Ранняя весна в Хогвартсе была обманчива. Солнце, ещё не набравшее силу, лишь притворялось тёплым, а его лучи, отражаясь от остатков снега, слепили глаза, но не грели душу. Воздух был свеж и наполнен межсезонными ароматами — запахом влажной земли, гниющих прошлогодних листьев и свежести, что несло с Чёрного озера.
Озеро было живым. Сидя на берегу, Максим чувствовал это каждой клеткой своего дьявольского естества. Лёд, ещё неделю назад представлявший собой монолитную белую пустыню, теперь сдался под натиском весны. Трещины, похожие на причудливые руны, бороздили его поверхность, а у самого берега вода уже победила, обнажив тёмную, почти чёрную гладь, поглощающую солнечный свет. Она тихо плескалась о камни, и этот звук был единственным, что нарушало звенящую тишину этого места.
Максим сидел на большом, отполированном временем и водой валуне, подставив лицо холодному ветерку. В руках он сжимал горсть прошлогодней хвои, сорванной со сломанной ветки сосны. Он не видел её красоты. Он чувствовал лишь глухую, изматывающую усталость, что сковала его изнутри, словно тот самый лёд, который теперь медленно умирал.
В голове проносились обрывки мыслей, бессвязных и тяжёлых, как эти льдины, что медленно уплывали к центру озера. «Восемьдесят девять дней. Восемьдесят девять дней с момента, как поезд увёз последних студентов на каникулы. Восемьдесят девять дней этого… марафона. Тренировки, зелья, формулы, расчёты, поручения Майкла. Ночные бдения в Комнате Требований, где ты выжимаешь из себя всё, до последней капли…»
Он разжал пальцы, и хвоя осыпалась на камни. Его взгляд упал на воду у его ног. Небольшая лужица талой воды, отрезанная от основного озера, вдруг закрутилась, повинуясь невидимому импульсу. Сначала медленно, почти лениво, затем всё быстрее, образуя идеальную, маленькую воронку. Он не отдавал приказа. Его воля была сжата в комок усталости, и магия лилась сама собой, бесконтрольно, выдавая его состояние.
«Вот оно. Ты так стараешься всё контролировать. Каждый вдох, каждую искру энергии, каждую мысль. Прячешься, строишь планы, копишь силу. А оно выливается вот в такие мелочи. Потому что ты на износе. Потому что ты пытаешься не идти, а бежать, когда под ногами зыбучий песок»
Он с силой сжал веки, пытаясь выдавить из себя это чувство опустошённости. Но оно было плотным, осязаемым, как свинцовая мантия на плечах. Даже его демонический резерв, обычно упругая, живая сила, сейчас казался вязким и тяжёлым, как сплавленный сахар.
«Я похож на это озеро. Сверху — лёд, попытка казаться крепким, непробиваемым. А внутри — давление, которое вот-вот разорвёт тебя изнутри. Лёд лопнет, и я… я просто не справлюсь с потоком»
Он открыл глаза и посмотрел на расходящуюся трещину, с громким, похожим на выстрел звуком разорвавшую белую гладь в двадцати метрах от берега. Это был знак. Приговор его текущей стратегии.
Медленно, словно каждое движение причиняло боль, он поднялся с камня. Спина заныла от напряжения — и не только от вчерашних тренировок. От постоянного, ежеминутного напряжения сокрытия.
«Хватит. Так нельзя. Сломаюсь. А сломаться здесь — значит потерять всё»
Решение пришло не озарением, а тихим, холодным осознанием, столь же неизбежным, как и приход весны. Ему нужна не ярость и не отчаянный рывок. Ему нужен ритм. Система. Дисциплина, которая будет работать на него, а не против него.
Он в последний раз взглянул на озеро — на воду, что медленно, неумолимо отвоёвывала своё пространство у льда. Сила не в том, чтобы быть крепче льда. Сила — в гибкости воды, в её умении течь, находить обходные пути, точить камень не силой, а постоянством.
Повернувшись спиной к воде, он твёрдым шагом направился к замку. В его голове уже складывался новый, жёсткий, но единственно верный план. Война за его будущее только продолжалась, но тактика боя решительно менялась.
Комната в башне Рейвенкло встретила его знакомой прохладной тишиной, нарушаемой лишь шепотом ветра за арочным окном. Здесь, в его личной крепости, усталость навалилась с удвоенной силой. Он сбросил мантию на спинку стула, и та безжизненно повисла, словно вторя его состоянию.
