Цитадель
В пустую комнату, предназначенную десятку, вошли двое мужчин. Оба одетые в одинаково простую одежду, схожие комплекцией — высокие, плечистые, крепкие, но не увитые мышцами. Многое в них было похоже, как, например, расположение черных чешуек на лице и теле, или золотистые глаза с вытянутым зрачком.
— Как приятно вернуться в родную казарму. — один из них, Матиас, сразу же повалился на кровать, закинув руки за голову и ногу на ногу. Перина приняла его в свои нежные объятия не хуже любящей женщины, даря расслабление.
Орден никогда не стеснял своих воинов в отдыхе, потому кровати у них были наилучшими, независимо ни от чего. Сон на них приносил сплошное удовольствие. Даже во время походов у всех, включая новобранцев, имелось все необходимое, чтобы с комфортом устроиться почти в любом месте, на земле. Разве что непреложное правило — спать в доспехах, могло доставлять неудобство непривыкшим на первых порах. Позже в дело вступала привычка.
Помимо того, в любых условиях, братья имели доступ к хорошей еде. Как во время службы в Цитадели, так и за ее пределами, благодаря объемным волшебным сумкам. На каждый десяток выделялось денежное довольство, которое с удовольствием спускалось в тавернах второго кольца стен или на иные нужды. Например, покупку всяких безделушек. Всем остальным орден обеспечивал братьев самостоятельно, потому они ни в чем не нуждались. Даже книги, на любой вкус, имелись в библиотеке Храма Огня. Чтение являлось одним из самых популярных способов проведения досуга. Сразу после него шло обучение мелкому ремеслу и другим полезным навыкам.
Была у ордена и другая сторона — никто из них не мог иметь недвижимое имущество. А сам быт устраивался так, что со временем брат переставал думать о чем-то другом, кроме своего дела и дела ордена. Свободные дни выдавались не часто, от того почти все время они проводили в тренировках и службе.
— Ты и десяти лет в ней не прожил. — ворчливо ответил Исиль, эльф, усаживаясь на свою кровать, что стояла рядом. Открыв тумбочку, он извлек из нее прямоугольное зеркальце, в латунной оправе, начав всматриваться в свое лицо.
Это был своеобразный ритуал, как лесной пожар распространившийся среди всех людей и эльфов, за некоторыми исключениями. Они, в отличии от подземных соратников, в своих драконьих чертах видели угрозу, хотя и принимали их, вместе с новой силой. Однако, тревожность это погубить не могло.
Те же дварфы не видели ничего плохого в том, что у них появилась чешуя, наросты или когти. Более того, это породило новое направление соперничества, а новый облик стал частью красоты. Никто его не стеснялся и не страшился. За чешуйками коротышки принялись ухаживать с не меньшим усердием, чем за своими волосами или бородой.
Помимо того, они даже нравились жителям нижнего города с прагматичной точки зрения. От них банально была ощутимая польза в бою. Когти, что по остроте могли сравниться с кинжалом из черного железа, вовсе могли подвергаться заточке, как дополнительное оружие. Чешуя же — еще один слой защиты.
И даже иные чувства, ставшие сильнее, в зависимости от количества выпитой крови, находили свое яркое применение. Так, нюх вовсю использовался, чтобы в прямом смысле вынюхать, что же такое добавляют в пиво, а так же определить его качество.
В верхнем городе обострение обоняния привело к использованию духов и всяческих масел, ароматных сборов трав и цветов. Все братья, без исключения, начали использовать хоть что-то, способное улучшить их запах. От чего гигантские казармы, оставшиеся после великанов, быстро наполнились запахами, которых не ожидаешь почуять в во многом угрожающе выглядящем месте. А бани, и так никогда не пустующие, обрели дополнительную популярность.
— Ровно через два месяца как раз будет десять лет. — смотря в полоток и болтая ногой, Матиас беспечно улыбался. — Зная тебя, сразу начнешь говорить о двадцати годах. — письмо и счет, как один из наиболее важных дисциплин, преподавались всем новобранцам еще до того, как в их руки попадало оружие.
