По окончании пира и весьма странному для всех адекватных людей предупреждению о страшной смерти на 3 этаже, а также нестройного гимна, нас уставших новоявленных первокурсников факультета воронов повели собственно в башню. Я уже пресытившись впечатлениями за день уже особо не реагировал ни движущиеся лестницы, ни на портреты чьи обитатели перемещались по всему замку, ни даже на «загадочный» вход в гостиную.
Но даже в таком состоянии она меня приятно поразила. Сразу же бросались в глаза высокие арочные окна, уходящие в самую высь башни, что открывали потрясающий вид на тёмные воды озера и зубчатые силуэты гор, подсвеченные лунным светом. Особенно выделялся потолок — вернее, его отсутствие. Видно основательнице факультета очень понравилось решение сделанное в Большом зале, ну или наоборот другим основателям понравилось что они увидели здесь. А если точнее, то над нами простирался купол абсолютно чёрного, бархатного неба, усыпанный мириадами мерцающих звёзд. Вокруг царила не гриффиндорская шумная суета и не слизеринская напряжённая тишина, а спокойный, деловой гул. Студенты которые пришли раньше нас уже расположились небольшими группками в глубоких креслах и за столами, уже заваленными за такое короткое время свитками и книгами. Кто-то увлечённо спорил о чём-то, чертя формулы прямо в воздухе, кто-то молча читал, и на его лице отражался быстрый бег мысли. Это напоминало скорее университетскую библиотеку в час пик, чем общую гостиную. Долго рассматривать обстановку старосты нам не дали. Вперёд вышел староста со стороны мальчиков Роберт Хиллиард и приветствовал нас долгой и видно заранее отрепетированной речью.
— Мои поздравления! Я — староста Роберт Хиллиард, и я рад приветствовать вас в ДОМЕ РАЙВЕНКЛО. Наш символ — орёл, который парит там, куда другим не подняться. Наши цвета — синий и бронзовый, а наша гостиная находится на вершине башни Райвенкло, за дверью с зачарованным молотком. Арочные окна круглой гостиной выходят на школьные земли: Чёрное озеро, Запретный лес, поле для квиддича и теплицы. Ни у одной другой гостиной в Хогвартсе нет такого великолепного вида.
Без всякого хвастовства могу сказать, что это место, где живут самые умные волшебницы и волшебники. Наша основательница, Ровена Райвенкло, всегда ставила знания превыше всего. И мы разделяем её ценности. В отличие от других факультетов, нам не нужно скрывать вход в гостиную за паролями. Дверь в нашу гостиную расположена на вершине винтовой лестницы. У неё нет ручки, но есть заколдованный бронзовый молоток в форме орла. Когда вы постучите в дверь, этот молоток задаст вам вопрос. Если вы ответите на него правильно, вас впустят. Эта простая преграда же почти тысячу лет защищает нашу гостиную от всех, кроме райвенкловцев.
Некоторых первокурсников пугает необходимость отвечать на вопросы орла, но не волнуйтесь. Райвенкловцы быстро учатся, и вскоре вам понравятся эти загадки. Нередко можно увидеть, как перед дверью в гостиную стоят двадцать человек и вместе пытаются разгадать ответ на вопрос дня. Это отличный способ познакомиться со старшекурсниками и поучиться у них. Хотя это и вызывает некоторое раздражение, когда вы вдруг вспоминаете, что забыли свою форму для квиддича, а вам срочно нужно попасть внутрь. Серьёзно, я бы посоветовал вам трижды проверить свою сумку на наличие всего необходимого, прежде чем покидать башню Райвенкло.
Еще одна замечательная особенность Когтеврана в том, что наши студенты самые индивидуальные — некоторые могли бы даже назвать их чудаками. Однако гении часто не вписываются в рамки общепринятых представлений. В отличие от других факультетов, мы считаем, что у вас есть право носить то, что вам нравится, верить в то, во что вы хотите, и говорить то, что вы чувствуете. Мы не отвергаем людей, которые мыслят иначе, наоборот, мы ценим их!
