Глава 14
Брок был без настроения. Он проебался почти что вечность по своим меркам, прежде чем усмирил вулканы, гейзеры и нестабильность коры на одном конкретном участке земли. Он поставил защиту, чтобы защитить этот кусок земли от жара Муспельхейма. И успокоился. Заготовка под дом для Страйка была готова. И ее разъеабали через пару часов дражайшие поданные. Гро попытался слиться с пейзажем, приник, так сказать к скалам и кажется даже начал молится, только непонятно кому. За Бога здесь был Суртур, то бишь Брок Рамлоу.
И он, в смысле Кар Ужасных, был нестандартным мудаком. Просто убить после каноничного Суртура ублюдочных ублюдков совсем не впечатляло. К несчастью для подданных, садизм у него был врожденным, а фантазию здорово прокачал Принцесса. Последних, кто взбесил Брока (подданные устроили массовую драку) он обратил в статуи и части интерьера дворца. Барельефы получились страшноватыми, с двигающимся и еле светящимися глазами. Притушить пламя, что он им даровал, и заставить окаменеть плоть было просто.
Проблема была в другом. Теперь Рамлоу очень часто не понимал, где заканчивается он, и начинается Суртур. Дрессировать тараканов древнейшего демона стало еще сложнее. Как и отделять его навязчивые мысли от своего восприятия мира. Брок боялся того, что невообразимая память первого огненного гиганта сотрет его настоящего. А помнил он столь много, что становилось страшно.
И свято верил, что его судьба — сжечь Асгард, а вместе с ним Корону Иггдрасиля в огне возмездия. Освободив всех от гнета потомков Бури и Асов. Отомстить, наконец-то. За своё давнее, в прямом смысле, около полумиллиона лет назад, поражение. Это, можно было сказать, было навязчивой идеей Владыки Муспульхейма.
Брок понимал ненависть. Жестокость даже одобрял. Только не шоры на глазах, заставляющие видеть абсолютно все под единственным углом. Полностью отметая нюансы, которые все меняли. Было ощущение, что у Суртура открутили на минус сто процентов способность к критическому анализу. Брока это не устраивало. Он не собирался идти за навязанным ему пророчеством и погибнуть в итоге.
Он вообще не понимал, почему прежний владелец огненной туши не задумался над тем, что исполнение вожделенного им Пророчества означало, в том числе, его же конец. Окончательный. Странно ведь? Существо, что никогда не знало смертности, чей жизненный цикл никогда не был конечен, стремилось к смерти. Пусть к такой, что принесла бы целую гору морального удовлетворения.
Рамлоу не собирался тухнуть в Муспульхейме, а потом, через десятки тысяч лет, мчаться в Асгард, теряя тапки, чтобы помереть там. Зачем ему это? Потому что Суртуру кто-то сказал, что именно этот исход — его судьба?
Вдвое подозрительный, что огненный демон в упор не помнил, кто провозгласил это стремное пророчество и сука такая, заставил его в него поверить. Не будь у Брока врожденной чуйки на дерьмо, он бы все равно насторожился. Ну, потому что это уже звучало пиздец как неправдоподобно. Особенно учитывая чудовищный эгоизм Суртура. Он не хотел умирать никогда.
Паранойя вопила благим матом. Брок даже вспомнил, как Зимний, который в отсутствие куратора переставал изображать ствол с глазами, рассказал о проекте Черная Вдова. Яков тренировал девочек. Учил выживать и убивать. Они знали его как майора КГБ. Всех воспитанниц Красной комнаты учили ездить по мозгам. От этого зависело, смогут ли они добыть информацию. Гипноз, нейролингвистическое программирование и прочие техники управления сознанием. Паучихи могли заставить жертву поверить в то, что ее единственный выход — это смерть.
Позже, удостоившись чести познакомится и работать с Черной Вдовой, Брок был благодарен Солдату. Он изначально обходил эту суку по широкой дуге, не ведясь на кукольную мордашку, сиськи и ноги от ушей и роскошный жопный кардан. Рамлоу смотрел и видел не красотку, которую валить и трахать к обоюдному удовольствию, а именно паучиху.
Одноглазый обмудок знал, кого приставить куратором к Роджерсу и прочим Мстителям.
Но сейчас не об этом. А о том, что по извилинам Суртура кто-то хорошо проехался. Сделав из сильнейшего огненного демона по итогу камикадзе. Для одной единственной цели — сжечь к хуям Асгард. Мир, созданный на крови, костях и плоти Имира.
Суртур его помнил. Несмотря на на то, что он был носителем первопламени — Огня, что возжег весь свет Сущего во Вселенной. Имир был другим. Иным. Отличным от них всех. В сиренево-синих глазах без зрачка и белка бесконечным всполохом сияли миры, системы и галактики, что Имир хотел создать. Творец, истинный и совершенный. Чурающийся любой жестокости и насилия и поэтому беззащитный.
Убить такого было все равно, что младенца прирезать.
И его принесли в жертву, чтобы создать то, что сейчас асы гордо зовут Венцом Иггдрасиля — их мир. Суртур ощутил, как небывалая вспышка пронзила каждый атом во Вселенной в тот момент, когда сердце Имира вырезали из его груди. Демону была чуждая любая привязанность. Таков уж он. Но тогда Владыка Муспульхейма ощутил печаль.
— Гро, приведи во дворец сделавших это.
Скала справа от Брока зашевелилась и даже облегченно выдохнула. Прямо сейчас Владыка не будет отрывать голову и жечь.
