Флотилия "Штормовых Клинков" наконец-то вошла в гавань Браавоса, и я стоял на палубе "Громового Клинка", опираясь на потемневшие от соли перила, пока корабль мягко скользил по одному из главных каналов, ведущему прямиком к нашей базе. Ветер, свежий и порывистый, нёс с собой знакомый букет ароматов: солёную морскую влагу, смешанную с пряными нотками экзотических специй из далёких рынков, где торговцы из Лиса и Волантиса выкрикивали свои предложения, и лёгким, металлическим дымом от городских кузниц, где молоты стучали без устали, выковывая кинжалы и замки для бесчисленных дверей этого лабиринта из воды и камня. Браавос всегда казался мне городом, где прошлое и настоящее переплетаются, как корни древнего, искривлённого временем дерева — каналы, извилистые и загадочные, словно вены на ладони судьбы, мосты, переброшенные через них с грацией акробатов, и тайные проходы, скрытые в тумане, где каждый уголок мог таить как несметное сокровище, так и острый кинжал, готовый вонзиться в спину неосторожного путника. Это был город, где свобода дышала в каждом вдохе, но и опасность подстерегала на каждом шагу, напоминая о том, что здесь выживают только те, кто умеет читать знаки и доверять инстинктам.
Но сегодня мои мысли были не о самом городе, с его вечной суетой и интригами, а о том, что мы сумели построить здесь, в этом оплоте независимости. Гранд-компания "Штормовые Клинки" давно вышла за рамки простого отряда наёмников, сколоченного из отчаянных душ, ищущих удачи в хаосе войн. Мы начинали втроём — я, Каркан и Рикард, — сбежавшие рабы, чьи цепи ещё звенели в ушах эхом былых унижений, когда мы крались по пескам Эссоса и строя планы мести. Потом судьба свела нас с Роланом и его отрядом — крепкими, закалёнными бойцами, которые добавили нам мощи и стратегии, превратив нашу группу в несколько сотен дисциплинированных воинов, готовых к любому сражению. Но настоящий перелом случился после Восстания Грейджоев, когда мы взяли Лордспорт и Пайк, прорубаясь сквозь ряды железнорождённых с яростью бури. В те дни мы интегрировали "Роту Розы" Алиссы — её воины, ловкие и неукротимые, добавили нам скорости, манёвренности и той неуловимой ярости Севера, которая сеет панику в рядах врагов. А потом пришла "Волчья Стая" Нолана, чьи "благородные" бойцы — те, кто выжил в предательстве и хаосе, — укрепили наши ряды дисциплиной, опытом и той тихой, но непреклонной верностью, которая рождается из пережитых потерь.
Теперь под моим командованием тысячи: пехота, тяжёлая и неуступчивая, как скалы Севера; кавалерия, стремительная и смертоносная, способная разметать фланги противника в считанные минуты; шпионы Рикарда, чьи сети раскинуты от Королевской Гавани до самых дальних уголков Эссоса, собирающие шепотки и секреты, которые стоят дороже золота; даже флотилия из десятка кораблей, оснащённых баллистами и таранами, готовых к морским схваткам или быстрой переброске войск. Контракты текут рекой — от охраны караванов через опасные пески Лхазара до военных операций в Эссосе, где мы подавляем мятежи или защищаем города от набегов дотракийцев. Мы стали силой, с которой считаются сильные мира сего: лорды Вестероса шлют нам предложения, купцы Эссоса платят щедро за защиту, а враги предпочитают обходить нас стороной. Но я знал: это хрупкое равновесие, как карточный домик на ветру. Мир меняется, и Валирия — наш следующий шаг, чтобы стать не просто сильными, а теми, кто вершит судьбу мира, перекраивая карты и альянсы по своему усмотрению. Хоть я и был признанным сыном Роберта Баратеона, с его королевской кровью в жилах, я не лез в Вестерос — там мои позиции были слабы, как паутина в бурю, и я предпочитал укреплять своё влияние здесь, в Эссосе, где свобода не была пустым словом, а реальной силой, выкованной в боях и интригах.
