Эра Одаренных
Двадцать три года назад человечество спаслось от кометы, но заплатило за это своей душой. Осколки, пролившиеся смертоносным дождем, принесли с собой чужеродную радиацию, навсегда разделив мир на обычных людей и Одаренных. Тех, кто обрел божественную силу.
Но дар оказался проклятием. Упиваясь властью, новые сверхлюди превратили планету в свою игровую площадку, где нет правил. В ответ правительства создали охотников.
Уайатт — один из лучших. Он — элитный оперативник, чью семью вырезали Одаренные. Для него не существует хороших или плохих — есть лишь сверхчеловеческая болезнь, которую нужно искоренить. Каждый день он спускается в ад, чтобы тот не вырвался на улицы.
Но что, если его следующей целью станет тот, кто не похож на монстра? Что, если приказ заставит его усомниться во всем, во что он верил? В мире, где каждый может стать богом, величайшая битва развернется в душе простого человека.
Пролог
Они называют это «Новой Эрой». Вранье. Эпохи не начинаются, они просто обрываются. Наша оборвалась в тот день, когда с неба посыпались осколки чуда.
Все началось в августе 2025 года. Мне тогда было десять, и я помню, как дикторы на всех каналах срывали голоса, рассказывая про комету «Предвестник». Огромная ледяная глыба неслась прямо к нам. Конец света, говорили они. Паника, молитвы, хаос. А потом правительства мира, забыв на время про свои дрязги, сотворили невозможное. Десятки ракет, запущенных со всех континентов, ударили по комете, превратив одного гигантского убийцу в миллион маленьких пуль.
Мир выдохнул. Нас спасли. Повсюду были праздники и салюты, пока на Землю проливался самый красивый и смертоносный дождь в истории. Миллиарды жертв, разрушенные города — это посчитали приемлемой ценой за выживание вида. Мы и не знали, что настоящая цена была еще не уплачена.
Каждый осколок «Предвестника» был как грязная игла, впрыснувшая в кровь планеты чужеродную радиацию. Сначала ничего не происходило. А потом люди начали меняться. Это назвали «Кометной Лихорадкой». Мучительный, болезненный процесс, который либо убивал тебя, либо… дарил Дар.
И вот тогда маски были сорваны. Знаете, говорят, что абсолютная власть развращает абсолютно. Чушь. Власть ничего не развращает, она лишь позволяет гнили, что уже сидела внутри, вырваться наружу. Человек, всю жизнь мечтавший летать, получал крылья. Тот, кто хотел быть сильнее других, мог голыми руками рвать сталь. А тот, в ком таилась тьма, получал силу, чтобы выплеснуть ее на всех остальных.
Начался хаос. Новые «боги» крушили города, упиваясь силой, которую не заслужили. Они брали все, что хотели, не считаясь с жизнями обычных людей. Они стали называть себя «Одаренными». Я называю их болезнью.
Правительства опомнились слишком поздно. Пока одни страны в панике начали собирать своих «одаренных» в армии, превращая их в живое оружие, другие, как наша, поняли суть угрозы. Болезнь не нужно изучать или приручать. Ее нужно искоренять.
Так появились мы. Спецотряды. Охотники. Санитары. Нас вооружили технологиями, способными уравнять шансы. Нас научили думать, как они. Выслеживать их. И уничтожать.
Сейчас 2048 год. Война не прекращается ни на день. Она идет не на передовой, а на улицах наших городов, в темных переулках и дорогих пентхаусах. Мир изменился навсегда. Он стал громче, ярче и гораздо страшнее.
Меня зовут Уайатт. Двадцать три года назад эта «Новая Эра» отняла у меня все. Теперь я забираю долги.
Глава 1
Дождь барабанит по броне корпуса, как костяшки пальцев по крышке гроба. Ритмичный, глухой стук. Внутри «Саркофага» пахнет озоном, потом и холодной сталью. Тусклые диодные полосы на потолке выхватывают из полумрака наши силуэты: пятеро бойцов в экзоскелетах, прикованных к сиденьям магнитными фиксаторами. Миссия окончена, но работа — нет. Работа не заканчивается никогда.