Кстати о чудаках, вам понравится декан нашего факультета, профессор Филиус Флитвик. Люди, бывает, недооценивают его из-за крошечного роста (мы думаем, что он наполовину эльф, но спрашивать об этом было бы грубо), и из-за визгливого голоса, но он лучший и самый сведущий мастер заклинаний в мире на сегодняшний день. Дверь его кабинета всегда открыта для любого райвенкловца, столкнувшегося с проблемами, и если вы действительно в отчаянии, он достанет из ящика стола маленькие кексы и заставит их станцевать для вас. Честно говоря, иногда стоит притвориться, что у вас серьёзная проблема, только для того, чтобы увидеть это представление.
У Райвенкло славная история. Многие великие новаторы волшебного мира учились на нашем факультете. К примеру, Перпетуя Фэнкорт, создательница луноскопа, Лаверна де Монморанси, известная своими любовными зельями, и Игнация Уайлдсмит, изобретательница летучего пороха.
Среди известных выпускников Когтеврана, ставших министрами магии, можно выделить Миллисенту Багнольд. Именно она была у власти в ту ночь, когда Гарри Поттер пережил проклятие Тёмного Лорда, и одобрила всеобщие празднования волшебников по всей Британии словами: «Я утверждаю наше неотъемлемое право на веселье». Ещё был министр Лоркан Маклэрд, блестящий волшебник, предпочитающий общаться при помощи дыма из кончика своей волшебной палочки. Что ж, я уже говорил, что мы выпускаем чудаков. Именно наш факультет подарил волшебному миру Уррика Чудака, который носил медузу вместо шляпы. Он часто становится героем многих шуток волшебников.
Что касается наших отношений с другими факультетами: ну, вы, наверное, слышали о слизеринцах. Они не так уж плохи, но вам следует быть начеку, пока не узнаете их получше. У них давняя традиция делать всё возможное, чтобы победить, так что будьте осторожны, особенно на матчах по квиддичу и на экзаменах.
Гриффиндорцы — ничего, хотя если придираться, то можно сказать, что они слишком стремятся привлечь к себе внимание. У гриффиндорцев нет нашего интеллектуального любопытства, а ещё они не так терпимы к людям, которые отличаются от других. На самом деле, они даже позволяют себе шутить над райвенкловцами, которые интересуются левитацией или магическими свойствами козявок троллей, или овомантией (как вы, наверное, знаете, это гадание с помощью яиц). Но у нас не возникнет вопросов, если вы захотите проводить дни и ночи, разбивая яйца в углу общей гостиной и записывая свои предсказания в зависимости от того, как упал желток. Вы, вероятно, даже найдёте пару человек, которые с удовольствием вам в этом помогут.
Что касается Хаффлпаффа, они самые добрые люди в школе. Скажем так, о них не стоит слишком беспокоиться во время соревнований и на экзаменах.
Думаю, это почти всё. О да, наш факультетский призрак — Серая Дама. Вся школа думает, что она никогда не разговаривает, но с райвенкловцами она говорит. Она поможет, если вы заблудились или что-то потеряли.
Уверен, вы хорошо проведете эту ночь. Наши спальни расположены в турелях главной башни. Кровати застелены небесно-голубыми шёлковыми одеялами, а свист ветра за окном действует очень успокаивающе.
И снова: поздравляю с тем, что вы стали членом самого умного, индивидуального и интересного факультета Хогвартса!
После его длительной речи нас отправили по спальням. Но все же нужно отдать должное долгой и исчерпывающей речи старосты, которая, казалось, покрыла собой всё — от истории основания до советов по упаковке сумки, после которой нас наконец-то отпустили. Пенелопа Клируотер жестом указала на один из нескольких ответвляющихся от гостиной коридоров. — Спальни для первокурсников — там. На дверях таблички с именами. Распределение случайное. Увидите своё имя эта комната ваша.
