Глава рода Тосака последние дни пребывал в весьма взвинченном состоянии ума и виной тому ход великого ритуал Войны Святого Грааля на его землях. А вернее как ритуал не шёл. У него были планы, у него были приготовления, Тосаки десятилетиями подготавливались к одному единственному событию, которое в этот, четвертый, раз должно было принести их молодому по меркам магов роду величие и славу. Могущественный слуга, преимущество домашнего поля, союз с Церковью, даже один из Мастеров нынешней итерации ритуала был из числа его учеников. Казалось сама Судьма на его стороне, у него просто не было шансов не выиграть Грааль. Вот только за последние дни эти слова стали почти мантрой для него. Подобное не могло быть хорошим знаком, это не поведение избранного звёздами победителя, победители не пытаются утешить самих себя и убедить, что всё вокруг них в порядке.
А Такиоми Тосака последнюю неделю только и делал, что пытался внушить себе, что у него всё под контролем, что все именно так, как он изначально задумал. В то самое время, когда все его заранее подготовленные планы и кропотливые приготовления по итогу оказались не то, чтобы полностью бесполезны, но он даже мог использовать и половину из них просто потому, что реальность настолько отличалась от его чисто теоретического представления о том как должна вести Война Грааля. А его казалось великие преимущества перед началом войны спустя некоторое время едва не обернулись удушающим грузом на шее. Он на собственном опыте осознал, что такое держать на поводке чрезвычайно могущественного Слугу, груз Гильгамеша оказался слишком большим для Такиоми, и мужчина особенно боялся, что могущественный и своенравный Слуга признает об этой его слабости.
Он боялся Арчера? Да. Король Урука в момент призыва вызвал в маге трепет и восторг, в тот краткий миг мужчина глупо считал, что ему невероятно повезло с тем каким могущественным оказался его Слуга, миг который очень быстро прошёл, а его победные эмоции резко сменились паранойей и страхом стоило мужчине чуть больше вглядеться в Арчера и понять какого монстра он теперь удерживал на поводке из трёх командных заклинаний. Уже со второго дня ритуала Такиоми осознал, что единственное, что удерживает его в безопасности это метки абсолютных приказов у него на руке, те самые приказы, которые он не мог использовать до самого финала войны, если хотел победы в ритуале. Просто потому, что был шанс, что Слуга, обладающий навыков “Независимые действия” столь беспрецедентно высокого ранга как у его Арчера, мог преодолеть силу только одного командного заклинания. Или даже двух.
Такиоми не мог этого предугадать, независимым действием А-ранга не обладал ни один другой Слуга в предыдущих итерациях войны грааля, конечно, было известно о Слугах с этим же навыком только у тех ранг этого навыка был значительно ниже, и даже так такие Слуги демонстрировали тревожную тенденцию неподчинения и своеволия, и даже признак сопротивлению командным заклинаниям. Что рисовало очень и очень тревожную картину для кого-то с со Слугой с настолько большим эго. Риск предательства был неоправдано высок. Такоими не хотел полагаться на случай, ему нужна была гарантия, а гарантия это использование стразу трёх командных заклинаний, именно потому он так берёг их, именно потому он не мог просто приказать своему Слуге, именно потому ему приходилось опускаться до того, чтобы обходить и уговаривать этого напыщенного и высокомерного, но чудовищно могущественного фамильяра.
И вот когда он находиться в столь деликатном положении его ученик, Котомине Кирей, Мастер Ассасина перестал отвечать на его попытки связаться с ним. Как и его отец, нынешний смотритель от Святой Церкви. Оба были его ближайшими союзниками и именно на их сотрудничестве строился его план по победе в этой Войне Грааля. Они не могли просто так взять и оба одновременно прервать с ним контакт. Не без веской причины. Мысль о том, что они могли предать его, в разуме мага даже не рассматривалась их союз строился десятилетиями, этот союз был больше, чем они отдельно взятые, это было соглашение между Церковью и родом Тосака.
И глядя на приближающийся, и уже захвативший пол города явно магически созданный шторм, у Такиоми была тревожная догадка о причине резкого молчания его ученика и ближайшего союзника. А значит у него не было выбора как вновь унижаться.
— Ваше величество… — переступая через собственную гордость маг обратился к фамильяру, прекрасно зная с какой насмешкой и презрение в ответ смотрел на него обладатель двух красных глаз, пока он склонил свою голову к земле.
Здание церкви возвышалось мрачной громадой, чёрный силуэт против грозового неба. Стеклянные витражи казались пустыми глазами пускай в них горел свет, а колокол молчал, словно сам отказался возвещать о грехах.
Гильгамеш вошёл уверенно, золото его доспехов разогнало тьму, как солнце ночной сумрак.
Врата скрипнули, отозвавшись эхом, и зал открылся ему: вместо ожидаемого приёма — лишь тишина, в свете горение десятков свечей и пустые ряды деревяных скамей.
