Я прошел в коридор, подошел к двери.
— Кто там? — спросил я, заглянув глазок. Перед дверью стоял человек в низко надвинутой шляпе. Лица — не видно.
— Я с приветом от Николая Павловича, — сказал неизвестный.
Я облегченно выдохнул и потянулся было к замку, чтобы открыть дверь. И тут же отдернул пальцы, словно обжегся. Это ж пароль! Николай два раза объяснил мне, чтобы я сегодня дверь никому не открывал. Только по паролю.
Надо сказать отзыв. Что-то очень простое. Точно! Поинтересоваться про здоровье…
— Как здоровье Николая Павловича? Он все страдает от своего геморроя?
За дверью хмыкнуло. Человек за дверью поправил:
— Не от геморроя. От мигрени. «От своей мигрени», — правильно. Отзыв: «Да, еще страдает, трет виски бальзамом „Звездочка“. Откройте, я — лейтенант Райкин.
Действительно, за дверью стоял тот самый человек, что утром защищал мою Букашку от сурового соседа. Фамилия у него смешная. Трудно, наверное, с такой смешной фамилией работать в такой серьезной организации. Райкин вручил мне толстый конверт, дал расписаться в какой-то ведомости, кивнул и отбыл.
Конфуз, конечно, как можно было спутать гемор с мигренью? Надеюсь, Райкин не станет об этом особо распространяться. Да дурацкий пароль какой-то, и отзыв тоже. Да и вообще — надоели эти шпионские игры…
Я вернулся в комнату, раскрыл конверт. Там лежали:
Билеты на два лица на авиарейс «Москва-Адлер». Вылет — 20 мая. Завтра вечером! И на обратный рейс — ровно через неделю.
Путевка на два лица в Сочи, точнее — в Лазаревское, в одноименный санаторий, что на самом берегу Черного моря.
Сберегательная книжка на предъявителя на сумму 600 рублей.
А вот это уже не игры! Как я понял, шестьсот рублей здесь — сумма весомая.
Зинаида внимательно содержимое конверта рассмотрела, взвизгнула, чмокнула меня в щечку и сразу «села на телефон». Быстро выяснилось, что и в спектаклях ее есть кому заменить, и в кино у нее роль второго плана, съемок на этой неделе не будет. А репетиции «Кабачка» на этой неделе и вовсе не запланировано.
— Алло, Светочка! Слышала новость! — щебетала Зина. — Тимофеева посылают лечить нервы на море. Мы летим в Сочи! Представляешь! Помнишь, у тебя был французский купальник? Может, одолжишь мне его на недельку?
И это было только началом. Зина звонила, не переставая. Уже к вечеру о нашей поездке на юг знал не только весь театр Сатиры, но, кажется, вся театральная общественность Москвы. Несколько листов общей тетрадки перед Зиной была покрыты записями с планами: куда сходить, куда съездить, что там посмотреть, что там купить. Целые колонки с адресами и телефонами родственников и знакомых, к которым надо обязательно заехать и передать привет.
Я же, с учетом практически бессонной ночи то и дело зевал и, едва за окном стало темнеть, завалился спать. И, уже засыпая, слышал то же: «Клавочка, а вот ты говорила про молодое вино в курдюках. Курдюк в самолет пустят?»
Кажется, в дверь звонили, кто-то что-то привозил. Я мысленно попросил у Николая прощения за нарушение его запрета и перевернулся на бок.
Приснился мне опять математик Березин. Он в больничной пижаме стоял в подвале перед машиной времени. Машина уже работала на всю мощность, и за ставшими почти прозрачными стенами… горела Москва. Старая Москва с еще деревянными мостами, которые тоже горели. По задымленным улицам бегали солдаты в синих мундирах и медвежьих шапках. Кремль тоже горел, креста на колокольне Ивана Великого уже не было, а с зубчатой стены грустно смотрел на горящий город низенький, толстенький человек в смешном мундире и треуголке.
Странный какой-то сон…
Я проснулся, надел очки, осмотрелся и понял, что денек мне предстоит веселенький. Вся комната была завалена шмотками. Зина, кажется, и не ложилась. Она сидела в кресле и в совершенном обалдении рассматривала большой косметический набор с прозрачной пластиковой крышкой. Кажется, у нас такие продавались в подземных переходах за какие-то копейки. Произведены где-то в Азии, но назывались почему-то «Польская косметика».
