках.
Впоследствии я сделал ещё несколько вылазок за стену, чтобы сложить некоторые припасы на том высоком выступе, организовав тем самым небольшую перевалочную базу — пару банок, бутылку воды, спрятанные в трещине под камнем, чтобы не тащить всё сразу. Я понимал, что время — это ценный ресурс, уходящий, как песок сквозь пальцы, но мне нужно собрать как можно больше сведений о местном населении, пока у меня есть подобная возможность — в тишине порта, где никто не мешает. Как они выглядят, в чём ходят, как звучит их язык, каким оружием они располагают и какими технологиями владеют — всё это могло спасти жизнь в будущем. Бумажек на неизвестном языке с их загадочными линиями, пяти комплектов примитивной военной формы и револьвера не хватает для понимая полной картины происходящего — это только осколки мозаики, что не складываются в цельную картину.
И вот, очередное утро началось с привычной рутины — я вышел на разминку, потягивая мышцы под лучами солнца, что только взошло над морем, окрашивая воду в золотистый блеск. Порт был пуст, как обычно, только скрип ржавых цепей у причалов и далёкий крик чаек нарушали тишину.
Но вдруг мой взгляд зацепился за горизонт: вдалеке, где море сливалось с небом, появились четыре тёмные точки, из которых валили плотные клубы пара, как из старых паровозов. Сначала я заметил именно этот пар, серый и тяжёлый, расползающийся по небу, а потом разглядел корабли — три чёрных, с угловатыми силуэтами, и один серый, массивный, как плавающая крепость. Это было так внезапно и не вовремя, что я даже замер, стоя в одних трусах, с потом, стекающим по спине. Сердце дёрнулось — не от страха, а от осознания, что моё одиночество кончилось.
Делать нечего — пришлось оперативно собирать пожитки и быстро переместиться на знакомую поляну на верхушке прибрежных скал. Оттуда, укрывшись за камнями я мог незаметно наблюдать за портом, оставаясь в тени какое-то время.
Корабли вскоре пришвартовались к причалам, но не все.
Три чёрных эсминца, с их низкими бортами и дымящими трубами, подошли вплотную к каменным пристаням, лязгая якорями. А вот серое судно — громоздкий крейсер с орудиями крупного калибра, что торчали, как стальные клыки, — осталось в море, в десятке километров от берега. Оно развернулось боком, направив пушки на порт, словно готовясь к бою.
Я прищурился, вглядываясь с высоты: на пристанях появились люди в знакомой синей форме, что я нашёл на складе, — простые солдаты, суетившиеся, как муравьи, таская ящики и выкрикивая команды. Рядом расхаживали фигуры в серой форме, с нашивками и пистолетами на поясах, — явно офицеры. В отличие от солдат, они двигались лениво, оглядывая порт с видом хозяев, не спеша помогать своим подчинённым, которые пыхтели под грузом.
Всё выглядело рутинно, пока я не заметил людей в гражданской одежде — мужчины и женщины, с руками, связанными за спиной грубыми верёвками. Их выстраивали в неровные ряды на пристанях, подталкивая прикладами винтовок. Лица их были серыми, как пепел, глаза либо пустые, либо полные страха. А потом началась суматоха у зданий порта — тех самых, где я жил и брал припасы. Солдаты в синем и матросы бегали туда-сюда, что-то кричали, размахивая руками. Ясно — нашли следы моего пребывания: выбитые двери, пустые банки из-под консервов. Военных было много, за их спинами поблёскивали винтовки, а на поясах я заметил знакомые револьверы — такие же, как тот, что лежал в моём мешке, холодный и тяжёлый.
Здраво рассудив, я отбросил шальную мысль пробраться на один из кораблей — слишком рискованно. В белом плаще и рубашке я выделялся бы, как маяк в ночи, а вот в пустыне, среди песка, моя одежда сливалась с барханами, не то что тёмно-синяя форма солдат. Схватив мешок, я двинулся в пустыню, скрываясь за дюнами.
Я двигался осторожно, пригибаясь, перебегая от одной кучи песка к другой, пока не добрался до высоких скал, где у меня был временный опорный пункт. На полпути я остановился, лёг на песок, чувствуя, как он обжигает кожу через ткань, и стал наблюдать за стеной порта вдали. Они наверняка ищут меня — нарушителя, что обчистил их склад, — но я не знал, насколько далеко они зайдут в разведке. Уходить слишком далеко в пустыню тоже не хотелось: мне нужны были ответы, а для этого — живой человек, с которым можно поговорить, прежде чем отправляться вглубь суши искать обломки моего транспорта.
Но то, что я увидел дальше, заставило меня замереть, а сердце забиться быстрее.