Арчер скривил губы в гримасе презрения. Его чувства не были обмануты.
— Такиоми отправил меня сюда ради этого жалкого зрелища? — Его голос звучал в окружающей тишине, как раскат грома. — Глупцы, возомнившие себя союзниками… ничтожества . Даже умирать достойно они не умеют.
Его алые глаза устремились через стены откуда до его носа доносился щекотливый запах недавно пролитой крови. А вместе с отсутствием любых звуков на территории церковного комплекса становилось до боли очевидно почему союзники его глупого мастера вдруг резко закрыли свои рты.
Он сделал несколько шагов вперёд, каблуки отозвались гулким звоном по каменным плитам. Его алые глаза сузились. В воздухе, среди сгорающего воска и благовоний, он ощутил чужую ауру, вязкую как туман, но изысканную словно роскошный яд.
Гильгамеш вскинул голову и, словно обрывая тишину, приказал громовым голосом:
— Хватит прятаться. Я чувствую твоё присутствие. Покажись.
Он говорил нетерпелив, не потому что не имел терпения, а потому, что не хотел тратить своё драгоценное время в этом убогом и скучном месте. И всё же его приказ оказался проигнорированным, пустые залы церкви все ещё пустовали, никто кроме него не спешил их тревожить.
— Быстрее, шавка, ты тратишь драгоценное время царя, — в этот раз в клочок пустого пространства рядом с ним из открывшегося за его спиной золотого портала вылетели несколько изысканных мечей. — Неподчинения королю карается смертью.
Один из мечей застыл в воздухе словно застряв в чей-то невидимой хватке.
Воздух задрожал, и в пустоте возник силуэт. Из искривлённого пространства, словно сотканная из ночного неба, вышла женщина. Её вечернее платье глубокого синего цвета струилось по каменному полу, а глаза скрытые за полупрозрачной черной вуалью сверкали интенсивным ледяным голубым светом.
Она скользнула взглядом по царю в золотых доспехах и чуть наклонила голову — но в её движении не было и следа почтения.
— Царя? — Повторила она тихо, с лёгким пренебрежением. — Ты всего лишь самый большой жук среди муравьёв. Но насекомое остаётся насекомым, даже если оно выше прочих. — Холодные слова разрезали воздух и меч, ранее прихваченный тонкими пальцами перед лицом женщины был отброшен обратно под ноги высокомерному королю как грязный мусор.
— Дерзкая тварь. Ты не только смеешь говорить со мной без почтения, ты глядишь на царя и даже не склоняешь голову, но ты ко всему ещё смеешь уподоблять меня насекомому? Вкуси цену собственной дерзости!
Десятки золотых врат раскрылись, и десятки клинков, сияя, вырвались наружу, нацеленные в посмевшую оскорбить царя женщину. Воздух задрожал, как давления маны покинувшего пределы тела Арчера, так и от смертельного приговора в глазах разгневанного царя, каждый меч грозил разрубить пространство само по себе не говоря уже о дерзкой ведьме.
Мечи сорвались вперёд, вспарывая воздух и свет, испускающийся свечами. Но ведьма лишь легко взмахнула рукой — и пространство исказилось. Между ней и клинками лишь на миг выросла тонкая стена тумана, золотые лезвия вонзились в неё, но вместо удара гул раздался глухой, словно клинки поглотила другая реальность.
— Смешно, как будто мне есть дело до цены за обиды таких как ты… человек, — женщина даже не пыталась показать, что её хоть как-то заботят угрозы царя Урука. — Что ты, что грязный раб, в глазах этой феи вы равны в своей ничтожности.
Туман распался, являя совершенно невредимую ведьму с единственно видимой за вуалью на лице тонкой улыбкой полной насмешки, и в ту же секунду вокруг Гильгамеша возникли десятки водяных зеркал, ровно столько сколько ранее было открыто золотых врат. И из каждого такого зеркала в золотого Слуги устремились темное водяные водовороты если бы им придали внешний вид копья с трезубцами-лилиями в виде наконечников. Они устремились вниз, обрушиваясь дождём.
Арчер щёлкнул пальцами. Из Врат Вавилона вырвался щит, и сверкающий купол окутал его фигуру. Копья разлетелись о преграду, а золотой свет озарил зал, превращая церковь в поле для войны достойной эпохи богов.
— Пустая игра, — хмыкнул Гильгамеш. — Ты желаешь нанести удар, не имея истинной силы? Если это всё на что ты способна, то я разрушу твою магию, как пыль!
На что получил лишь ещё более раздражающе насмешливый взгляд от ведьмы.
— Соблазнительно. Играем, — с почти весельем в жалящих словах ответила женщина. — Ну же, докажи этой королеве, что ты хоть чем-то отличаешься от других обезьян… Король Урука. — Её улыбка стала холодной, как рассветный иней.