Брок почесал когтем скулу. Ебать-копать, конечно, он не будет. Он зол, это да. Но кем он будет, если начнет нарушать собственные правила? Брок упрямо пытался привить своим поданным простую систему сдержек и противовесов. Некий свод того, что можно делать, а чего нельзя. Или Повелитель поймает, выебет и высушит. Законы Хаммурапи, блядь. Брок уже подумывал установить перед входом во дворец стелу и выжечь правила на ней.
Он не убивал просто так, из-за каприза, как делал это прежний Суртур. Только виновных. И причем тратил время, чтобы словами объяснить, за что карает. Раздражало? Да. Однако будь Рамлоу не способен сдерживать свою звериную натуру, то не стал бы отличным солдатом и таким же командиром.
Брок, кроша ногами скалы, переступая залитые мглой и лавой трещины, возвращался во дворец. Там его ждало вино и дичь. Ему было необязательно есть. Но Суртур любил пиры, нахватавшись у остальных того, каким должен быть царь. А Рамлоу цеплялся за любую человечность. Возможность вкусно поесть была приятной.
Откуда в Муспельхейме виноград, чтобы делать вино? Или дичь? Так они не отсюда. Формально Победитель Один запер Суртура и его подданных здесь. А по-правде говоря, Суртур наложил лапы на многие миры, которые Сияющему Асгарду были не интересны. Ему платили дань.
Брок сел за стол. Разорвал когтями готовую тушу кабана и начал есть. Щелчок пальцами. И отовсюду и ниоткуда полилась мелодия. Дикая, чувственная. Барабаны, словно быстрый перестук сердца. Флейта, с первой нотой которой из мрака и в огненных искрах соткались прелестные обнаженные фигуры длинноволосых танцовщиц, услаждающих взор Повелителя танцем и не только. Он ел, пил вино, не замечая крепости, и смотрел представление.
— Крах, поди сюда.
Говорящее имечко, ведь так? Теневой демон, в котором, считай, и не было никогда огня. Достаточно слабый, но и древний при этом. Краха не порвали и не сожрали сородичи только потому, что он пришелся ко двору Суртура. Крах не был таким тупым и прямолинейным, как большинство жителей Муспельхейма. Жизнь, где он был вынужден прятаться, скрываться, бежать и всегда подбирать крохи после всех остальных, что сильнее его, научила Краха коварству. Последнее очень оценил Суртур.
Броку же нравилось, что угодливый слизняк был поумнее на порядок всех остальных. Шкурой чуял его настроение и умел говорить. А так же понимал с первого раза, что от него хочет Рамлоу. Ему десять раз одно и тоже объяснять не нужно было. Крах был очень полезен. Это был его единственный шанс выжить, быть полезным Владыке.
— Хозяин.
— Как поживает мой подарок Лафею? И что там с его вторжением в Мидгард? Говори.
Мелкий, сутулый. И от тела тени вечно расползались. Крах с трудом удерживал одну форму тела. Никчемный по любым меркам, а уж по мерилу этого жестокого мира вовсе только добыча. Но Брок видел в Крахе возможность улучшить породу. Безмозглость всех вокруг его, мягко говоря, огорчала.
— Она беременна, Хозяин, как вы и хотели. Ваше семя дало восход. Вторжение началось, — натужный смешок. — И ледяной даже надеется победить.
— Что асы?
Брок кинул Краху в лапы добрый шмат мяса. Лично взял обсидиановый кувшин, оправленный в чистое золото, и налил кубок вина. Он знал, как Крах ценит вот такие знаки расположения от Хозяина, как гордится такими мелочами и насколько они увеличивают преданность коленопреклоненного существа перед ним. Брок не брезговал мелкой заботой, чтобы упрочить свой пьедестал в голове Краха. В конечном итоге тот единственный понял, что Суртур теперь совсем другой.
— Пойдут воевать, Хозяин. Спасибо!
— Флаг им в руки и паровоз в задницу, — хмыкнул оскалившись Брок, сделал глоток вина откинувшись в кресле. — Один рассчитывает на легкую победу. Лафей устроит выродку славную трепку, но не победит.
Он только недавно вспомнил, что через его руки прошла полукровка. Юная, прекрасная и уже рабыня. Суртур подсадил ей семя. Не естественным путем, конечно. Соития с ним ни одна женщина не переживет. Не в этом облике. Потом девчонка оказалась у Лафея, и тот воспылал. Настолько, что заделал ей ребенка. Огонь и лед слились, породив бога. Младенец будет созданием совсем иного плана. Не как асы, которых примитивные сейчас мидгардцы нарекали своими богами.
У него есть сын.
Вот что твердо знал Брок. Если Суртур просто хотел подгадить Лафею и Одину, в первую очередь, предвидев войну между ними. И зная привычку Всеотца брать заложников и тащить их в свой дом. То Брок не смотрел на еще не родившегося младенца, как на инструмент, исключительно. Он знал, что будет мальчик. Четко ощущал родственную искру пламени там, далеко. Его сын не будет всего лишь йотуном, полукровкой. Он будет бОльшим.
Брок в своих снах грел своими ручищами огонек, напевал ему сказки. Был с ним. Он всегда будет ему отцом. Куда лучшим, чем тот, кто его зачал или тот, что заберет, чтобы вырастить, как пешку. Пусть сейчас и после, физически, в истинном виде он не сможет быть с ним рядом.