Нужно отдать должное этому факультету: в отличии от Гриффиндора и Хаффлпаффа, где живут в общежитиях по несколько человек на Райвенкло и на Слизерине комнаты для учеников отдельные, хоть и весьма небольшие.
Я с неохотой оторвался от созерцания звёздного неба над головой и направился куда указано. Коридор был уже и ниже, стены отделаны тёмным деревом, а под ногами мягко пружинил старый ковёр. В стене друг за другом располагались неприметные дубовые двери, на каждой — латунная пластинка с выгравированным именем. Я прошёл мимо нескольких, пока не нашёл свою: «Максим Симет». Вздохнув, я нажал на медную ручку и вошёл внутрь.
И замер на пороге. Комната была… идеальной.
Небольшая, но все же больше моей предыдущей приютской. Аскетичная, но не бедная, а как бы пока безликая. Выделялось же несколько вещей, например кровать с высоким изголовьем и тёплым синим одеялом. Или же письменный стол у окна — нет, не просто у окна, у огромного арочного окна с большим подоконником, такого же, как в гостиной, только теперь оно было всё моё. Книжная полка, пока пустая. Небольшой шкаф для одежды. Освещение что было создано небольшими магическими светильниками. По углам полустертые неизвестные руны оставшиеся от предыдущих обитателей.
Но это «всё» было именно тем, что мне было нужно. Моей крепостью.
Первым делом я закрыл дверь и прислонился к ней спиной, прислушиваясь. Тишина. Гул гостиной доносился сюда как отдалённый, убаюкивающий шум прибоя. Я обошёл комнату, постучал костяшками пальцев по стенам. Камень отвечал глухим, монолитным звуком. Отличная звукоизоляция. Никто не услышит.
Следующим шагом я подошёл к окну. Вид захватывал дух. Отсюда, с высоты, озеро казалось абсолютно чёрным, зеркальным, в нём купались звёзды. Где-то вдалеке угадывались огоньки Гриффиндорской башны. По центру же комнаты рядом со шкафом сиротливо притаился мой чемодан в который я и заглянул проверяя сохранность привезенной мной контрабанды. К счастью все оказалось на месте.
После чего я с явным облегчением окинул взглядом свою новую территорию. Безопасность. Уединение. Это было куда больше, чем я мог надеяться.
И тогда я сделал то, чего не делал весь этот бесконечно долгий день. Я снял пиджак, расстегнул воротник рубашки и осторожно, почти с благоговением, дотронулся до булавки, приколотой к изнанке. Лёгкий щелчок, и я почувствовал, как с плеч спадает невидимая тяжесть, а по спине разливается долгожданное, смутное тепло. Я глубоко вздохнул, впервые за сегодня дыша полной грудью.
Из спины, с лёгким, едва слышным шелестом, высвободились два тёмных крыла. Они лениво расправились, наполняя небольшое пространство комнаты, и я почувствовал лёгкое облегчение в мышцах, как после долгой неудобной позы. Я дал им побыть на свободе несколько секунд, просто стоя и глядя в ночь, прежде чем силой воли заставить их исчезнуть.
Булавка снова заняла своё место на ткани, холодная и безмолвная стража моей тайны.
Я подошёл к кровати и плюхнулся на одеяло. Сегодняшний день выдался бесконечно длинным, от «Ночного Рыцаря» до пронзительного взгляда Распределяющей Шляпы. Но сейчас, в тишине своей комнаты, под шёпот ветра за стеклом, я чувствовал лишь одно — глубочайшее, всепоглощающее облегчение.
Первый и самый важный рубеж был взят. Я нашёл убежище.
Последующие две недели пролетели в однообразном, но напряжённом ритме, словно песок в часах, что стояли в кабинете Флитвика. Хогвартс раскрывался передо мной не как волшебная сказка, а как строгая, требовательная академия, где за парящими свечами скрывался горький пот и скучная рутина.
