— Так, мне нужно связаться кое с кем и задать несколько важных вопросов по нашему делу, — задумчиво проговорил я, потирая подбородок и глядя куда-то в пространство.
Она тут же напряглась и, сжав мою руку, спросила тревожно:
— Это надолго? И что тебе для этого понадобится?
Я легонько улыбнулся, стараясь успокоить её:
— Нет, думаю, что всё будет довольно быстро. Но без твоей помощи мне не обойтись. Скажи, где поблизости есть кафе или ресторанчик, где можно заказать что-нибудь вкусненькое? Мне нужно позвонить кое-куда в спокойном месте, заодно ты сможешь нормально поесть.
Девушка нахмурилась, недоумевая, почему я вдруг говорю о еде, но послушно кивнула:
— Здесь недалеко, буквально за углом, есть замечательный семейный итальянский ресторанчик. Мы с мамой иногда туда ходим. Там всё такое… домашнее и очень вкусное.
Она выглядела озадаченной, видимо не до конца понимая, какую роль может сыграть ресторан в моих планах. Однако я лишь отмахнулся:
— Вот и замечательно. Веди, у нас каждая минута на счету.
Диана ещё мгновение смотрела на меня, словно пытаясь что-то решить для себя, но, не придя к какому-то ясному выводу, вздохнула и потянула меня вперёд:
— Ладно, пойдём. Надеюсь, потом расскажешь, что происходит.
Мы двинулись по улице быстрым шагом и вскоре зашли в небольшой, почти пустой зал уютного ресторанчика. Приглушённый свет, деревянная мебель и аромат свежевыпеченного хлеба сразу навевали ощущение домашнего уюта. Я огляделся, прикидывая, где будет удобнее уединиться, и предложил Диане занять столик в дальнем углу, подальше от лишних глаз и ушей.
Не успели мы усесться, как к нам подошла улыбающаяся официантка. Я быстро открыл меню, глазами пробежался по блюдам и, недолго думая, заказал две большие порции пасты с морепродуктами, пиццу с ветчиной и грибами, а также два стакана свежевыжатого сока. Диану мой напор слегка смутил, но она, похоже, и не думала возражать. Краем глаза я заметил, что она всё ещё напряжена — видимо, у неё масса вопросов, которые она пока не решалась задать.
Когда официантка ушла, я повернулся к девушке и тихо заговорил, стараясь говорить достаточно быстро, чтобы не успела возникнуть новая порция расспросов:
— Теперь слушай внимательно. Я ненадолго отлучусь по нашему делу: надо сделать важный звонок, вдруг смогу что-то узнать, а потом думаю отлучусь. Вернусь буквально через час-полтора. А ты пока постарайся нормально покушать — тебе нужно восстановить силы, — я коротко кивнул ей и, чтобы разрядить обстановку, добавил с ухмылкой: — Не волнуйся, я угощаю, так что заказывай всё, что хочешь.
Диана посмотрела на меня пристально, и я понял, что у неё на языке вертятся по меньшей мере тысяча и один вопрос. Но, к моему удивлению, она лишь выдохнула и тихо произнесла:
— Хорошо. Я подожду здесь, но, пожалуйста, не задерживайся.
Я положил ладонь ей на плечо, пытаясь успокоить:
— Не волнуйся. Всё будет хорошо. Просто доверься мне.
Встав из-за стола, я быстро подошёл к стойке администратора. Достав из кармана сто долларов, я аккуратно положил купюру на гладкую поверхность.
— У вас можно сделать несколько телефонных звонков? Мне нужно уладить одно дело, а девушка пока подождёт меня здесь.
Администратор улыбнулась, мгновенно убрала деньги и кивнула:
— Конечно, сейчас принесу телефон.
Через минуту она вернулась, протянула мне проводной аппарат и отступила в сторону, давая возможность спокойно поговорить. Я начал набирать номера по памяти — это были телефоны, которые мне когда-то оставил Абрахам, для связи. Подобные люди не любят афишировать свои контакты, так что я надеялся лишь на удачу: вдруг хоть один номер по-сработает.
Наконец, в динамике раздался знакомый хрипловатый голос:
— Да, слушаю. Кто это?