Но Зинаида смотрела на это… даже словами не могу передать — как именно.
— «Париж-Лондон» — прошептала она.
— «Польская косметика»? — хихикнул я. Вот зачем я это сделал? Зина вспомнила про Збишека, про то, как я с ним сигары ходил курить, и началось…
Сборы на отдых — дело нелегкое. Я бы даже сказал — хлопотное. Особенно, если твоя жена — актриса. Звезда экрана! Два больших чемодана уже были плотно набиты, а Зина еще не приступила к главному вопросу — «что взять, чтобы надеть на вечер?» Третий чемодан лежал у шкафа и показывал мне свое необъятное нутро.
— Зина, мы едем не на ПМЖ, а в отпуск на неделю! — взмолился я.
— Так что же, мне в одном и том же всю эту неделю ходить?! — возмутилась она, придирчиво осматривая комнату, по которой в художественном беспорядке были разложены, развешаны и даже подвешены на люстру платья и костюмы. Ее личные и выпрошенные на недельку у знакомых. — Не забывай, на меня люди смотреть будут!
Я почему-то очень реально представил себе картину, в которой Зина дефилирует по пляжу туфлях на высокой шпильке, в шикарном вечернем платье с декольте до пупа. Сзади у платья был глубокий вырез аж до попы. Видел такое во французском фильме про блондина.*
•Видимо, герой вспомнил популярный французский фильм «Высокий блондин в желтом ботинке»
И вот Зина идет по пляжу, по белому песочку, а сзади за ней клином толпа особей мужского пола и почему-то большей частью кавказской национальности в кепках. У всех длинные носы, черные усы и очень волосатая грудь.
Так нет никакого белого песочка в Сочи. Там — сплошь галька. Я мотнул головой, отогнав ужасное курортное видение, и резко встал.
— Ну нет, Зина, так дело не пойдет, — сказал я, щелкнул замками и вывалил содержимое обоих с таким трудом набитых и застегнутых чемоданов на тахту. В глазах аж зарябило от такой яркости. Зина вообще любила яркие тона.
— Дорогая, тебе выделяется один чемодан! — сказал я, указывая на дерматиновое чудовище. — Один!!! Большой, но один. Не два, не три, один! Беру на себя обязательство тащить его до такси, до отеля… то есть — до санатория, но не более. Для себя… для себя беру только вот эту спортивную сумку.
В глазах Зины сверкнули молнии, а в голосе проскочили истерические нотки:
— Тогда я вообще никуда не поеду!!! — крикнула она надрывно и стала оглядываться по сторонам в поисках, чем бы грохнуть об пол или метнуть мне в голову.
Но я был к этому готов. Во-первых, вазу и остальной хрусталь я предусмотрительно заранее переместил на кухню. Во-вторых, спокойно положил сберкнижку, путевку и билеты в карман куртки и изрек:
— Хочешь хорошо отдохнуть, бери с собой в два раза меньше вещей и в два раза больше денег! Восточная мудрость! Один чемодан, Зина! Это не обсуждается. Всего один чемодан! И заметь, собрать его надо бы побыстрее, самолет нас ждать не будет.
Сказал и ушел на кухню варить кофе. Про самолет упомянул умышленно, но немного слукавил. Рейс у нас вечером, так что времени выпустить пар супружнице будет достаточно!
Пара было много! Даже с излишком! Было все! Слезы, рыдания, обвинения меня в чёрствости и издевательствах, обещания выброситься с балкона. На балконе, кстати, я встретился с дымящим сигару Шпаком и угостил его чашечкой кофе. Мы попили кофе, покурили его сигар и мило поговорили. Он очень хвалил пылесос. Я, кстати, почистил ему пылесборник и встроил туда бумажный пакет. Шпак очень благодарил, но настороженно прислушивался к рыданиям, исходящим из комнаты, и понимающе кивал. Отпуск на море, да еще с женой — дело такое…
Надо отдать должное, уже к обеду Зина взяла себя в руки, пройдя все стадии, как-то — отрицание, гнев и что-то там еще, пока не пришла к стадии понимания и принятия. В итоге чемодан был наполовину пуст! Или наполнен наполовину. Не знаю — как точно.
