Маленькая лаборатория на третьем этаже к началу семестра полностью преобразилась. Исчез хаос творения и беспорядок вокруг рабочего места. Все инструменты были вымыты и расставлены на своих местах, оставшиеся ингредиенты аккуратно подготовлены и законсервированы, отчеты по продукции не валялись как прежде, а были разложены на стеллаже. А на единственном свободном столе аккуратно стояли три деревянных ящика, из которых торчали горлышки закупоренных зелий .
Майкл Чарэдс неторопливо вошел внутрь и его взгляд сразу же скользнул по ящикам, оценивая объем. — Каникулы прошли продуктивно, — констатировал он, доставая из складков мантии тонкую палочку из темного дерева. Он не стал проверять качество — их полугодовое сотрудничество уже выработало базовое доверие. Вместо этого он провел палочкой над ящиками, себе под нос шепча заклинание. Кончик палочки вспыхнул на мгновение мягким зеленым светом. — Десять дюжин тоника, восемь — бальзама, шесть — полироли. Всего двести восемьдесят восемь единиц. Все цело, — отчеканил он, делая пометку в небольшом блокноте. — Сумма за единицу товара та же.
Он так же деловито отсчитал из тяжелого кошелька с явно расширенным пространством внутри большое количество золотых монет, затем аккуратно пересыпал их в такой же, но пустой, и столкнул его через стол к Максиму. — Семь монет за сам кошелек. Не понесешь же ты такую кучу золота в своем рюкзаке, — усмехнулся Чарэдс. — Итого твоя доля: четыреста двадцать пять.
Максим молча взял новое приобретение, мысленно приплюсовывая к своим сбережениям. Общий капитал перевалил за пять сотен. Солидная сумма. Правда, без особой надежды на резкое увеличение до конца года. Количество уже сваренного товара явно будет реализовываться до Пасхальных каникул, а может, и дольше.
Майкл убрал блокнот, куда записал весь полученный товар, но его выражение лица, обычно абсолютно нейтральное, стало чуть более собранным. — Симет, раз уж ты решил всерьез заняться производством и у тебя начали водиться деньги, дам тебе непрошеный, но дельный совет.
Максим насторожился, но кивнул, давая продолжать.
— Ты стал заметнее. Не для всех, но для тех, кто следит за подобными вещами. Успех, даже скрытый, всегда рождает зависть. Прямой конфронтации ты, будучи под крылом нашего… клуба, можешь не бояться. Но есть вещи тоньше и опаснее.
Он помедлил, выбирая слова. — Мелкая пакость испорченной вещи, внезапная «простуда» перед важной задачей, наведенная тошнота, чтобы испортить очередную варку, наконец, банальные сглазы для провала на экзаменах. Для этого не нужно иметь мастерские зелья или знать темные проклятья. Хватит и того, что умеет любой пакостливый третьекурсник из знатной семьи, чьи амбиции ты невольно задел. И против этого твой текущий арсенал — ноль.
Майкл посмотрел на него прямо. — Тебе нужна базовая защита. Не от дубинки по голове, а от тихого яда и подлого удара в спину. Такой себе «джентльменский набор». Кольцо, чувствующее отраву в еде и питье. Цепочка, защищающее от попыток ментального воздействия — не от Империуса, конечно, но от Конфундуса и навязанных мыслей или попыток прочитать поверхностные мысли. Браслет, рассеивающий мелкие проклятия и сглазы. Это не роскошь. Это обязательный набор для выживания в нашем мире.
— И сколько просит за такой «набор выживальщика» тот, кто его делает? — спросил Максим, чувствуя, как приятная тяжесть в кошельке начинает обретать новый, тревожный смысл.
— Мастер артефакторики из нашего клуба, в чьих навыках я уверен, за самый простой, но надежный комплект запросит от восьмисот галеонов. Ближе к восьмистам пятидесяти, если не гнаться за красотой отделки, а брать функционал.
Цифра повисла в воздухе, холодная и неумолимая. Все его сбережения, все его упорное трудолюбие и почти годовая выручка покрывали лишь чуть больше половины нужной суммы.
