28к символов
* * *
Я сидел за круглым пластмассовым столиком, изрядно потрёпанным временем и чьими-то грубыми руками. Его белая поверхность, некогда гладкая и блестящая, теперь была покрыта сеткой глубоких трещин, чёрными пятнами застарелой грязи и липкими кругами от пролитой браги или чего-то покрепче — запах кислятины всё ещё витал над ней. По краю виднелись выжженные ожоги, словно кто-то тушил окурки прямо об стол, а в одном месте была вырезана кривая буква «К», будто ножом в приступе скуки. Одна из четырёх ножек подгибалась, ржавая и шаткая, и столик покачивался с противным скрипом, стоило мне опереться локтем или просто вздохнуть поглубже.
Я ждал Максима Олеговича, начальника станции «Почтовая площадь», который, несмотря на моё недавнее прибытие с поверхности, был занят. Его кабинет — бывшее техническое помещение с облупившейся жёлтой краской на стенах, потемневшей от сырости, и ржавыми трубами, что тянулись под потолком, как вены старого зверя, — находился за тонкой перегородкой из фанеры и кусков мутного пластика, склеенных серым скотчем, что пожелтел и отслаивался по краям. Сквозь щели пробивался тусклый свет керосиновых ламп, дрожащий и жёлтый, и доносились обрывки разговора: «…патроны на исходе… фильтры для воды почти кончились… долг с Театральной надо закрыть…».
Судя по всему, он спорил с людьми с соседней станции — голоса были хриплые, усталые, с ноткой раздражения, и сопровождались шорохом бумаг, стуком кружки о стол и редким кашлем, что отдавался эхом в тесном помещении. Я потёр шею, чувствуя, как хрустят позвонки, откинулся на стуле, что жалобно скрипнул подо мной, грозя развалиться, и пробормотал себе под нос:
— Ладно, мы не гордые. Подождём.
В пяти метрах от меня, у входа в кабинет, стоял охранник — худощавый мужик лет тридцати, с впалыми щеками и серой маской, сшитой из старой тряпки, что закрывала нижнюю половину лица, оставляя только глаза — мутные, с красными прожилками. В руках он сжимал автомат Калашникова — старый, с потёртым стволом, покрытым царапинами, и деревянным прикладом, на котором кто-то вырезал корявые буквы «С. К.». Пальцы его лежали на рукояти крепко, хоть и дрожали слегка — то ли от холода, что пробирался сквозь бетонные стены, то ли от нервов, что натянулись, как струны, пока я пялился на него.
Его взгляд метался: то на меня, то на дверь из потемневшего металла с облупившейся краской, то на пол, где валялся обрывок провода, пара окурков с жёлтыми фильтрами и скомканная обёртка от довоенной конфеты «Мишка на севере», выцветшая до бледно-серого. Я любил разглядывать местных людей — их движения, лица, мелкие привычки вроде того, как этот тип тёр большим пальцем рукоять автомата, — и это его явно бесило. Он кашлянул пару раз, хрипло и натужно, будто хотел сказать: «Я тут ни при чём, не пялься так», и переступил с ноги на ногу, звякнув ржавыми пряжками на ботинках — высоких, армейских, с потрескавшейся кожей и развязанными шнурками.
Я знал этого молодчика.
Пересекались в тоннелях неделю назад, когда Максим Олегович гонял меня на «задания»: то на поверхность за всяким важным хламом, то в метро разбираться с мутантами, что грызли кабели или лезли к теплицам, шипя и скребя когтями по бетону. Тогда он тоже косился на меня, но молчал, сжимая автомат, пока я рубил крыс-переростков — жирных, с костяными шипами на спинах и жёлтыми зубами, что клацали в темноте. Байки про «призрака коммунизма» явно дошли и до его ушей, и теперь он смотрел так, будто ждал, что я вот-вот растворюсь в тенях и выскочу у него за спиной с серпом наперевес.