На столе, рядом с аккуратной стопкой учебников, лежал его личный дневник. Он взял его в руки. Кожа была прохладной и живой под пальцами, молчаливым свидетелем его борьбы. Сегодня ему предстояло записать в него не формулы и расчеты, а нечто более важное. Рецепт своего собственного выживания.
Он открыл дневник на чистой странице. Вверху, твёрдым, без украшений почерком, он вывел: «Протокол №1. Режим».
Перо замерло в воздухе. С чего начать? С беспощадной констатации фактов.
«Силы конечны. Время конечно. Энергия, растраченная на восстановление, не идет на рост. Нынешний темп ведет к истощению и ошибкам. Ошибки ведут к провалу. Провал недопустим».
Он глубоко вздохнул и начал писать, выводя четкие, лаконичные строки. Это был не просто план на день. Это был стратегический документ.
«Понедельник, Среда, Пятница:
22:00 — 01:00. Комната Требований. Физический тренировки (метод Баеля). Базовые упражнения на выносливость, сила, скорость. Работа с демонической силой (в основном вода, а также воздух, молнии и малые сгустки энергии). Фокус на контроль, не на мощность.
Примечание: Булавка не снимается. Тело должно работать само.
Вторник, Четверг:
После ужина. Академические занятия. Домашние задания, Аналитическая работа для Майкла. Не более 3 часов.
Примечание: Если задание от Майкла срочное — суббота становится резервным днём.
Суббота:
·День расчетов. Работа с наследием Мерлина. Расчеты, чертежи, теоретические изыскания.Расшифровка требуемых формул. Не более 5 часов с перерывами.
Воскресенье:
Полный покой. Никакой магии. Никаких сложных расчетов. Только чтение художественной литературы, прогулки, посещение кухни. Ментальные упражнения перед сном — 20 минут, не более.
Примечание: Нарушить нельзя. Цель — принудительная перезагрузка.
Ежедневно:
22:30 (или перед сном). Ментальная защита. Упражнения из книги («Крепость Разума»). 30 минут.
Он отложил перо и перечитал написанное. Выглядело… сухо. Бездушно. Как расписание машины. Но именно это ему и было нужно. Выжать из себя эмоции, оставив лишь голый, работающий механизм.
Он достал из ящика стола чистый лист пергамента и принялся чертить уже визуальное расписание, разбивая день на аккуратные временные отрезки. Это была карта его новой жизни. Каждый заштрихованный прямоугольник был камнем в стене, которую он возводил между собой и хаосом истощения.
Когда работа была закончена, он аккуратно вложил лист в дневник. Тот поглотил его, и в оглавлении появилась новая строка: «Визуальное расписание. Режим v1.0».
Максим откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Физическая усталость никуда не делась. Но теперь поверх нее легла тонкая, едва ощутимая пленка облегчения. Не потому, что стало легче. А потому, что непосильная ноша была наконец-то разобрана на части, разложена по полочкам и расписана по времени. Теперь не нужно было каждый день заново решать, что делать и когда. Нужно было просто следовать плану.
Он открыл глаза и посмотрел на свое отражение в темном стекле окна. Изможденное лицо, тени под глазами.
«Шаг за шагом, — повторил он про себя свой же зарок. — Камень за камнем. Не быстрее. Просто — постоянно».
Впервые за долгие дни его губы тронуло нечто, отдаленно напоминающее улыбку. Не радостную, а скорее — уставшую. Битва продолжалась, но у него наконец-то появился план поля боя.
Лёгкий гул голосов, шелест пергамента и запах старой бумаги — библиотека гостиной Рейвенкло была его тихой гаванью в эти послеобеденные часы. Максим устроился в своём привычном углу, заваленном книгами по истории магии. Формально он готовился к эссе для профессора Бинса, но на самом деле это был его запланированный «лёгкий» академический час. Мозг, перегруженный формулами и зельями, требовал простой, механической работы — конспектирования дат и событий.
Он водил пером по пергаменту, выводя: «Великое восстание гоблинов 1612-1614 годов совпало по времени с…», когда до его сознания донеслись возбуждённые, приглушённые голоса из-за соседнего стеллажа. Он узнал низкий, размеренный бас Роджера Дэвиса,четверокурсника, что помогал старостам и почти наверняка станет им в следующем году, и звонкий, нетерпеливый голос Пенелопы Клируотер.
— …просто невероятно! — почти шипела Пенелопа, стараясь говорить тихо, но от возмущения буквально хрипя. — Я только что от Макгонагалл. Вы не представляете!