— Понятно, — Максим сухо кивнул, сжимая в руке кошелек. Гордость от заработка сменилась холодной, трезвой ясностью. Его путь к безопасности только начался, и он оказался куда длиннее и дороже, чем он предполагал. — Спасибо за информацию. Я буду иметь это в виду.
— Решай, — Майкл уже повернулся к полкам с ингредиентами, давая понять, что разговор исчерпан. — И подумай о расширении ассортимента. И не вздумай экономить на качестве — репутация клуба, а в частности твоя и моя, дороже сиюминутной выгоды.
Максим вышел из лаборатории, его мысли уже были заняты не приятным грузом монет, а бездонной пропастью в несколько сотен галеонов, отделявшей его от хоть какой-то уверенности в завтрашнем дне.
Комната в башне Рейвенкло встретила его привычной прохладной тишиной. Максим запер дверь, прислонился к ней спиной и на мгновение закрыл глаза, сжимая в руке кошелек с только что полученными деньгами. Тяжесть золота была приятной и обнадеживающей.
Он подошел к столу, высыпал содержимое нового кошелька рядом со своим старым, где лежали его предыдущие сбережения — 87 галеонов и 3 сикля. Золотые монеты рассыпались по деревянной столешнице с глухим, солидным звоном. Пятьсот двенадцать галеонов и три сикля. Его состояние. Заработанное потом, бессонными ночами у котлов и постоянным нервным напряжением. Сумма, о которой он не мог и мечтать еще полгода назад.
Он уселся и взял чистый лист пергамента. Воодушевление от крупной суммы быстро сменилось холодным расчетом. Деньги были не целью, а инструментом.
Его взгляд упал на сложенную на стуле груду поношенной одежды из секонд-хенда. Простые свитера и брюки, купленные еще до Хогвартса, не были зачарованы на подгонку по фигуре, в отличие от школьной формы. Месяцы изнурительных тренировок, резкий рывок в росте, и вот ткань на плечах и локтях лопнула, швы расползлись. Ходить в этом было уже неприлично. Он с сожалением отложил пятнадцать галеонов. Новая, прочная, практичная одежда. Не роскошь, а необходимость.
Два галеона ушли в статью «канцелярия»: пергамент, чернила, запасные перья. Без этого никуда.
Он посмотрел на то, что осталось. Четыреста девяносто пять галеонов и три сикля. Все, что он мог позволить себе отложить на ту самую, ошеломившую его цель — базовый набор защитных артефактов.
Четыреста девяносто пять. Из восьмисот пятидесяти.
Цифры говорили сами за себя. Его состояние, которое минуту назад казалось ему невероятным богатством, на поверку покрывало лишь чуть больше половины нужной суммы. Он по-прежнему был беден, уязвим и находился на самом дне пищевой цепи магического общества.
Он глубоко вздохнул, собрав монеты обратно в кошелек. Разочарование было горьким, но привычным. Оно не парализовало, а наоборот, заставляло мозг работать быстрее. Его бизнес был не билетом в беззаботную жизнь, а лишь первым, медленным и кропотливым шагом к минимальной безопасности. Теперь он это понимал как никогда четко.
Путь предстоял долгий. Но для начала нужно разобраться с уже принятыми обязательствами.
Кабинет Снейпа был таким же, каким Максим запомнил его с первого раза: мрачным, прохладным и пропитанным сложными, терпкими ароматами, которые щекотали ноздри и предупреждали об опасности. Сотни стеклянных сосудов с приглушенно мерцающими жидкостями выстроились на полках, словно молчаливая армия, а от чучела гремучего змея в углу веяло ледяным безразличием.
Максим стоял перед массивным учительским столом, сжимая в руке аккуратно исписанный свиток. Он чувствовал на себе тяжелый, оценивающий взгляд профессора, который, казалось, видел не первокурсника, а подопытный образец особенно любопытной и, вероятно, ядовитой плесени.
— Ну-с, мистер Симет, — прошипел Снейп, протягивая бледную, длиннопалую руку. — Продемонстрируйте плоды вашего… каникулярного усердия.