Всё началось месяц назад на следующий день после прибытия в столицу. Система тогда выдала две миссии: «По следам лысого гамадрила» — найти предателя из Припяти, что сбежал, оставив за собой след из слухов, — и «Котик хочет кушать», что-то загадочное про Новосибирск, где, судя по описанию, меня ждал какой-то голодный зверь в квартире Сергея. Выполнить их нужно было, чтобы значительно поднять уровень и открыть заблокированные основные задания — пока они были серыми, недоступными. Но это пока.
Я пробрался в местное метро не сразу.
На «Почтовой площади» гермоворота — массивные, покрытые ржавчиной и вмятинами, с потёками чёрной краски — были наглухо закрыты, а охранники за ними игнорировали мои стуки, даже когда я колотил кулаком так, что металл гудел, а рука ныла. Пришлось обойти город, прячась в тенях разрушенных домов — пятиэтажек с обвалившимися балконами, где ветер выл, как зверь, — пока наконец не нашёл заброшенную станцию с открытым входом, логово мутантов, как оказалось, но зато с неразрушенным проходом. Лысые, сморщенные псы с лишними зубами и костяными наростами на спинах кинулись на меня в темноте. Их глаза светились красным, как угли, когти скребли по бетону, оставляя белые царапины, а вонь от их шкур — смесь гнили, мокрой шерсти и какой-то химии — била в нос, заставляя глаза слезиться.
Они разбегаться не спешили, а наоборот желали меня сожрать. Я дрался ножом и руками, прекрасно видя в темноте. Их когти скользили по моей естественной защите в тени, оставляя слабую дрожь в теле, а удары ломали им кости с хрустом, что отдавался в ушах. Система подсчитывала:
«Уничтожен противник: Мутировавшая собака. ОП: +100»
Минут за десять станция опустела — часть тварей сдохла, их тела лежали в лужах чёрной крови, что пахла железом, часть сбежала в тоннели с душераздирающим воем, что эхом отлетал от стен, пробирая до костей. Там я нашёл молоток и серп — ржавые, с потемневшими деревянными рукоятками, но крепкие, с острыми краями. Взял их, будучи сильно истощённым в плане энергии и не найдя ничего лучше — тесак или напильник были бы удобнее, но в куче мусора их не оказалось, только обломки труб и рваная тряпка.
А вот в тоннелях, куда я дальше направился в своё приключении, начался настоящий цирк. Мутанты лезли из щелей и трещин в бетоне: крысы с шипами на спинах, что шипели, как змеи, и оставляли за собой следы ядовитой слюны, пауки с лапами-лезвиями, что царапали стены, высекая искры, какие-то твари с длинными усиками и панцирями, что щёлкали, как сломанные часы. Их глаза блестели в темноте — красные, жёлтые, белые, — лапы шуршали по бетону, а вонь — кислая, как от прокисшего молока, смешанная с гнилью, — заполняла воздух, оседая на языке. Я махал серпом и молотком, чувствуя, как рукоятки скользят в ладонях, иногда исчезая в чёрном дыму — тестировал «Теневое уклонение», что телепортировало меня на пару метров в сторону. Энергии жрало мало в темени — процентов пять за раз, — а толку было много: мутанты кидались в пустоту, клацая зубами, а я оказывался за их спинами, всаживая серп в шею или молоток в череп. Удары отдавались в руках, кости трещали, кровь брызгала на бетон — чёрная, липкая, с резким запахом.
Система мигала перед глазами:
«Уничтожен противник: Мутировавшая крыса. ОП: +50»
«Уничтожен противник: Теневой паук. ОП: +75»
«Энергия: -5%. Текущее значение: 90%»
В таком виде меня и застукали патрульные — тип в чёрно-красной форме, потёртой и зашитой в десятке мест, рубящий мутантов серпом и молотком, растворяющийся в тенях, как призрак. Их фонари — мощные, с жёлтыми лучами — ослепили меня, автоматы щёлкнули затворами, а голос — грубый, прокуренный, с хрипотцой — рявкнул: «Кто такой? Откуда? Руки вверх!» Я поднял ладони, хмыкнув: «Свой, не стреляйте, товарищи». Они тогда переглянулись — трое мужиков в масках, с рюкзаками и самодельными бронежилетами из металлических пластин, — и после коротких переговоров нехотя и с опаской отвели меня на «Почтовую площадь», к Максиму Олеговичу.