Если до этого у кого-то была мысль что эта женщина не может вывести из себя на две трети бога чем она уже вывела, то этот человек глубоко ошибался, ведь её последние слова буквально взорвались алым гневом внутри разума Арчера. Золотые глаза Гильгамеша сверкнули гневом. Его пальцы дрогнули, и десятки клинков во вратах едва сорвались в воздух. Чтобы снова повторить сцену с туманом и водяными зеркалами.
— Снова? Как детская истерика, их я видела достаточно, чтобы они больше не вызывали ничего кроме скуки. Забавно только в первый раз.
Алые глаза сузились на слишком комфортно и расслабленно ощущавшей себя женщине перед лицом короля всех героев.
Тишина церкви взорвалась в тот миг, когда воздух раскололся золотыми всполохами. Врата Вавилона раскрылись за спиной Гильгамеша — десятки сияющих порталов, из которых в хаотичном великолепии выскользнули древние клинки, копья, топоры, артефакты. Сталь, окружённая ореолом божественного света, взмыла в воздух и сорвалась вперёд, стремительным залпом обрушиваясь на фигуру напротив.
А та в ответ лишь вскинула руку. Тело женщины окутал влажный холод, и с треском лопнувшего пространства вокруг неё возникли водяные порталы , будто зеркала, соединённые с иным миром. Потоки густой тёмной воды обвили их, и каждый меч, что ринулся к ведьме, утонул в этих вратах, поглощённый их глубинами. Некоторые клинки возвращались, выброшенные из других порталов уже в сторону Гильгамеша, извращённое эхо его же атаки.
В ответ золото вспыхнуло ярче. Новые Врата Вавилона открылись, испуская непрекращающиеся залпы — оружие сыпалось градом, подобно дождю, не оставляя промежутков. Но Моргана не дрогнула: перед ней развернулся вихрь водяных потоков, которые смыкались в изогнутые арки, словно защищая её зеркальным лабиринтом.
В какой-то миг ведьма изменила темп. Через водяной портал её магии на волю вырвалось древко ночного цвета, наконечник, сияющий холодным бирюзовым светом, искажённые кольца энергии вокруг его наконечника-трезубца раскрутились, превращая копьё в столп искажения. Копьё сверкнуло, испустив волну силы и луч света и воды, пронзающий пространство, устремился навстречу золотым клинкам.
Сокровищница Гильгамеша тут же ответила на новую угрозу, выстрелив одним плотным потоком всевозможного оружия, сталкивались сотнями одно за другим с этим единственным темным копьём, и хотя многие рассекали водяной вихрь, каждый следующий удар мрачного трезубца рвал строй арсенала золотого царя, отбивая или разрубая оружие из царской сокровищницы. Зал наполнялся гулом ударов — звоном стали, смешанной с ревом воды и сиянием света. Ни один из них не сдвинулся ни на шаг. Гильгамеш возвышался, окутанный золотыми вратами, из которых непрерывно хлестали артефакты, его взгляд оставался холодным и бесстрастным. Ведьма — за своей завесой из воды и лунного света, удерживая мир на грани разрушения одним лишь взмахом своего искажённого копья. Чтобы в какой-то миг искаженное копьё исчезло, а казалось поток сокровищ из бездонных Врат Вавилона иссяк.
Краткая, в не более чем минуту реального времени, но очень насыщенная битва.
Ни один не приблизился. Ни один не позволил себе снизойти до «схватки смертных». Битва держалась на расстоянии — бой гордости и магии, короля и ведьмы, где каждое движение было вызовом, а каждый взрыв энергии — отказ уступить даже дюйм земли.
— Твои уловки могут задержать меня… но не победить. Запомни это, Кастер.
Он знал, когда видел ловушку, тем не менее он сам добровольно и с полным пониманием вошёл в неё, и теперь пожинал плоды своего решения. Он желал испытать настоящего Кастера этой войны, что же, его желание было исполнено, теперь осталось побороть этот отвратительный кислый привкус во рту от встречи с этой мерзкой женщиной.
— Посмотрим, мальчишка, — одними губами беззвучно произнесла ведьма. Так или иначе её цель уже была выполнена, дальше шло собственное удовольствие.
Вновь магия воды и проклятий столкнулась с золотым блеском, превращая своды церкви в дрожащий от ударов купол, не иначе как чудом божьим сохраняющим свою целостность после всего творящегося под ним. С каждым новым залпом Врат Вавилона воздух наполнялся свистом клинков и огнём божественных артефактов, но раз за разом разрывал этот поток проклятых вод отражал и раскалывал на осколки брошенные в лицо ведьмы сокровища.
Пол храма был залит водой и светом, словно само пространство стало зыбким, но ни Гильгамеш, ни Моргана не сделали ни шага. Их ауры сражались сильнее, чем тела.