— Эй, капитан! — раздался знакомый насмешливый голос Рикарда, прерывая мои размышления. Он спрыгнул с трапа с грацией уличного акробата, поправляя свой вечный зелёный плащ, который, казалось, всегда был слегка помят, но идеально сидел на его поджарой фигуре, и ухмыльнулся, как всегда, с той искоркой в глазах, что обещала либо хорошую шутку, либо очередную авантюру, способную перевернуть наши планы с ног на голову. — Ты выглядишь так, будто только что решил захватить весь Браавос одним махом или, по крайней мере, обчистить Железный Банк до последней монетки. Или это просто радость от вида дома? Слышал, в "Чёрной Жемчужине" новая певичка — поёт так, что кажется, будто она шепчет тебе на ухо секреты всех красавиц мира, и ты готов выпрыгнуть из трусов от восторга. Может, заглянем после разгрузки? Обещаю, это будет лучше, чем эти твои карты и планы — хотя бы разок расслабься, а то скоро борода поседеет от забот!
Каркан, спускавшийся следом с тяжёлым мешком на плече, фыркнул и толкнул Рикарда локтем так, что тот слегка покачнулся, но не потерял равновесия, лишь рассмеявшись ещё громче. Старик выглядел как всегда: крепкий, как дубовый ствол, с седой бородой, которая встопорщилась от раздражения, как иглы ежа, готового к обороне, и глазами, в которых мелькала смесь отеческой заботы и привычного недовольства, когда Рикард начинал свои шуточки.
— Ты бы о деле подумал, болван ты этакий, — проворчал он, его голос был хриплым, как скрип старого корабельного дерева под ветром, но в нём сквозила та неуёмная верность, которая делала его незаменимым. — Мы только прибыли, а ты уже о бабах и песнях. Деймона, жена дома ждёт, думаешь, у него есть шанс отправиться с тобой в таверну? Да Алисса ему яйца оторвёт, если узнает, что он предпочёл твои авантюры семейному очагу. — Тут Каркан повернулся ко мне, его взгляд стал серьёзны. — Какие будут приказы, командир? Люди устали после плавания, но готовы к работе — разгрузка, размещение, патрули.
Я улыбнулся, хлопнув Каркана по плечу.
— Всё по плану, старик, — ответил я. — Разгрузите корабли в первую очередь: припасы в склады, оружие в арсенал, чтобы ничего не потерялось в этой браавосской суматохе. Разместите людей в казармах — пусть отдохнут, но не расслабляются слишком сильно, мы не в отпуске. Удвойте патрули у ворот и на каналах, Браавос — город возможностей, но и воров здесь хватает, а наши грузы слишком ценны, чтобы рисковать. Рикард, веселье потом, и не смей меня уговаривать на твои таверны прямо сейчас — у меня дома ждёт семья, и это приоритет. А ты займись поисками того учёного, Терона: разузнай о нём всё, что можно — где живёт, с кем общается, какие слабости, даже что ест на завтрак. И приведи его ко мне как можно скорее, его знания о Валирии могут стать ключом к нашему успеху, а времени у нас в обрез.
Рикард подмигнул, поправляя кинжал на поясе с той ловкостью, которая выдавала в нём мастера скрытных дел, и его ухмылка стала ещё шире, как будто он уже предвкушал предстоящую интригу.
— Считай, что сделано, босс, — ответил он, его тон был лёгким, но в глазах мелькнула серьёзность, которая всегда появлялась, когда дело касалось заданий. — Я переверну весь Браавос вверх дном, если понадобится: поговорю с осведомителями в тавернах, подкуплю слуг, может, даже загляну в архивы Безликих — шутка, конечно, но Терон будет у тебя быстрее, чем ты моргнёшь. А если у него окажется смазливая дочка или племянница, то я даже не возьму с тебя лишнюю монету за труды — считай это бонусом за мою преданность. Но серьёзно, капитан, не забывай отдыхать: ты выглядишь так, будто тащишь на плечах весь Эссос, а мы не хотим, чтобы наш командир сломался до Валирии.