Максим молча передал ему свиток. Снейп развернул его с едва заметной, но читаемой презрительной гримасой, ожидая увидеть беспомощный поток сознания или откровенное переписывание целых кусков оригинального текста.
Но по мере чтения его выражение лица начало меняться. Презрение сменилось настороженностью, затем на легкое, едва уловимое удивление. Пальцы, перелистывавшие пергамент, замедлили ход. Он не просто пробегал глазами — он вчитывался.
Текст перед ним был далек от идеала. В некоторых местах чувствовалась неуверенность в терминологии, где-то Максим, не найдя точного перевода архаичного понятия, давал свое, логическое объяснение, помечая его на полях знаком вопроса. Но сквозь все несовершенство прорывалась железная, системная логика и глубина анализа, невозможная для обычного первокурсника. Это была не зубрежка — это была попытка докопаться до сути.
Снейп дочитал до конца и поднял на Максима свой черный, пронизывающий взгляд. — Где остальные труды? — спросил он, и его голос потерял привычную ядовитость, став почти что ровным, деловым. — Я вручил вам три тома. На столе лежит работа лишь по одному.
— Объем материала оказался… чрезмерным, профессор, — четко ответил Максим, глядя ему прямо в глаза. — Я счел за лучшее глубоко изучить один источник, чем поверхностно пробежаться по всем трем.
В кабинете повисла тишина, нарушаемая лишь тихим потрескиванием огня в камине. Снейп откинулся на спинку своего кресла, сложив пальцы домиком.
— Ваша работа… — он сделал паузу, подбирая слово, — демонстрирует неожиданную усидчивость. И проблески примитивного, но имеющего право на существование анализа. Для первого опыта — приемлемо.
Он отложил свиток в сторону. — Я продлеваю вам срок до конца учебного года. Ожидаю увидеть завершенные эссе по всем трем трудам к последнему дню занятий. И будьте уверены, — его голос вновь обрел знакомую металлическую нотку, — схалтурить не получится, я проверю весь предоставленный вами текст до последнего символа. Не вздумайте расслабляться.
Это не была похвала. Это была констатация факта. Но в мире Северуса Снейпа «приемлемо» и продление дедлайна для первокурсника были эквивалентом стоячей овации.
— Я понял, профессор. Благодарю вас, — кивнул Максим, его лицо осталось невозмутимым, но внутри он ощутил холодное удовлетворение. Очередной барьер был взят. Он получил не просто время — он получил кредит доверия, пусть и микроскопический, от самого придирчивого преподавателя Хогвартса.
— Можете быть свободны, — Снейп уже отвернулся к какой-то зловонной склянке на своем столе, ясно давая понять, что аудиенция окончена.
Максим вышел из кабинета, оставив за спиной запах консервированной власти и горьких трав. Он не чувствовал облегчения. Он чувствовал лишь тяжесть новых обязательств и четкое понимание: теперь ему предстояло оправдать оказанное ему «доверие». И он был намерен сделать это.
Воздух в библиотеке был густым и тихим, нарушаемым лишь шелестом пергамента да отдаленными вздохами студентов, корпевших над домашними заданиями. Максим занял свой привычный укромный уголок в глубине зала. Перед ним были разложены свитки по теории чар, чернильница и его синий дневник, куда он аккуратно вносил тезисы для эссе по Защите от Темных Искусств. Он был целиком поглощен работой, стараясь сформулировать мысль о принципах противодействия проклятию призраков.
Его уши, обостренные дьявольской наследственностью, уловили с другого конца стеллажа сдавленный, взволнованный шепот. Он на мгновение оторвался от пергамента, легкая тень раздражения промелькнула на его лице. Концентрация была нарушена.
— … не может больше держать его, он же вырастает с каждым днем! — доносился испуганный, шипящий шепот. Голос Грейнджер. — Хагрид говорит, Чарли может помочь… договорились… — это был Рон. — …но как мы его вынесем? Это же… дракон! — последнее слово Гарри Поттера прозвучало так, будто он сам не мог в это поверить.
