Я брёл по окровавленной земле, с каждым шагом ощущая, как тяжесть невидимых оков тянет меня вниз. Казалось, воздух вокруг сгустился от запаха крови и горелой плоти, смешанных в едкий, отравляющий туман. В ушах всё ещё звенел гул сражения. Словно кто-то продолжал биться рядом — хотя всё уже закончилось. Рукоять меча будто приросла к ладони — я не чувствовал усталости в пальцах, но и расцепить хватку не мог: тело всё ещё готовилось к опасности, хотя разум понимал, что бой затих.
Однако я, командир «Штормовых Клинков», не имел права на слабость. Не сейчас. Война не окончена, и кто-то должен взять на себя бремя заботы о тех, кто выжил.
— Рикард, — негромко, но твёрдо окликнул я друга. Он стоял, склонившись над телом убитого, неясно кого — то ли своего, то ли чужого. Лицо его было заляпано кровью в вперемешку с землёй, словно кто-то грубо размазал краску по коже. Глаза Рикарда смотрели в пустоту, потерянные и полные скорби.
— Деймон?.. — он оторвал взгляд от безжизненного тела и посмотрел на меня, будто только сейчас осознал, где находится.
— Собери всех, кто остался в живых. Сначала определи, кто может ходить самостоятельно, кто — нет. Кому нужна срочная помощь, сразу тащите в лагерь. Займись этим немедленно: у раненых мало времени. Чем быстрее мы позаботимся о них, тем больше шансов, что они выживут. Понял?
— Да… да, конечно, — голос его прозвучал неуверенно, но за этими словами проглядывалась решимость. Он коротко кивнул и, пытаясь спрятать собственную усталость, зашагал между телами, призывая уцелевших встать на ноги и помогать друг другу.
Я проводил его взглядом и пошёл дальше по полю. Вокруг, как в дурном сне, громоздились горы мёртвых и раненых: сплетённые в неестественных позах руки и ноги, перекошенные лица. Некоторые ещё дышали, едва слышимые стоны вырывались из полуоткрытых ртов. Эти тихие звуки были страшнее любых криков — они тянулись откуда-то из глубины отчаяния и боли. Трава под ногами была перемешана с кровью и грязью, превратившись в сплошное месиво.
— Каркан! — позвал я другого своего верного товарища, старого друга, который прошёл со мной не одну битву. Он стоял у кромки поля, держа в руках сломанное копьё, и напряжённо оглядывал горизонт.
— Я здесь, — отозвался он негромко, но в голосе его слышалась усталость.
— Собери тех, кто может держаться на ногах и хотя бы владеть оружием. Выставьте дозор по периметру — не меньше двух десятков человек. Пусть проверят поле боя: вдруг среди трупов прячется кто-то из врагов, прикидываясь мёртвым, чтобы ударить нам в спину. Если заметите что-то подозрительное — не медлите. Наша беспечность сейчас может обойтись слишком дорого. Каждый наш воин на счету.
Каркан вздохнул, внимательно посмотрел на меня и коротко кивнул:
— Понял. Можешь не волноваться, капитан. Я сделаю всё, что нужно.
Он двинулся прочь быстрым, чётким шагом.
Я постоял на месте, оглядываясь по сторонам. Туман войны медленно рассеивался, открывая истерзанную землю и горькую правду: многих из наших здесь больше нет. Кто-то остался лежать так, как упал, с раной в груди или с перерубленной шеей; кто-то, возможно, всё ещё дышал, но не имел сил звать на помощь. Но мы — наёмники. Мы осознанно выбрали путь меча и знаем, что за всё приходится платить кровью.
— Ролан! — позвал я третьего, увидев, как он, пошатываясь, перемещается между раненых, разговаривая с ними и проверяя.
— Командир, я слушаю, — отозвался он глухо. На лице его выступил пот, и было видно, что он еле держится от изнеможения.
— Нам нужен полевой лагерь. Быстро, очень надёжный, пусть и временный. Организуй людей: найдите уцелевшие повозки, шкуры, полотнища — всё, что можно использовать как укрытие. Нужно хотя бы чем-то укрыть тяжелораненых. Без лекарей мы тут пропадём, поэтому ищите травников, знахарей или любых людей, кто разбирается в лечении. Обещайте им оплату. Сейчас я не могу себе позволить потерять ещё кого-то по пустой случайности или из-за отсутствия нужного человека.