Я облегчённо выдохнул:
— Привет, Абрахам, это Брюс. Не занят? Можем встретиться? Срочно нужен твой совет. Не могу об этом говорить по телефону.
По голосу наставника я услышал, что он, в общем-то, рад моему звонку, хоть и старается казаться суровым:
— И тебе не хворать, малой. Я сейчас в Чикаго, адрес продиктую. Слышать тебя рад, так что забегай — покумекаем.
Я быстро запомнил продиктованный адрес и поблагодарил вернувшуюся администраторшу.
— Спасибо, — сказал я, кивнув ей. Затем, закончив разговор, взглянул через стекло на Диану. Она сидела за столом и, судя по выражению лица, до сих пор ломала голову над тем, что происходит.
Мне пришлось действовать оперативно. Я вышел из ресторанчика, прошмыгнул за угол и, убедившись, что вокруг никого нет, буквально растворился в воздухе.
Я появился в Чикаго. Это был мой первый визит в этот город, и я невольно залюбовался его атмосферой. Но долго восхищаться пейзажами не пришлось: на уме была только встреча с Абрахамом. Он назвал район — Энглвуд. Я знал, что это место не самое спокойное: именно в таких «злачных» кварталах и обосновываются охотники. Вечно на чемоданах, без секунды покоя, они выбирают места, где меньше всего привлекают к себе внимание.
Пройдясь по узким переулкам, я увидел, насколько здесь всё запущено: старые дома, стоящие вплотную друг к другу, некоторые с выбитыми окнами и провалившимися крышами. Стены исписаны не столько ради искусства, сколько ради меток различных уличных группировок. Асфальт растрескался и превратился в полосу выбоин, ям и грязных луж, что, похоже, никто никогда не чинил. Мусор сваливался в углах, а пластиковые пакеты цеплялись за рваные проволочные заборы. У обочин ютились брошенные машины с разбитыми фарами — видно, что некоторые из них давно не заводились.
«Самое подходящее место для охотников, — подумал я с невесёлой усмешкой. — И вправду романтика.»
Наконец, я добрался до нужного адреса. Поднялся по потрескавшимся каменным ступенькам и трижды стукнул в тяжелую деревянную дверь. Несколько секунд тишины — и вот уже за дверью послышались шаги. Затем она резко отворилась, и на пороге вырос высокий, коренастый темнокожий мужчина с напряжённым взглядом. Казалось, он готов был сверлить меня глазами до тех пор, пока не убедится, что я не свалил туда, откуда пришел.
Я криво улыбнулся:
— Привет, Блейд. Знаешь, почему-то был уверен, что, постучав в эту дверь, увижу именно тебя — большого и не особо гостеприимного негра. Наверное, местная атмосфера так влияет, хе-хе.
Он отступил в сторону, давая мне пройти, и ответил с приглушённым смешком:
— Давай, заходи, остряк. Раз уж пришёл, значит, есть дело. Абрахам ждёт в комнате.
Внутри царил полумрак, и густой запах оружейного масла сразу ударил мне в нос. В углу я увидел несколько столов, заставленных патронами, затворами, всевозможными приспособлениями для чистки и разборки оружия.
Абрахам сидел за старым скрипучим столом, чистя внушительный дробовик. На миг он оторвал взгляд от оружия и лениво махнул мне рукой:
— Привет ещё раз, малец. Садись да выкладывай, чего припёрся.
Я тяжело вздохнул, присаживаясь в потертое, но довольно удобное кресло рядом:
— Ты сам понимаешь, не просто так я сюда явился. Ситуация у меня сложная и, честно говоря, я уже не знаю, куда податься.
Абрахам кивнул, вытер руки ветошью и подался вперёд, всем своим видом показывая, что слушает внимательно. Я понял, что время пошло — пора рассказать ему всё, что произошло за последние несколько дней.
Я начал подробно излагать последние события: поведал ему о появлении Дианы, о ее неожиданной встрече с Джеком Расселом, о таинственном кровавом камне и, наконец, о слухах, касающихся Кабулы охотников на монстров.