Царь Урука неумолимо наращивал натиск: десятки, сотни клинков вылетали из порталов, подчиняясь его воле. Но чем больше он выпускал оружия, тем сильнее вокруг Кастер вращались водные порталы, затягивая часть оружия в свои глубины и выбрасывая обратно — зеркально, насмешливо. Его же арсенал обращался против него самого.
И тогда Кастер призвала своё копьё-трезубец вновь. В этот раз уже не одно, в большем числе, три его копии показались из её порталов, вспыхнув ледяным светом, они выпустили копившиеся на их наконечниках заряды магии, три столпа магии, холодные и разрушительные, как шторма, обрушивающиеся на берега Британии, обрушились на Гильгамеша. Этот суровый строенный удар не просто отразил клинки — он разорвал целый ряд Врат, и на миг золото позади Гильгамеша пошатнулось.
Сияние и гул схлестнулись. Взрывная волна смела ряды церковных скамей, сорвала витражи, превратив их в вихрь сверкающих осколков. Дым, водяные брызги и золотое свечение слились в одно, скрыв обоих противников.
И в этой слепящей буре каждый из них понял одно и то же.
Гильгамеш, скользнув взглядом через разорванные волны магии, увидел, что Кастер стоит так же твёрдо, как и он. Ни её водные порталы, ни копьё не уступали. Разрушить её щит из плотного тумана с расстояния он мог бы — но не быстро, не сейчас, не без риска для Мастера, что ждал его за пределами этой схватки.
Ведьма, держащая своё копьё, тоже видела, что царские Врата неиссякаемы, и каждый уничтоженный клинок сменялся новым. Она могла задерживать его и делала это, ведь именно это было её задачей. Но прорвать арсенал и достичь его самого прямо сейчас — нет, не стоило.
И потому буря схлынула.
Гильгамеш медленно опустил руку, и золотые порталы один за другим сомкнулись, оставив лишь сияющее послевкусие в воздухе. Его взгляд остался холодным, но он уже отворачивался.
Женщина тоже позволила своему копью-тризубцу раствориться в потоках воды. Волна магии рассеялась, оставив лишь влажный воздух и зеркальные лужи на полу церкви. Она стояла неподвижно, не делая попытки преследовать.
И тем не менее ни первый ни вторая не спешили расходится, они стояли друг напротив друга, уставившись один другому в глаза.
— Ты мне надоела. Я возьму твою голову в следующий раз, ведьма.
Гильгамеш стоял на краю разрушенного зала церкви, оглядывая пространство, где только что бушевала магическая буря. Его взгляд был холоден, но внутри пульсировала раздражённая искра.
Он считал, что его сила — абсолютна, что никто не может помешать царю Урука. И всё же… Кастер смогла сдержать его арсенал, заставить его сомкнуться, отступить без единой возможности приблизиться.
Для него это было неприемлемым: никто, даже фея, не имеет права диктовать, когда он может проявить всю свою мощь.
Золотые Врата Вавилона медленно закрылись за спиной, но ощущение поражения не покидало. Он сжал кулак, ощущая, как гордость царапается о невозможность победить так, как он привык. Каждый клинок, который он выпустил, казался недостаточным; каждый отражённый поток Кастер — вызовом.
Если бы только его Мастер не был так близко к месту битвы, он бы покончил с ведьмой за мгновения… но ведь таков и был план феи напротив с самого начала, не так ли, лишить его Эа, поставив в невыгодное положение?
— Ты попытаешься, царь букашек. И помни, сперва тебе нужно будет пройти через моего Мастера, он в отличии от твоего не бесполезный шут.
Тем временем ведьма стояла в центре влажного зала, её копья растворились в воде, но напряжение осталось. Её голубые глаза сверкали лёгким раздражением.
Она понимала, она задержала царя, выполнила задачу… но она не унизила его достаточно, не сломила его. Каждый её заклинательный манёвр, каждый поток воды и каждый залп магии Ронгоминиады сталкивался с бездонной мощью Врат Вавилона. И не находил бреши в защите золотого царя.
И как только её мастеру удалось прорваться через Врата и ранить его, слепая удача или превосходство в навыках, что же ей не хватило, что было у молодого мага не достигшего и двух десятков лет?
Но Моргана была холодна и расчетлива. Она знала этот бой начался и велся не с целью уничтожить Арчера, а лишь изучить его лично, задержать. И всё же внутри её разгоралась легкая, едкая досада: она хотела показать ему, кто здесь хозяин магии, а вышло лишь сдерживание, которое всё равно оставило царя непобеждённым.
Два величия, отказавшиеся уступить, но и не нашедшие способа добить друг друга здесь и сейчас. Церковь осталась разрушенной, но их противостояние — незавершённым, как обещание новой встречи.