Большинство предметов на первых порах оказались сухой теорией. Флитвик, вопреки ожиданиям от Мастера Заклинаний, заставлял нас оттачивать до автоматизма взмахи и произношение, не позволяя ни единой палочке чиркнуть хотя бы искру. «Фундамент, дети мои! — визжал он, расхаживая по стопке книг на своём столе. — Без прочного фундамента ваше здание магии рухнет при первом же серьёзном испытании!» Мадам Спраут посвятила целых два занятия подробнейшему инструктажу по технике безопасности в теплицах, и я был почти уверен, что половина моих однокурсников уже видела кошмары о плотоядной жимолости.
Исключением стала только трансфигурация. Профессор МакГонагалл, не теряя времени на длинные предисловия, сразу выдала нам спички и велела превращать их в иголки. Казалось бы, что может быть проще для того, кто уже умел левитировать камушки? Но булавка Оливандера, та самая свинцовая тяжесть на груди, ощутимо мешала. Я чувствовал, как привычный поток демонической силы упирается в невидимую стену, и мне приходилось с усилием вытягивать из себя тонкие, хлипкие струйки чистой магии из моего второго, человеческого ядра. Это было похоже на попытку писать не ведущей рукой — медленно, неуклюже и крайне утомительно.
Моя спичка с третьей попытки всё-таки приобрела серебристый отблеск и заострённый кончик, хоть и осталась деревянной внутри. Профессор МакГонагалл, заметив это, бросила на меня свой фирменный оценивающий взгляд и сухо кивнула: «Приемлемо, Симет». Рядом со мной подобных успехов добились ещё пара райвенкловцев, что вызвало лёгкое жужжание одобрения в нашем углу класса.
Но настоящим откровением стало зельеварение. Подземелья Слизерина, пропитанные едкими ароматами, стали моим убежищем. Здесь я не чувствовал себя скованным. Я чувствовал ингредиенты — ощущал скрытую силу сушёного красавчика, шипящую энергию толчёного рога змеи, холодную смертельность болиголова. Я видел, как они должны взаимодействовать, ещё до того, как бросить их в котёл. Мои руки сами совершали нужные движения — не так, как было досконально расписано на доске, но так, как это было эффективно.
И он это заметил.
В конце второго занятия его чёрная тень возникла за моим плечом. Я замер, ожидая взрыва за несанкционированное отклонение от рецепта. Но его тонкий, холодный голос прозвучал тихо и безразлично: — Любопытная интерпретация, мистер Симет. Вы предпочли увеличить время томления корня аконита на медленном огне, чтобы выпарить излишнюю горечь, вместо того чтобы добавлять для этого щепотку порошка жаброцвета. Он сделал паузу, его чёрные глаза, казалось, заглядывали прямо в мою душу, выискивая там знакомые ему тени. — Рискованно. Но не лишено определённой… изобретательности.
После урока он жестом задержал меня, сухо процитировав своё же вступительное слово: «Зельеварение — это тонкое искусство и точная наука… И, похоже, немногие обладают настоящей предрасположенностью к нему». Он протянул мне свернутый в трубочку лист пергамента. — Вам, очевидно, скучно на уроках. Не тратьте время на глупые ночные похождения или прочие непотребства. Прочтите это. Я ожидаю от вас краткое эссе по каждому труду к следующему полнолунию. Не разочаруйте меня.
Список был внушительным. Я лишь кивнул, сунув его в карман мантии. В его глазах я увидел не злобу, а холодное, профессиональное любопытство хирурга, нашедшего интересный экземпляр. Он узнал во мне того самого мальчика-сироту, который вынужден был быть умнее и изворотливее всех, чтобы выжить.