Начальник станции же отнёсся к этому на удивление очень спокойно — будто ждал такого необычного и мутного типа как я. Сказал: «Работай, у нас дел полно», и сразу увидел во мне способ быстро решить свои проблемы: мутантов в тоннелях, призраков на станциях, нехватку хлама с поверхности. Через пару дней по метро поползли слухи о «призраке коммунизма», что по приказу Сталина чистит тоннели от врагов народа. Я поржал, услышав, как торговцы на базаре шептались про «красного духа с серпом», а дети у теплиц рисовали мелом на стенах фигуру в форме с молотком, но потом убрал серп с молотком в сумку — байки вроде «он жрёт души врагов» начали напрягать, особенно после того, как я зачистил станцию с настоящими призраками и слухи поползли дальше. Но зато я приобрёл с этого очень многое.
С призраками вышло любопытно. Я наткнулся на них в тоннеле за «Почтовой» — в очередной заброшенной станции. Они висели в воздухе — чёрные силуэты, похожие на людей, но с пустыми глазами и длинными пальцами, что тянулись ко мне, как дым. Их вой — низкий, вибрирующий — пробирал до костей, а холод от них оседал на коже, как иней. Система назвала их «младшими тенями» — мои сородичи, тупые, но с примитивными инстинктами выживания:
«Обнаружены младшие тени. Уровень: Низкий. Угроза: Минимальная»
Они шарахались от меня, их тела дрожали и расплывались, когда я приближался, но я был настырным и любопытным. Протянул руку к первому — пальцы прошли сквозь дым, холод уколол кожу, и тень сжалась, издав протяжный стон, прежде чем раствориться. Система мигнула:
«Душа очищена. Новая способность: Призыв теней. Стоимость: 10 ед. энергии за тень. Время действия: неограниченно при достаточном резерве»
Я касался каждого, чувствуя, как холод пробегает по рукам, а вой стихает, сменяясь тишиной. За час в той станции я очистил сотню душ — их дымные силуэты растворялись в воздухе, оставляя слабый запах озона и лёгкое тепло в груди. Прокачав такой интересный навык, я теперь мог призвать за раз три тени — чёрные силуэты, что вырастали из моей собственной тени, когда я шептал команду. Они слушались без слов, двигаясь, как мои собственные руки, и могли держать оружие или рвать врагов руками. Но уникальных способностей у них не было — лишь чуть больше силы, чем у человека, и слабость к свету: фонари рвали их в клочья за пару секунд. Энергия восстанавливалась быстрее, чем тратилась — за минуту прибавлялось процентов пять, если я стоял спокойно, — и держать их было проще простого.
Я попробовал призвать их прямо там, в тоннеле: поднял руку, чувствуя, как тепло энергии стекает к пальцам, и прошептал: «Вперёд». Три тени вырвались из пола — чёрные, как смоль, с дымными краями, — и замерли, ожидая. Я указал на стену, и они кинулись, царапая бетон руками, оставляя глубокие борозды. Но стоило лучу света от патрульного фонаря коснуться их, как они растаяли, будто дым на ветру. Система показала:
«Призваны тени: 3. Энергия: -30%. Текущее значение: 70%. Восстановление: +5% в минуту»
В голове мелькнуло: «Ну вот, начался мой соло-путь, как в какой-то манхве. Только тени — не читерская имба, а совсем хлипкие помощники. Светом их гоняют, как тараканов, перспективы мутные, но качаться как-то надо».
С тех пор я иногда призывал их на заданиях — то чтобы отвлечь мутантов, то чтобы напугать патрульных с других станций, что слишком нагло тыкали в меня стволами. Они были полезны, но я старался не светить их на людях — слухи и без того шли впереди меня.
