Рядом с Кощеем сидела та самая юная и грудастая секретарша. Охранники в кепках тоже были здесь, они стояли с двух сторон у стены у прохода к сцене. С другой стороны рядом с Кощеем сидел какой-то крупный усатый мужчина в белом костюме и со здоровым перстнем на пальце. Мужчина что-то быстро говорил Кощею на ухо, а тот… внимательно разглядывал мое лицо.
Взгляд у Кощея был тяжелый и, встретившись со мной глазами, глаз он не отвел. Вот не люблю, когда меня так пристально разглядывают. Смотрит, прям как робот. Я легонько из вежливости ему кивнул, Кощей словно очнулся, ответил мне тем же и повернулся к здоровяку, который продолжал что-то нашептывать ему на ухо.
В этот момент из колок грянула музыка, и на сцену под бурные аплодисменты зала вышла Зина под руку с директором. Тот подвел ее к столику с букетом роз в хрустальной вазе, супружницу мою представил и быстро удалился. Зина раскланялась, подошла к микрофону и начала рассказывать…
И кажется, только тут я понял, почему я… так люблю Зину. Почему мне так нравится ее вкусно кормить, баловать, почему я терплю ее капризы и лишенные логики выходки, ее причуды и прихоти. Вовсе не потому, что она просто красива. Красивых женщин много. Вся изюминка в том, что она талантлива и очень искренняя. Да, скорее всего, театр она любит больше Шурика. Но можно ли винить актрису за верность первой, самой искренней любви? Она с таким упоением рассказывала о театральной жизни, о процессе перевоплощения! Зал прям замирал и охал. Некоторые дамы прослезились. От драматических ролей Зина как-то умело перескочила на комедии и рассказы о «Кабачке 13 стульев», про комические ситуации во время его съемок. Зал оживился и начал реально ржать. Очень ловко Зина ввернула в монолог тот рассказ про прыгающую на батуте Катерину из «Грозы», но уже от первого лица. Зал чуть не взвыл от восторга. Закончила выступление Зина рассказом про Спартака Мишулина, который снялся в предлагаемой зрителям кинокартине. Но рассказала так… Если бы Спартак ее услышал в этот момент — наверняка бы тоже прослезился.
Когда Зина спускалась со сцены в зал, гром аплодисментов едва меня не оглушил. Я краем глаза глянул на Кощея. Тот… тоже улыбался и легонько хлопал пальцами по ладошке. Значит — живой, понравилось, не робот,
Зина уселась рядом, чмокнула меня в щечку и спросила:
— Ну как?
— Великолепно! — выдохнул я.
— То-то, — сказала она и вдруг алчно добавила: — Пятьдесят рэ. всего за почаса. Можно жить?
— Чего пятьдесят, — не понял я.
— Пятьдесят рублей за выступление перед премьерой, — сказала Зина и подмигнула.
Я вспомнил, как она убивалась из-за двенадцати рублей штрафа за миниюбку в «Кабачке» и мысленно признал, что в «курортном чесе» есть свои привлекательные стороны. Пятьдесят рублей здесь — большие деньги. На них месяц прожить можно! А то и больше.
Тем временем свет в зале погас и началось кино. Пустыня, Сухов, шагающий по пескам, зарытый в песок Саид Мишулин. Во время просмотра Зина, конечно, смеялась, как и весь зал, особо, когда поручик с легкой руки Верщагина вылетал в окно. Но большей частью Зина кусала губы. И я понимал почему. Зина знала толк в кино и уже понимала, то мы смотрим киношедевр. И она сама в этом шедевре сниматься отказалась.
Когда по экрану пошли финальные титры, зал начал громко хлопать. А директор кинотеатра уже спешил к нам с новым букетом. И розы были уже красные.
После премьеры директор пригласил нас к себе в кабинет «на небольшой фуршет». Зина сразу же согласилась, да и я не возражал, обедали мы давно, на ужин в санатории пролетели, подкрепиться совсем не мешало.