Я закончил свой рассказ и, переходя к главному, добавил:
— Вот почему мне нужна информация и твой совет, Уистлер. А ещё… — я сделал короткую паузу и посмотрел ему в глаза. — Не мог бы ты устроить мне встречу с Верусой Бладстоун?
В ответ он только усмехнулся и вновь принялся протирать ствол дробовика грубой тряпкой.
— Да-с, история… — произнёс он, покачивая головой. — Джека жалко. Парень-то он неплохой, хоть и «шерстяной». Сидел бы себе тихонько где-нибудь в горах или лесу, рыбу ловил, на птичек смотрел. Но, как водится, всё упёрлось в старые грехи. В Кабалу.
Он отложил тряпку, щёлкнул затвором, проверяя дробовик, и, наконец, посмотрел на меня в упор. В его серых, уставших глазах отражалось то самое выражение, которое бывает у людей, слишком долго живущих бок о бок с чудовищами — и реальными, и внутренними.
— Кабала охотников на монстров — это не просто группа энтузиастов, — продолжил он. — Это орден. Старый, очень старый, с тех времён, когда люди ещё прятались по ночам от всего, что могло выползти из мрака. И не сказать, чтобы за эти столетия Кабала сильно эволюционировала. В книгах о них информации ноль, в архивах Щ.И.Т.а — лишь туманные упоминания. Но я-то их видел, работал рядом, порой даже мы становились союзниками — когда интересы совпадали, а чаще существовали параллельно, не мешая друг другу.
Он потянулся к металлической фляге, сделал добрый глоток и протянул её мне. Я вежливо отказался, и он пожал плечами, убирая флягу на край стола.
— Официально они, конечно, бьются с нечистью. “Защита человечества”, “сохранение баланса” — всё в таком духе. А по факту… — Уистлер тяжело вздохнул. — Там хватает фанатиков, да и религиозный уклон налицо. Для Кабалы любая нечеловеческая сущность, даже если она не опасна, — мишень. Чутьё у них гипертрофированное: всё, что не укладывается в их понимание «нормы», тут же признаётся угрозой.
— А что насчёт семейства Бладстоунов? — спросил я.
Уистлер прищурился, словно при слове «Бладстоун» ему вспомнилось что-то неприятное.
— Улисс Бладстоун был из тех, кто делал грязную работу сам, не перекладывая на других, — начал он. — Легендарный охотник, прожил дольше, чем некоторые цивилизации. В груди у него был вживлен Кровавый камень. Эта штуковина — как батарейка, только куда пострашнее. Давала ему силу, выносливость, умение чувствовать магию. По сути, делала его машиной для убийства всего нечеловеческого.
Он остановился на секунду, будто вспоминая отдельные детали из своей далёкой молодости.
— Но когда Улисс погиб, всё пошло наперекосяк, — продолжал он. — Его вдова, Веруса, взяла Кабалу в свои руки и «подкрутила» её по своему разумению. Стала холодной, расчётливой, полностью лишённой жалости. Там, где раньше у них был некий «кодекс чести», теперь одна цель — вырезать всех потенциально опасных. Веруса считает, что Кровавый камень должен принадлежать только роду Бладстоунов и находиться исключительно под её личным контролем. С точки зрения Кабалы, она права: они не видят разницы между разумным существом и монстром, если в его жилах течёт хоть капля “нечеловеческой” крови. Так что Джек, который унаследовал частицу Кровавого камня, для них — существо, которого следует уничтожить… или подчинить, что ещё хуже.
Я озадаченно нахмурился. Всё, что говорил Уистлер, сходилось в одну кошмарную картину. Вот почему Диана боялась за Джека, вот почему тот предпочёл скрыться, а Кабала продолжала настырно его разыскивать.
— Камень, — сказал я, осторожно формулируя вопрос. — Что он делает на самом деле? Ведь, помимо силы и регенерации, есть и что-то ещё?
