Альфарий сидел напротив доски для регецида в просторной, но аскетичной комнате, выполненной в холодных синевато-зеленых тонах. Стены были гладкими, без лишних украшений, лишь несколько мягко мерцающих светильников, встроенных в потолок, создавали рассеянное, спокойное освещение. В воздухе витал тонкий запах сухого дерева и легкой пыли, словно здесь давно не было движения, только тихий шорох времени.
В центре — простая деревянная доска с расставленными фигурами, словно поле боя, где каждая клетка — ловушка, а каждая фигура — предатель или тот, кто станет им в будущем. Над доской висел слабый световой луч, который мягко освещал игровой расклад, создавая игру теней и света, словно сама игра — нечто большее, чем просто стратегия. В этом месте, полном тишины и сосредоточенности, он разглядывал фигуры, словно стратег, готовый к решающему сражению.
Его соперником был он сам — Омегон, и его брат-близнец, которого он недавно нашел и еще не совсем привык к его присутствию. Взгляд Альфария был сосредоточен, холоден и проницателен, словно он мог видеть сквозь стены и даже сквозь время.
— Ты медлишь, брат. Ты должен сделать ход, — проговорил Омегон, не сводя взгляда с фигур, расставленных на доске. Его голос звучал тихо, но уверенно, словно эхо в пустой комнате.
— У меня еще есть время, — ответил Альфарий, спокойно, словно не спеша, его голос был мягким, но с оттенком решимости.
— Времени осталось не так уж много, — заметил Омегон, чуть улыбаясь, и в его глазах мелькнуло что-то загадочное.
— Его достаточно, — спокойно возразил брат, не меняя выражения лица.
— Достаточно для чего? — поднял брови Омегон, встречаясь взглядом с Альфарием, и в комнате повисла тишина, нарушаемая лишь тихим шорохом движущихся фигур.
— Для всего, — тихо произнес тот, словно шепот ветра.
На лице Омегона появилась лукавая улыбка, и он вновь посмотрел на фигуры перед собой, словно размышляя о чем-то важном, или о чем-то, что скрыто за этим спокойствием.
— Тебе не кажется, что мы слегка переусложнили игру? — спросил он, его голос звучал чуть громче, но всё равно мягко.
— Нет. Всё так, как и должно быть, — ответил Альфарий, его глаза отражали мягкий свет ламп.
— А как всё должно быть, брат? У нас есть какой-то план? — продолжил Омегон, его голос становился чуть настойчивее.
— У нас всегда есть… — ответил Альфарий, его взгляд был спокойным, но в нем читалась что-то еще, что непонятное.
— Но наш ли это план? — не унимался Омегон, подвинув одну из своих фигур на одну клетку влево, и в комнате зазвучал тихий скрип.
— Его нет, — тихо произнес Альфарий, и в комнате зазвучал мягкий, едва слышный звон стекла, когда он слегка постучал пальцами по поверхности доски.
— Тогда что? — спросил Омегон, его голос стал чуть громче, и в воздухе зазвучала тихая, монотонная вибрация — словно гул далекого механизма, который работает без остановки.
— Мы ждем, — ответил Альфарий, его голос был спокойным, но в нем чувствовалась внутренняя решимость. В комнате зазвучал тихий шорох — словно кто-то тихо передвигался за стеной, или капля воды капала в дальнем углу.
— И что, по твоему, будет дальше? — спросил Омегон, его голос стал чуть более настойчивым, и в воздухе зазвучала низкая, глухая вибрация — как от работающего двигателя или приближающейся бури.
— Всё решится в нужный для этого момент, — ответил Альфарий, и в его голосе прозвучала нотка спокойствия, словно он предвидел грядущие события.
— Ты уверен? — спросил Омегон, его голос чуть дрожал, и в комнате зазвучал тихий скрип, когда он слегка наклонил голову.
— Уверен. — Альфарий произнес это твердо, и в его голосе слышалась уверенность, подкрепленная тишиной, которая вдруг стала еще более насыщенной.
— Тогда, — вздохнул Омегон, — нам остается только ждать.
В комнате снова воцарилась тишина, нарушаемая лишь тихим шелестом воздуха и мягким, едва слышным гулом, словно вдалеке кто-то включил механизм, который медленно, но неумолимо движется к своему финалу.
— Ты сомневаешься в Его словах? — наконец спросил Альфарий, повторяя маневр фигуры Омегона, его голос был тихим, но твердым.
— Если я сомневаюсь, значит сомневаешься и ты, — заметил брат, его глаза заискрились.
— Отец всегда был честен с нами. — Альфарий говорил спокойно, но в голосе слышалась тень сомнения, словно он борется с внутренним конфликтом.
— Как и ты с ним, но… у тебя тоже есть свои тайны. Как и у него — от тебя. — Омегон чуть наклонил голову, и в его взгляде мелькнуло что-то загадочное.
— Такова моя природа, так он меня создал, — ответил Альфарий, его голос звучал ровно, но в нем чувствовалась внутренняя борьба.