Кода мы вошли в кабинет, там уже сидели за столом Кощей с секретаршей и дядька с перстнем. Рядом с ним сидел молодой парень странного вида. Он был гриваст по моде и даже с намеком на бакенбарды. Одет в шорты-бермуды, в цветастую рубаха — распашонку. Видно было, что все импортное и очень дорогое. На ногах — белые плетеные туфли с золотистыми пряжками без задников.
Да, и еще охранники в кепках стояли у дверей.
Стол, конечно, удивил. И в санатории нас хорошо кормили, но тут блюда просто поразили. Осетр на вытянутом блюде, большая чаша с черной икрой. Прям по теме только что просмотренного фильма. Еще был молочный поросенок с запеченным яблоком во рту.Нарезанные арбуз и дыня, виноград разных сортов, персики. Нет, конечно там, в моем времени в ресторанах и не такое подадут, но здесь! Причем, в мае!
Директор пристроил букет в хрустальную вазу и поспешно отодвинул перед Зиной стул. И наконец-то представил таинственного гостя со свитой:
— Товарищ Кравцов, — поклонился он в сторону Кощея. — Ответственный товарищ из Москвы, из министерства! Его секретарь Елизавета Павловна. Товарищ Ходжаев Раис Гасанович, представитель администрации, так сказать, светской власти. Заведует в районе культурой, мое непосредственное начальство. И его сын Артурчик.
При слове «Артурчик» Гурейко улыбнулся так, словно собирался на уже достаточно промасленный блин добавить еще масла. Представленные нам кивнули.
Директор быстро наполнил бокалы вином из кувшина с длинным тонким горлышком и лихо задвинул первый длинный кавказский тост за прекрасных дам. А когда все (кроме меня, естественно) выпили, рассказал интересный случай из своей биографии. Он, оказывается, совсем недавно, еще в прошлом году работал простым «кинокрутом» — ездил с кинопередвижкой по горным селениям и показывал кино. И вот в одном горном ауле местный вертолетчик решил перевезти корову по воздуху. Очень местная жительница просила. Ей корова ни к чему, а у племянницы в поселке — дети. И все бы ничего, но испуганная корова умудрилась уронить лепеху аккурат на капот автомобиля очень ответственного товарища из райкома партии, который ехал с комиссией из обкома.
Веселая история, все смеялись.
— Вы не пьете вина совсем? — спросил меня Кощей во время курительной паузы. Я разогнал ладошкой сигарный дым, посмотрел на Зину, которая в окружении Ходжаева и сына его --упомянутого Артурчика уже умяла приличный кусок осетрины и теперь лихо расправлялась с хорошим куском поросенка, хихикая в ответ на их сальные комплименты. Кратко ответил:
— Да, совсем.
— Извиняюсь, больны? Язва, или…
— Скорее — или, — ответил я честно. — Когда начинаю, не знаю, как и когда смогу закончить.
Кощей понимающе кивнул.
— Вы, кажется, по роду деятельности — инженер. Странное сочетание, жена — артистическая натура и вы — человек технической, так сказать, направленности.
— Возможно, в этом и заключатся прелесть совмещения, казалось бы, несовместимого. Наверное, мы просто дополняем друг друга.
— Но трудно, наверное, быть мужем знаменитости? Это ведь требует и значительных расходов.
Тут Кощей посмотрел в сторону секретарши, та понимающе усмехнулась.
— Не так, чтобы очень, — ответил я. — Квартира, где жить — есть, что поесть — тоже. А путевками на море профсоюз обеспечил. А вы, если не секрет, по какой части? Из какого министерства?
— Легкой промышленности, — сказал Кощей и снова внимательно на меня глянул. — Сейчас, наверное, посыплются упреки по мою седую голову за весь наш легкопром?
— Ну что вы. Хотя… Не все так благополучно, и есть к чему стремиться, да?
Кощей кивнул и переменил тему разговора.
— Вот что, Александр. Сегодня у меня был очень приятный вечер. Я даже забыл, когда так приятно отдыхал и так громко смеялся. И за это я искренне благодарен вам с супругой. Не спорьте, если бы не объявление о ее выступлении, я вряд ли сюда приехал бы. Ехать в другой город, чтобы посмотреть кино, для очень занятого москвича это непривычно. Так чем я могу вас отблагодарить за доставленное удовольствие? Не стесняйтесь, вы сами видели, что меня здесь очень хорошо встречают. Вы, кажется, увлекаетесь подводным плаванием? А хотите прекрасную рыбалку на яхте с погружением в самых замечательных местах. Или отдохнуть на озере Рица?