Неожиданно задания от Максима начали преображаться в системе, выдавая опыт и иногда новые способности, что подстёгивало меня браться за них. Первое — зачистить логово мутантов на заброшенной станции — стало миссией:
«Миссия: Очистить гнездо. Уничтожить 20 мутировавших собак. Награда: ОП +200»
Я зарубил их серпом и молотком за полчаса — тени отвлекали, пока я бил. Получил опыт и бонус: энергия стала восстанавливаться на 7% в минуту. Максим посмотрел на результат с определённой опаской и кивнул: «Хорошо, продолжай». Это давало мотивацию — система видела в его словах квесты. И я мужика доил на эти задания, так как ни у кого другого поручения в системе не оборачивались заданиями с опытом, кроме разве что Сергея.
За месяц я закрыл кучу его задач, даже самые непримечательные. На второй день он отправил меня к теплицам — крысы грызли кабели, свет мигал. Система выдала:
«Миссия: Защита теплиц. Уничтожить 15 крыс. Награда: ОП +150»
Я призвал теней, они отогнали часть тварей, но свет от фонаря патрульного разогнал их, и я добивал сам серпом. Получил опыт и способность «Теневая метка» — отмечать врагов в темноте на 10 метров. Максим похвалил: «Свет наладился, молодец, товарищ».
На следующей неделе он велел найти хлам на поверхности. Я ходил пять раз. Первый поход — рюкзак с ржавыми банками и проводами:
«Миссия: Сбор ресурсов. Найти 10 предметов. Награда: ОП +100»
Второй — фильтры для воды, третий — старая рация, четвёртый — ящик патронов, пятый — куски генератора. На четвёртом нарвался на пауков — штук десять. Призвал теней, они отвлекли пятерых, но сталкер с фонарём их разогнал, и я рубил сам. После пятого система дала:
«Миссия завершена. Награда: ОП +100, способность: Теневая выносливость»
Энергия теперь тратилась на 10% медленнее. Максим забрал хлам: «Нормально, ещё надо».
С призраками он гонял меня трижды. Первая станция — 50 младших теней:
«Миссия: Очистить станцию. Уничтожить 50 младших теней. Награда: ОП +250»
Я гнал их своими тенями к выходам, потом касался, очищая. Вторая — 70 теней, свет от генератора разогнал моих помощников, пришлось работать руками:
«Миссия завершена. Награда: ОП +300»
Третья — 120 теней, три часа работы, энергия упала до 15%:
«Миссия завершена. Награда: ОП +400, способность: Теневая связь»
Теперь тени понимали команды без слов, реагировали на мысли. Максим осмотрел пустые станции: «Порядок навёл, полезно».
Разведка тоже стала миссиями. К «Театральной» — бандиты перекрыли тоннель:
«Миссия: Разведка пути. Устранить 5 врагов. Награда: ОП +200»
Тени отвлекли троих, но свет разогнал их, я зарубил всех серпом. К «Арсенальной» — пауки:
«Миссия: Открыть путь. Уничтожить 10 мутантов. Награда: ОП +250»
Свет факела испортил дело, но я справился.
Максим оценил: «Путь открыт, хорошо».
Однажды он велел найти пропавший караван. Система:
«Миссия: Поиск пропавших. Найти груз. Награда: ОП +300»
Три часа пути через тоннели и поверхность, нашёл разбитый вагон, отбился от крыс — тени сдохли от света упавшего фонаря, принёс ящик патронов и фильтр. Максим сказал: «Жаль людей, но хлам пригодится».
Генератор сломался — он отправил за запчастями:
«Миссия: Ремонт станции. Найти 3 детали.
Награда: ОП +200»
Пауки в тоннеле, тени держали их, пока я тащил шестерёнки, но свет патруля их разогнал.
Свет вернулся, Максим хлопнул по плечу: «Выручил».