Максим замер на секунду. «Ааа дракон. Хагрид. План по его контрабандному вывозу. Канон движется по рельсам словно поезд…» Мысль о том, чтобы ввязаться в это безумие, даже не возникла. У него был свой фронт работ: эссе для Снейпа, тренировки, расчеты круга, поиск новых рецептов для бизнеса в конце концов. Его собственные проблемы занимали все его время и ресурсы, не оставляя ни капли на чужие, явно срежиссированные авантюры.
Он мысленно пожалел, что оказался рядом с этим обсуждением, и с легким вздохом вернулся к своему эссе. Его перо снова заскользило по пергаменту. Проблемы Гарри и компании были конечно важны, но времени на участие в них совершенно не было. Да и в конце концов к нему за помощью не обращались, а так сама проблема не имела к нему никакого отношения.
Очередной урок трансфигурации был сопровождал тихий скрип перьев и монотонный голос профессора Макгонагалл, что прогуливаясь перед доской рассказывала новый материал. Максим сидел на своей обычной парте у окна, чувствуя себя так, будто в его голову засыпали свинцовой дробью. Каждый взгляд на доску, испещренную сложными геометрическими фигурами и формулами преобразования материи, требовал невероятных усилий. Прошедшая ночь в Комнате Требований давала о себе знать — мышцы ныли приятной усталостью, сознание было затуманено после многочисленных упражнений, будто затянуто плотной пеленой. Он механически конспектировал за МакГонагалл, выводя на пергаменте ровные строки, но смысл слов профессора доносился до него как сквозь вату.
«…и ключевым моментом здесь является не сила магического импульса, а точность пространственного представления внутренней решетки целевого объекта…» — её чёткий, отточенный голос, обычно приковывавший его внимание, сегодня был просто фоновым шумом.
Мысли Максима блуждали где-то между вчерашними расчетами магического круга, новым эссе по чарам и ежедневной практикой ментальных упражнений. Он почти физически чувствовал вес своего дневника во внутреннем кармане мантии, будто тот излучал едва уловимую вибрацию нерешенных проблем.
Внезапная тишина в классе заставила его поднять голову. Профессор МакГонагалл стояла рядом с его партой, её поза была идеально прямой, а взгляд из-под очков — острым и оценивающим. Он даже не заметил, как она подошла.
— Мистер Симет, — её голос прозвучал громко в наступившей тишине. — Похоже, тонкости преобразования сложных соединений из одних структурированных неорганических объектов в другие настолько захватили вас, что вы можете их продемонстрировать прямо на этом занятии.
Лёгкий сдержанный смешок пробежал по рядам однокурсников-когтевранцев. Максим молча поднялся, отложив перо. Внутри всё похолодело. Он ненавидел быть на виду. Быть «примером». Это привлекало ненужное внимание, ломало тщательно выстроенный образ серой, неприметной мыши.
— Продемонстрируйте-ка нам, — профессор плавным движением палочки указала на пустую парту перед доской, где мгновенно материализовался обычный жестяной чайник с отходящим от носика паром.— Превращение этого предмета в ажурную серебряную шкатулку. С учётом всех внутренних полостей и декоративных элементов, разумеется.
Это была не задача. Это был приговор. Наказание за невнимательность. Максим почувствовал, как по спине пробежал холодный пот. Его сил после ночной тренировки едва хватало, чтобы удержать палочку, а сознание в любой момент могло уйти в спячку. Он мысленно проклял свою усталость и высокомерную строгость профессора.
Он подошёл к парте, вытащил из кобуры палочку. Ощутил её прохладу и лёгкое, едва уловимое ответное пульсирование. В классе повисла напряжённая тишина, прерываемая лишь шепотками с задних рядов.
Максим закрыл глаза на долю секунды, отгоняя панику. Он не запомнил формулу на доске целиком. Он помнил лишь её отпечаток, мимолётную вспышку. Но вместо того чтобы пытаться судорожно вспомнить каждый символ, он сделал то, что оттачивал все эти месяцы в тишине Выручай-комнаты. Он не стал вызывать в воображении сложные расчёты. Он просто… очистил разум.