— Нет, спасибо. На ночной мы уже были, подводную уже заказал на завтра. И на Рице мы сегодня уже были. Даже смотрели дачу Сталина. Но она мне не понравилась.
— Мне тоже, — ответил Кощей и добавил. — Мне больше нравится дача Хрущева.
Домой нас вернули уже ночью. Та же «Победа» выгрузила нас у входа в санаторий, улыбчивый Алик в кожаной куртке внес за нами в номер целый баул «подарков». Сам расставил на столе бронзовые кувшины, покрытые чеканкой блюда и вазы, наполнил их виноградом, яблоками и прочими фруктами из баула. Венчал фруктовое изобилие крупный ананас.
Алик низко поклонился, пожелал нам спокойной ночи, ушел.
— Теперь ты понял, что такое курортный чес? — спросила Зина, с облегчением избавившись от туфель и платья.
— Да уж, — признался я, рассматривая заставленный стол. — А посуду куда сдавать?
— Это подарки, дурачок, — сказала Зина, отрывая от грозди крупную виноградину и отправляя ее в рот. — И в один мой чемодан они точно не влезут. Думай, Тимофеев, как вывозить будем. Ибо подарков будет еще много.
— А с чего так?
— Не успела тебе сказать. Директор этот… Гурейко предложил мне гастрольный тур по большому Сочи и окрестностям, включая Сухуми, представляешь?
— Погоди, мы ведь отдыхать вроде приехали, — возразил я.
Зина молча открыла сумочку и выложила на стол пять красноватых купюр с Лениным.
— Дорогой! Как говорят в нашей среде, «чес бывает только дважды в год». Это если елки считать. Новогодние праздники и курортный сезон. Отдыхать будем, когда старые станем. Мне этот тур сам Кравцов предложил, директор только передал. А ты сам заметил, что дядя — не простой. Сколько нам тут осталось? Четыре дня? Двести рублей! Вот и посчитай сам, с сегодняшним гонораром — две твои зарплаты. А отдыхать — днем можно. Тем более, ты сам завтра на рыбалку собрался. Нет, нет, даже не уговаривай. Вставать в такую рань, чтобы ловить несчастную рыбу… Я лучше на процедуры. А осетр какой вкусный был! Да? Ничего подобного не ела. Кстати, как тебе сегодняшняя премьера? Как фильм? Успех?! Вот я дура, что сниматься отказалась, правда?
Я согласился, что успех, что дура. И первым пошел в ванную. Перед тем, как залечь на боковую, посмотрел время. До рыбалки мне оставалось каких-то шесть часов. Ну что за отдых, когда постоянный недосып?
Зину я, конечно, будить не стал. Пальцем заглушил зазвеневший будильник, зевая и ежась от утренней прохлады прихватил заранее приготовленную сумку, из которой торчали трубка и ласты, и двинулся на пирс. Тут недалеко, пара километров. Но нужного катера я на пирсе не обнаружил. Катер был другой. Не тот, что вчера. Тот был маленький, а этот… Да, пожалуй, что и яхта, там даже ковер на корме был расстелен. Да и команда была — не седой капитан и матрос в брезентовой куртке, а носатые ребята из местных. Один, самый улыбчивый, кажется, здесь — старший по имени Ахра внимательно на мою сумку посмотрел и сказал, что «Петрович прийти не может — радикулит, попросил подменить». И заверил, что баллоны заправлены, и плата не увеличится, даже с учетом того, что рыбачить я буду один.
Ну и славно! Я загрузился на борт, яхта быстро вышла в море. В скором времени береговая линия изменилась. Пляжи сменились скалами. Как там было в «Брильянтовой руке»? Белые скалы? Черные камни?