Ещё он отправил меня к заброшенному складу — слухи о патронах. Система:
«Миссия: Поиск боеприпасов. Найти 500 патронов. Награда: ОП +150»
Два часа пути, крысы и пауки, тени отвлекали, но свет луны их разогнал, я принёс два ящика.
Максим кивнул: «Стрелять будет чем».
Последним был летающий мутант. Система:
«Миссия: Убить крылатую тварь. Награда: ОП +1500»
Огромная тварь с крыльями, как у летучей мыши, но шире, чем вагон метро, и рогами, что пробивали бетон, гнездилась в центре города, в остатках торгового комплекса с провалившейся крышей и разбитыми витринами. Её шкура — чёрная, покрытая язвами и струпьями — воняла гнилью и чем-то кислым, а глаза — мутные, с гноем, что стекал по морде, — светились в темноте, как два фонаря.
Я выследил её, прячась за обломками стен в тенях, где валялись рваные рекламные плакаты и осколки стекла, что хрустели под ногами. Заманил в разрушенный дом — трёхэтажку с проваленными потолками и стенами, что держались на честном слове, — кинув в неё обломок кирпича. Она взревела, хлопнула крыльями, подняв облако пыли, и кинулась на меня. Призвал теней — они отвлекли её, но свет луны через окна разогнал их. Я зарубил её топором, что нашёл в подвале — тяжёлым, с зазубренным лезвием и рукоятью, что трещала в руках.
Ударил по шее — лезвие вошло с хрустом, кровь брызнула чёрным фонтаном, — потом по крылу, пока она не рухнула, хрипя и царапая пол когтями. Последний удар пришёлся по голове — череп треснул, как орех, и тварь затихла. Система выдала:
«Миссия завершена. Уничтожен противник: Летающий мутант. ОП: +500. Энергия: +10%. Текущее значение: 85%»
Голова — уродливая, с клыками, что торчали из пасти, и гноящимися глазами, что всё ещё слабо светились, — лежала в сумке у моих ног. Её вес тянул ручки вниз, ткань пропиталась кровью, а запах — резкий, гнилостный — просачивался наружу, даже через толстый брезент. Задание «Котик хочет кушать» осталось единственным — лысый гамадрил сдох от пули, о чём система сообщила неделю назад, когда я шатался по поверхности в поисках патронов для пополнения своего личного запаса в инвентаре:
«Миссия провалена. Злой Рок оказался быстрее. ОП: +200»
В общем, нехило я так на стартовой локации побродил, уровни поднял, прокачался и способности интересные получил…
За своими мыслями о прошлом, я не сразу заметил движение. Охранник подошёл деревянной походкой, держа дистанцию в два метра — видно, боялся, что я плюну в него чем-нибудь теневым или призову тень прямо у него под носом:
— Господин призрак коммунизма, начальник готов вас принять.
Я хмыкнул, подхватил сумку — её ручки трещали, грозя оборваться, а кровь слабо капала на пол, оставляя тёмные пятна, — и двинул к кабинету, чувствуя, как он холодит босые ступни.
* * *
Кабинет Максима Олеговича был просторным для метро — шагов десять в длину, пять в ширину, с потолком, где ржавые трубы и провода свисали, как спутанная паутина. Три электрические лампы в металлических сетках болтались на шнурах, бросая жёлтый свет на шкафы вдоль стен: потрёпанные книги по инженерии с вырванными страницами, старые журналы с выцветшими обложками — «Наука и жизнь» едва читалось, — пара томов с обугленными краями. Пол — бетонный, в пятнах масла, следах ботинок, засыпан гильзами, обрывками бумаги и ржавыми гвоздями.
В углу гудела керосиновая печка — чёрная, с потёками сажи, — пахло горелым топливом, тепло шло слабое. Стол посреди — металлический, с облупившейся зелёной краской и царапинами — завален бумагами, картой метро, исчерканной красным маркером, где станции помечены крестами, и ржавой кружкой с остатками чая — горький травяной запах пробивался наружу.