Измотанный бессонницей и перегруженный информацией мозг, натренированный часами ментальных упражнений и медитаций, сработал сам. Как отлаженный механизм, мысленно он воспроизвел мелькнувший образ формулы. Не как набор непонятных знаков, а как целостную, логическую структуру. Его сознание, обострённое до предела постоянными тренировками, мгновенно проанализировало и декодировало её, разложив на элементарные, понятные ему компоненты. Это было похоже на то, как гроссмейстер с одного взгляда оценивает шахматную позицию — не вычисляя каждый ход, а видя общую картину.
Он почувствовал, как знакомое, но всегда такое неуловимое тепло магии — не демонической, а человеческой его части, — потеплело у него в груди и хлынуло в палочку. Движение его руки было не резким, а плавным и точным. Он размеренно произнес заклинание. И мысленно провёл последнюю, завершающую черту в воссозданной формуле.
Раздался не громкий хлопок и не клубы разноцветного дыма, а лёгкий, мелодичный звон, словно кто-то ударил по хрустальному бокалу.
Шепот прекратился. На месте простого жестяного чайника стояла изящная серебряная шкатулка. Её стенки были украшены сложным, тончайшим ажурным узором, повторяющим витражи Хогвартса, а на крышке был выгравирован миниатюрный, но отчётливо узнаваемый герб Рейвенкло. От изделия веяло лёгким магическим холодком и безупречным исполнением.
В классе воцарилась абсолютная тишина. Кто-то из студентов замер с открытым ртом. Кто-то беспомощно переводил взгляд с Максима на шкатулку и обратно.
Максим и сам смотрел на результат своего действия с лёгким ошеломлением. Он ожидал в лучшем случае неуклюжего серебряного кубика с намёком на резьбу. Но это… это было более чем приемлемо.
Профессор МакГонагалл медленно подошла ближе. Её проницательный взгляд скользнул по шкатулке, изучая каждую деталь. Она не прикоснулась к ней, лишь обвела её своей палочкой открыв крышку, дабы рассмотреть внутренности.
Она подняла глаза на Максима. В её обычно строгом взгляде читалось не столько удивление, сколько глубокая, сконцентрированная оценка. Она смотрела на него так, будто видела впервые.
— Объясните, мистер Симет, — произнесла она, и её голос потерял привычные металлические нотки, став почти что задумчивым, — вы уже тренировались в этом преобразовании?
Максим замер на секунду. Правду — о ментальных тренировках, о прокачке памяти — говорить было нельзя. Это вызвало бы кучу ненужных вопросов.
— Я… сконцентрировался на конечном результате, профессор, — ответил он, подбирая слова с максимальной осторожностью. Его голос звучал чуть хрипло от усталости. — Я представил себе не формулу, а сам объект. Во всех деталях. А палочка… словно сама нашла нужный путь.
Это была полуправда. Его палочка и правда помогала с контролем, но основную работу выполнил его разум.
МакГонагалл внимательно посмотрела на него, словно пытаясь разгадать скрытый смысл в его словах. Затем её взгляд снова скользнул к безупречной шкатулке.
— Десять очков Рейвенкло, мистер Симет, — наконец произнесла она, и в её голосе вновь зазвучали привычные строгие нотки, но теперь в них слышалось лёгкое, одобрительное удивление. — За исключительную визуализацию и контроль. В следующий раз, однако, я буду признательна, если свою концентрацию вы будете демонстрировать не во время моей лекции, а на практике.
— Постараюсь, профессор, — кивнул Максим и, почувствовав, как колени чуть подкашиваются, вернулся на своё место.
Он не смотрел на однокурсников. Он смотрел на свои руки. Лёгкая дрожь в пальцах была вызвана не только истощением. Это была дрожь осознания. Все эти часы изнурительных ментальных тренировок, все эти упражнения на концентрацию и память… они работали. Они давали реальный, осязаемый результат здесь и сейчас. Он не просто становился сильнее где-то в гипотетическом будущем. Он уже становился сильнее сегодня.
Это был маленький, но очень важный шаг. И он почувствовал прилив новой, холодной решимости продолжать в том же духе.