— Да, многое, — отозвался Уистлер и, на миг, отвёл глаза. — Он даёт носителю регенерацию, усиливает магические способности, обостряет инстинкты. И это не только «полезный буст» сил. Звериное внутри человека становится громче, если оно уже там есть. Чем дольше камень с кем-то, тем труднее сдерживать свои темные импульсы. — Он повернулся ко мне и, прищурившись, добавил: — Камень вообще создаёт впечатление, что он… живой. Он как магнит, который тянется к конфликту, боли и крови. Если в душе человека есть хоть крупица тьмы — она вылезет наружу с утроенной силой. Джек пока держится, но боюсь, что ненадолго. У него, как ты знаешь, своя беда — оборотничество.
Я шумно выдохнул, сжимая кулаки. Теперь картина окончательно прояснилась. И Джек, и Диана — оба оказались втянуты в этот кошмар.
Уистлер спокойно взглянул на меня:
— Так ты с Верусой не просто «встретиться» хочешь? Я же тебя знаю. Догадываюсь, что ты попытаешься её в чём-то убедить или договориться. Всё ради спасения Дианы, да?
— И не только ради неё, — сказал я. — Я должен понять, как Кабала собирается действовать дальше. Даже если они не верят словам Джека, надо попытаться достучаться до их рассудка. Иначе всё это закончится кровью. Мне нужна хотя бы попытка переговоров… хотя бы шанс.
Уистлер кивнул, поднялся со стула с таким видом, словно тело привыкло к постоянным болям.
— Что ж, хорошо. Я устрою тебе встречу. Не обещаю тёплого приёма. Веруса — женщина непростая, а уж после смерти Улисса и вовсе стала беспощадной. Но думаю, она согласится тебя выслушать, раз я поручусь за тебя. А что будет дальше — одному Богу известно.
Он окинул меня взглядом через дульный срез дробовика, будто проверяя, насколько я готов к «свиданию» с одним из самых опасных людей в мире охотников.
— Только вот что, Брюс, имей в виду: с Кабалой не договариваются. Либо вы вместе в одном ряду, либо жизнь разведет вас по разные стороны. Нейтральных вариантов я не видел за всю свою жизнь, если ты начал сотрудничать с ними.
Сказав это, Уистлер осторожно положил дробовик на стол и потянулся к телефонному аппарату. Он несколько мгновений смотрел на меня пустым, задумчивым взглядом — видимо, обдумывал, стоит ли идти на риск. Затем, словно решившись, набрал длинный номер и поднёс трубку к уху.
Шли долгие гудки, пока в динамике не послышался женский голос. Уистлер, полуворчливо заговорил:
— Это я, Абрахам. Надеюсь, ты ещё помнишь такого? …Да, Веруса, дело срочное. Нужно встретиться с одним молодым охотником, он мой ученик. И да, это в твоих интересах — речь о Кровавом камне… Нет, ты не ослышалась. Сможет встретится как можно быстрее… Время поджимает, сама понимаешь.
Последовала короткая пауза, затем он ответил:
— Сегодня? Отлично. Лос-Анджелес, клуб “Капкан”. Он будет там. Я тоже рад был тебя услышать, до встречи.
С этими словами Абрахам положил трубку и развёл руками, оборачиваясь ко мне:
— Ну вот и всё, готово. Не благодари. Но будь осторожен. Разговор пересказывать не стану, ты всё слышал сам.
Я кивнул в знак благодарности:
— Спасибо, Абрахам. Для меня это важно. Очень.
Старик ухмыльнулся:
— Эх, ты мой ученик, а в мире охотников это, по сути, то же самое что сын. Давай поможем друг другу. Сегодня я тебе, а завтра — ты мне.
— Не сомневайся, учитель. — Я улыбнулся, вставая с потёртого кресла. — Я бы ещё остался у тебя, но, сам понимаешь, мне нужно вернуться. Там Диана, она и так, наверное, извелась без меня.
— Ладно, беги, — сказал он. — Но смотри, чтобы всё прошло без лишних жертв. Удачи.
Я последний раз кивнул Уистлеру и, сосредоточившись, применил свою скорость — в мгновение растворяясь в воздухе, чтобы через несколько секунд вновь появиться у дверей итальянского ресторанчика в Лос-Анджелесе, где оставил Диану.
