Николай проснулся не от солнечного луча или назойливого пения птиц за окном. Он проснулся от ощущения. Ощущения деликатного, обволакивающего тепла, мягкости, давившей на его плечо, и едва уловимого, чистого, почти стерильного запаха, похожего на озон после сильной грозы. Он медленно, с неохотой, открыл глаза, все еще находясь в сладкой дреме. Первое, что он увидел в тусклом утреннем свете, — это пряди иссиня-черных, как вороново крыло, волос, разметавшихся по его подушке. Он непонимающе моргнул, и в этот момент сознание, все еще окутанное остатками сна, с оглушительным треском вернулось в жестокую, невероятную реальность.
Рядом с ним, доверчиво прижавшись и обняв его во сне, спала Зола.
Ее дыхание было абсолютно ровным и глубоким, почти неслышным. Одна ее рука покоилась у него на груди, и он физически ощущал ее вес — не тяжесть, а плотность, словно она была выкована из чего-то более основательного, чем человеческая плоть и кости. Даже во сне все ее тело излучало ауру скрытой, сжатой до предела мощи, как дремлющий вулкан, под чьей безмятежной вершиной клокочет расплавленная магма. Вчерашние события, которые до этого момента казались безумным, лихорадочным сном, порождением уставшего разума, обрушились на него всей своей неопровержимой, осязаемой реальностью. Супер-сыворотка, тайно введенная всей его семье. Новая, еще более сумасшедшая гача-сессия. И она. Клон-суперсолдат, призванный из другого мира по его воле, созданный для того, чтобы беспрекословно служить ему.
Разум тридцатилетнего мужчины, который за всю свою первую, долгую и одинокую жизнь не был так близко ни с одной женщиной, не говоря уже о том, чтобы проснуться с ней в одной кровати, ударил в набат паники. Сердце заколотилось в груди, как пойманная в силки птица, гулко отдаваясь в ушах. Он осторожно, затаив дыхание, боясь ее разбудить и спровоцировать неведомую реакцию, попытался отодвинуться, высвободиться из ее объятий. Но ее рука, даже полностью расслабленная во сне, была как стальной обруч. Он попробовал приподнять ее — бесполезно. Она была тяжелой и абсолютно неподатливой. Он был в ловушке. В нелепой, абсурдной ловушке в своей собственной детской кровати, рядом с невероятно красивым, смертельно опасным и абсолютно чужим ему живым оружием.
— Пробуждение зафиксировано, хозяин, — раздался тихий, идеально модулированный, мелодичный голос прямо у его уха.
Он вздрогнул от неожиданности. Зола открыла глаза. Ее зрачки цвета морской волны, аномально яркие в утреннем полумраке, сфокусировались на нем мгновенно, без малейших следов сонной неги или замешательства. В них не было никаких эмоций — ни удивления, ни смущения, — только спокойное, анализирующее внимание, словно он был не человеком, а объектом для изучения.
— Анализ ваших жизненных показателей: пульс — 112 ударов в минуту, дыхание поверхностное, учащенное, зафиксировано повышенное выделение кортизола и адреналина. Вы находитесь в состоянии острого стресса. Внешние угрозы в радиусе ста метров не обнаружены. Требуются дальнейшие инструкции по снижению вашего стрессового состояния?
— Н-нет… никаких инструкций, — пробормотал он, чувствуя, как предательская краска заливает щеки. — Просто… отпусти, пожалуйста. Руку убери.
— Принято.
Она без малейшего видимого усилия убрала руку. Николай тут же, как ошпаренный, отполз на самый край кровати, сел, свесив ноги на пол, и попытался привести сбившееся дыхание в порядок.
— Доброе утро, хозяин, — все так же ровно произнесла она, грациозно садясь на кровати. Ее движения были плавными, текучими, выверенными до миллиметра, как у большой хищной кошки. Спортивный топ и шорты идеально облегали ее фигуру, и Николай изо всех сил старался не смотреть в ее сторону, чувствуя себя последним идиотом.
— Доброе, — выдавил он. — И… давай сразу договоримся. Не смей называть меня «хозяин». Особенно при других. Это приказ. Зови меня… по имени. Коля.