— Успокойся, Пени, — невозмутимо ответил Роджер. — Львы опять натворили что-то? Сожгли очередной гобелен? Устроили разборки в коридоре?
— Хуже! В тысячу раз хуже! — её шёпот стал пронзительным. — Со Гриффиндора сняли… даже говорить страшно сто пятьдесят баллов! С каждого по пятьдесят! С Поттера, Уизли и этой девочки Грейнджер!
Перо Максима замерло над пергаментом, оставив маленькую кляксу. Пятьдесят. С каждого. Его собственный, выстраданный график, его экономия сил и его тихая, методичная работа вдруг выступили в жесткий контраст с этой чудовищной, невообразимой цифрой. Это был не проступок. Это был акт тотального социального самоубийства.
Роджер присвистнул, и в его голосе впервые появились нотки не снобистского равнодушия, а настоящего шока. — Ты… ты уверена? Сто пятьдесят? Это же… они отбрасывают их в общем зачёте на дно. Ниже плинтуса. Ниже подвалов Хаффлпаффа. За что?!
— Вот в том-то и дело! — Пенелопа понизила голос до едва слышного шепота, и Максиму пришлось напрячь свой обострённый слух. — Никто не знает! Макгонагалл была злая, как кошка, и сказала лишь, что это наказание за наглую ночную вылазку. И всё! Никаких деталей!
— Ночную вылазку… — задумчиво протянул Роджер. — Ну, не знаю… По мне слишком жестко она с ними. Или это из-за участия Поттера?. Боятся, Как бы он нашел себе опасных приключений в этой «самой безопасной» школе. Мда-с. Ну что ж, теперь у нас есть намного больший шанс заполучить Кубок Школы в этом году. Осталось только обойти Слизерин.
Их голоса стали удаляться, переходя к обсуждению турнирной таблицы, но Максим уже не слушал. Он сидел, глядя на расплывшуюся кляксу на своём идеально чистонном конспекте.
В его голове, холодно и без всяких эмоций, сработал аналитический отдел. «Пятьдесят. С каждого. Трое. Итого — сто пятьдесят баллов. Целый факультет в жопе. За одну ночь. Ради чего? Ради помощи леснику, что сам себя загнал в эту ситуацию? Разительного приключения? Можно же было поступить хоть и не по грифиндорски, но правильнее. Просто стукануть той же Макгонагалл. Хотя ни за что не поверю что директор ни о чем не знал. Без его ведома к школе то не подойти. Не то что приземлиться на Астрономическую башню».
Он мысленно представил себе ярость Макгонагалл, всеобщее потрясение, уничижительные взгляды, которые теперь будут сопровождать гриффиндорцев. И его собственная усталость, его борьба за каждый галеон и каждую крупицу силы показалась ему вдруг не только выматывающей, но и… правильной.
Он не чувствовал злорадства. Он чувствовал глубочайшее, почти физическое недоумение. Это был идиотизм в чистом виде. Яркий, шумный, бесполезный.
Медленно, с какой-то новой, спокойной уверенностью, он взял перо. Он не стал счищать кляксу. Он просто обвёл её и превратил в маленький, аккуратный знак вопроса на полях. Напоминание.
«Вот она, цена их «героизма». Громкая слава и всеобщее порицание. Пустая бравада, за которую расплачиваются все вокруг. Нет, спасибо. Это не мой вариант. Мой путь должен быть намного тише и аккуратнее».
Он вернулся к конспектированию дат Великого восстания гоблинов. Движения его пера были чёткими и размеренными. Как шаги по новому, выверенному графику. В мире, где можно в одну ночь потерять всё, его система казалась не скучной, а единственно разумной.
В один из следующих дней Максим пропадал в маленьком архиве третьего этажа, где воздух всегда пахл пылью, старой кожей и сладковатым запахом консервирующих чар. Для Максима этот запах стал синонимом возможностей. Сегодня же он пах тупиком.
Он сидел за узким столом, упёршись локтями в столешницу и сжав виски пальцами. Перед ним были разложены три потрёпанных фолианта, найденные им здесь с большим трудом: «Секреты зельевара-виртуоза» Эдгара Строгга, «Практикум по парфюмерной алхимии» и самый многообещающий — «Избранные рецепты Гильдии аптекарей XVIII века».