Пролежав на песке не больше часа, я заметил движение на вершине стены — высокой, светлой, что возвышалась над портом, как древний бастион. Солдаты в синем вели гражданских, подталкивая их прикладами, и ставили на колени у самого края, на расстоянии нескольких метров друг от друга. Всё было пугающе тихо — ни криков, ни разговоров, только шорох ветра и плеск волн внизу. Это походило на казнь, но без обычной суеты или воплей осуждённых. Я напряг зрение, которое, к счастью, было отменным, и разглядел детали: связанные руки, опущенные головы, напряжённые позы солдат. Но слов не слышал — расстояние было слишком большим, а ветер уносил звуки.
Вдруг с вершины стены сбросили одного человека.
Он рухнул на песок с глухим ударом, но, к моему удивлению, не только выжил, но и тут же вскочил, рванув прочь от стены в мою сторону, спотыкаясь на барханах. Через несколько секунд сбросили ещё двоих — мужчину и женщину, — и они тоже побежали, их связанные руки болтались за спинами, но ноги работали быстро, перепрыгивая песчаные гребни. Я лежал, затаив дыхание, наблюдая, как расстояние между мной и первым бегуном — высоким блондином в очках — сократилось до пятисот метров. И тут я понял, от чего они бегут.
Сначала я думал, что это и есть казнь — сбрасывание с высоты, где выжившие предоставлены судьбе. Но я ошибся. Внезапно со стороны порта вспыхнул яркий свет, как от десятка молний, ослепивший меня на миг. Когда я проморгался, то обомлел: под стенами порта стояли уродливые голые великаны — от трёх до пятнадцати метров, с непропорциональными телами, длинными руками или короткими ногами, без половых признаков. Их лица — оскаленные рты, пустые глаза, безумные гримасы — вызывали отвращение и холодный, животный страх. Они сначала пялились на людей на стене, которая была выше самого высокого из них, а потом разом повернулись к бегунам, что удалялись в пустыню.
— «Они специально отпустили их, чтобы отогнать этих тварей от стены!» — пронеслась мысль, как удар тока.
Великаны двинулись за бегунами с тяжёлым топотом, поднимая тучи песка. Их походка была странной — дёрганой, но быстрой, как у хищников, почуявших добычу.
Я услышал крики бегунов, уже близко:
— Wir können nicht so sterben! Fliehen, verdammt!
— Sie haben Sie verwandelt! Die Viecher!
— Halt die Klappe und lauf einfach!
Язык был чужим, слова — как набор звуков, но интонация паники была понятна без перевода. Они были в паре десятков метров, и я понял, что мне нужны эти люди живыми — они знают, что здесь происходит. Резко поднявшись на ноги, я заорал во всё горло, размахивая руками, чтобы привлечь их внимание:
— Понимаете или нет, но если хотите жить, за мной! — я указал на скалы, где была трещина, и махнул рукой, показывая, чтобы следовали за мной.
Долго уговаривать не пришлось.
Троица замерла на секунду, их лица, покрытые пылью и потом, выразили удивление, но тут же они сменили направление, рванув к скалам. Великаны, с их безумными глазами и оскаленными ртами, были уже близко — метров триста, не больше.
Я не стал ждать: крупный мужик в коричневом костюме, что бежал последним, обогнал остальных и уже приближался к скалам, а вот женщина в рваном бежевом платье и парень в белой рубашке, пропитанной потом, начали сдавать, их шаги замедлялись, дыхание сбивалось. Нельзя было дать им упасть — твари были слишком близко. На бегу я подхватил их, взвалив на плечи, как мешки, — они кричали и дёргались, но быстро затихли, понимая, что сопротивление только мешает. Вес был не особенно тяжёлым, но адреналин гнал вперёд, ноги сами несли по песку.
— За мной беги! — крикнул я мужику в костюме, который, стоя у скал, смотрел на меня с паникой в глазах.
— Scheiße! — рявкнул он, но рванул за мной, спотыкаясь.
Семь секунд — и мы добрались до трещины в скале.
Я пропустил мужика вперёд, затем быстро поставил остальных на ноги и, грубо подталкивая их, протиснулся следом. Метр, два, три — узкая расщелина сжимала плечи, холодные камни царапали кожу, но я чувствовал, как опасность отступает. Над головой, в пяти метрах, был узкий просвет, через который лился солнечный свет, но туда не пролез бы даже ребёнок, не говоря о великанах. Мы были в безопасности.
Выйдя в более широкую часть расщелины, где стены расходились на два метра, я остановился и заговорил, привлекая их внимание:
— Эй! Здесь. Безопасно.