— Запрос на изменение протокола вербального обращения понят. Внесение перманентной поправки. В присутствии третьих лиц и в приватной обстановке устанавливается обращение «Коля». Однако, для подтверждения статуса иерархических связей, я буду использовать альтернативные формы обращения, указывающие на близкие отношения. Вас устраивает данный компромисс?
— Д-да, вполне, — он был готов согласиться на что угодно, лишь бы прекратить этот неловкий, сюрреалистичный разговор. — Одевайся. Скоро все встанут на завтрак. Твой комбинезон…
Он запнулся, вспомнив, что она не имеет доступа к его инвентарю. Он мысленно вызвал иконку серого комбинезона и «выбросил» его. Тот бесшумно материализовался на спинке стула. Зола встала, так же плавно и с полным отсутствием стеснения сняла с себя спортивную одежду, под которой оказалось идеальное, атлетичное тело без единого изъяна, и за несколько секунд облачилась в комбинезон.
Николай поспешно отвернулся, чувствуя, что его лицо горит. Это будет очень, очень долгий и сложный день.
* * *
Спустившись на кухню, он застал там почти всю свою семью. Утро на даче всегда начиналось рано, и жизнь уже кипела. Бабушка Раиса Павловна, его «бухгалтерская» бабушка, женщина, у которой вся жизнь была разложена по полочкам, уже хлопотала у плиты, и по дому плыл умопомрачительный, сладкий аромат сырников со смородиной. Дед-генерал, Александр Николаевич, сидел во главе большого обеденного стола с утренней газетой, но Николай, с его обостренным аналитическим восприятием, сразу заметил нечто необычное. Дед не просто сидел, он сидел с идеально прямой, монументальной спиной, не опираясь на спинку стула, и в его движениях, когда он переворачивал страницу, не было и намека на ту старческую, осторожную скованность, которая начала проявляться в последние годы.
— А, вот и жених проснулся! Доброе утро, внук! — прогремел дед, и голос его звучал на удивление бодро, чисто и мощно. — Как спалось? Невеста твоя не замучила?
Николай поперхнулся воздухом. Жених? Невеста? Он застыл на полпути к столу.
— Доброе, дед. Отлично спалось, — промямлил он, присаживаясь за стол и стараясь не встречаться с дедом взглядом.
В этот момент на кухню, насвистывая под нос какую-то мелодию, вошел его второй дед, Иван Степанович, мамин отец. Он нес огромную охапку свежих березовых дров для бани, которую они собирались топить вечером. Николай прекрасно помнил, что еще вчера дед жаловался на ноющую боль в пояснице и с трудом поднимал ведро с водой. Но сейчас он нес охапку дров, которая весила килограммов тридцать, так, как будто это была связка хвороста, и на его лице, посвежевшем и порозовевшем, не было и тени дискомфорта.
— О, Иван, ты уже за дровами сбегал? — удивилась бабушка Раиса, ставя на стол тарелку с горой сырников. — Дал бы молодым-то, чего сам надрываешься в свои годы.
— Да какой там надрываюсь, Рая! — от души усмехнулся дед Иван, с грохотом опустив дрова у печки. — Сам не пойму, что за чудеса! Проснулся сегодня — будто мне не семьдесят, а пятьдесят от силы. Ничего не болит, не скрипит, суставы как смазанные! Воздух у вас тут, что ли, целебный?
— И не говори, Степаныч! — с энтузиазмом поддержал его дед-генерал, откладывая газету. — Я сегодня в пять утра встал, свою полную армейскую зарядку сделал, сто отжиманий — и хоть бы хны! Колени как новые, спина не ноет. Даже шрам от ранения на бедре чесаться перестал, впервые за сорок лет! Чудеса, да и только!
На кухню вошли родители Николая, а за ними и бабушка Анна Петровна. И от каждого он слышал одну и ту же песню, спетую на разные лады. Мама, помолодевшая и посвежевшая, с восторгом рассказывала, что проснулась такой отдохнувшей, какой не чувствовала себя со студенческих лет, и что мелкие морщинки у глаз будто разгладились. Отец с изумлением обнаружил, что может читать мелкий шрифт в инструкции к новому триммеру без очков, которые обычно надевал по утрам. Бабушка-учительница, вечная гипертоник, с видом фокусника демонстрировала всем тонометр с идеальными показателями «120 на 80».