— Хорошо. Я всё понял. Мы найдём лекарей, — произнёс он с горечью, и в его голосе слышались грусть по погибшим.
Он провёл рукой по лбу, стряхивая пот, и пошёл прочь, подбадривая оставшихся бойцов.
Я ощутил, как в груди сжимается глухой комок. Казалось, я смотрю на всё это со стороны, как на страшную картину в тёмных тонах, где каждый мазок — это чужая кровь и страдания. Но командир не может позволить себе роскошь жаловаться на судьбу или впадать в оцепенение. Я слишком хорошо знал, что моё бездействие будет стоить слишком дорого.
Тем временем вечер начал клониться к закату, и под угасающими лучами солнца мы передвигались по полю битвы, словно тени. Бойцы «Штормовых Клинков» рассеялись меж тел, проверяя и ища выживших. Мы вытаскивали раненых, шепча им ободряющие слова, хотя в душах многих из нас этих слов уже не оставалось. Здесь и там слышался шелест крыльев: стервятники и вороны кружили над нашими головами, учуяв запах лёгкой добычи, но пока мы оставались на поле, они не смели опуститься слишком низко.
Те, кто ещё имел силы, помогали оттаскивать тела в стороне, чтобы очистить место для палаток и попытаться создать хоть подобие порядка. С каждым шагом я чувствовал, как сердце холодеет от осознания наших потерь: больше сотни моих товарищей уже никогда не встанут. А ещё сотня — ранены, причём многие тяжко, чтобы пережить ближайшую ночь. У кого-то отрублена рука, у другого зияет пустая глазница; кто-то истекает кровью от множественных рваных ран.
Когда солнце полностью скрылось за острыми скалами, основная работа была сделана — насколько это было возможно в таких условиях. Мы выставили охрану: десятки людей стояли по периметру, не позволяя врагу воспользоваться неожиданностью. Всех, кто подавал признаки жизни, оттащили в лагерь; тяжелораненым успели оказать первую помощь, используя всё, что нашлось под рукой.
Лагерь разместили подальше от бесчисленных кострищ, чтобы удушливый запах дыма и трупного смрада не терзал нас совсем уж беспощадно. Судя по приглушённым голосам и огням, королевские солдаты где-то неподалёку занимались тем же самым, скорбно пересчитывая потери. Иногда до нас доносился шум — вероятно, они отлавливали оставшихся врагов или тоже вставали на отдых. Но мы не стремились с ними пересекаться: пусть каждый занимается своим делом.
С наступлением темноты было решено провести обряд прощания — пусть не пышную церемонию, но хотя бы достойный способ отправить павших товарищей в последний путь. Отказаться от этого сейчас было бы предательством памяти тех, кто сражался рядом с нами плечом к плечу. Мы, «Штормовые Клинки», должны держаться вместе — и сейчас не могли бросить мёртвых на произвол судьбы.
Погребальный костёр начали складывать из обломков повозок, найденных щитов и всего, что могло быстро разгореться. Усталые, измождённые бойцы один за другим приносили тела — тех, кого мы считали своими братьями и тех, кто, возможно, лишь недавно влился в наш отряд, но заслужил общее уважение кровью и потом. Попадались и трупы союзников: мы не могли бросить и их гнить на истерзанном поле. Под конец всё смешалось, и уже трудно было сказать, где свои, а где чужие. Но в этот час для нас они были просто павшими в одном беспощадном сражении.
Когда костёр был сложен, все, кто мог, встали вокруг него. Факелы освещали исступлённые лица — в их оранжевом свете слишком явственно читались усталость и скорбь. Среди нас были совсем юные лица; кто-то из них ещё не привык к виду смерти в таком масштабе. Руки дрожали, глаза были полны слёз, но эти слёзы почти никто не смел выпустить наружу. Более опытные воины стояли хмуро, сжимая челюсти, будто выстроив внутри себя заслон от чувств. Они уже много раз видели подобное, но наука войны не учит равнодушию — она лишь приучает терпеть и молчать.