— Конечно. Пока не отслужишь с нами хотя бы сорок лет. — трогая пальцами чешую под глазами, Исиль крутил головой, пытаясь рассмотреть ее под разными углами. Его острый глаз так и не мог определить, стала ли она больше или совсем не изменилась.
— Я раньше стану кем-то вроде пепельного гвардейца. Или может во всадники подамся. Буду летать среди облаков, как птица.
— Из-за легкомысленного нрава тебя так и оставят воином крови, пока глупость из головы не выветрится. — голос эльфа звучал тихо, однотонно.
— Тебя тут, похоже, за вредность держат, дружище. — человек улыбнулся шире, поворачивая голову к товарищу по оружию.
— Очень может быть. — Исиль нахмурился, от чего лицо исказилось, теряя доброе и располагающее выражение, обретая взамен легкий налет высокомерия. — Либо я настолько бесталанен.
— Ну-ну, только не надо об этом. В нашем десятке ты лучший боец. На голову лучше других.
— Но десятник не я.
— Так и командир из тебя такой, как из говна снаряд для катапульты. Это все знают. Даже я не хотел бы, чтобы ты командовал. Тем более там, на Азероте, когда придет наша очередь повоевать. — Матиас отвернулся, потеряв улыбку. Впрочем, глаза его оставались столь же яркими, полными энергии и задора. — Из тебя бы вышел хороший мастер клинка, я так думаю.
— Право на посещение полагающихся тренировочных площадок мне не дают. Значит, не достоин.
— Значит — надо больше стараться. Я вот знаю, что нужно сделать, чтобы попасть в гвардию, но пока не хочу. Не чувствую, что готов браться за магию так сильно. Ближний бой мне как-то ближе, понятнее.
— Куда уж ближе… ты в нашем десятке самый молодой, неопытный. Ни одного поединка выигранного.
— Зато в других десятках мне равных нет. Скоро и вас всех превзойду. Еще лет пять. А там соревнования, поднимемся выше, может даже станем первым десятков в первой сотне первой тысячи. Это же какой почет!
— Решил с нами остаться, значит…
— Да. У других как-то не мог прижиться, характер не тот, а с вами мне легко, хорошо. Я понимаю вас, вы понимаете меня.
— Ну-да, ну-да…
— Ты вот, хоть и строишь из себя хер пойми что, а плечо твое надежное. Помогаешь все время. Да и остальные тоже. Вы первые, с кем смог прижиться. Другие десятки, куда поднимали, более закрытые.
— Потому что вся первая сотня состоит из ветеранов. Мы помним девять миров. С тобой… тяжело. Ты не такой, как мы. Ты из этого мира.
— Ну и чего с этого? Раз уж говорим по душам, отвечай. — Матиас всегда любил прямоту, за что раньше, до вступления в орден, часто бывал бит.
— С вами, молодыми, не о чем поговорить. Вы не можете вспомнить ни одной истории, не помните старую Цитадель. Вам не понять, что значит умирать, сражаясь за свой дом, за единственное оставшееся у тебя место. Никто из вас не сталкивался с врагами, которые могли бросить вызов Обугленным Стражам. Тогда смерть приходило мгновенно, считай от одного брошенного в твою сторону взгляда.
— А… сколько раз уже доводилось это слышать. — небрежно бросил человек. — Каждый раз одно и то же.
— Со временем ты поймешь нас. Когда тоже проживешь свой век, наберешься опыта, а за плечами будет стоять собственная история. Тогда и тебе будет сложно с совсем молодыми.
— Может быть. — глаза человека подернулись туманом мысли. Он погрузился в размышления.
— Взять хотя бы наше различие в отношении к чешуе и прочему. — Исиль убрал зеркало в тумбочку, оставшись сидеть в прежней позе, спиной к собеседнику. — Одно оно вызывает достаточно противоречий. Для нас драконьи атрибуты неизбежный рок, который пришел бы за каждым. Как когда-то Первый Страж стал драконом. Такова наша судьба. Мы принимаем ее, хотя и боимся. Вы же… большинство из вас, относится к ним слишком поверхностно. Не знаете, какие последствия это может повлечь, не хотите прислушиваться, либо не воспринимаете слова всерьез. Для вас на первом месте стоит сила, которую вы получили.