Они шумели, смеялись, строили догадки, списывая все на магию свежего воздуха, крепкий сон, удачное расположение звезд и «бабушкину чудо-траву в чае». А Николай сидел среди них, пил чай с сырниками и молча, с трудом сдерживая рвущуюся наружу улыбку. Это было его маленькое, тайное, великое чудо. Он смотрел на их счастливые, удивленные, помолодевшие лица и чувствовал не гордость, а глубокое, всепоглощающее, пьянящее счастье. Он смог. Он защитил их. Он подарил им то, что не купишь ни за какие деньги, — здоровье и годы жизни.
В этот момент на пороге кухни, словно сошедшая с обложки журнала, появилась Зола.
— Доброе утро всем, — тихо, но отчетливо сказала она, и ее голос, как камертон, заставил всех на мгновение замолчать.
Вся семья обернулась к ней. И тут Николай увидел в действии системную магию ложных воспоминаний во всей ее ужасающей и великолепной мощи.
— Зола, невестушка наша дорогая! Золотая девочка! — тут же засуетилась бабушка Раиса, и в ее голосе звучала неподдельная любовь и обожание. — Садись скорее за стол, милая, я тебе самых румяных сырников положу. Как спалось, хорошо ли? Колька наш тебя не обижал?
— Спасибо, Раиса Павловна. Спалось замечательно, — так же ровно ответила Зола, но на ее губах появилась легкая, едва заметная, но идеально выверенная улыбка. — А Коля очень заботливый. Он не может обидеть.
Она села рядом с Николаем, и он почувствовал, как его снова бросает в жар. Невестушка. Заботливый. Это был какой-то театр абсурда.
— Ну, Колька, и отхватил ты себе сокровище! — громыхнул дед-генерал, с откровенным мужским восхищением глядя на Золу. — Красавица, умница, еще и по-русски говорит почти без акцента, хотя всего год в стране. Где только нашел такую?
— Это он меня нашел, Александр Николаевич, — с той же мягкой улыбкой ответила Зола, на секунду положив свою ладонь на руку Николая, лежавшую на столе. Ее прикосновение было легким, но он почувствовал его как разряд тока. — Я бы ни на кого другого и не посмотрела.
— Вот это я понимаю, любовь! — растроганно сказала мама, глядя на них. — Я так рада, что ты решилась на гражданство и осталась здесь, ради нашего оболтуса. Мы тебя уже как родную дочь любим!
Николай сидел красный как рак, не в силах вымолвить ни слова. Он был актером в пьесе, сценарий которой написал безумный искусственный интеллект. И его роль — счастливый жених. Он отчаянно пытался подыграть, выдавил из себя неловкую улыбку и кивнул.
Завтрак продолжился в атмосфере всеобщего обожания, направленного на Золу, и добродушных подколок в адрес Николая. Зола ела молча и аккуратно. Она отвечала на вопросы вежливо и развернуто, используя ту легенду, которую, очевидно, заложила в нее Система. Да, ее родители — дипломаты в ЮАР. Да, она познакомилась с Колей в интернете, на форуме для программистов. Да, она влюбилась в его «незаурядный ум и доброе сердце» и после года общения решила все бросить и приехать к нему в Россию. Да, процесс получения гражданства был сложным, но «любовь все преодолеет».
Она играла свою роль безупречно. Настолько безупречно, что это пугало.
* * *
Испытание продолжилось, когда дед Иван, разглядывая ее изящные, но сильные руки, сказал:
— А руки-то у тебя, невестушка, не для одних кнопок на клавиатуре. Крепкие, рабочие.
— Я увлекаюсь механикой, — просто ответила Зола.
— Да ну? — оживился дед, в котором проснулся дух мастера. — А ну-ка, пойдем со мной, «механик». У меня там в сарае старый мотоблок «Нева» барахлит, карбюратор засорился, никак руки не дойдут. Посмотрим, чего стоит заграничная невеста нашего внука.
Николай внутренне застонал, но пошел за ними, уже зная, чем это кончится.
В сарае, пахнущем землей, маслом и бензином, стоял старый, видавший виды мотоблок. Дед Иван с хитрым прищуром протянул Золе замасленный набор гаечных ключей.
— Ну, показывай класс.