Защита от Тёмных Искусств же была испытанием на прочность. Я знал, что скрывается под идиотским тюрбаном, и это знание ничуть не помогало мне расслабиться. От Квиррелла, а вернее, от того, кто прятался за его спиной, исходил такой смрадный, гнилостный запах магии, что меня чуть не выворачивало. Я занял место на самой дальней парте у двери, стараясь дышать ртом. Ирония была в том, что если отфильтровать его заикание и общий вид живой разлагающейся мишени, лекции он читал блестяще. Его познания или же тесного лорда о практических аспектах обороны, о повадках тварей и тонкостях проклятий не входил ни в один учебник. Приходилось стиснуть зубы и конспектировать, отодвинув в сторону омерзение.
Социальная же жизнь в отличие от академической свелась к нулю. Однокурсники из Рэйвенкло, дети магических семей, сформировали свои кружки по интересам и вежливо, но твёрдо игнорировали «того странного тихого сироту-магглорождённого». Меня это устраивало куда больше, чем их навязчивое внимание. Я и не пытался встроиться в их беседы о семейном бизнесе или квиддиче.
С Гарри мы так и не поговорили. Лишь изредка пересекались взглядами в Большом зале, и мы обменивались короткими, почти невесомыми кивками. Он был полностью поглощён своим новым миром, Роном и славой, что следовала за ним по пятам. Между нами выросла невидимая стена, сложенная из разных факультетов, расписаний и жизненных реалий.
Передвигаясь по замку, я начал замечать других. Студентов, от которых исходил странный, искажённый флёр магии, отличный и от человеческого, и от моего собственного, демонического. Они были на разных курсах, в разных факультетах. Я ловил на себе чей-то слишком заинтересованный взгляд, чувствовал лёгкий, звериный холодок, проходя мимо кого-то в толпе. Но я тут же отводил глаза и ускорял шаг. Задерживаться здесь в моем положении было смерти подобно.
Булавка на моей груди стала привычным грузом, своим родным проклятием и спасением. Она жгла кожу напоминанием о том, кем я был, и в то же время надёжно скрывала это ото всех. Я снимал её лишь на несколько минут в своей комнате, глубокой ночью, чтобы расправить крылья и дать им дышать, чувствуя, как свинцовая тяжесть сменяется опасной, но такой желанной свободой.
Две недели пролетели. Я выстроил втянулся этот со упорядоченный хаос и был готов делать следующий шаг.
Правила гостиной Рэйвенкло, при всех её преимуществах, имели один досадный недостаток: книги из её библиотеки было строго-настрого запрещено выносить за пределы башни, что еще утомительней первокурсникам вообще не разрешалось их выносить даже в свои комнаты. Для меня, чей доступ в главную библиотеку Хогвартса был пока ограничен, в виду опеки над нами старост, что будет длится до конца сентября, это означало долгие часы в общем зале, за одним из столов, уставленном всё теми же магическими светильниками.
Я уткнулся в «Историю Хогвартса», но большую часть времени наблюдал. Гостиная жила своей жизнью. Группы старшекурсников занимались своими проектами: где-то парила сложная трёхмерная диаграмма, где-то шёл тихий, но жаркий спор о свойствах лунного камня. И именно здесь, в этой интеллектуальной круговерти, я высмотрел свою цель.
В самом дальнем углу, почти в тени одного из арочных проёмов, сидел одинокий пятикурсник. К нему то и дело подходили другие студенты — не с пустой болтовнёй, а с конкретными вопросами. «Майкл, как думаешь, эта руна здесь будет уместна?», «Чарэдс, посмотри, я правильно рассчитал пропорции?». Он отвечал коротко, по делу, часто — не глядя, продолжая что-то строчить на пергаменте. Его мантия была поношенной, но чистой, волосы — чуть длиннее положенного, а во взгляде читалась усталая отстранённость того, кто привык полагаться только на себя. Майкл Чарэдс. Полукровка. Не из богатой семьи. Умён. Неприметен. Идеальный информатор.
Я выждал несколько дней, пока не сложилась идеальная ситуация: вечер, гостиная была полупуста, большинство ушли ужинать или готовиться ко сну. Чарэдс сидел один, заканчивая какие-то записи.