Я стоял ближе всех к костру, держа факел. Мерцающие тени прыгали по моим доспехам и лицу, и я почти физически ощущал, как время замедляется. Мне хотелось найти слова, способные утешить всех нас, но ни один язык мира не умеет исцелять такие раны. Вместо длинной речи я просто закрыл на миг глаза, вздохнул и поднёс огонь к краю погребального сооружения.
Пламя вспыхнуло с яростным шипением, и искры брызнули в ночное небо, подхваченные ветром. На мгновение воцарилась тишина — будто сама природа, даже ночные насекомые и птицы, замерли, отдавая дань тем, кто лежал перед нами бездыханным грузом. Огонь начал пожирать доски, ткань, человеческие тела, и вскоре густой чёрный дым потянулся вверх, унося наши молчаливые мольбы о покое для погибших.
Я сквозь пелену усталости чувствовал, как слёзы подступают к глазам, но, будто в оцепенении, не мог ни отвернуться, ни зажмуриться. Кто-то сзади судорожно всхлипнул: тонкий женский голос — возможно, одна из молодых наёмниц, которая впервые столкнулась с подобным ужасом. Никто не делал ей замечания. Мы все плакали в душе, каждый по-своему. Густой смрад выжигал ноздри, но никто не двинулся с места, стоя плечом к плечу у линии огня.
Пламя разгоралась всё сильнее, высвечивая в чёрном небе столб дыма и осыпая землю искрами. Я смотрел на сгорающие саваны и на останки людей, которые ещё вчера были моими друзьями и боевыми товарищами. Неумолимый рок войны забрал их — и меня не покидала мысль, что при других обстоятельствах на их месте мог оказаться я сам. Но, похоже, у судьбы были на меня иные планы.
Так «Штормовые Клинки» прощались со своими погибшими. Мы стояли в молчании, в котором смешались гнев, боль и непоправимая тоска, и ждали, пока огонь сделает своё дело, унося души павших в иное царство. В этот миг мы были связаны одной скорбью — и, возможно, одной надеждой.
Но пока пламя продолжало завывать и плясать перед глазами, я знал одно: наш путь ещё не окончен. Война не прощает оплошностей — она лишь отнимает и отнимает, почти никогда не даруя взамен ничего, кроме боли. Поэтому мы стояли, не смея отвести взгляд, пока костёр не начал угасать, медленно обращая в пепел то, что ещё недавно было человеческой плотью и оружием из плоти и крови. И мы, «Штормовые Клинки», скорбели в суровом молчании, принимая тяжёлую дань за право называться воинами.
* * *
Пробуждение выдалось на редкость тягостным: будто сама ночь не желала отпускать меня из плена тяжёлых, мрачных снов. Настроение упало так низко, что казалось, ниже уже некуда. Но у меня не было ни минуты, ни возможности поддаваться апатии. Война ещё не закончена, и только когда она завершится, можно будет позволить себе роскошь горевать или укорять себя за ошибки. Будет время подумать, где я просчитался, чего не предвидел, где рисковал напрасно. А пока оставалось лишь одно: действовать и оставаться в строю.
Я вышел из шатра в сероватую дымку утреннего света. Воздух пропах потом солдатских тел, гарью недавних костров и лёгкой горечью солёного моря — все эти запахи смешивались, передавая тревожную атмосферу лагеря. Но, как бы ни была мрачна действительность, обед по расписанию. Война войной, а мои люди должны оставаться сытыми.
За вечер и ночь, прошедшие после битвы за Лордпорт, королевская армия Вестероса успела взять в осаду замок Грейджоев, Пайк. Великие лорды до самого утра совещались и ломали головы, пытаясь найти быстрое и эффективное решение, чтобы пал этот неприступный оплот Железных Островов. Я слышал, что по первоначальному плану замок собирались захватить сходу, буквально ворваться следом за отступающими врагами и не дать им запереть ворота. Но этим планам не суждено было сбыться.
По приблизительным подсчётам, в Пайк успели отступить от трёх до пяти тысяч воинов Железных Островов. Самое же жуткое в этой истории то, что более тысячи своих Грейджои без колебаний оставили за стенами. Как только часть войск успела проскользнуть внутрь, ворота захлопнули, и почти тысяча солдат осталась снаружи — их безжалостно истребили королевские отряды. Жертвовать меньшим ради спасения большего — холодный и циничный расчёт, который использовали кальмары. С человеческой точки зрения это отвратительно, а с военной — логично: они проиграли бой, но война для них не окончена.