Каркан закатил глаза, бормоча что-то о "ненормальных шпионах с их вечными шутками", и они удалились, оставив меня наедине с мыслями, которые вихрем кружились в голове, как чайки над гаванью. База ждала — наш укреплённый комплекс на одном из главных каналов, с высокими стенами из серого камня, украшенными флагами с изображением молнии, рассекающей штормовое небо, складами, полными оружия и припасов, где эхом отзывались приказы сержантов, и казармами, где сейчас кипела жизнь: бойцы разгружали ящики, чистили доспехи, обмениваясь историями о недавних походах. Но для меня база была не просто крепостью или штабом — это был дом, место, где я мог сбросить маску командира и стать просто отцом и мужем. Там ждали дочери и Алисса, и после всех этих месяцев в Эссосе, после крови Миэрина, где каждый день был битвой за выживание, и пыли Юнкая, где интриги вились, как змеи в песке, ничто не могло сравниться с их объятиями, с теплом, которое разгоняло тени сомнений и усталости. Я спустился по трапу, чувствуя, как сердце бьётся чуть быстрее, чем обычно, — предвкушение встречи переполняло меня, как волна, накатывающая на берег.
* * *
Дом встретил меня теплом очага, где потрескивали поленья, отбрасывая золотистые блики на стены, украшенные гобеленами с изображениями морских битв и далёких земель, и детским смехом, который эхом разнёсся по коридорам, как самая сладкая музыка, способная развеять любую тьму. Две мои дочери — близняшки Лианна и Эмма, им уже по четыре годика, — выскочили из гостиной, как маленькие вихри, полные неукротимой энергии и радости, которая могла осветить даже самый пасмурный день в Браавосе. Лианна, с копной чёрных волос, унаследованных от матери и развевающихся, как штормовые облака, вцепилась в мою ногу, размахивая деревянным мечом, который я вырезал для неё в прошлом году из прочного дуба, добавив на рукояти простую гравировку в виде молнии — символ нашей компании.
— Папа! Ты вернулся! — завопила она, её глаза сияли, как звёзды над морем в ясную ночь, полные чистого, безудержного восторга. — Ты привёз подарки? Из тех далёких земель, где живут драконы и пираты, которые грабят корабли и прячут сокровища в пещерах? Расскажи, расскажи, был ли там настоящий дракон? Или хотя бы огромный корабль с чёрными парусами?
Эмма, более тихая и задумчивая, но с моими глазами — глубокими и проницательными, как океанские бездны, — повисла на моей шее, обнимая так крепко, будто боялась, что я снова уйду в далёкие странствия, оставив её с воспоминаниями и обещаниями.
— А монстров видел? — прошептала она, её голосок дрожал от возбуждения, но в нём сквозила та нежная уязвимость, которая заставляла моё сердце сжиматься. — Расскажи про монстров, папа, тех, что с большими зубами и чешуёй, как в историях, которые рассказывает дядя Рикард. Ты их победил? Ты всегда побеждаешь, правда?
Я рассмеялся, подхватывая их на руки — по одной на каждое плечо, чувствуя их лёгкий вес и тепло маленьких тел, которые доверчиво прижимались ко мне, как будто я был их щитом от всех бед мира. Они визжали от восторга, пока я кружил по комнате, изображая корабль в шторме, и их смех заполнял пространство, отгоняя усталость дальних дорог.
