Двадцать четвертый день с начала Похода
Нексус, гигантское сооружение из каменных колец, побитых на сегменты, и парящих вокруг них рунных дисков разных диаметров, вот уже почти десять дней висело над центром Ульдуара. Вокруг того, что олицетворяло собой логово Аспекта и средоточие их силы, летали все члены синей стаи, от мало до велика. Нашлось место даже для едва вылупившихся дракончиков, благо разумом они обладали еще в яйце.
Но драконы занимались не праздными полетами, а сложнейшим ритуалом. Столь громоздким и длительным он вышел, что все они, вольно или нет, постепенно погрузились в состояние своеобразной медитации. Их тела, соблюдая строгий порядок, сами оставались в воздухе, исполняя свою роль. Разум занимался иным, не менее важным.
Под давлением магии, творимой всей стаей, ее остатками, земля по всему Нортренду трескалась и лопалась, землетрясения сотрясали континент. Из трещин вырывалась чистая, мощная мана, из-за менявших свое течение лей-линий. Однако, энергии не дано было рассеяться втуне. Вся она, со всего северного континента, стекалась к Нексусу, от чего Грозовая Гряда наполнилась синим сиянием, слишком велика была концентрация магической силы. А бури лишь усилились, стали свирепее и… волшебнее. Вместо обычного снега и града, на горы и редкие долины обрушивались настоящие ледяные ливни, сметавшие или стесывающие целые пики. Глыбы льда, рождавшиеся за доли мгновения, крушили камни, а острые сосульки и крупинки льда, убивали или стесывали плоть со всего живого.
Изначальная суть Нексуса, как огромного концентратора маны, претерпела некоторые изменения. Он не мог справиться с наплывом лишь части той мощи, что стремилась к нему. Часть он отводил, через центральную систему, одним лучом, вниз. Оттуда она попадала в питающие темницу Древнего Бога отводы. Остальное, уже бывшее для него чрезмерным, устремлялось в небо.
В драконьем облике Малигос в несколько раз превосходил своих самых древних детей. Будучи больше Ноздорму и сестер, он всегда был вторым по размеру среди аспектов. От того заметно выделялся среди облаков, еще и потому, что тело его буквально светилось от магии, кою он поглощал. Бури же, зверствующие по всей Гряде, над Ульдуаром не имели никакой силы. Вблизи его они поглощались, пополняя резерв. Ведь их природа всегда была насквозь магической.
Когда маны стало столь много, что Аспект Магии начал терять над ней власть, он принялся действовать. Земля вздрогнула и сотряслась. Вокруг крепости титанов начали подниматься целые скалы и пласты почвы, вместе со снегом и льдом. Всего за десяток минут образовался ров шириной в километр и глубиной в половину. И все же, этого было недостаточно.
Твердь продолжила подниматься, уже из других участков Грозовой Гряды, устремляясь к нужному месту. Там, под прессом воли и магии отца синей стаи, она изменялась. Лед крошился и спрессовывался, превращаясь в драгоценные камни и кристаллы. Снег утрамбовывался, становясь неотличимым от камня по твердости и свойствам. Скалы меняли форму, растекаясь подобно воде.
Вокруг Ульдуара, на равном отдалении друг от друга, формировалось одновременно еще десять нексусов, должных принять на себя нагрузку от лей-линий и направить их в нужную точку. Когда процесс завершился, поток маны от изначального Нексуса оборвался, и он начал меняться. Тонны металлов, ждавшие своего часа, присланные из Цитадели, превращались в новые диски или покрывали старые новыми рунами. Кольца расширялись, а внутри них прокладывались жилы из кобальта, заставлявшие камень изнутри светиться синим.
Нексус рос, увеличиваясь во всех плоскостях. Он становился лучше, как инструмент и… дом. Внутри него формировалось сразу несколько пространственных карманов и один небольшой мирок, на что уходила большая часть мощи, накопленной Малигосом. Хранилища маны обещали накапливать втрое больше, чем было ему подвластно использовать, не рискуя упустить контроль. А главное, питаться они должны были из аномалий, буквально пышущих чистой Тайной Магией. Сопровождавшее их спонтанное зарождение сущностей и элементалей, было приятным бонусом. Атакующие чары, как краски на чистый холст, ложились на Поле Регенерации Чар, что дракон подсмотрел в Цитадели, изменив его под себя.