Он искал то, что расширет его мелкое производство. Выведет его на новый уровень. Нечто может быть даже более сложное и дорогое, чем тоники и бальзамы. То, чем могут заинтересоваться не только студенты, а возможно и взрослые волшебники, и принесёт не жалкие галеоны, а настоящие деньги. Или хоть немного больше галеонов.
Результат был удручающим.
Его палец скользнул по строчкам первого рецепта. «Эликсир ясности ума. Ингредиенты: мозговая жидкость свежепойманного снаргалуба (5 унций), лепестки лунного камня, измельчённые в пыль в ночь полнолуния (3 мерные ложки), корень мандрагоры возрастом не менее полугода (1 дюйм)…» Он мысленно прикинул стоимость. Только мозговая жидкость снаргалуба… Хагрид, может, и достал бы дёшево, но где его, чёрта, ещё и поймать? Да и этот рынок уже поделен. Старшекурсники перед экзаменами навариваются на этом зелье на целый год вперёд. Риск колоссальный, а прибыль сомнительная.
Он отшвырнул книгу и потянулся ко второй. «Крем для омоложения кожи. Процесс приготовления: настаивать на солнечном свете в хрустальном тигле в течение семи дней, ежечасно помешивая по часовой стрелке серебряной ложкой…» Максим фыркнул. Семь дней. Непрерывно. По часу в день. Он представил себе этот график. Его и без того расписанная по минутам жизнь рухнула бы под тяжестью этого крема. Он мог бы варить только его, забросив всё остальное. Экономическая эффективность стремилась к нулю.
Третья книга предлагала «Отвар для укрепления духа». Рецепт был проще, ингредиенты доступнее. Но там был нюанс: «…подавать в позолоченном кубке, ибо взаимодействие с металлом низкой пробы вызывает нестабильность эссенции и приводит к непредсказуемым побочным эффектам». Позолоченный кубок. Конечно. Просто и логично. Как же он сам не догадался?
С глухим стуком он захлопнул и эту книгу. Разочарование, горькое и тягучее, подкатило к горлу. Он упёрся взглядом в груду своих конспектов, в аккуратные графики продаж и расчёты себестоимости. Всё это, его маленькая империя, упиралась в низкий потолок.
Он был ремесленником. Кустарем. Он мог делать дешёвое, качественное и пользующееся спросом. Но чтобы сделать что-то по-настоящему ценное, требовались либо колоссальные инвестиции, либо годы, чтобы самому достичь уровня мастера. У него не было ни того, ни другого. Только время, расписанное по минутам, да горстка галеонов.
Он откинулся на спинку стула, и дерево жалобно заскрипело. Его взгляд упал на полку с ингредиентами, которые он принёс с собой в надежде найти им применение — пакетики с сушёными травами, склянки с экстрактами. Всё это было дёшево и сердито. Топливо для его скромного двигателя. Но двигатель упёрся в потолок.
«Всё. Это тупик. Ты выжал из этого направления всё, что мог. Дальше — только горизонтальное движение. Делать больше того же самого, тратя больше времени. Или же продолжать искать дальше или же выменять такого же уровня рецепты. Но время и деньги — ресурсы очень ограниченные, а в случае первого еще и невосполнимые».
Он медленно сложил книги в стопку. Не злости, не ярости. Лишь холодное, трезвое принятие. Он нашёл предел. И теперь ему предстояло решить: пытаться пробить этот потолок с риском разориться или признать поражение и искать другие пути.
Он вышел из архива, щёлкнув замком. В кармане у него по-прежнему звенели галеоны, но теперь их звон звучал не как победа, а как напоминание. Напоминание о том, что он достиг своего нынешнего потолка. Следующий шаг должен был быть качественным, а не количественным. Но для этого шага нужен был ключ. Ключ, которого у него пока не было.
В гостиной Рейвенкло царила своя, особая форма хаоса — интеллектуальная. Гул голосов, спорящих о свойствах лунного камня, сливался со скрипом перьев и шелестом страниц. Максим, устроившись в уютном кресле у камина и формально просматривал конспекты по Травологии, но на самом деле мысленно репетировал предстоящую ночную тренировку. Его график работал как отлаженный механизм, и он наслаждался этим ощущением предсказуемости.
Его покой нарушила неуверенная тень, упавшая на пергамент. Максим медленно поднял голову. Перед ним стоял Терри Бут, его однокурсник с Рейвенкло, с лицом, выражавшим смесь надежды и смертельной усталости от непонимания. В его руках был учебник по трансфигурации, раскрытый на злополучной главе про неорганические превращения.