Под сердцем холодком заныла тревога, но я загнал её поглубже. Я подошёл к его столу, держа в руках «Историю Хогвартса» как формальный предлог.
— Простите, — произнёс я, стараясь, чтобы голос звучал нейтрально-вежливо. — Вы не подскажете, в каком разделе искать информацию о первой программе обучения на факультете? Я что-то не могу найти.
Он поднял на меня глаза. Взгляд был усталым, но проницательным. Он на секунду задержался на мне, оценивая, потом кивнул на полки справа. — Там, третий стеллаж, раздел «Институциональная история». Ищите работы Эмерика Свича.
— Спасибо, — я сделал вид, что собираюсь уйти, но затем, оглянувшись на пустующую гостиную, опустил голос. — И… простите за бестактность. Я видел, к вам часто обращаются за советом. Думаю, вы знаете о реальном положении дел в школе больше, чем любой учебник.
Его глаза сузились. Он отложил перо. — Что тебе нужно, первокурсник?
— Информация. Неофициальная. О том, как всё здесь работает на самом деле. Кто чего стоит. На что закрывают глаза, а за что можно схлопотать по полной. Обычная ориентация на местности, — я говорил прямо, без подобострастия. С ним, я чувствовал, это сработает лучше.
Он усмехнулся, сухо, беззвучно. — И с чего ты решил, что я стану с тобой этим делиться?
— Потому что я понимаю, что ничего не бывает бесплатно, — так же тихо ответил я. — И я готов предложить аванс за услугу.
С этими словами я расстегнул свою просторную, чуть мешковатую мантию, под которой всё это время была скрыта узкая, тёмная бутылка с благородным янтарным содержимым. Не глядя на него, я поставил её на пол под столом и легонько подтолкнул ногой в его сторону.
Чарэдс бросил на бутылку быстрый, шпионский взгляд. В его глазах мелькнуло не столько удивление, сколько профессиональная оценка. «Выдержка небольшая, из среднем ценовой категории, уже не дешевое пойло, но еще не элитный сорт, — прочёл я в его взгляде. — стандарт что если поднапрячься может позволить купить сирота или же обычный первокурсник незаметно свиснуть из бара отца».
Он на несколько секунд уставился на свою домашнюю работу, будто взвешивая риски. Потом его рука медленно сползла под стол, и бутылка бесследно исчезла в складках его мантии.
— Историю факультетов ищи у Свича, — повторил он своим обычным, ровным тоном, но теперь в нём слышалась лёгкая деловая оживлённость. — А насчёт твоего… дополнительного вопроса. Завтра. После ужина. Подойдёшь в мою комнату. Она на 5м этаже. Принеси пергамент и будь готов записывать. И чтобы ни души.
Я просто кивнул и, не говоря больше ни слова, направился к указанному стеллажу. Сердце колотилось где-то в горле, но на лице я старался сохранять невозмутимость.
Первая сделка была заключена.
На следующий же день после ужина я, как и было договорено, с чистым пергаментом и острым пером в кармане мантии поднялся на пятый этаж. Дверь с табличкой «Майкл Чарэдс» была приоткрыта. Я постучал и, услышав короткое «Входи», зашёл внутрь.
Его комната была чуть больше моей, но так же аскетична. Книги были не на полках, а аккуратными стопками на полу вдоль стен. В воздухе витал запах пергамента, чернил и какой-то резкой травы. Сам Чарэдс сидел за столом, на котором лежала уже распечатанная, но не начатая бутылка виски и два простых стеклянных стакана.
— Закрой дверь. Это активирует цепочку рун, аналог заглушающих чар, только помощнее — бросил он, не глядя на меня, водя пером по разграфлённому листу.
Я молча выполнил просьбу и фоновый шум замка пропал.
Чарэдс кивнул, наливая в оба стакана по пальцу золотистой жидкости. Один он отодвинул в мою сторону. — Для протокола. Ты что-то спрашиваешь, я что-то отвечаю. Никаких имён. Понятно?