Пайк, обладая массивными стенами и несколькими тысячами гарнизона, может держаться бесконечно долго, если у него хватит припасов. А уж с припасами там проблем нет: залы, амбары и хранилища наверняка забиты под завязку. На материке такая осада могла бы быть не столь страшной: рано или поздно осаждённым пришлось бы сдаться, если королевские войска будут подвозить провизию и подкрепления. Но на Островах всё иначе: вокруг нас море, где ещё полным-полно кораблей Железнорождённых, готовых к внезапным атакам на суда с провизией и военные караваны. Целый флот, чтобы сопровождать каждый груз, отправлять не получится — ситуация патовая. Королю сейчас нужно как можно скорее покончить с мятежом Грейджоев, пока расходы не стали совсем неподъёмными для короны и пока сама репутация короля не пошатнулась под ударами островитян.
Все эти мысли крутились в моей голове, пока я направлялся к полевой кухне по узким протоптанным тропинкам лагеря. Каждый шаг отдавался в ногах неприятной тяжестью, напоминая о моей усталости и тяжелой ночи. Но, несмотря на усталость, идти было нужно: моя задача — следить за порядком, вдохновлять людей, проявлять силу и решимость.
У полевой кухни уже собралась небольшая очередь: измученные солдаты ожидали, когда им положат в миски горячую похлёбку с кусками мяса или рыбы — чем сегодня распорядилась отрядная кухня. Я, не желая пользоваться привилегиями командира, постоял в хвосте очереди вместе со всеми. Пар от котлов окутывал нас облаком пряного аромата, и желудок сразу напомнил, что пора бы позаботиться о себе.
Наконец, получив добрую порцию дымящейся еды, я сел на деревянную скамью рядом со своими бойцами. Они ещё были под впечатлением от вчерашнего сражения за Лордпорт: у некоторых в глазах я читал явное восхищение собой, почти благоговейный трепет, будто они впервые видели меня в самом разгаре боя. Мне ли не знать, что воины зачастую находят себе героев среди тех, кто умеет взять на себя ответственность и проявить себя в сражении.
— Командир, — негромко сказал один из молодых солдат, чувствуя, что ему стоит хоть что-то сказать.
— Что? — отозвался я коротко, но стараясь не звучать грубо.
— Просто… хотел поблагодарить. Если бы не вы, многие из нас, наверное, не выжили бы в бою за Лордпорт. Вы там творили невозможное, — проговорил он, слегка смущаясь.
Я лишь кивнул, не желая развивать тему. Мне не нужен был ореол героя, ведь на самом деле я делал лишь то, к чему приучила жизнь наёмника и командира.
Однако долгая пауза не затянулась: за моей спиной послышались тяжёлые шаги, и к скамье подошли двое — Каркан и Драг. Эти люди уже давно бьются вместе со мной бок о бок, и многие бойцы именуют их «закалёнными псами войны». Они, не стесняясь, попросили окружающих солдат подвинуться и освободить места рядом со мной. Никто не возражал: уважение к ветеранам и офицерам чувствовалось в каждом движении окружающих.
Я осмотрел двух опытных псов войны. Лица их были серьёзные и сосредоточенные.
— Как понимаю, вы пришли поговорить! И у вас есть, что мне сказать! — задумчиво проговорил я, скользнув взглядом по Каркану и Драгу. Оба выглядели непривычно напряжёнными.
— Ты не ошибаешься, Деймон, — ответил Каркан. Его голос звучал низко и вкрадчиво, будто он готовился сказать нечто крайне важное. — Прошу: выслушай меня и подумай. Сразу не отвергай мои слова, дай себе время всё обдумать.
Я чуть приподнял бровь, удивляясь такому серьёзному тону. Каркан, которого я знал еще с бойцовских ям Меэрина, редко говорил подобные слова, если не был уверен, что дело стоит моего беспокойства.