— Симет? — голос Терри дрогнул. — Извини, что отвлекаю. Я… э… видел, ты здорово разбираешься с трансфигурацией на прошлом занятии. У Макгонагалл.
Максим не ответил, лишь поднял бровь, давая ему продолжать. Внутри уже зашевелился холодный, деловой интерес.
— Я не могу понять, — Терри с отчаянием ткнул пальцем в учебник. — Вот эти все формулы связи твердости и пластичности… Я их выучил, я их даже наизусть могу рассказать! Но когда я пытаюсь сделать взмах — получается какая-то ерунда! Спичка или дымится, или, в лучшем случае, становится похожей на гвоздь. Просто зазубренная теория без понимания как ее применить на практике. Ты не мог бы… просто немного объяснить? Не задарма, конечно! — поспешно добавил он, видя непроницаемое выражение лица Максима.
В голове у Максима щёлкнуло. Новая сделка. Новый вариант заработать. Он все больше начинает напоминать Чарэдса с поправкой на курс.
Он отложил свою книгу и жестом указал на свободный стул рядом. — Садись, Бут. Покажи, что у тебя получается.
Терри, с облегчением выдохнув, плюхнулся на стул, схватил свою палочку и с сосредоточенным видом направил её на лежащую на столе спичку. — Вердимус Игнеус! — провозгласил он, совершив слишком резкий и угловатый взмах.
Спичка с треском вспыхнула и рассыпалась пеплом.
— Видишь? — с тоской произнёс Терри.
— Я вижу, — сухо ответил Максим. Он взял свою палочку. Его движение было не быстрым, а плавным и точным, будто он выписывал в воздухе не взмах, а заключительный штрих сложной формулы. — Ты пытаешься заставить её стать иглой. Грубой силой воли. Но трансфигурация — это не приказ. Это переговоры. Ты должен понять логику изменения. Формулы — это не просто слова для заучивания. Это инструкция для твоей магии. Смотри.
Он повторил движение, на сей раз медленно, пошагово. — Начало взмаха задаёт вектор изменения твёрдости. Плавный изгиб здесь — коррекция длины. Лёгкий толчок на конце — заточка острия. Ты не просто машешь палкой. Ты выстраиваешь чертёж в воздухе. Формулы из учебника — это просто словесный перевод. А взмах — это уже визуальное предложение, составленное на этом языке.
Терри смотрел, заворожённый, его собственные неудачи забыты на мгновение. — Никто так не объяснял… — пробормотал он.
— Потому что большинство учит словарь, а не язык, — парировал Максим. Он положил палочку на стол. — Я могу объяснить тебе принципы. Не просто «как сделать», а «почему это работает». Разобрать каждое заклинание, которое тебе не даётся, на составляющие. Научить тебя не зубрить, а понимать.
В его голосе не было ни дружелюбия, ни менторского пыла. Только чёткость и деловитость. — Услуга стоит два галеона за занятие. Продолжительность — до тех пор, пока ты не поймёшь принцип. Не покажешь результат — платить не обязан.
Терри замер, явно просчитывая в уме стоимость спасения своей успеваемости. Он глянул на свой учебник, потом на безразличное лицо Максима, и решимость на его лице поборола скупость. — Да. Да, я согласен. С чего начнём?
— С того, что ты раздобудешь себе новую пачку спичек, — сухо заметил Максим. — И с того, что заплатишь авансом за первое занятие.
Терри поспешно полез в карман мантии, достал кошель и отсчитал две золотые монеты. Максим взял их, не глядя, и положил в свой карман. В тот же миг он почувствовал знакомый, сладкий и острый прилив силы — небольшой, но ощутимый. Новая сделка с магическим партнёром, пусть даже и в такой форме, была лучшей подпиткой для его демонической сущности.
— Отлично, — произнёс Максим, и в его голосе впервые прозвучали нотки чего-то, отдалённо напоминающего удовлетворение. — Теперь возьми свою палочку. И забудь на время все эти глупые стишки. Сегодня мы учимся рисовать.
За незаметными хлопотами и тотального следованию план внезапно начались пасхальные каникулы. Они словно окутали Хогвартс благословенной, ленивой тишиной. Казалось, даже древние камни замка выдохнули, избавившись от гомона минимум половины студентов. Для Максима эта тишина была не пустотой, а лекарством. Строгий график, который он себе назначил, предписывал в эти дни «полный покой», и он намерен был следовать ему с той же дисциплиной, с какой тренировался в Комнате Требований.