Максим Олегович сидел за ним, сложив руки на груди, хмурый, как обычно. Костюм-тройка — серый, потёртый, с пятнами на рукавах и оторванной пуговицей — выглядел так, будто он таскал его с довоенных времён. Лицо — морщинистое, с тёмными кругами под глазами и седой щетиной, что пробивалась клочьями, — усталое, но жёсткое, как у человека, привыкшего держать всё в кулаке.
— День добрый, — сказал я с ухмылкой, ставя сумку на стол с глухим стуком — бумаги чуть съехали в сторону.
— Добрый, если только для тебя, — буркнул он, глянув на меня исподлобья, будто я принёс ему не трофей, а лишнюю головную боль. — Это что?
— Как что? Подарочек от Деда Мороза! — я плюхнулся на стул напротив, тот скрипнул, как старый диван, и откинулся назад, чувствуя, как спинка впивается в лопатки. — Правда, Дед сдох от радиации по дороге, так что доставил призрак коммунизма.
Он приподнял бровь, потянулся к сумке и откинул клапан — вонь крови и гнили ударила в воздух, заставив его скривиться. Увидел голову мутанта — чёрную, с гноящимися глазами, что слабо светились, и клыками, торчащими, как кинжалы, — нахмурился ещё сильнее, но в глазах мелькнуло облегчение, а губы дрогнули в намёке на улыбку.
— Хватит уже паясничать, Бобл, — проворчал он, отворачиваясь от запаха, что пополз по комнате, мешаясь с керосином. — Это та самая тварь?
— Не шампунь и не гель для душа, уж извини, — я пожал плечами, глядя, как он морщит нос. — Да, та самая крылатая корова, что сталкеров на завтрак жрала.
Максим чуть расслабился, но тут же напрягся снова — пальцы забарабанили по столу, оставляя следы в пыли.
— Всё шутишь? Не надоело ещё? — голос его был усталый, но с ноткой раздражения.
— Ни капельки, — я ухмыльнулся шире, вспоминая, как дети на станции шушукались про «красного духа». — Вы сами начали эти байки про меня сочинять, так что теперь терпите. Могу ещё про серп с молотком рассказать, если хочешь.
— Благо, только языком треплешь, а не серпом махаешь, — пробормотал он себе под нос, но я услышал — слух у меня был острый, как у зверя. Потом громче добавил: — Не передумал насчёт Москвы?
— Если ты собрался соскочить с уговора… — я прищурился, наклоняясь вперёд, стул снова скрипнул.
— Да нет же, нет, — он вскинул руки, будто сдаваясь, и откинулся назад — его стул тоже жалобно заскрипел. — Всё готово, как договаривались неделю назад. Только с транспортом засада небольшая вышла.
Я нахмурился, чувствуя, как он юлит — его взгляд метнулся к карте, потом к печке.
— Серьёзно? И что за засада? — в голосе моём уже звенело нетерпение.
— Достать транспорт в наши дни — тот ещё геморрой, — начал он, потирая висок дрожащими пальцами, но я перебил:
— Короче.
Он шумно выдохнул через нос, лицо стало ещё мрачнее, губы сжались в тонкую линию.
— На вокзале стоит дрезина, ручная, с полудохлым мотором. Сечевики отдали её за долг — патроны и фильтры, что мы им три месяца задолжали. Но вчера сталкеры доложили: её нашли люди с Театральной. Хотят по кускам уволочь.
— Коммунисты, что ли? — я заржал, чуть не рухнув со стула, и хлопнул себя по колену — звук эхом отлетел от стен. — Серьёзно? У своих воровать? Ха, враги народа!
Система мигнула перед глазами:
«Эмоциональный всплеск. Энергия: +1.1%. Текущее значение: 77%»
Максим смотрел на меня, как на идиота, пальцы сжались в кулак, но он сдержался.