Зола даже не взглянула на ключи. Она просто подошла к мотоблоку, одним плавным, отточенным движением сняла корпус воздушного фильтра, затем, используя только свои пальцы, как тисками, свернула два намертво прикипевших крепежных винта карбюратора, которые дед обычно откручивал с помощью ключа, трубы-удлинителя и крепкого русского слова. Она сняла карбюратор, за несколько секунд разобрала его на части, продула жиклеры, собрала обратно и поставила на место. Весь процесс занял не больше двух минут.
— Попробуйте завести, Иван Степанович, — сказала она, вытирая идеально чистые руки заранее припасенной тряпкой.
Дед, стоявший с отвисшей челюстью и вытаращенными глазами, несколько раз вхолостую дернул за шнур стартера. А потом мотоблок, который до этого чихал, глох и извергал черный дым, взревел ровным, здоровым, мощным басом.
— Т-ты… ты… ведьма, что ли? — только и смог выговорить он.
— У меня хорошая память на схемы и сильные пальцы, — невозмутимо ответила Зола. — А еще я очень люблю Колю и хочу, чтобы его дедушка не тратил время на ремонт, а больше отдыхал.
Последнюю фразу она произнесла с такой обезоруживающей искренностью, что дед Иван окончательно растаял. Он смотрел на нее с таким восхищением и обожанием, с каким смотрят на редкий и совершенный инструмент, который внезапно оказался еще и душевным собеседником.
— Ну, Колька… — он хлопнул ошарашенного Николая по плечу. — Держись за нее руками и ногами. Таких женщин больше не делают. Золото, а не девка!
* * *
После обеда, когда старшее поколение, переполненное энергией и впечатлениями, устроило бурное обсуждение планов по перекопке всего огорода, Николай решил, что пора расставить точки над «i». Он нашел Золу в саду — она помогала бабушке Раисе составлять финансовый план семейного бюджета на год вперед, используя свой встроенный калькулятор и экономические знания, чем приводила бывшую бухгалтершу в священный трепет.
— Зола, пойдем, нужно поговорить, — позвал он.
Она тут же извинилась, встала и пошла за ним. Они снова отошли за баню, в их уже «секретный» уголок.
— Итак, — начал он, стараясь, чтобы его голос звучал твердо и уверенно. — Твоя игра… она слишком хороша. Ты должна быть… сдержаннее.
— Уточните параметры, Коля, — она слегка склонила голову набок. — Мой протокол «Идеальная невеста» работает на 97% эффективности, согласно анализу реакции членов вашей семьи.
— Вот именно! Слишком эффективно! Это пугает. И… — он замялся. — Ты должна понять. Это все — маскировка. Легенда. Для всех ты моя невеста. Но для меня и для себя… ты мой телохранитель и помощник. Ты поняла разницу?
— Разница между публичной ролью и фактической функцией зафиксирована. Однако, для поддержания легенды, я должна демонстрировать определенные поведенческие паттерны. Например, тактильный контакт.
Не успел он среагировать, как она шагнула к нему и взяла его за руку. Ее ладонь была прохладной и сильной.
— Это приемлемо для публичной демонстрации? — спросила она, глядя ему прямо в глаза.
— Д-да. Приемлемо, — пробормотал он, чувствуя, как его снова бросает в краску. — Но только на людях.
— Принято.
— И еще. Те… другие функции, которые заложены в твою программу. Про «утехи» и «размножение». Я вчера отдал приказ их деактивировать. Подтверди выполнение.
— Подтверждаю. Функции «партнер для утех» и «суррогатная мать» переведены в архивный, неактивный статус. Для их повторной активации потребуется прямой голосовой приказ, подтвержденный тройным кодом доступа, который вы еще не установили.
Николай почувствовал огромное облегчение.
— Отлично. И никогда не напоминай мне о них. Твоя главная задача — защита моей семьи и меня. Все остальное — неважно.
— Задача ясна.
— Хорошо. И раз ты мой телохранитель, тебе нужно соответствующее снаряжение.
Он открыл инвентарь и выбрал иконку с броней Зены.
— Это доспех. Он женский, должен тебе подойти. Он самовосстанавливается и подстраивается под фигуру. Я передаю его тебе.
**[Передать предмет «Комплект брони Зены-королевы воинов» существу «Зола Воронова»?]**
«Да».
Иконка исчезла. Зола на секунду застыла, а затем под ее комбинезоном что-то неуловимо изменилось, словно вторая кожа легла под одеждой.