— Монстров? О, да, целую кучу, мои храбрые принцессы, — ответил я, стараясь сделать голос загадочным и захватывающим, как у сказочника в таверне. — Были там и огромные змеи в песках, которые шипели, как буря, и воины с мечами, острыми, как бритва. Но самых страшных я победил топором, раз — и они разлетелись, как пыль на ветру. А подарки… вот, смотрите, я не забыл о вас. — Я достал из сумки два маленьких серебряных амулета, выкованных в Юнкае искусными мастерами, с гравировкой в виде волн и молний, сверкающих под светом ламп. — Они охранят вас от бурь и злых духов, от всех тех монстров, что прячутся в тенях. Носите всегда, мои маленькие воительницы, и помните: вы — дочери Штормовых Клинков, и ничто вас не сломит.
Девчонки ахнули, хватая амулеты с восторгом, и убежали показывать их няньке, болтая наперебой: "Мой круче, смотри, как блестит! Нет, мой, потому что молния на нём больше! Папа, скажи ей, что мой лучше!" Их смех эхом отдавался в стенах, и на миг я забыл о Валирии, о всех опасностях, что ждали впереди, о шепоте интриг и тени надвигающейся бури — в этот момент существовали только они, мои дочери, и их беззаботная радость.
А потом я увидел её — Алиссу. Она стояла в дверях гостиной, опираясь на косяк с той грацией, которая всегда поражала меня, её живот уже заметно округлился под просторным платьем из мягкого льна, расшитого по подолу серебряными нитями в виде волн. Волосы распущены, как чёрный водопад, падающий на плечи, глаза сияют той самой смесью тепла и лукавства, что всегда сводила меня с ума, заставляя забыть о битвах и планах. Беременность делала её ещё красивее — добавляла мягкости её чертам, смягчая резкие линии воительницы, но не отнимала той внутренней силы, что горела в ней, как пламя в горне, готовое выковать сталь из любого испытания.
— Ну наконец-то, мой странствующий воин, — произнесла она с притворным вздохом, подходя ближе и обнимая меня так, будто мы не виделись вечность, её руки обвили мою шею, и я поцеловал её, чувствуя знакомый вкус — соль моря, смешанную с ароматом лаванды, которым она всегда душилась, и той нежностью, которая была только нашей. — Я уже думала, ты решил поселиться в том проклятом Юнкае навсегда, среди песков и интриг, или нашёл там новую женщину — какую-нибудь экзотическую красавицу с глазами, как ночное небо, и танцами, от которых мужчины теряют голову. Признавайся, или я сама придумаю историю похуже, и тогда тебе не поздоровится.
Я усмехнулся, положив руку на её живот, чувствуя лёгкий толчок внутри — наш ребёнок напоминал о себе, как будто приветствовал меня из своего укромного мира.
— Без тебя? Ни за что, моя любовь, — ответил я, прижимая её ближе и вдыхая её запах, который всегда напоминал мне о доме, о спокойствии после шторма. — Ты — моя главная любовь, мой якорь в этом безумном мире. Как малыш? Не слишком досаждает тебе своими толчками? Я чувствую, он уже силён, как настоящий боец.
Алисса хитро улыбнулась, погладив свой живот ладонью с той нежностью, которая делала её ещё более неотразимой, и в её глазах мелькнула та озорная искра, что всегда появлялась, когда она дразнила меня, зная, что я не устою.
— Шустрый, как ты в бою, и упрямый, как ты в своих планах, — ответила она, её голос был мягким, но с ноткой лукавства, которое заставляло моё сердце биться чаще. — Всё время толкается, будто хочет выбраться и помахать мечом, или, может, топором, как папа. Уверена, это сын — будет таким же упрямым воякой, как отец, с твоими глазами и моим характером. Назовём его Робертом — в честь твоего… ну, ты знаешь, того, кто дал тебе жизнь. Чтобы вырос таким же любителем вина, драк и приключений, но с твоей мудростью, чтобы не повторял ошибок.
Я фыркнул, шутливо нахмурившись и прижимая её ближе, чувствуя, как её тепло разгоняет остатки усталости от плавания.