— Рад, что тебе весело, Бобл, — голос его был сухим, как бетон под ногами. — Но если дрезину утащат, останешься без транспорта. А мне тут лишние проблемы не нужны — сам понимаешь, что будет, если ты застрянешь и начнёшь своих теней на перроне призывать. Народ у нас нервный, и всяких на непонятных призраков реагируют резко.
— Сегодня же еду, — я встал, поправляя ремень с пистолетом — холод металла пробивался через ткань. — Кто проводит до вокзала?
— Санёк, — он поднялся, бросив взгляд на сумку — мне показалось, что голова мутанта шевельнулась, или это тень от лампы? — Пошли, как раз найдём его.
Он двинул к двери, толкнул её — та скрипнула, как больной сустав, — и я пошёл следом.
* * *
Станция бурлила жизнью, как муравейник после дождя.
Вагоны, переделанные под жильё, теснились вдоль путей — одни громоздились на крышах других, с самодельными лестницами из ржавого металла, что скрипели и дрожали под ногами. Жилые сектора для элиты — врачей, инженеров, охраны — ютились в вагонах, обшитых фанерой и кусками ткани, что трепыхались на сквозняке, пропахшие потом и керосином. Остальные лепились в палатках из рваного брезента, что провисали под слоем пыли, или в бараках у эскалаторов, где вонь мочи и гниющих отходов мешалась с сыростью, что капала с потолка.
Базар гудел в центре перрона: торговцы в рваных куртках и шапках из старых свитеров орали, толкали товар — патроны в картонных коробках, пахнущие порохом, банки тушёнки с выцветшими этикетками, где «Свинина» едва читалась, фильтры для воды, что воняли углём и металлом. Старик с седой бородой крутил вертел с сушёными крысами — чёрное, жёсткое мясо шипело над костром, запах горелого жира бил в нос, желудок сжимался то ли от голода, то ли от отвращения. Керосиновые лампы на столбах чадили, их запах смешивался с вонью пота, гниющих овощей из теплиц и дымом от самодельных печек, что оставляли чёрные пятна на стенах. Люди косились на меня — кто с любопытством, кто со страхом, — но без серпа и молотка не узнавали, отводили глаза и шмыгали за ящики и палатки.
Мы с Максимом поднялись по железной лестнице на второй ярус — ступени ржавые, крошились под ногами, перила шатались, чуть не гнулись, если схватиться. Воздух тут был чуть легче, но всё равно тяжёлый — пыль, запах горящего масла от генераторов, слабая вонь плесени из углов. Вагоны второго яруса выстроились в ряд, как крепости: окна забиты фанерой, двери из кусков металла, на некоторых висели тряпичные занавески, что колыхались от сквозняка.
— Обычный сталкер живёт в вагоне? — спросил я, оглядывая их — ржавые, но крепкие, с трубами от печек, торчащими из крыш.
— Санёк сам его сколотил, ещё когда бомбы падали, — буркнул Максим, шагая вперёд, его ботинки гулко стучали по железу. — Таскал с поверхности всякое — мебель, шмотки, банки. Заслужил себе угол.
Тут меня обхватил за пояс пацанёнок лет восьми — вязаная шапка сползала ему на глаза, синтепоновые штаны шуршали, как сухие листья. Куртка — серая, затёртая, с дырой на локте — болталась на нём, а руки в варежках без пальцев, сшитых из свитера, цепко вцепились в меня. Лицо — круглое, с веснушками и щербатым зубом — светилось восторгом и хитринкой.
— Дядя призрак, а вы проголодались? — выпалил он, глядя снизу вверх.
— Не-а, — я аккуратно расцепил его ладошки, чувствуя тепло маленьких пальцев, и присел к нему. — А что у тебя есть враг народа на примете?
— Людка из палатки! — он аж подпрыгнул, глаза загорелись, голос рванул вверх, привлекая взгляды. — Обзывает меня «шурх-шурх» из-за штанов! Съешь её, а? Она вчера мою картошку спёрла!
Я хмыкнул, глядя на его серьёзную рожицу — щёки покраснели, шапка съехала ещё ниже.