— Не говори глупостей, старый друг, — отозвался я мягко. — Мы с тобой столько прошли вместе, что ты можешь рассчитывать на моё внимание в любую минуту. Ты, как никто другой, заслужил, чтобы я тебя выслушал. Ну что ж, рассказывайте, что задумали «старые заговорщики»?
— Ты же помнишь, вчера на стороне Грейджоев сражалась «Волчья стая». В их рядах бился и мой сын — Нолан. Мы с Драгом, как только выдалось свободное время, отправились на поле боя, пытаясь его найти. Прошли вдоль и поперёк место, где стояли шеренги «Волчьей стаи», но никаких следов не обнаружили. Это говорило о том, что Нолан жив и отступил вместе с остальными.
Каркан вздохнул, с трудом сдерживая кипевшие в нём эмоции.
— Нам повезло: мы отыскали выжившего из их отряда. Он был ранен, но остался жив. Этот наёмник раскрыл нам немного внутренней кухни «Волчьей стаи».
Я кивнул, внимательно слушая. Знал, насколько болезненна для Каркана сама мысль, что его единственный сын сражается не в нашем отряде, а среди тех, кто встал на сторону Грейджоев. Пусть и временно, но теперь они оказались по разные стороны баррикад.
— Понимаю твоё беспокойство, друг, — негромко сказал я. — Но Нолан взрослый мужчина и принял осознанное решение. Он подписал контракт. Если он покинет нанимателя и об этом станет известно, его можно будет назвать дезертиром. Навсегда потеряет репутацию, а возможно, ему будет грозить и нечто похуже.
— Дело ещё сложнее, чем просто дезертирство, — вставил Драг, провёл рукой по щетинистой челюсти и нахмурился. — Послушай, что говорит Каркан.
Каркан коротко кивнул и продолжил:
— Как мы выяснили, вчера на поле погиб глава «Волчьей стаи» и многие из его ближайших лейтенантов. Оценивать точные потери пока сложно, но ходят слухи, что остались лишь двое способных командовать людьми: Нолан и некий Злот — говорят, безумец, любимчик покойного капитана. В начале компании в «Волчьей стае» числилось больше двух тысяч бойцов. Сейчас же, после вчерашней бойни, осталось не более семисот. Полтысячи потеряли в самой битве — их зажали войска короля и Ланнистеров, да и мы потрепали их левый фланг. Еще около тысячи человек уничтожили у стен замка, когда внезапно закрылись ворота, и те не успели отступить внутрь. Представляешь? Это можно назвать предательством со стороны нанимателя. Ведь их оставили умирать.
Я поморщился: в политике междоусобиц Железных Островов мало чего оставалось от чести, но столь бесцеремонно бросить наёмников на смерть — это действительно шаг, который вскоре может обернуться против нанимателя. Наёмники не любят, когда ими разбрасываются, как пушечным мясом.
— Но и это не всё, — продолжил Каркан, тяжело вздохнув. — У «Волчьей стаи» странная внутренняя структура. Они делятся на две неофициальные группы. Первая — «благородные», это более адекватные ребята, умеющие соблюдать правила и предпочитающие работу на охране караванов, защиту городов, сопровождение купцов. Вторая же часть — «бешеные». Их всегда больше, и они-то и делают репутацию «Волчьей стаи» как команды безудержных психов, готовых пойти на любую жестокость, лишь бы им платили. И вот выходит, что сейчас, после смерти главаря, эти две части остались без чёткой власти. И судя по словам нашего раненого собеседника, Нолан теперь фактически возглавляет «благородных волков», а вот Злот командует бешеными.
— Да уж, — протянул я, теряя нить рассуждений. — История интересная, но я пока не понимаю, чего вы от меня хотите. Как я могу помочь твоему сыну, если он сам выбрал ту сторону?
Драг и Каркан вновь переглянулись; Каркан подался чуть вперёд:
— Деймон, мы с тобой уже больше десяти лет вместе бок о бок. Ты — тот, кто способен провернуть и не такие дела. У нас есть предложение…
— Я предлагаю попытаться переманить «Волчью стаю» к нам, — вставил Каркан, понизив голос до осторожного шёпота. — Не всю, а лишь тех, кто относится к «благородным». Остальные, эти бешеные, нам не нужны, да и никакой пользы они не принесут, только проблемы. Но если мы сможем подтянуть отряд Нолана под знамя нашей Гранд-компании, то спасём его от неминуемой гибели или позора дезертирства. И, кроме того, усилим наши ряды толковыми мечами. Разве это не выход?