Плыли мы… Тьфу ты! Шли! Это ведь только сухопутные крысы плавают, а настоящие моряки по морю ходят. Шли мы, к моему удивлению, довольно долго.
— Ну что, нырять будэшь? — спросил меня Ахра, глуша двигатель и указывая на береговую линию. — Хороший риф. Краб много, ракушка красивый много, рыба много. Камбала есть! Осетр есть, белуга! Меч-рыба есть!
Насчет меча и осетра с белугой я не поверил. Осетр с белугой — это скорее Каспий, а меч — это и вовсе тропики. Врет смугляш. Но занырнуть стоит. Тем более, море на редкость спокойное и теплое.
Яхта бросила якорь, морячки спустили трап с низкой кормы. Я надел ласты с маской, натянул на плечи лямки кислородного баллона и быстро погрузился. Не знаю, случайно так получилось, или же для рыбаков тут действительно ценную и редкую рыбу как-то подманивают, но почти сразу же я увидел… рыбу-меч. Не очень большую, метра два в длину, но с настоящим высоко выдающимся верхним плавником — парусом и шпагообразным носом. Кажется, она охотилась на косячок скумбрии.
Вот так удача! Рыба-меч в Черном море! Да я тут героем стану! Надо же, только приехал, и такая добыча. Только какая на хрен удача и добыча?! Я — без гарпуна! Гарпун остался на корме, я ведь только посмотреть нырнул, присмотреться. Но кто ж мог знать, что вот так сразу и рыба-меч?! Я резко вынырнул, осмотрелся и со всех сил заработал ластами в сторону яхты. Благо, было близко. Доплыл, хотел было крикнуть, чтобы гарпун мне скинули сверху, но никого из команды у борта не заметил. Пришлось подниматься по трапу.
Увиденное на корме меня сильно удивило. Двое из команды яхты рассматривали содержимое моей сумки, а старший обшаривал карманы моих брюк. Нет, я слышал, что курортников порой обворовывают, но не так же нагло!
— Эй, уважаемые! — крикнул я, поднимаясь на корму и сбрасывая баллон на палубу. — Вас мама с папой учили в чужих вещах копаться?
Застигнутые врасплох крохоборы на окрик вздрогнули, но посмотрели на меня без особой боязни. А старший и вовсе улыбнулся, поманив меня брюками, где в кармане и был-то всего червонец с мелочью. Я решительно двинулся к нему, протянул руки за штанами. Понятно было, что ни о какой рыбалке речи больше не было.
— Ээээ… — отдернул руку с брюками старший, — нэ торопис. Я отдам штаны, только скажи дэньги гдэ?
— Какие на хрен деньги?! — стал приходить в ярость я.
— Хорошие дэнги. Большие дэнги, — сказал старший и кивнул кому-то у меня за спиной. Этой уловке, наверное, тысяча лет, но я на нее поддался. Я обернулся и тут же получил чем-то тяжелым по голове. Почему-то падая я вспомнил ту обмотанную мягким железяку, которым Миронов собирался долбануть по голове Никулина — Горбункова у Белых скал. Или все-таки у Черных камней?
Очнулся я от очень сильного желания громко чихнуть. В носу творилось что-то ужасное, в горле першило, в затылке болело. Но более всего беспокоил зуд в носу. И я чихнул. Очень громко. Потом еще раз. Хотел ухватиться рукой за нос, но не смог. Руки не были связаны, я даже мог пощупать пальцами свои бедра, но и свободными они не были. Я был во что-то плотно завернут. И, судя по пыли и соленому привкусу во рту, это что-то было ковром. Тем самым, что лежал на корме злополучной яхты.
— Эй, кажись очнулся, чихает, да? — раздалось откуда-то сверху.
Я по возможности постарался задрать голову, надеясь разглядеть хоть круг света в вершине рулона. Ибо смотреть на серое шерстяное плетение перед глазами было просто жутковато. Ну вроде свет увидел, и то хорошо.
— Эй, выпустите меня, сволочи! — что было сил заорал я и сразу же пожалел, ибо глотнул изрядно пылищи. Да и реакция сверху была совершенно полярной ожидаемой.