Напротив нас, за силовым барьером, дрожащим от перепадов напряжения, сидит наш улов. Трое. Два самца и самка. Они смотрят в пол, в стену, куда угодно, но не на нас. На шеях у каждого — «ошейники-обнулятели», широкие обручи из темного металла, подавляющие их… дар. Без своих фокусов они просто жалкие, измотанные люди в грязной одежде. Но я-то знаю, что сидит у них внутри. Я видел, на что они способны. Всего час назад эта троица держала в страхе целый квартал. Один металл гнул силой мысли, второй двигался быстрее, чем глаз успевал заметить, а девка… она залезала в головы. Заставляла людей видеть их худшие кошмары. Мы пришли, и кошмар закончился. Для всех, кроме них.
— Кофе майор? — голос Риццо, самого молодого в отряде, вырывает меня из оцепенения. Он сидит рядом, отстегнув шлем. На его лице еще не просохла грязь и кровь — не его, к счастью. В руках у него термокружка. — Дрянь, конечно, синтетическая, но хоть что-то.
Я качаю головой, не отрывая взгляда от пленников. Риццо пожимает плечами. Он еще не привык к тишине после боя. Ему нужно заполнять ее словами, суетой. Он проверяет крепления на винтовке, протирает визор шлема, делает глоток своего паршивого кофе. Он пытается не думать. А я… я никогда не прекращаю.
Дождь стучит все так же настойчиво. Тук-тук-тук. Тук-тук-тук.
Я прикрываю глаза, и гул двигателей «Саркофага» медленно затихает, растворяется, сменяется другими звуками. Далекими. Почти забытыми.
Звуком телевизора в гостиной, где отец хмуро смотрит вечерние новости. Запахом жареной курицы, который доносится из кухни. Грохотом взрывов из комнаты старшего брата — Майкл опять играет в свою видеоигру. Мне одиннадцать. За окном идет холодный ноябрьский дождь. 2026-й год. Год после «Кометного Дождя».
Мир выжил, но шрамы остались. И теперь эти шрамы начали гноиться. По новостям какой-то правительственный чиновник убеждает всех, что ситуация под контролем. Что «случаи аномальных способностей», которые он называет «пост-кометным синдромом», единичны и изучаются. Вранье. Мы все знали, что происходит. В соседнем штате город пришлось оцепить военными. В интернете каждый день появлялись ролики, снятые на дрожащие камеры: люди, летающие по воздуху, гнущие сталь, мечущие огонь. И убивающие других людей.
Отец всегда говорил, что это нас не коснется. Что мы живем в тихом пригороде. Что нужно просто работать, ходить в школу и не думать о плохом. Он очень хотел в это верить.
Все было хорошо. Ровно до того момента, как входная дверь нашего дома слетела с петель.
Она не распахнулась. Она взорвалась внутрь, превратившись в облако щепок. В проеме стояли они. Трое. Их глаза горели неестественным, синим светом, а кожа, казалось, подрагивала, словно под ней бегали разряды статического электричества. Они не были похожи на людей. Они были похожи на ожившие помехи в телевизоре.
Первым поднялся отец. Он всегда был большим и сильным, моим личным супергероем. Он сделал шаг вперед, заслоняя меня и маму, и крикнул что-то. Я не запомнил слов. Я запомнил только то, что один из них лениво махнул рукой, и кухонный стол взмыл в воздух. Он врезался в отца с такой силой, что я услышал хруст ломающихся костей. Папино тело… оно просто рухнуло, как мешок, набитый чем-то мокрым.
Мама закричала. Пронзительно, страшно, так, как кричат только раз в жизни. Из своей комнаты выскочил Майкл с бейсбольной битой в руках. Ему было шестнадцать, и он думал, что он уже мужчина. Он бросился на второго незнакомца, но тот даже не пошевелился. Он просто ждал. Когда Майкл замахнулся, пришелец вытянул вперед руку, и мой брат замер в воздухе, в метре от него. Он захрипел, побагровел, его руки и ноги судорожно дергались, пока что-то невидимое сжимало его горло. А потом раздался еще один сухой, резкий треск. И тело Майкла обмякло.
Я стоял, парализованный ужасом. Я видел, как третий, тот, что был меньше ростом, медленно пошел к моей маме, которая рыдала над телом отца. Я видел, как он улыбнулся. Улыбка у него была кривая, неправильная… Я зажмурился и больше не хотел видеть. Я слышал мамин крик, который превратился в булькающий стон, а потом затих. Я слышал их смех. Они смеялись так, будто это была всего лишь игра.
Когда я снова открыл глаза, они стояли надо мной. Один из них протянул ко мне руку, кончики его пальцев светились все тем же ядовито-синим огнем. Я чувствовал исходящий от них жар. Я знал, что сейчас умру. Я ждал этого.