— Сила даст нам возможность еще лучше исполнять свой долг, побеждать более опасных врагов. Мы, воины крови, стали полезнее. Разве не это важно?
— Важно. — эльф кивнул, повесив голову на руки, упертые локтями в колени. — Еще важнее, что каждый из нас может начать медленно сходить с ума, поддаваясь драконьему проклятью. Какие из нас тогда будут защитники? Ветераны понимают, что мы можем стать врагами самим себе.
— Первый Страж наверняка все предвидел.
— Такое нельзя предвидеть, в том то и дело. Это внутренняя борьба. Исход полностью зависит от нас самих. Скорее, он вручил нам испытание, которое однажды прошел сам. Дракон уже часть нас. Либо мы его победим, либо он одолеет нас, заняв место. Вот и все.
— Думаешь, так действительно и есть?
— Знаю. — слово Исиля упало тяжелым камнем, еще одним тяжким грузом упав на его душу.
— Откуда? — Матиасл поднялся, приняв сидячее положение и повернув голову к товарищу. На его лице отразилась обеспокоенность.
— В ордене всегда существовало… неписанное правило, обязанность всех нас — убить Первого Стража, если с ним что-то случится. Одна из целей ордена, предотвращать жестокое господство драконов. В том числе, того, что живет среди нас и ведет нас вперед.
— Не знал…
— Все узнают это по-своему. С кем-то поделится кто-то из старших, с другим его десяток. Такова горькая правда нашего бытия. Одна из них.
— А другие, ну, горечи?
— Видел, чтобы у кого-то из нас была жена и дети?
— Господин Рейнхарт. Правда, от него жена ушла, только дочь осталась.
— Исключение. Ему повезло встретить ту, кто смогла родить и выжить. Потому за руку его дочери соперничали большинство мастеров клинка. Каждый в какой-то момент начинает мечтать о семье, но у нас, можно сказать, нет на нее права. Даже у наших сестер. Возможно, в мирный период, несколько пар образуется, заведут детей. Но не сейчас, когда на счету каждый меч.
— Знаешь, после таких разговоров пропадет даже самое хорошее настроение. — встав, Матиас прошел до кровати эльфа и сел рядом с ним. Положив руку ему на плечо, крепко встряхнул. — Пойдем-ка мы с тобой в Серебряный Звон, попробуем новую выпивку, выпьем по паре чарок чего-то полюбившегося, сморим по кабанчику.
— Дорогая таверна.
— Да и что? Можно один раз гульнуть. Тем более, туда любят захаживать старшие. Может, встретим кого-то из мастеров клинка, за одно поговорим с ним на твой счет. Интересно же узнать, что скажет старший. Потому что я уверен — у тебя есть все шансы стать одним из них.
— Ну пойдем, хуже точно не будет.
— Вот, уже другой настрой! — человек встал, снова растянув губы в улыбке. — Давай собираться.
Ноги понесли его к личному шкафу, в котором хранилась одежда. Пусть все братья предпочитали простые наряды, в чем-то крестьянские, город в подобном не посещали. Считалось хорошим тоном надеть что-то более нарядное, но не вычурное. Последнее открыто порицалось.
…
Солнце поднялось в зенит, а значит, как было заведено, весь город прерывался на обед. Работа прекращалась даже в огромных гильдиях, переставали стучать молотки каменщиков по всему городу. Казалось, стройка не прекращалась вовсе. Город рос и расширялся, стараниями без устали трудившихся мастеров дварфов.
Хогун как раз снял испачканную в муке верхнюю одежду, оставшись домашнем. Будучи пекарем, к этому времени он как раз заканчивал работать, раздавая последний хлеб запаздывавшим хозяйкам. Его труд весьма ценился и уважался всеми жителями города. Впрочем, как и любой другой. К труду у жителей верхнего города, благодаря тесному соседству с подземным кланом, сформировалось особое отношение. Совершенствование в своем ремесле, привнесение в него чего-то нового, отмечалось почетом. Халтура наоборот всячески порицалась. А во главе угла стояли честность и открытость.