— И правда, зачем мне столько платьев? — решила Зина, мигом просохнув глазами. — Может, это на юге уже и не модно. Тем более, там же уже жарко, все в купальниках ходят, а тут я вся такая в платье. Да вообще ничего с собой брать не буду…
Но нет, Зина снова поразмыслила, еще раз провела тщательный отбор вещей и… чемодан оказался набит до отказа. «Самым нужным и необходимым». Ну ладно, один — терпимо. Замки застегнулись не без усилий. К чемодану прилагалась коробка с соломенной шляпкой. Ну куда ж на юг и без шляпки? Я же в сборах ограничился бритвой, плавками и шортами. Еще рубашка и пара маек. Кеды. Фотоаппарат «Киев-10». В мою же сумку отправился и сочиненный мною же для Зины электрофен. Оба шокера я тоже прихватил, правда, в разобранном виде. Надеюсь, пара батареек и детский пистолетик в дорожной сумке никого не напугает.
— Ну что, сели на дорожку, — предложил я, оглядывая стены, украшенные портретами моей дражайшей супружницы. Как я понял, стены эти, а также стол и прочая мебель были густо натыканы подслушивающими устройствами самых разных секретных служб. Как вражеских, так и родных, отечественных.
Николай Ловчев клятвенно пообещал, что пока будем отдыхать, все вражеское изымут.
— А не вражеское? — спросил я наивно.
— Оставим самое необходимое. Для вашей же безопасности, — заверил доблестный боец невидимого фронта.
Внизу побибикало. Я вышел на балкон, ожидая увидеть такси. Да, «Волга», но без шашечек. Около машины стоял молодой парень. Я пригляделся. Тот самый Райкин. Лейтенант, что охранял Букашку и привез нам билеты. Он постучал пальцем по запястью левой руки, намекая, что цигель-цигель, и махнул мне рукой. Значит, решили доставить нас до аэропорта с ветерком. Николай распорядился? Ну и хорошо, сэкономим на такси.
Я вернулся в комнату. Зина, конечно, к выходу готова не была. Она «совсем забыла про вечерний макияж» и теперь стояла на коленях перед трюмо, производя отбор. Я посмотрел на часы и все понял. Если сейчас начнется отбор, мы никуда не успеем. Я молча открыл коробку с шляпкой, сунул туда тот самый безымянный флакон «Шанели» и тот самый облюбованный супругою набор «Париж-Лондон», который так и оставался лежать на столике.
— Помнется все! — взвизгнула Зина, но я захлопнул крышку, решительно сунул ей в руки коробку, сам схватил чемодан, накинул на плечо ремень сумки, прихватил сетчатую авоську с ластами и маской и двинулся к двери. В подъезде пришлось притормозить и запереть дверь на нижний замок. Зина про такую мелочь, конечно, забыла.
Райкин, упаковав чемодан и остальные вещи в багажник, тихо передал мне привет от Николая Павловича. Я послушно поинтересовался здоровьем Николая Павловича и выслушал ответ про его страдания и бальзам от мигреней «Звездочка». Сели, поехали. Зина, конечно, дулась. «Не дал ей толком собраться для полноценного отдыха».
Райки ехал очень аккуратно, соблюдая правила и не нарушая скоростного режима. Ехал молча, в разговоры не вступал, на вопросы Зины отвечал только вежливой улыбкой. А Зина вдруг вспомнила, как всю ночь промучилась с чемоданами и рассказала, что одному артисту, занятому в «Желтом чемоданчике», предложили роль в забавном фильме. И даже прислали сценарий. Про что именно фильм, она не поняла, кажется — фантастика, но там, в сценарии, мальчика перевозят в большом чемодане. И у него есть электрическая собака.
— Ой, смотрите, какая интересная машина, — вдруг сказала Зина и указала в окно. — И дядька какой смешной. В тюбетейке. Руками машет.
Я посмотрел в указанном направлении и увидел… знакомый красный кабриолет. То-то у меня в ушах знакомая мелодия опять зазвучала. Только не помню, когда именно. Когда выезжали со двора — точно ничего такого не было.
За рулем был мордастый Бывалый. В красном мотоциклетном шлеме и очках. Рядом сидел Трус при шляп, в том же бежевом костюме и даже в галстуке. Балбес в тюбетейке сидел на заднем диване и… активно махал мне руками. Кажется, он призывал меня остановиться.
Райкин внимательно посмотрел на меня, я попросил прижаться к обочине. Кабриолет остановился сзади очень близко. Словно «Адлер» очень хотел понюхать выхлопную трубу серой «Волги».