Но вместо боли дом наполнился ослепительным светом прожекторов и оглушительным ревом. Окна разлетелись на тысячи осколков. В дверном проеме, в дыму и дожде, выросли огромные фигуры в черной броне. Они были похожи на демонов из преисподней. Раздались сухие, резкие хлопки выстрелов. Синий свет, исходивший от убийц моей семьи, погас. Их тела упали на пол с той же легкостью, что и тело моего отца.
Один из черных демонов подошел ко мне. Он опустился на одно колено, и я увидел под забралом шлема человеческие глаза. Уставшие, холодные, но человеческие. Он ничего не сказал. Просто поднял меня на руки и вынес из дома, который перестал быть моим домом. И нес меня сквозь хаос и огонь, и я впервые понял одну простую вещь. В этом мире нет супергероев. Есть только монстры и те, кто на них охотится.
«Саркофаг» резко тряхнуло на ухабе. Я открываю глаза. Дождь все еще стучит по броне. Риццо дремлет в своем кресле. Пленники сидят неподвижно. А я смотрю на них, и в моей груди нет ничего, кроме выжженной дотла пустоты и холодного, как лед, спокойствия. Я сделал свой выбор в тот день, двадцать три года назад. И я ни разу о нем не пожалел.
Воспоминания — странная штука. Одни впиваются в тебя, как осколки стекла, и ты переживаешь их снова и снова в мельчайших деталях. Другие — просто вереница размытых кадров, проносящихся за несколько секунд, хотя на самом деле они заняли годы. Моя жизнь после того дня — это именно такая пленка, ускоренная перемотка от точки «А» до точки «Б».
Точка «А»: Детский дом. Казенное учреждение с серыми стенами и запахом хлорки. Меня туда привезли те солдаты в черной броне. Первые месяцы я почти не говорил. Я просто плакал по ночам, свернувшись под тонким одеялом, пока слезы не кончились. А когда они кончились, осталась только пустота.
Моим единственным окном в мир стал старый телевизор в общей комнате. И этот мир горел. Каждый вечер в новостях показывали их. Одаренных. Кадры, снятые с дронов или телефонов случайных прохожих: города в руинах, перепуганные лица, и среди всего этого — они. Человек, швыряющий автомобили, словно игрушки. Женщина, идущая сквозь стену огня. Подросток, от смеха которого лопались стекла в окнах. Они упивались своей силой, своей исключительностью. Они убивали, грабили, насиловали, провозглашая себя новыми богами на руинах нашего мира.
Именно там, сидя на потертом диване в окружении других сломленных детей, я смотрел на это и понимал. Мое горе медленно остывало, кристаллизовалось и превращалось в холодную, острую, как бритва, ненависть. Я понял, что Одаренные — не следующий шаг эволюции, как кричали одни. И не божье проклятие, как шептали другие. Они были болезнью. Раковой опухолью на теле человечества. Сила не сделала их лучше, она лишь сорвала тонкий налет цивилизованности и выпустила наружу зверя, который сидит в каждом. Я понял, что настоящее равенство — это не когда все могут стать сильными. Настоящее равенство — это когда никто не может возомнить себя богом.
Шестнадцать лет. Выпуск из детского дома. Вместо колледжа — вербовочный пункт. Военная академия. Для многих это был способ получить образование, сделать карьеру. Для меня это был единственный путь. Четыре года я жил по уставу. Я вгрызался в учебу, доводя свое тело до предела на тренировках и забивая голову тактикой, баллистикой и психологией. Другие курсанты хотели славы, медалей, уважения. Я хотел стать оружием. Скальпелем, достаточно острым, чтобы вырезать опухоль.
Двадцать лет. Выпускной. В актовый зал пришли вербовщики из разных ведомств. Меня интересовали только одни — люди в строгих черных костюмах с незаметным значком на лацкане. Департамент по Контролю Аномалий (ДКА). Они не искали героев. Они искали людей с пустыми глазами и очень веской причиной ненавидеть. Во время собеседования седой полковник не спросил о моих оценках. Он спросил лишь одно: «Почему ты хочешь к нам, сынок?». Я просто рассказал ему о том дождливом вечере в 2026-м. Меня приняли без лишних вопросов.
Тренировочный лагерь ДКА. Место, по сравнению с которым академия казалась детским садом. Нас учили драться с теми, кто быстрее, сильнее и может залезть тебе в голову. Нас натаскивали на работу с новейшим оборудованием: силовые подавители, пси-блокаторы, кинетические ловушки, оружие, стреляющее не свинцом, а концентрированными полями, нарушающими аномальную активность. Нас учили думать как они, предугадывать их действия, использовать их высокомерие против них самих. Из ста кандидатов в отряде осталось десять.