Потеря разом почти всей стаи, включая супругу, и последующая невозможность восстановить численность из-за угрозы черных драконов, не могли не сказаться на лазурном левиафане. Получив такую возможность, он приложил все усилия, чтобы создать для своей стаи место, где они будут в безопасности. Включая потомство. Мирок, что он заложил в основу своего Нексуса, предназначался для самых молодых членов стаи. Там они будут жить, хотят того или нет, и учиться выживать за пределами гнезда. Прежний подход, при котором яйца оставлялись на произвол судьбы, а выживало хорошо если десять дракончиков из сотен, Аспект Магии справедливо счел неприемлемым.
Когда обновленный Нексус, в несколько раз больше прежнего, сформировался, казалось, что весь мир на секунду замер. А потом начался его стремительный бег. Магия со всего Нортренда потянулась к нему с еще большей скоростью. Наверху, в облаках, мана начала закручиваться в мощный вихрь, который постепенно уходил вниз, сквозь многие десятки рядов мощных контролирующих колец. Уже оттуда, из конца, она била сразу десятью лучами в меньшие нексусы. Те распределяли нагрузку, что должна была обрушиться вниз, на отдельные отводы. Иначе, настолько мощный концентрированный поток Тайной Магии мог сотворить бед, с последствиями которых пришлось бы бороться, параллельно отбиваясь от Древнего Бога. Он мог без труда пробить землю на километры вглубь, вместе с темницей.
Закончив творить чары, Малигос напоследок совершил еще одно ментальное усилие, заставив море вокруг Крепости Перехода, расположенной на другом конце континента, вскипеть. Там, из пучины, начала подниматься твердь, увеличивая площадь острова. Попутно его основа менялась, становилась плотнее и тверже. А несколько аномалий, оставленных в ее центре, обещали, что нерубы больше не смогут пробиться сквозь него наверх.
Была у дракона мысль за одно что-нибудь интересное сделать и с истончившейся завесой, отделявшей Азерот от буйства стихий, но с этим следовало повременить. Помимо всего уже сделанного, он оставался центром ритуала, который притягивал ману и заставлял поворачивать лей-линии. Слишком большие усилия, сделанные за столь короткие период, могли свалить в том числе его.
Вместо этого, оставив своего Зеркального Двойника, возложив на него единственную функцию, на большее тот все равно был не способен, Аспект Магии принял гуманоидный облик и телепортировался.
Внизу, под толщей породы, его уже ждали. Алгалон и Мимирон о чем-то говорили, разглядывая куб, на котором отображалось состояние темницы. К визуальному облику, прилагалось описание тех или иных структур. Нормально взаимодействовать с изображением мог исключительно хранитель. С его же помощью все надписи были переведены на драконий язык и упорядочены.
— Ты хорошо постарался. — констатировал владыка Цитадели, не поворачиваясь. Напряжение, с которым он смотрел на стены темницы, легко читалось на лице. Он его и не скрывал.
— Еще поздно говорить о результате. — дракон, наоборот, покачал головой. Усилия, которые он приложил, были воистину титаническими. Но совсем не достаточными. Чтобы удержать тварь, томившуюся под землей многие десятки тысяч лет, требовалось нечто большее, чем пока удалось сделать.
— Фиксирую замедление разрушительных процессов темницы. Провожу анализ. Вывод: срок сопротивления силам узника составляет сто тридцать семь дней. — оценка главного куратора как нельзя яснее показывала истинное положение вещей. — Достигнутый успех незначителен.
— Уже гораздо лучше. — не смотря на слова, тон Первого Стража был тяжелым. — Итак, я хочу услышать, почему нельзя использовать цветок? — он повернулся и выставил перед собой ладонь, на которой покоился дар Солнечного Колодца.