— Броня интегрирована и скрыта системным протоколом маскировки. Защитные параметры увеличены на 15%. Спасибо за заботу, мой дорогой, — последнее слово она произнесла с совершенно иной, теплой и нежной интонацией, от которой у Николая по спине пробежали мурашки.
— Это… это часть протокола «Идеальная невеста»? — сглотнув, спросил он.
— Да. Я посчитала, что данная форма благодарности будет уместной в контексте наших отношений.
Николай только махнул рукой.
— Ладно, иди… помогай бабушке. Не вызывай подозрений.
Она кивнула и бесшумно ушла. А Николай, прислонившись к теплой стене бани, понял, что его жизнь превратилась в сложнейшую партию в покер с самим собой, где на кону стояло его душевное равновесие.
* * *
Вечером, после бани и позднего ужина, когда утомленная, но счастливая семья начала расходиться по комнатам, настал момент, которого Николай боялся весь день. Его мама, сияющая и довольная, взяла его и Золу за руки.
— Ну что, детки, мы вам с отцом свою комнату уступили, там кровать большая, двуспальная. А сами внизу ляжем. Вы же у нас молодожены почти, что ж вам по разным углам ютиться. Отдыхайте, милые.
И она подмигнула ему. Николай почувствовал, как земля уходит у него из-под ног. Он бросил панический взгляд на Золу. Она выглядела абсолютно спокойной.
— Спасибо вам большое, Елена Ивановна. Вы так добры к нам, — с идеальной улыбкой сказала она и, взяв остолбеневшего Николая под руку, повела его на второй этаж.
Войдя в комнату и закрыв за собой дверь, он вырвал свою руку.
— Это… это катастрофа! — прошептал он. — Мы не можем…
— Почему? — не поняла Зола. — Согласно легенде, мы — пара, находящаяся в близких романтических отношениях. Совместный сон является логичным и ожидаемым поведением. Отказ может вызвать подозрения и поставить легенду под угрозу.
— Да я не об этом! Я… я не могу!
— Ваши жизненные показатели снова в красной зоне. Вы боитесь? Я не представляю для вас угрозы.
— Я не тебя боюсь! Я… себя боюсь! — вырвалось у него.
Он сел на кровать, обхватив голову руками. Зола молча постояла, а затем села рядом. Не слишком близко, но и не далеко.
— Я понимаю, — неожиданно тихо сказала она. — Ваш опыт взаимодействия с противоположным полом в предыдущей временной линии равен нулю. Текущая ситуация вызывает у вас когнитивный диссонанс. Я могу спать на полу.
— Нет, — вздохнул он, поднимая голову. — Ты права. Это вызовет подозрения. Мы… мы просто ляжем спать. Ты на своей половине, я на своей. И без… объятий. Это приказ.
— Принято. Протокол «личного пространства» активирован.
Они легли в кровать. Огромную, мягкую, пахнущую свежим бельем. Легли на самый край, спиной друг к другу, оставляя между собой расстояние в полметра, которое казалось заряженным электричеством. Николай лежал, боясь пошевелиться, и слушал ровное дыхание Золы.
Чтобы отвлечься, он погрузился в Систему. Активировал Красную Королеву, раздал ей те же задачи, что и в прошлый раз, получил подтверждение. Затем достал из инвентаря дуговой реактор и долго изучал его схему, пытаясь загрузить свой мозг сложнейшими формулами.
Он проверил статус ассимиляции Бэтмена. 6%. Процесс шел.
Он не знал, сколько он так пролежал. Час, два. Сон не шел. Он был в одной кровати с прекрасной инопланетной богиней, которая считала его своим хозяином, в то время как вся его семья считала ее его невестой.
— Коля, — раздался тихий шепот Золы из темноты.
— Что? — вздрогнув, ответил он.
— Твое сердце все еще бьется слишком быстро. Это вредно для организма, даже для улучшенного. Попробуй синхронизировать свое дыхание с моим. Вдох… выдох…
И она начала дышать чуть громче, задавая ритм. Ровный, спокойный, убаюкивающий. Николай, сам того не заметив, начал подстраиваться. Вдох… выдох… Напряжение понемногу начало отпускать.
Он не помнил, как уснул. Но засыпая, он подумал, что его новая жизнь оказалась гораздо сложнее и запутаннее, чем он мог себе представить. И что его самый странный и опасный дар, возможно, станет его самым неожиданным спасением.