Двадцать пять лет. Мне вручают мои лейтенантские нашивки. Я смотрю на свое отражение в начищенной табличке на двери казармы. Пустые глаза. Веская причина ненавидеть. Скальпель готов к работе.
— Майор, — сухой голос Риццо выдергивает меня в настоящее. Он больше не дремлет, смотрит на меня внимательно.
— Глаза у вас… опять.
Я моргаю, фокусируя взгляд. В его зрачках отражаются тусклые диоды.
— Какие «опять»?
— Как у голодной акулы, сэр. Так вы смотрите перед штурмом.
Я перевожу взгляд обратно на пленников. Один из них, тот, что гнул металл, поднял голову и смотрит прямо на меня. В его глазах плещется чистая, незамутненная ненависть. Я спокойно выдерживаю его взгляд, и уголок моего рта едва заметно кривится в усмешке. Он видит во мне тюремщика. Солдата. Врага. Он даже не представляет, что я — его единственное спасение. От самого себя.
— Связь, майор, — голос водителя в моем наушнике звучит сухо. — Прибываем в «Чистилище» через пять минут.
«Саркофаг» сбавляет ход, и низкий гул двигателей сменяется шипением гидравлики. Мы не едем, мы плывем по стерильно-белому тоннелю, залитому безжалостным светом, который бьет из-под потолка. Снаружи остался холодный дождь и вечная ночь, здесь — только искусственный день и холод кондиционированного воздуха. Мы дома.
Машина останавливается с легким толчком, идеально вписываясь в шлюз доковой станции. Щелчок, и магнитные фиксаторы на наших креслах отпускают нас. Я отстегиваю шлем, кладу его на сиденье и поднимаюсь на ноги, разминая затекшие мышцы. Риццо и остальные бойцы делают то же самое, их движения отточены до автоматизма. В воздухе висит молчаливая усталость.
С шипением открывается боковая дверь «Саркофага». Нас встречает капитан Росси — начальник смены приемного блока. У него усталые глаза, жидкие зачесанные волосы и идеально отглаженная форма, которая выглядит на нем так, будто он одолжил ее у кого-то покрупнее. Он всегда выглядит так, словно не спал неделю.
— Майор Картер, — кивает он мне, в его голосе нет ни капли эмоций, только служебная вежливость. — С прибытием в «Чистилище». Проблем в дороге не было?
— Никаких, капитан, — отвечаю я, выходя на металлическую платформу. Воздух здесь пахнет антисептиками и озоном еще сильнее. — Груз спокойный. Вся троица ваша.
— Принято.
По его знаку из бокового коридора выходят шестеро охранников местного гарнизона. Их броня светлее нашей, она предназначена для боя в закрытых помещениях, а не на городских улицах. Они работают молча и слаженно, как роботы на конвейере. Двое входят в «Саркофаг», еще четверо ждут снаружи.
Через минуту они выводят наш «улов». Ошейники на пленниках тускло мигают зеленым — заряд в норме, подавление активно. Одаренные щурятся от яркого света, их глаза бегают по сторонам, оценивая новую клетку. Тот, что смотрел на меня с ненавистью, снова пытается поймать мой взгляд, но я уже не обращаю на него внимания. Он больше не моя проблема. Он — собственность ДКА.
— Имена по списку, — бубнит Росси, сверяясь с данными на своем планшете. — «Кинетик» Маркус Торн, «Спринтер» Дэнни Чу, «Менталист» Алиса…
Он не договаривает фамилию. Это неважно. Здесь они — просто инвентарные номера. Охранники уводят пленников вглубь коридора, их шаги гулко отдаются в стерильной тишине. Риццо шумно выдыхает, когда за ними закрывается тяжелая бронированная дверь.
— Ну вот и все, — говорит он, обращаясь скорее к самому себе. — Можно и в душ.
— Еще нет, — обрываю я его. Росси протягивает мне свой планшет.
— Формальности, майор. Ваша подпись о передаче груза.
Я ставлю свою подпись на сенсорном экране. Простая росчерк — W. C. Росси забирает планшет.
— Спасибо за службу, майор. Полковник ждет ваш официальный рапорт. Комната для совещаний номер три. Вы знаете, где это.