Войдя внутрь, я увидел, что за время моего отсутствия людей почти не прибавилось — всё так же царил полумрак, а из динамиков негромко лилась приятная музыка. Диана сидела за тем же столиком, уставившись в пустую тарелку, и, кажется, немного нервничала. Завидев меня, она подняла взгляд, в котором читалось нетерпение, смешанное с тревогой.
Я опустился на стул напротив, придвинул к себе тарелку с остывшей пиццей и откусил кусок, стараясь показать, что всё под контролем.
— Ну, что получилось? — Диана не выдержала первой и выпалила вопрос, впиваясь в меня взглядом. — Ты что-нибудь выяснил?
Я кивнул, закончив пережёвывать.
— Да, узнал то, что нужно. В общем, у меня вопрос: у тебя есть вечерний наряд? — спросил я внезапно.
Девушка изумлённо вскинула брови:
— Э-э… да, наверное. А это тут причём?
Я взглянул на неё с лёгкой усмешкой:
— Мы идём в клуб. Сегодня вечером.
И, недобро оскалившись, добавил:
— Пора познакомиться с Кабалой!
* * *
—Пафосненько, — проворчал я тихо, разглядывая вход в клуб «Капкан».
С виду это была старая кирпичная арка, словно врата в иной мир: сама арка аккуратно вписывалась в фасад, окрашенный в глухой антрацитовый цвет. Чуть выше, почти на границе света и тени, висела вывеска из шершавого чёрного металла. Неоновые буквы «Капкан» вспыхивали и гасли в сбитом ритме, точно судорожно дышали, изрыгая похотливое, уставшее дыхание ночного города. Цвет этих букв — болезненно-фиолетовый с розоватым отливом.
Улица вокруг была пустынна и как будто вымерла: ни проходящих мимо зевак, ни весёлой очереди у входа, ни громыхающей музыки, которая обычно вырывается наружу, когда двери клуба открыты. Лишь одинокий охранник, запутавшийся в сумраке и дыме от своей сигареты, лениво отрывал взгляд от экрана телефона. Он походил на призрак, затерявшийся на заднем плане чьего-то тревожного сна.
Диана стояла чуть позади меня, молча, но я остро чувствовал её присутствие. В полумраке и тусклом свете неона её силуэт казался почти призрачным. На ней было короткое чёрное атласное платье на тонких бретелях, доходящее чуть ниже середины бедра. Казалось, ткань этого платья не столько скрывала её фигуру, сколько мягко обнимала, подчеркивая каждый плавный изгиб. Атлас ловил фиолетовые и розовые блики неоновых огней и отражал их тонкой серебристой дымкой. В этом свете её кожа казалась фарфоровой, а волосы, гладко уложенные на плечи, — густыми и почти синими. От неё веяло странным холодком, но не пугающим, а скорее завораживающим.
Она была девушкой — юной для подобных мест, слишком невинной на первый взгляд. Но выражение её глаз говорило об обратном: в них не было ни страха, ни смущения, а лишь лёгкая насмешливость, будто она уже догадывалась, что ожидает нас внутри, и играла в эту игру по собственным правилам.
Я толкнул тяжёлую дверь, и нас словно затянуло во мрак.
Внутри клуб показался ещё более загадочным, чем снаружи. Повсюду царил тёплый, тягучий полумрак, обволакивающий, как пряное дыхание. Стены и потолок напоминали подвал: они были обшиты панелями из матового чёрного дерева, кое-где перебивающегося металлическими вставками. Воздух был густой, напитанный запахами вина, пыли, тел и чего-то чуть пряного, почти наркотического.
Из потолка спадали тяжёлые сплетения проводов, похожие на сети, где застряли лампы, источавшие розовато-сиреневый свет. Казалось, эти лампы дышат: то разгораются ярче, то меркнут, словно сердце клуба бьётся у нас над головами. Пол, стены и люди были окрашены этим мягким, то лавандовым, то фиолетовым сиянием. Оно стекало по поверхностям и искажало черты лиц, превращая людей в полупрозрачные тени.
Музыка здесь не «играла» — она текла, окутывая танцпол вязким, басовитым потоком. Её ритм был глубоким, почти животным: он пробирался сквозь обувь, поднимался по ногам и ударял в грудь. На танцполе тела двигались слитно, как единый организм, в котором стёрлись границы между людьми. Нельзя было разобрать, где заканчивается одно движение и начинается другое.