— Так он создал всех нас, — добавил Омегон, слегка наклонив голову вправо, и в комнате зазвучал тихий шелест, словно за стенами гулял ветер.
— У него были свои причины, — тихо произнес брат, его голос был мягким, но с оттенком решимости. — Ты считаешь, что у нас осталось мало времени?
— Некоторые из наших братьев возвращается к Терре, армии объединяются, флоты перестраиваются. Скоро… скоро Император покинет передовые позиции. И он должен оставить приемника. Он задал нам вопрос, и мы должны дать ему ответ.
— Он уже знает, кого назначит на эту должность. Наши слова для него не так важны… — заметил Омегон, его голос звучал чуть тише, словно он боялся нарушить тишину.
— Если бы ему было всё равно, он бы и не говорил нам ничего, — ответил Альфарий, его глаза были спокойными, но в них читалась решимость.
Братья взглянули друг на друга. Альфарий почти незаметно кивнул, и в комнате снова воцарилась тишина.
— Так и есть… — подтвердил он.
— Тогда кто? — спросил Омегон, его голос стал чуть громче.
— Кандидат очевиден… — ответил Альфарий, и в комнате зазвучал тихий шорох.
— Мы должны поддержать нашего отца или же оспорить его слова? — продолжил Омегон.
— Хм… Значит, ты предлагаешь вновь рассмотреть всех кандидатов, — сказал Альфарий, его голос звучал спокойно, но в нем чувствовалась внутренняя напряженность.
— Мы могли что-то пропустить… — заметил Омегон, его взгляд стал более сосредоточенным.
— Справедливо, хоть и маловероятно, — согласился Альфарий.
— От наших слов зависит очень многое. Нам нельзя ошибиться. У нас нет права на ошибку, — подчеркнул он.
— С кого начнем? — спросил Омегон.
— С тех, кто менее очевиден, — ответил Альфарий.
— В таком случае мы тоже попадем в этот список, — заметил Омегон.
— С тех, у кого есть желание и амбиции, — продолжил Альфарий.
— Амбиции есть у каждого из нас, — возразил Омегон.
— Но не каждый может похвастаться нужными для этого желаниями, — добавил Альфарий.
— Ваятель, Разрушитель и Уничтожитель, — перечислил он, его голос звучал тихо, словно шепот.
— Уничтожитель? — удивился Альфарий, подняв взгляд.
— Верный, исполнительный, умеет хранить тайны, — пояснил Омегон.
— Отсутствует такт, он не доверяет никому, слишком сильно вжился в свою роль, — продолжил брат.
— Однако он нашел общий язык с некоторыми из нас… — заметил Альфарий.
— Скорее, это они нашли с ним общий язык, — поправил его Омегон.
— Если ему отдадут приказ, он выполнит его, — сказал Альфарий.
— Выполнит и не спросит причин. А это может привести к ошибке, к фатальной ошибке, — возразил Омегон.
— Вероятность этого… — начал Альфарий.
— Ничтожна, но не нулевая, — перебил его Омегон.
— Хорошо… — вздохнул Альфарий. — Разрушитель — прагматичен, рационален, решения принимает логикой. Он понятен.
— И слишком плохо контролирует свои эмоции. Даже слишком. Он учится этому искусству, и сколько пройдет времени, пока доведет его до совершенства? Год, два, пять, десять? — спросил Омегон.
— У нас есть время, ты сам говорил, — напомнил Альфарий.
— Как и ты, что нам скоро придется дать ответ, — добавил Омегон.
— То есть Ваятель тоже отпадает? — уточнил Альфарий.
— Он — зеркальная копия Разрушителя. Они слишком похожи. Приблизить одного, отдалить другого. Поставить их вместе — невозможно. К тому же у них уже были конфликты. Может, амбиции Разрушителя и послужат благой цели, но не сейчас. Сейчас он нужен там, где находится, — завершил Альфарий.
— Пророк — он обаятелен, скромен и открыт душой, — продолжил Омегон.
— И всё это может стать эпитафией на его надгробии, если наружу выйдет правда о его язве. Не все из нас готовы принять правду, что ими руководит монстр под маской человека, — заметил Альфарий.
— Ты никогда не находил забавным, что правда о нас уж слишком жестока? — спросил Омегон.
— Правда — это правда, — ответил Альфарий.
— Не вся правда — истина, — поправил его Омегон. — Но сейчас мы говорим о другом.
— Герольд — он удобная фигура, — продолжил Омегон.
— Герольд — удобная фигура для тех, кто за ним стоит. Он легко станет марионеткой. И тогда возникнет вопрос: кто дергает за ниточки? — добавил он. — К тому же он найден недавно, и его успехи оставляют желать лучшего. Его слова слишком далеки от того, что говорит Отец.
— Ремесленник? — спросил Альфарий.
— Ремесленник? — задумался он. — Нет. Это будет ему тяжело. Он подходит как фигура, но не как личность.
— Я тоже так думал, — признался Омегон.
— Но все же спросил.
— Мы должны рассмотреть всех, — сказал Альфарий.