Я киваю в ответ и направляюсь вглубь комплекса. Шаги гулко отдаются в пустых, стерильно-белых коридорах «Чистилища». Это место — сердцевина айсберга, огромная подземная база ДКА, скрытая под видом заброшенного промышленного объекта. Здесь мы живем, тренируемся и держим тех, кого ловим. Белые стены, гладкий полимерный пол, утопленные в потолке диодные панели — все здесь спроектировано так, чтобы негде было спрятаться. Каждые двадцать метров — поворотная камера наблюдения. Ее объектив провожает меня безмолвным взглядом.
Пока я иду, в голове прокручивается простая иерархия нашего мира. Департамент по Контролю Аномалий — главная линия обороны человечества. Наше острие — семь специальных отрядов. В каждом по двадцать бойцов и командир. У каждого своя неофициальная специализация, выросшая из опыта и характера его командира. Первый и Третий — «Щиты», они лучше всех работают с гражданскими, эвакуация, оцепление. Второй — «Псы», лучшие следопыты, могут выследить Одаренного по еле заметным энергетическим следам. Пятый и Шестой — «Призраки», разведка и тихие операции. Седьмой — «Технари», они тестируют новое оборудование прямо в поле.
А есть мы. Четвертый отряд. У нас тоже есть прозвище. «Мясники». Мы не берем пленных, если есть приказ их не брать. Мы идем туда, где нужно просто вырезать заразу, быстро и эффективно. Ликвидация и захват особо опасных целей. Я — майор Уайатт Картер, и я командую «Мясниками».
Дверь в комнату для совещаний номер три открывается с тихим шипением, стоит мне подойти. Внутри царит полумрак, густо пахнет крепким табаком и озоном от голографического проектора. За длинным столом из темного композита уже сидят остальные. Майор Кендрик, командир Второго, «Псов», кивнул мне. Доктор Арани из научного отдела, вечно выглядящая так, будто ее только что выдернули из лаборатории. Начальник службы безопасности, начальник снабжения… все на месте.
И во главе стола, в высоком кресле, сидит она. Полковник Ева Ростова, глава всего Департамента. Женщина лет пятидесяти, с коротко стриженными седыми волосами и глазами, холодными, как зимнее небо. В тонких пальцах дымится сигара. Она молча смотрит на меня, ожидая.
Я останавливаюсь в центре комнаты.
— Майор Картер, Четвертый отряд, — голос звучит ровно и глухо в тишине. — Миссия в секторе Гамма-7 завершена. Цели «Кинетик» Маркус Торн, «Спринтер» Дэнни Чу и «Менталист» Алиса Вега захвачены и доставлены в «Чистилище». Потери в отряде — ноль. Потери среди гражданских — предварительно, двенадцать человек, до нашего прибытия. Полный отчет будет на вашем столе через час.
Полковник медленно выдыхает облако дыма.
— Принято, майор. Садитесь.
Я занимаю свое свободное место между Кендриком и начальником снабжения. Совещание продолжается. На голографическом проекторе в центре стола сменяются карты города, фотографии новых Одаренных, статистические отчеты. Идут обсуждения. Новый всплеск активности в портовом районе. Запрос от правительства на «аренду» одного из наших пленников для исследований. Доктор Арани докладывает о новом типе аномалии — Одаренный, способный проходить сквозь твердые предметы, но нестабильный. Его тело распадается на молекулы после каждого «прыжка».
Я слушаю вполуха. Это рутина. Война, превратившаяся в бесконечную офисную работу со смертельным риском. Наконец, полковник Ростова делает последнюю затяжку и давит сигару в тяжелой пепельнице.
— На сегодня все, — ее голос не терпит возражений. — Задачи на завтра. Кендрик, твои «Псы» берут портовый район, работайте тихо, мне не нужна паника. Арани, подготовьте все для вскрытия «Прыгуна», как только его доставят. Картер.
Я поднимаю на нее взгляд.
— Разведка доложила о новой «стае» в старых промышленных секторах. Четверо, возможно, пятеро. Действуют слаженно. Слишком слаженно для обычных психов, получивших силу. Четвертый отряд, с шести утра начинаете прочесывание. Задача — сбор информации. Захват — по возможности. Ликвидация — при малейшем сопротивлении. Вопросы?
Я качаю головой.
— Вопросов нет, полковник.
— Тогда свободны.
Полковник встает, давая понять, что совещание действительно окончено. Остальные командиры тоже поднимаются, собирая свои планшеты. Начинается новый рабочий день.