Меня начали пинать. Ковер, конечно, удары смягчил, но носки обуви у бивших были довольно острые. И как-то все это сильно напрягало. И удары, и перемещение тела в ковре. Тем более, не в первый раз. Ну, в кино спортсменка, комсомолка и просто красавица Нина, потом этот урка в гараже, и вот теперь я сам.
Бить меня перестали. Стали переговариваться, мешая русский язык с местным наречием: «Очки его куда дэть? Выбросить? Зачем? Оставь. А шмотье его куда? Да пусть валяется. А он там не задохнется? Ничэго, искуствэнный дыханый будэшь дэлать, рот в рот, ха-ха-ха»… Ну и в том же духе.
Через некоторое время сильно качнуло, кажется, яхта причалила. За меня схватились и куда-то потащили. Куда-то вверх. Видимо с пирса к дороге. После профилактических пинаний всякое настроение трепыхаться у меня отпало начисто. Так в ковре меня куда-то загрузили.
— Живой? — спросил голос снаружи и ткнул в ковер кулаком.
Я мычанием подтвердил, что живой.
Хлопнула дверь, сразу стало темно. Раздался звук заводимого мотора, меня затрясло. Я понял, что меня погрузили в фургон грузовика и теперь куда-то везут. Эх, освободится бы! Я начал извиваться, подобно червяку, вылезшему из яблока, но быстро понял, что усилия мои — бесполезны. Похитители попались опытные, видимо, перемещают тела так не в первый раз, ковер сверху обмотали веревкой. Совершенно унизительное состояние!
Пришло время физические усилия прекратить и перейти к анализу ситуации. Меня реально похищали. Как кавказскую пленницу в ковре. Точнее — как кавказского пленника. Получите — распишитесь. Но кто, зачем? Опять шпионы? Нет, не похоже. Тогда кто? Новый вид курортного рэкета. Похищение людей за выкуп? Опять не похоже. Яхта слишком заметная. А этот старший еще про деньги спрашивал. Про большие деньги! Но меня же будут искать? Как скоро Зина поднимет тревогу? Ну, до обеда точно не поднимет. У нее — процедуры. Да я и сам сказал, что не знаю, когда точно вернусь, могу и к вечеру. А вечером у нее выезд на встречу со зрителями…
Я запаниковал и снова начал извиваться, бесполезно глотая пыль.
Ехали мы долго, большей частью вверх. Кажется, меня везли в горы. Крика чаек уже слышно не было, зато пару раз шумели горные водопады. Точно — в горы. Приехали! Машина в последний раз пернула выхлопом и заглохла. Раздался скрип несмазанных петель — кто-то открыл двери.
— Эй! Привези. Куда его? — крикнул кто-то снаружи. Кажется, тот самый старший с яхты.
— Кого привезли? — спросил голос, показавшийся мне знакомым.
— Как кого? Очкарика! Сам же велел.
— Сдурел что ли? Его еще ночью привези.
— А этот тогда кто? Сам же на него указал. И на бумажке он — точно!
— Да быть того не может! Ладно, тащите в сарай. Двое лучше, чем один, хозяин посмотрит, сам разберется.
— Так зови хозяина, чего стоишь.
— Ща.
За меня снова ухватились и не слишком аккуратно из кузова извлекли. И потащили. По дороге чуть не уронили. Скрипнула дверь, меня куда-то занесли и бросили на пол. Сквозь пыль явственно почувствовался запах куриного помета. Это что, курятник? Хреновое дело, и сколько мне так лежать? Скорей бы уж этот неизвестный хозяин пришел. Хоть узнаю, за что страдаю.
В скором времени снова скрипнула дверь, раздались шаги и чьи-то голоса. И опять, кажется, знакомые.
— Ну давайте, разверните его чоль, — приказал голос.
Меня развернули. Не очень бережно, просто развязали веревки и дернули за один конец. Я вывалился из ковра на засранный курами дощатый пол и первое, что я увидел перед своим носом, была похабнейшего вида обувь. Это были белые плетеные туфли с загнутыми носами и с золотистыми пряжками. Без задников.
И хотя я был без очков, обладателя туфель я, конечно, узнал.