— Детей не жру, малец, — сказал я, ткнув пальцем ему в грудь. — Но даю добро укусить её от моего имени. Скажи, что призрак коммунизма ночью за её душой явится и в тени утащит.
Он расплылся в улыбке, щербатый зуб блеснул, кивнул так, что шапка чуть не слетела:
— Ага, дядя! Я ей устрою! — рванул вниз по лестнице, шурша штанами, как мелкий ураган, и через секунду уже орал где-то внизу: «Людка, ты враг народа!»
Максим, стоя выше на лестнице, вытер пот со лба рукавом пиджака и проворчал:
— Чему детей учишь? Скоро вся станция в «врагов народа» играть будет.
Он старался держаться спокойно, но я знал — побаивался он меня, причём сильно. Не понимал, что я такое, и хоть моя помощь ему здорово выручила, в глубине души мужик мечтал, небось, чтобы я свалил далеко и навсегда. И в целом я разделял его желание — мне тут ловить нечего, а возрождать человечество я не тянул, уровень не тот. Раз уж я попал в этот мир, нужно в Москву переться, а оттуда уже в Новосибирск кота кормить. Других глобальных задач система мне не поставила.
— Воспитание хромает, — я развёл руками, поднимаясь к нему, и ухмыльнулся. — Пусть хоть повеселятся, а то тут тоска одна.
Мы пошли дальше по узкой дорожке вдоль вагонов — запах дыма от печек мешался с сыростью и слабым ароматом грибов из теплиц внизу. У одного вагона — ржавого, с облупившейся красной краской и фанерным окном, где теплился свет, — нас встретил Санёк. Бородатый мужик лет сорока, в потёртой военной форме с выцветшим камуфляжем и чёрном противогазе с двумя фильтрами, что болтались по бокам. Борода — чёрная с сединой, густая, спутанная — торчала из-под маски, глаза — голубые, мутноватые от усталости — глянули с удивлением и восторгом.
— Это он? Летающую тварь завалил? — он хлопнул себя по бедру, рюкзак за спиной звякнул, шагнул ко мне, руку протянул. — Э… Эм, спасибо, господин Бобл! Эта гадина сталкеров рвала — я сам чуть не влип, когда за патронами шёл! До вокзала доведу, щас соберусь, минутку дай, куртку натяну.
Он юркнул в вагон, толкнув дверь — та скрипнула, как старый сундук. Внутри загремело — звякнул металл, стукнули ящики, донёсся приглушённый мат. Через пять минут вылез — ботинки армейские, шнурки рваные, куртка с капюшоном, автомат самодельный в руках — ствол кривой, но магазин полный, — рюкзак топорщился от барахла. Противогаз сдвинул на лоб, открыв лицо — обветренное, с морщинами и шрамом через щеку от уха до подбородка.
— Ну, что, двинули? — он кивнул мне, поправляя ремень автомата.
Мы пошли к блокпосту у эскалаторов — метров пятьдесят через толпу, что гудела на перроне. Пять охранников в самодельной броне — куртки с металлическими пластинами звенели при движении, шлемы из кастрюль, мятые и поцарапанные, — стояли у ворот из ржавого железа, что перекрывали путь наверх. Автоматы наготове, пальцы на спусковых крючках, лица под масками — напряжённые, глаза потемнели от усталости. Командир — высокий, со шрамом через бровь — хрипло бросил Максиму:
— Это тот? Призрак?
— Он самый. Уже сваливает, — буркнул Максим, и командир махнул рукой.
Ворота заскрипели, отъехали в сторону, открыв тёмный проём эскалатора наверх. Ступени — в пыли и мусоре: обрывки ткани, ржавые болты, чья-то сломанная ложка. Воздух пах землёй и гнилью, тянуло сверху. Охранники прохрипели «Удачи», голоса смешались с гулом станции. Мы с Саньком шагнули в темноту. Система мигнула:
«Вы покидаете локацию «Почтовая Площадь»
«Бонусы и задания локации более не активны»