— Да. Всех. Узнать все комбинации, прежде чем дать свой ответ, — завершил Омегон.
Игра продолжилась, тишина наполнила комнату, и в воздухе витало ощущение важности каждого решения. Внутри комнаты было тихо, лишь тихий шелест воздуха и мягкое мерцание ламп создавали атмосферу напряженной важности, словно каждая минута могла изменить судьбу целой эпохи.
— Великан слишком погряз в своих убеждениях, и это не приведет ни к чему хорошему. К тому же слово «компромисс» для него неизвестно, — проговорил Омегон, прервав затянувшееся молчание. Его голос звучал спокойно, но в нем чувствовалась доля критики и усталости.
— Мыслитель такой же. Хотя оба они не лишены достоинств, необходимых нам, — ответил Альфарий, внимательно наблюдая за братом. Его голос был тихим, но уверенным, словно он уже видел исход этого разговора.
— Нам нужен тот, кто сплотит братьев, а не заставит их сомневаться в правильности выбора отца, — продолжил Омегон, делая паузу, чтобы подчеркнуть важность своих слов. В его глазах мелькнуло что-то твердое и решительное.
— Жнец, Избавитель и Мститель — мы же не будем воспринимать их всерьез? — улыбнулся Омегон, слегка наклонив голову. В его улыбке чувствовалась ирония, словно он уже предвидел реакцию.
— Нет. Как и не будем говорить о Звездоходе и Воине, — спокойно ответил Альфарий, его лицо оставалось спокойным, а голос — ровным.
— Воин, он подходит. Ты сам об этом говорил, — заметил Омегон, его взгляд стал чуть более настойчивым.
— У него был шанс. Он не справился. Он слишком привык быть впереди — во всех смыслах. Дать ему еще больше власти — значит рано или поздно он начнет обращаться с остальными как со своими слугами, — произнес Альфарий, его голос звучал твердо и безэмоционально, словно он уже принял решение.
— Ты слишком резок в своих выражениях, — заметил Омегон, делая новый ход на доске. Его голос звучал чуть мягче, но в нем чувствовалась доля сомнения.
— Может быть, но так или иначе, назначение воина станет ошибкой. Он похож на Уничтожителя, хоть и отрицает это. Приемник отца должен быть честен не только со всеми, но и с самим собой, — ответил брат.
— Хм… Однако мы еще не нашли всех наших братьев, — заметил Омегон, слегка наклоняясь вперед.
— Даже если найдут их в течение месяца, они все равно не успеют что-то сделать, чтобы претендовать на тот титул, о котором говорил Отец, — добавил Альфарий.
— Согласен, — кивнул второй примарх Двадцатого легиона.
— Тогда остаются только… — начал Омегон.
— Мечтатель, Дипломат и Строитель, — завершил Альфарий.
— Строитель займет должное место, но оно рядом с Регентом. Его таланты нужны не на этом поприще, — продолжил Омегон. — Однако один из тех, кто подходит лучше всего.
— Он будет возводить свое царство, а не Империум. Надо ли нам это? — спросил Альфарий.
— Думаешь, ему мало тех миров, что он уже держит? — возразил Омегон.
— Думаю, что он по-другому не может, пока что, — ответил Альфарий.
— Значит, его можно рассматривать как возможную замену? — уточнил Омегон.
— В качестве замены для Регента, — подтвердил брат.
— Ему могут не понравиться такие слова, — заметил Омегон.
— Отцу или… — начал Альфарий.
— Или… — перебил Омегон, — он сам все прекрасно понимает и рано или поздно отдаст это место нашему брату.
— То есть пока не время? — спросил Альфарий.
— Пока нет, — ответил Омегон.
— Тогда, возможно, Мечтатель или Дипломат… — предложил Альфарий.
— Мечтатель показал себя хорошо. Он идеально подходит для этого, — подтвердил Омегон.
— Отец тоже так думает, — добавил он.
— Но все же он сомневается, — заметил Альфарий.
— Таков удел правителя, — сказал Омегон.
— К тому же… — он взял одну из своих фигур в руку и внимательно посмотрел на нее. — У Воителя не должно быть секретов от Отца. Он должен быть понятен, он должен быть открыт.
— А у Мечтателя слишком много тайн, которыми он не собирается делиться, — заметил Альфарий.
— Не доверяет? — спросил Омегон.
— Он знает то, что не должен знать, — ответил Альфарий.
— Думаешь, ему кто-то помогает? — поинтересовался Омегон.
— Думаю, он слишком хорошо читает между строк и отлично видит картину целиком, даже если она еще не завершена. К тому же он ведет свою партию, — ответил Альфарий.
— Не хочешь терпеть конкурентов в своей игре? — усмехнулся Омегон.
— Не хочу садиться за стол, не зная всех правил, — спокойно ответил Альфарий.
— Значит, Дипломат? — уточнил Омегон.
— Да, — подтвердил брат.
— Тогда так тому и быть… — заключил Омегон.
Братья закончили свой разговор и очередную партию в регецид.