Диана прошла рядом со мной, не касаясь, но я ощутил исходящий от неё аромат — тонкий, прохладный, с горьковатой ноткой жасмина. Мне показалось, что он пробирается прямо в лёгкие, отзываясь лёгкой дрожью. Я невольно скользнул по ней взглядом: в рассеянном свете её кожа смотрелась почти светящейся, а сероватые тени вокруг делали её вид поразительно живым — слишком живым для этого застывшего в полумраке мира.
— Ну что? — произнесла Диана негромко, не оборачиваясь. Голос её прозвучал в голове, как стальная нотка сквозь шелк. — Сразу искать эту суку? Или потанцуем немного, пока она сама не проявится?
— Давай немного потанцуем, — ухмыльнулся я в ответ и шагнул в полумрак танцпола, уводя Диану за собой.
Мы нырнули в пульсацию звука, которая окутала нас плотной, как дым, волной. Танец оказался чем-то сродни совместному дыханию: не отдельными движениями, а слитным течением тел. Диана двигалась с природной грацией, словно родилась в ритме этой музыки, и её платье при каждом повороте улавливало неоновые отблески, будто дразня окружающих. Тонкие пальцы девушки коснулись моих плеч, и она приблизилась — так близко, что я ощутил её дыхание на своей шее. Запах её волос, прохладный и горьковатый, смешался с удушливой сладостью воздуха клуба, создавая странный контраст — то ли опасный, то ли чарующий.
Я вгляделся в её глаза, и там увидел всё сразу: вызов, насмешку и лёгкий отблеск дикого, неукротимого инстинкта. Как у животного, которое знает свою силу и не боится ею пользоваться. На какой-то миг я забыл, что у меня есть цель, что мы пришли сюда по делу. Но тут же по спине побежали мурашки. Кто-то другой наблюдал за нами.
Будто почувствовав посторонний взгляд, я медленно повернул голову, всё ещё продолжая двигаться в такт музыке. У стойки бара, в глубине зала, виднелась тёмная фигура мужчины: высокий, крепко сложенный, с руками, заложенными за спину. Он стоял неподвижно, словно изваяние, и разглядывал нас, не отрывая взгляда. Не пил, не говорил, просто… ждал.
Спустя несколько секунд он вышел из полумрака, словно появился из дыма, и направился к нам. Его лицо оставалось холодным, а взгляд — тяжёлым, в нём читалось нечто вроде проверяющей бесстрастности. Одет он был не как завсегдатай клуба: чёрная рубашка, поверх которой аккуратный серый пиджак, застёгнутый всего на одну пуговицу.
Подойдя ближе, он произнёс негромко, но так, что его голос прорезал музыку и достиг нашего слуха:
— Вы от Абрахама?
— Верно, — коротко ответил я, пытаясь уловить в его интонациях хоть намёк на угрозу.
Мужчина кивнул и чуть повернул голову, показывая направление:
— Пойдёмте.
Диана молча пожала плечами, будто всё происходящее не было для неё неожиданностью, а лишь частью какого-то привычного сценария. В её движениях читалась раскованная уверенность человека, которому нечего бояться.
Мы пошли за мужчиной вдоль стены, стараясь не задеть танцующих, не нарушить странного равновесия этого чёрного, переливчатого зала. Светильники мигали, меняя цвета с сиренево-розовых на мрачные лиловые. Танцпол и люди на нём с каждой секундой казались всё более иллюзорными, как если бы мы двигались по лабиринту сновидений.
Наконец, он вывел нас к почти незаметной двери без опознавательных знаков. Она отворилась легко и тихо, будто вела в какие-то потайные комнаты. За порогом начинался узкий лестничный пролёт, обитый мягкой тёмной тканью, и по мере того, как мы шли выше, клубная музыка становилась всё тише, словно оставалась глубоко внизу, в другом мире. Ступени были мягкими, звук наших шагов почти не различался, а воздух тут казался более свежим и прохладным.
Мы поднимались, будто входили в другое измерение — из хаоса и света — в тень.