— Понятно, — я принял стакан, но не пил.
— Тогда начинай. Ты оплатил первый раунд. У тебя есть вопросы.
Я развернул пергамент. Первый вопрос назрел сам собой. — Очки. Насколько система справедлива? Можно ли лишиться их за что-то, не связанное с учёбой?
Чарэдс хмыкнул. — Справедлива? Нет. Это политика. Гриффиндору прощают то, за что Слизерину с радостью снимут сотню. Львы получают очки за храбрость, которая смахивает на идиотизм. У нас — за ум. У барсуков — за трудолюбие. У змей — за… ничегонеделание. Главное правило: не попадайся на глаза тому, кто тебя невзлюбил. Особенно если у него есть власть снимать очки, особенно назначать наказания. Снейп, к примеру, снимает их с не-Слизеринцев за неправильное дыхание. А Флитвик может начислить за интересную мысль, высказанную после уроков.
Я быстро конспектировал. Это было именно то, что мне нужно было знать. — Внеучебная деятельность. Что по-настоящему стоит времени, а что — показуха?
— Настоящее: клубы по интересам, куда ходят старшекурсники. Алхимия, древние руны, боевая магия. Туда трудно попасть, но там дают реальные знания. Показуха: всё, что курирует мадам Пинс. Шахматный клуб, общество защиты магловских артефактов. Туда ходят, чтобы посидеть в тепле. Дамблдор ценит и то, и другое, но по разным причинам.
— Конфликты между факультетами. Как решаются на самом деле? — спросил я, уже чувствуя, как в голове складывается карта школьных отношений.
— По-разному. На младших курсах — кулаками в тёмных коридорах. Старшие используют магию. Сильнейший прав. Преподаватели вмешиваются, только если дело доходит до больницы или порчи имущества. Исключение — если задирают их любимчиков. Тогда летят головы. Нейтральные территории — библиотека и Большой зал. Драться там — значит нажить врага в лице мадам Пинс и эльфов.
Он отпил из своего стакана и поморщился — не от вкуса, а от необходимости говорить так много. — Последний вопрос на сегодня. Дальше — доплата.
Я кивнул, понимая правила игры. — Профессура. Кто реально учит, а кто просто отрабатывает время?
Чарэдс откинулся назад на своем стуле больше напоминавшем кресло. — Учат: Макгонагалл, Флитвик, Снейп (хоть он и сволочь, но знает своё дело), Спраут. Отрабатывают: Квиррелл (но его лекции всё равно конспектируй, они того стоят), Бинс, Синистра преподаватель астрономии. Про остальных тебе знать пока рано. Про директора же… Дамблдор… Дамболдор ничего не ведет, ничему не учит. Он наблюдает. Играет в свою игру. Самый главный игрок на местной доске. Его бойся больше, чем всех остальных, потому что никогда не знаешь, на чьей он стороне в данный момент.
Он отпил ещё глоток и посмотрел на меня прямо. — Всё. Сеанс окончен. Усвоил?
— Усвоил, — я свернул исписанный пергамент. Информация была бесценной.
— Тогда свободен. И запомни, птенчик: я тебя не знаю, ты меня не знаешь. Этого разговора не было. Понятно?
— Как никогда, — я встал, открыл дверь и вышел из его комнаты, чувствуя, как за спиной смыкается дверь.
В кармане у меня лежала карта реального Хогвартса — не та, что рисовали для первокурсников, а та, по которой выживают. Первая инвестиция начала окупаться. Хотя уже были заготовлены вопросы на следующий сеанс, надеюсь он принимает в качестве оплаты неплохие сигареты, а то от запасов алкоголя скоро ничего не останется. В частности как я наблюдаю на факультете сложились свои фракции, нужно узнать о них поподробнее. А то слова про индивидуализм это конечно хорошо, но стоит вспомнить про Луну Лавгуд что будут травить здесь уже на следующий год.