— Темница не выдержит. — Аспект Магии покачал головой, позволяя плечам немного опуститься. Усталость коснулась могла коснуться и его. Прямо сейчас, во время разговора, он продолжал контролировать все потоки магии Нортренда через двойника. — Стены, все что от нее осталось на самом деле. Если я пущу в нее еще больше маны, она бурной рекой сметет остатки чар и тогда, то единственное, что отделяет Азерот от ужаса и безумия, падет во мгновение. Чтобы подключить к ней хоть еще один нексус, надо доработать структуру чар. А это невозможно. Проще возвести новую темницу, чем что-то сделать с нынешней. Прямой поток энергии от колодца не только все разрушит, но еще и пойдет на пользу Йогг-Сарону. Через этот канал он может попытаться осквернить ее. А нам нужен обезумевшее воплощение магии такой мощи? Я то смогу ее побороть, в том моя задача и дар, но прежде она уничтожит половину Восточных Королевств. Лордерон точно окажется на дне морском. Все, что южнее, еще сохранится в каком-то виде.
— А на счет моего вопроса? — казалось, именно это на самом деле волновало драконоборца больше всего.
— Я нашел следы чар, которые обеспечивали темницы возможность питания от Колодца Вечности. Но только следы. — Малигос заложил руки за спину, а голову повернул к кубу. — Ты их разрушил или нет, точно сказать не могу. Однако, уверенно могу заявить, что твой Свет уничтожил то немногое, что еще оставалось от изначальных возможностей темницы. Теперь ни о какой борьбе, с ее помощью, не может идти речи. У нас остались одни стены. К слову, о том, что происходит с нижней плитой, неизвестно. — повинуясь воле дракона, изображение темницы повернулось, демонстрируя дно, которого не было.
— Подтверждаю.
— Стало быть, щупальца уже прорываются в недра планеты, как было раньше. — Алгалон стал еще пасмурнее, а одна его рука сжалась в кулак. — Когда они достигнут своей цели, шансов на победу не останется.
— Подтверждаю. Подобный исход наиболее вероятен. — голос Мимирона, казалось, искрился толикой веселой обреченности.
— И все-таки кое-что мне сделать удалось. — Аспект Магии зло посмотрел на хранителя, так и не сбросившего налет безумия, никак не изменившись в лице. Холодная ярость охватывала его всякий раз, стоило оказаться рядом с кем-то из них. — Ты сможешь направить в темницу свою силу. Но только часть. И не Свет.
— Значит, огонь. Хорошо. Как?
Сделав шаг вперед, отец синего рода коснулся того, кто подарил ему надежду, и вместе с ним отправился на поверхность. Оказавшись в круге по центру Ульдуара, очерченном десятью лучами, он сразу прошел к нужному месту. Арканитовый стержень, торчащий из камня, размером мог сравниться со средним драконом. На одиннадцать таких ушли все запасы ценного металла, скопленные всей синей стаей.
— Прикоснись и отдай ему свою огненную суть. Ничего больше. Я специально сохранил один для тебя, хотя, направив в него ману, мог вырвать нам еще дней десять или пятнадцать.
…
— Но ты не сможешь использовать огонь, Аспект Пламени. — продолжил говорить лазурный левиафан. — Уверен?
— У меня еще останется, чем побороться.
Кивнув и дернув плечами, Алгалон сделал несколько шагов, отделявших его от цели. Пока шел, он размышлял, как добиться от своеобразной жертвы лучшего результата. И не придумал ничего лучше, кроме как использовать свою кровь и ту часть божественной силы, кою обрел против собственной воли.
Приложив ладонь к металлу, владыка Цитадели перехватил копье другим хватом и пронзил им свою плоть, пришпилив ее к стержню. В противном случае руку пришлось бы резать постоянно, уж слишком быстро заживали раны. Закрыв глаза и прислонившись лбом к металлу, он сам заставлял свою кровь течь по жилам, выплескиваясь из раны. Всецело подчиняясь его желанию, она не плавила арканит, а впитывалась в него, от чего тот нагревался и стремительно менял цвет.
Слияние с Искрой Первого Пламени частично наделило его соответствующими свойствами к симбиозу со всем подряд, по средствам крови. С ее помощью он мог наделять любые предметы невероятной силой, но что-то простое непременно рассыпалось прахом через время. Сейчас же, пропитывая кровью стержень, он начинал все лучше его чувствовать. А через него темницу, которую тот должен был питать. И пусть напрямую с ней арканит не взаимодействовал, будучи органично вплетенным в другую систему, хватало и этого, чтобы в конечном итоге вся темница попала под частичное влияние.