Подхватив поднос, на котором стояло два еще горячих, больших пирога, а поверх них — круглый белый хлеб, мужчина поспешил наверх по лестнице. Первый этаж дома полностью являлся пекарней, в то время как на втором жила вся семья.
Поднявшись, повернул направо и прошел по коридору, выходя к столовой. Достаточно большой комнате в доме, чтобы принимать гостей. И, что хозяину нравилось больше всего — солнечной. Благодаря большому окну, свет заливал весь стол, делая стоящую на нем еду еще краше и будто бы приятнее на вкус.
Поставив поднос в центр стола, только переложив с него хлеб, Хогун поцеловал красавицу супругу, да принялся ждать, сидя перед исходящей паром и приятным запахом глиняной миской. Вся столовая посуда в доме была украшена простенькими рисунками и глазурным покрытием. Чем он, как хозяин, гордился. Все же стоило подобное не дешево.
— Идут. — сказала жена, смотря в окно.
И правда, вскоре дверь снизу отворилась, а следом раздались шаги, да скрип лестницы. Из прохода вышла пара широкоплечих дварфов, со следовавшим за ними мальчиком, лет двенадцати. Подземные жители мало чем отличались от прочих жителей своего города. Такие серокожие, крепкие и толсторукие, как остальные. Ладони их покрывали мозоли. Разве что бороды несли следы осевшей на них пыли.
— Садитесь, уважаемые мастера. Будем есть. — пекарь указал на места, по левую руку от себя.
— Пахнет так, что мой живот сам себя съест, если не отведаю ничего сейчас же! — Идни Крепкая Рука, известный мастер строитель, каменщик, говорил громко, а голос его был груб, прямо как ладони. — Славно постаралась стоя хозяйка, Хогун. Цени ее.
— Как не ценить?
— У нас поговаривают: хорошая жена ценнее самого крупного алмаза и богатой рудной жилы. — дварф сел на стул, а рядом с ним его сын и ученик.
Перед ними уже был наваристый жирный суп, с чечевицей и говядиной. На вторую смену жаркое, совсем недавно изъятое из печи, где томилось несколько часов к ряду. Третьим блюдом был хороший кусок мяса, запеченный с травами. Отдельно стоял сыр.
Большой удачей и ответственностью считалось принимать гостей из нижнего города у себя за столом. Они слыли хранителями самых потайных секретов ремесла и носителями несравненного мастерства. Именно потому они изготавливали все оружие и доспехи для ордена. Потому, многие старались завести с ними дружбу.
Еще большая удача, если один из них принимался учить твоего ребенка. Само по себе это означало, что у него ей не дюжий талант. А так же сулило ему будущее хорошего ремесленника.
Именно из них и был старший отпрыск Хогуна. Ученик мастера каменщика, наравне с его собственным сыном.
— А пиво, пиво есть?
— Конечно. — хозяин кивнул.
Его супруга встала, подойдя к меньшему столику, на котором обычно стоял котелок или другая посуда с едой. Часто бывало так, что за столом не хватало еды на всех и приходилось накладывать еще. Все же пятеро детей, четверо из которых мальчишки, накладывало свой отпечаток на быт. Сейчас же там стоял небольшой бочонок с краником.
Не смотря на аппетит, который демонстрировали коротышки, за еду они не принимались, терпеливо ожидая. И пекарь решил более не затягивать, чтобы уважить гостей. Взял со стола хлебину, упер ее в плечо, да начал ножом резать на крупные куски, поочередно протягивая всем. Тем временем на столе и пиво оказалось, разлитое по большим кружкам.
— Да это настоящий пир! — пригубив пенное, провозгласил Идни. — Спасибо за еду. — взяв свой ломоть хлеба, он шлепнул на него кусок сыра, и откусил, тут же зачерпнув супа. По одной скорости, с которой начал есть мастер, можно было понять, что ему очень нравилось.
Хогун на это лишь довольно улыбался в собственную, небольшую, бороду. Ему было приятно, что старания супруги оценили по достоинству.