— Сын? А если дочь? Ещё одна воительница, как мама, с твоей грацией и моим упрямством, — ответил я, целуя её в лоб и чувствуя, как она смеётся тихо, вибрацией отдаваясь в моей груди. — Тогда мне точно не будет покоя — четыре женщины в доме, все с мечами и топорами, командующие мной. Представь: Лианна и Эмма уже дерутся за лидерство, а новая принцесса добавит масла в огонь.
Она рассмеялась, ткнув меня в грудь пальцем с притворной строгостью, но её смех был тёплым, искренним, как солнечный свет, проникающий сквозь тучи.
— Ой, не льсти себе, герой, — ответила она, её глаза сияли, полные любви и лёгкой иронии. — Если сын, то он будет как Рикард — вечно в тавернах, с девками и шуточками, которые сведут меня с ума. А если дочь, то как Каркан — ворчать и учить всех жизни, с его мудростью и твоей силой. Эти две занозы постоянно бегают к дедушке Каркану — он им рассказывает истории о битвах, и они возвращаются с горящими глазами, требуя мечи и щиты. Скоро весь дом превратится в казарму, а ты будешь их главным генералом.
Мы посмеялись, и вечер прошёл в тихом уюте: ужин за большим столом, где девочки болтали без умолку о своих "приключениях" в Браавосе — Лианна хвасталась, как "победила" соседского кота деревянным мечом, размахивая им для демонстрации, а Эмма шептала мне на ухо о "секретных" каналах, где она видела русалок с серебряными хвостами и жемчужными коронами. Алисса сидела напротив, её рука под столом сжимала мою, и на миг всё казалось идеальным — семья, дом, мир, где нет места войнам и опасностям. Но я знал, что пора сказать о планах. Не мог тянуть.
* * *
В нашей спальне, у окна с видом на канал, покачивались гондолы, словно танцуя в ритме ленивых волн, я сел на край кровати и взял её за руку. Её пальцы, тёплые и чуть дрожащие от усталости дня, переплелись с моими, и я почувствовал, как через это простое прикосновение передаётся вся та связь, что связывала нас годами — через битвы, потери и редкие моменты покоя. Алисса уже переоделась в лёгкую ночную рубашку из тонкого шёлка, что струился по её телу, как вода по камням в ручье, подчёркивая мягкие изгибы её фигуры, и её живот вырисовывался мягко в полумраке единственной свечи, чьё пламя колебалось от лёгкого сквозняка.
— Алисса, — начал я серьёзно, глядя в её глаза, где отражались отблески свечи, делая их ещё более глубокими и выразительными, как океанские бездны в лунном свете, — мы скоро отправляемся в Валирию. Я, Каркан, Рикард и отборный отряд самых надёжных бойцов. Это не просто авантюра, а шанс, который нельзя упустить — сокровища, древние артефакты, сила, которые сделают нас не просто выжившими в этом мире, а теми, кто диктует правила игры. Валирия — это легенда, полная опасностей, но и возможностей, которые могут изменить нашу судьбу, укрепить "Штормовые Клинки" так, что ни один лорд или король не посмеет игнорировать нас. Я чувствую, что это наш следующий шаг, чтобы защитить всё, что мы построили: нашу компанию, наш дом, нашу семью от грядущих бурь.
Её глаза расширились, и улыбка, ещё миг назад игравшая на губах, сползла с лица, сменившись сначала удивлением, как будто она услышала нечто невероятное, а потом вспышкой гнева, что разгорелась в ней, как пламя от искры в сухой траве. Она отстранилась, резко высвободив руку, скрестив руки на груди в защитном жесте, и её щёки вспыхнули румянцем, подчёркивая ту внутреннюю силу, которая всегда делала её неотразимой в моих глазах.