Я понимал, что они не знают моего языка, но интонация и жесты должны были сработать.
Я обвёл руками круг, показывая, что тут безопасно, и указал назад, разводя ладони, мол, сюда никто не пройдёт. Они остановились, тяжело дыша, и уставились на меня, следя за каждым движением. Мужик в костюме прислонился к стене, держась за каштановые волосы и потирая густую бороду; верёвок на нём уже не было, видимо, сорвал по пути. Его взгляд был задумчивым, но повреждений я не заметил. Парень со светлыми, чуть отросшими волосами свернулся в позу эмбриона на каменном полу, тихо всхлипывая; его рубашка, мокрая от пота, облепила тело, а руки, связанные сзади, были в бинтах, пропитанных кровью. Девушка, ближе ко мне, с каштановыми волосами до плеч, смотрела настороженно, её зелёные глаза горели безумным огнём. Её руки тоже были связаны, но она держалась прямо, несмотря на рваное платье и сбитое дыхание.
— Wer bist du? Ein Dämon? Freund oder Feind? — вдруг заговорил мужик в костюме, его голос был грубым, низким, как рычание.
— Я не понимаю вас, — я покачал головой, затем показал на него и на себя, скрестив руки в отрицательном жесте, а потом указал на нас обоих, мол, вместе. — А вы меня понимаете? — спросил я, добавляя вопросительную интонацию.
— Wenn, — он грустно усмехнулся, качнув головой. — Hör auf zu weinen wie ein Mädchen! Wir sind im Krieg! — рявкнул он на плачущего парня.
— Gib mir noch eine Minute, — пробормотал блондин, не поднимая головы.
— Mann, reiß dich zusammen, verdammt! Denken Sie daran, wo Sie sind und aus welchem Grund Sie noch am Leben sind! — продолжал мужик, его голос дрожал от раздражения.
— Er ist gefährlich, aber er ist nicht unser Feind, — заговорила девушка, переводя взгляд на него. — Ich bin mir nicht sicher.
— Irgendwie hat er uns gerettet, — выдохнул мужик, вставая. — Es ist besser, ihn nicht warten zu lassen. Ohne ihn wären wir von den Titanen gefressen worden.
— Richtig, — кивнула девушка, затем пнула блондина и рявкнула: — Hör auf zu weinen! Du bist nicht allein in dieser Position!
— Entschuldigung… — пробормотал тот, вставая дёргано, вместе с ней.
Они все поднялись, глядя на меня с ожиданием.
Я стоял со скрещёнными руками, наблюдая за их разговором, улавливая только интонации — страх, злость, усталость. Некоторые слова казались смутно знакомыми, но смысла я не понимал. Теперь они ждали от меня действий, и я решил начать с простого.
— Was kommt als nächstes? — спросила девушка, судя по тону.
— Вам, наверное, интересно, что дальше? Но говорить нормально мы пока не можем… Ладно, попробуем язык жестов, — сказал я, начиная развязывать верёвки на руках блондина и девушки. Благо, освещение в расщелине было сносным, и наш диалог худо-бедно строился.
Главным в их группе стал мужик в костюме — Горст, как он себя назвал, указав на грудь. Блондин — Каспар — и девушка — Эрма — вели себя как его подчинённые, это читалось в их взглядах и жестах. Я объяснил жестами, что наверху есть проход к выступу, где спрятаны припасы и медикаменты для их ран. Горст, кивая, рассказал, тыкая в песок и рисуя фигуры, о существах снаружи — титанах. Он показал, как людям колют что-то в шею, и они превращаются в этих монстров, жрущих людей. Мысли о биологическом оружии мелькнули в голове, но без общего языка копаться в этом было бесполезно.
Нам нужен был песок для рисунков, чтобы общаться, но в расщелине его почти не было. Выходить назад никто не хотел — титаны могли быть близко. Я повёл их к своему блокпосту на выступе. Путь был узким, стены сдавливали плечи, камни царапали кожу, а местами приходилось протискиваться боком. Ничего сложного, если быть осторожным и… везучим.
Но под конец, когда выход был в паре метров, камень, за который я держался правой рукой, надломился, и я рухнул вниз. Пространства для манёвра не было, и я ударился о каменный пол, чувствуя резкую боль в ладони. Вскочил сразу, проверяя себя — порез на ладони, кровь медленно сочилась, но ничего серьёзного. С моей регенерацией это заживёт за час-два, но всё равно было неприятно. Троица позади не отреагировала, только Горст бросил короткий взгляд. Я махнул рукой, мол, идём дальше, и повёл их к выходу, чувствуя, как адреналин всё ещё гудит в крови.