Для начала он решил посетить Хагрида, как делал до этого всего пару раз за прошедший год. Попить душистого травяного чая и послушать новые истории об обитателях леса.
Дверь в хижину лесника была приоткрыта. Максим постучал костяшками пальцев по косяку. — Входи! — донёсся оттуда утробный, но на удивление подавленный голос.
Внутри пахло крепким чаем, свежеиспечёнными скаконками и… едва уловимым, но стойким запахом гари. Максим бросил беглый взгляд по сторонам. Его цепкий глаз сразу же отметил детали: новая, криво повешенная занавеска на окне, прикрывающая сколотую раму; на столе лежала тряпка, которой, судя по всему, пытались оттереть что-то с пола; а на самом видном месте, на каминной полке, стояла огромная, явно только что полученная банка мази от ожогов.
Сам Хагрид сидел за столом, сгорбившись над кружкой размером с кувшин. Его обычно радостное лицо было удлинённым и печальным. — А, Максим, — пробурчал он. — Чего уж… Проходи, садись. Чайку?
— Спасибо, — кивнул Максим, занимая место на грубо сколоченной скамье. Он не стал спрашивать ни о занавеске, ни о запахе гари, ни о подавленном настроении хозяина. Он просто принял предложенную кружку с дымящимся чаем, который был на удивление вкусным и крепким.
— Как дела? — спросил Хагрид, скорее по вежливости. — Всё по плану, — искренне ответил Максим. — Отдыхаю. Слишком много учебы. Плюс подготовка к годовым экзаменам.
Хагрид хмыкнул и уставился в свою кружку. — Эх, хорошо тебе… отдыхать. А у меня тут… — он махнул огромной рукой, словно отмахиваясь от назойливой мухи, — …дела. Одни хлопоты. Вот, представляешь недавно одна тварь повадилась…
Они просидели за небольшим диалогом не более часа, неспешно потягивая чай. Максиму не нужно было поддерживать беседу. Полувеликан и сам неплохо справлялся. Но нужно отдать должное, истории к него были очень интересными. Хагриду, похоже, тоже было достаточно немой компании. Иногда лучшая поддержка — это просто присутствие.
И когда очередная история была завершена Максим поднялся. — Мне пора. Спасибо за чай, Хагрид. — Заходи ещё, — откликнулся лесник, и в его голосе впервые прозвучали слабые нотки обычного тепла.
Далее он направился в библиотеку, но на этот раз прошёл мимо полок с учебниками и трудами по магии. Его цель была в другом конце зала — отдел, который он мысленно обозначил как «Развлекательное чтиво». Он выбрал старый, потрёпанный том «Путешествия по свету с палочкой и саквояжем» какого-то безымянного волшебника-скитальца и устроился у окна.
Он не делал пометок. Не анализировал текст. Он просто читал, позволяя словам уносить его в далёкие страны, где не было ни демонической силы, ни магических кругов, ни необходимости постоянно просчитывать риски. Это было непривычно и по-своему сложно — отключить аналитическую часть мозга. Но это тоже была тренировка.
Финальным аккордом дня стало же очередная прогулка к озеру. Он снова пришёл на то же самое место что и в прошлый раз. Лёда уже не было. Вода, тёмная и спокойная, лениво накатывала на берег. Он сел на свой валун и просто смотрел. На воду, на горы на другом берегу, на проплывающие облака. Он не думал ни о чём. Просто существовал в этом моменте.
Солнце начало клониться к западу, окрашивая небо в нежные персиковые тона. Максим глубоко вздохнул, чувствуя, как остаточное напряжение последних недель наконец-то покидает его плечи. Он не стал богаче. Он не стал сильнее. Он не приблизился к просчету собственного магического круга.
Но он восстановил свой ритм. Принял свои ограничения. И нашёл в этом не поражение, а новый вид силы — силу дисциплинированного, осознанного покоя.
Он поднялся с камня и потянулся. В кармане его мантии лежала небольшая пачка печенья, да несколько галеонов на непредвиденные расходы. В голове — ясность. В теле — лёгкая усталость, на этот раз приятная, а не изматывающая.
Он посмотрел на гладь озера, такую же тёмную и спокойную, как и он сам сейчас. «Шаг за шагом, — напомнил он себе. — Камень за камнем».
На этот раз мысль не звучала вызовом. Она звучала как констатация факта. Как констатация того, что он на правильном пути. И этого на сегодня было более чем достаточно.