В противном случае пламя могло само ей навредить еще больше.
Истратив все свои резервы к мгновенной регенерации, опасно близко подступившись к грани, за которой тело впадает в целительный сон, драконоборец еле смог вырвать копье из руки и металла. Пошатываясь, побледнев, он вонзил оружие в землю и оперся на него всем телом, чтобы не упасть. Не столько от нахлынувшей слабости, сколько от более полного осознания того ужаса, что скрывалось у них под ногами. Частичное слияние с темницей, очень поверхностное, почти незначительное, позволило ему заглянуть глубже. И это не осталось без внимания узника, чей шепот мигом попытался обрушиться на разум, но столкнулся с непроницаемым барьером.
Йогг-Сарон не смог пробить нижнюю плиту, но именно на ней сосредоточил свои основные усилия, уже почти достигнув успеха.
— Ты в себе? — пространство вокруг Малигоса затрещало от напряжения. Пурпурные молнии начали расходиться в стороны от его фигуры из-за собранной Тайной Магии, готовой в любую секунду обрушиться на единственную цель.
— Нормально. Не беспокойся. — тело Алгалона начало светиться золотом. Глаза же залило полностью.
Кое-как встав ровно, все еще опираясь на копье, он сделал последнее волевое усилие и упал на одно колено. Слишком сильным оказался удар от потери, пусть временной, весомой части могущества. Оно все еще оставалось при нем, однако стало отделено, заблокировано, по его собственному желанию.
Стержень, тем временем, приобрел малиновый окрас и зашипел, угрожая в любой момент начать раскаляться еще больше, а затем течь. Впрочем, такого в принципе не могло произойти. Ведь такового желания не существовало. Все мысли, весь посыл, желание уничтожить, были направлены на одну единственную цель.
Первый подземный толчок не просто встряхнул всю крепость, он заставил задрожать всю Грозовую Гряду. Строения, что сильно пострадали, но не были уничтожены в ходе штурма Ульдуара, посыпались, порождая грохот. Утихшие бури, из-за полностью вытянутой из них маны, обнажили вид на далекие лавины и камнепады. Одна мелкая гора вовсе частично обвалилась.
Следующий толчок оказался не менее сильным, породив еще больше разрушений. За ним последовали еще и еще. Буйство пленника темницы было явным, как никогда прежде. Древний Бог горел в огне Отца Драконов, от которого не мог нормально защититься. Вся его темница превратилась в крематорий титанических размеров. Но из-за тех же масштабов, “прогреть” его полностью не представлялось возможным.
Продолжая оставаться на земле. Владыка Цитадели вытащил цветок из прорези для верхней пуговицы своей рубашки, куда засунул его стебельком, дабы освободить одну руку. Посмотрев на дар Анвины несколько секунд, он поднес его к Погибели и позволил обвиться вокруг. Сразу ощутив прилив магии, он часть, до разумного предела, направил в сторону своего огня.
Следующая встряска все-таки заставила его свалиться в пыль и грязь, но он быстро встал, а на лице его заиграла злорадная, мстительная улыбка. Муки, кои испытывал Древний Бог, искренне радовали Первого Стража. Еще большее удовольствие ему могло принести только одно — лично испепелить его, уничтожить до мельчайшей частички.
— Точно все в порядке? — лазурный левиафан и не думал отпускать заготовленных заклинаний. Только еще больше напрягся.
— Я никогда прежде не призывал настолько горячего пламени. И сейчас оно пожирает плоть этой гниды. — тело его начало еще больше лучиться, восстанавливаясь. — Не знаю, сколько понадобиться время, чтобы он издох. Но я готов отдать всю энергию, какой располагаю, на растопку печи, в которую превратил темницу. Буду сидеть на троне, не вставая. Главное избавиться от него. Отомстить за супругу.
— За это я и начал тебя уважать, Аспект Огня. — все следы магии исчезли, будто их никогда не было. — Идешь до конца, делаешь, что следует сделать. И раз уж так, то я хочу воззвать к твоему обещанию. Мои потомки нашли кости Синдрагосы.