Я прищурился, понимая, насколько рискованно звучит эта идея.
— Как ты это видишь, старый друг? Они сейчас, вероятно, за стенами, а мы здесь, в стане королевской армии. К тому же всё придётся провернуть скрытно. Если кто-нибудь пронюхает о наших планах, я и за жизнь твоего сына не дам и медного гроша. Да и нашу голову на плаху могут положить.
— Потому я и прошу тебя, — выдохнул Каркан. — Придумай что-нибудь. Я верю, что только ты, капитан, способен организовать это так, чтобы никто не пострадал зря. Спаси моего сына… верни мне его. И позволь этим людям увидеть, что в мире наёмников можно жить и по другим правилам.
Драг похлопал Каркана по плечу, бросая на меня нетерпеливый взгляд. Казалось, он ждал ответа в ту же секунду. Но я лишь покачал головой:
— Понимаю ваше желание. Но это очень опасно. Сама мысль внедриться в отряд, который сейчас формально поддерживает Грейджоев, — всё равно что сунуть голову в пасть дракона. Я не могу дать обещание, не продумав всё до мелочей. Вы оба представляете, какие на нас обрушатся последствия, если что-то пойдёт не так?
Лица Каркана и Драга помрачнели, но в их взглядах читалась решимость. Они и сами понимали все риски, но готовы были взять их на себя ради спасения Нолана и тех, кто оставался в «Волчьей стае» по долгу чести или из-за отсутствия иного выбора.
— Мы сделаем всё, что потребуется от нас, капитан, — негромко добавил Драг. — Тебе стоит лишь дать сигнал.
Я долго молчал, переваривая их слова. Снаружи, со стороны лагеря, доносился перестук оружия — воины проверяли оружие. Кто-то кричал команды, из соседнего шатра слышались стоны раненых. Война продолжалась, и каждое решение могло обернуться катастрофой.
— Хорошо. Я подумаю над вашим предложением, — наконец произнёс я. — Но сразу предупреждаю: если мы решим за это браться, то всё должно быть сделано осторожно, дабы не скомпрометировать Гранд-компанию. Понадобится кое-какая разведка, нам нужно будет выяснить точное местонахождение «благородных», а главное — условия, на которых Нолан согласится перейти к нам. Без его добровольного согласия, без моральной готовности я ничего не стану предпринимать. Понимаете?
Каркан кивнул, и в его глазах появилась тень надежды.
— Понимаем, Деймон. Спасибо тебе.
— Тогда наберитесь терпения, — я развёл руками. — Скоро начнётся военный совет, и мне придётся там присутствовать. Как только закончу с этими формальностями, мы обсудим план подробнее.
Каркан и Драг обменялись взглядами и молча встали. Я почувствовал их облегчение и понимал, что для них сейчас главное — хотя бы лучик веры и надежды в то, что их рискованная затея может увенчаться успехом.
— Благодарю, Деймон, — негромко сказал Каркан. — Будем ждать твоего сигнала.
Офицеры вышли из шатра, оставив после себя странную смесь тревоги и надежды. Я перевёл дух, откинувшись на жёсткую спинку деревянного стула. Взгляд мой скользнул по кружке с травяным настоем, стоявшей на столе. В этом зелёном отваре не было никакой магии — только терпкий вкус горечи, но и он мог немного успокоить нервы, которые сжимались в тугой узел от мысли о том, какой путь предстоит.
Я сделал осторожный глоток, пытаясь привести в порядок мысли. Каркан хочет вернуть сына, да ещё и завербовать часть «Волчьей стаи» в нашу Гранд-компанию. Звучит интригующе. Возможно, у меня получится найти способ осуществить это так, чтобы все остались в выигрыше.
Пока что у меня не было готовых ответов. В голове беспорядочной вереницей проносились сотни мыслей и идей. Но так или иначе, мне предстоит придумать план, от которого зависели жизнь сына Каркана, а может быть, и судьба множества уцелевших наёмников. Похоже снова придется все сделать самому!