Балбес подбежал к двери, и едва я опустил стекло, дыхнул в меня перегаром и сбивчиво заговорил:
— Эта! Он того. Не наш!
— Кто? — не понял я, морщась от алкогольсодержащего выхлопа.
— Товарищ Гавриил! Не тот! Нам одно, а сам — другое! Мы его хотели того, а он — вот как!
И Балбес указал на свой левый глаз, отсвечивающий дивной красы свежим фингалом. В это время за спиной Балбеса показались двое остальных. Бывалый переместил свои очки на шлем. Оказалось, у него тоже был фингал, но уже под правым глазом. У Труса синяков не было, но он нежно баюкал правую руку, висевшую на лангетке.
Балбес снова заговорил, активно жестикулируя. Что-то про обманутые надежды и несдержанные обещания. И еще про валюту.
— Товаращ Гавриил оказался не товарищ, а господин. Иностранный шпион! — подытожил скомканный и безсвязанный рассказ Балбеса Бывалый.
Постепенно до меня дошла суть произошедшего. Эти трое, наконец, догадались, кто на самом деле был их наниматель. Не проворовавшийся завсклад, не зарвавшийся чиновник и даже не криминальный воротила. А самый стоящий враг народа, шпион! Так и вижу картину, где Трус листает УК РСФСР, находит 64-ю статью, означенную как «Измена Родине» и зачитывает: «Измена Родине, то есть деяние, умышленно совершённое гражданином СССР в ущерб суверенитету, территориальной неприкосновенности или государственной безопасности и обороноспособности СССР: переход на сторону врага, шпионаж, выдача государственной или военной тайны иностранному государству, бегство за границу или отказ возвратиться из-за границы в СССР, оказание иностранному государству помощи в проведении враждебной деятельности против СССР, а равно заговор с целью захвата власти, — наказывается лишением свободы на срок от десяти до пятнадцати лет с конфискацией имущества и со ссылкой на срок от двух до пяти лет или без ссылки или смертной казнью с конфискацией имущества».
— От десяти до пятнадцати? — удивляется Балбес. — С конфискацией?
— Нет, нам не подходит, — итожит Бывалый.
А телесные повреждения на них, это, скорее всего, результат попытки схватить этого самого шпиона. Но тот оказался специалистом подготовленным. Взять себя так просто не дал. Оно и понятно, волк матерый — резидент. Только сделал большую ошибку, что связался с этими придурками. Да, корыстные придурки и бездельники. Но — патриоты!
— А архив куда дели? — вспомнил я ограбление Березина.
— Бумажки что ли? Да на складе они и валяются в Люберцах. Гавриил строго велел их не трогать.
— А где, где? На каком именно складе? — подал голос молчавший до этого Райкин. Интерес его был мне понятен. Группе дали три дня на поиск пропавшего архива. А тут само в руки идет.
— Слышь, водила, — прикрикнул на него Балбес. — Ты таксуешь и таксуй себе. Не лезь, когда серьезные люди разговаривают.
Тут Балбес заметил отсутствие шашечек на машине, посмотрел в лицо Райкина и начал чесать в затылке.
— Мальчики, а мы на самолет не опоздаем? — напомнила о себе Зина.
Балбес посмотрел на нее, видно узнал и широко улыбнулся. Тоже «Кабачок» смотрит.
— Так что вы хотите? Явиться с повинной? — спросил я, поглядывая на часы.
— Какая на хрен повинная? Мы ж ничего не сделали! — возмутился Балбес.
— Нас просто ввели в заблуждение, — добавил Трус.
— Полундра! — вдруг заревел Бывалый, сгреб подельников в охапку и буквально потащил к машине.
Мне оставалось с удивлением наблюдать, как «Адлер», взревев движком сдает назад, потом срывается с места, разворачивается, нагло пересекает двойную сплошную и, отчаянно дымя, исчезает в направлении Москвы.
Я посмотрел на Райкина. На лице его — борьба чувств. Кажется, он был близок к погоне. Но нет, снова спокойно завел двигатель, тронулся. Но ехал уже очень быстро. У поста ГАИ тормознул, служивому с жезлом светанул корками и бегом поднялся в будку. Видимо — звонить.
Вернулся довольно быстро. Сказал только: «Вам привет от Николая Павловича».
На рейс мы успели.