— Валирия? Ты серьёзно? — воскликнула она, вскочив на ноги с грацией воительницы, её голос поднялся, эхом отразившись от стен спальни, где каждый звук казался усиленным тишиной ночи. — Эта проклятая земля, где все умирают от серой хвори, сходят с ума от шепотов теней или просто исчезают в кипящих морях, как дым на ветру? И ты хочешь туда полезть, рискуя всем, что у нас есть? А мы? Я? Ты думаешь, я буду сидеть здесь, в этом уютном гнёздышке, и ждать вестей от тебя, молясь, чтобы ты вернулся целым, пока ты там дерёшься с призраками и монстрами? Нет, Деймон, это не просто безумие — это предательство по отношению ко мне, к нам! Я не какая-то хрупкая девица, ждущая героя у окна, я — Алисса, командир "Роты Розы", женщина, которая сражалась бок о бок с тобой в десятках битв, и ты не имеешь права отстранять меня от этого!
Я вздохнул, зная, что это не пройдёт гладко — Алисса всегда была воительницей в душе, с той неукротимой энергией, что кипела в ней, как вулкан, готовый к извержению, и сидеть сложа руки было для неё настоящей пыткой, хуже любой раны на поле боя. Её гнев был оправдан — она видела во мне не только мужа, но и равного партнёра, и моя попытка защитить её казалась ей оскорблением.
— Ты останешься здесь. С детьми. С нашим будущим. Ты беременна, Алисса, и это не просто каприз — я не могу рисковать тобой и ребёнком в месте, где каждый вдох может принести смерть, — ответил я, стараясь сохранить спокойствие, но чувствуя, как моя собственная упрямость натыкается на её, как меч на щит в ожесточённом поединке. — Валирия — это не обычная вылазка, это проклятые руины, где даже воздух отравлен, и я не прощу себе, если что-то случится. Ты нужна здесь, чтобы держать всё в порядке, пока я там ищу то, что сделает нас непобедимыми.
Она замерла на миг, её дыхание стало тяжелее, а потом её глаза вспыхнули, как в битве, когда она видела слабость врага и готовилась к удару, и она ткнула пальцем мне в грудь, её ноготь слегка впился в ткань рубашки, подчёркивая её решимость.
— Останусь? Как какая-то домохозяйка, штопающая носки и ждущая вестей у очага? — фыркнула она, её голос дрожал от ярости, но в нём сквозила и боль, как будто мои слова ранили её глубже, чем любая стрела. — Я воительница, Деймон! "Рота Розы" — это мои воины, мои люди, которых я вела в бой, когда ты был в других краях, и я не собираюсь сидеть в Браавосе, как в клетке, пока ты там дерёшься с тенями, каменными уродами и богами знают чем ещё! Я хочу с вами — стоять плечом к плечу, как всегда, и не говори мне о беременности, как о слабости! Она не сделала меня беспомощной, она сделала меня сильнее, потому что теперь я сражаюсь не только за себя, но и за наше будущее. Если ты думаешь, что можешь запереть меня здесь, то ты меня плохо знаешь — я найду способ последовать за тобой, даже если придётся переодеться в мужскую одежду и пробраться на корабль!
— Нет, Алисса, это не обсуждается, — отрезал я, вставая и подходя ближе, моя упрямость натыкалась на её, как волна на скалу, создавая брызги эмоций, что висели в воздухе между нами. — Я люблю тебя именно за эту силу, за эту неукротимость, но сейчас это не о твоей гордости — это о жизни, о нашем ребёнке, который ещё не родился, но уже зависит от нас. Если что-то случится со мной там, ты будешь нужна здесь, чтобы продолжить наше дело, чтобы защитить Лианну, Эмму и всех, кого мы любим. Я не могу рисковать всем сразу — это было бы безрассудством, а не героизмом. Пожалуйста, пойми: моя любовь к тебе не позволяет мне взять тебя в это пекло.
— А если что-то случится с тобой? — перебила она, её глаза заблестели от слёз гнева, которые она сдерживала с усилием, но голос был твёрдым, как клинок, выкованный в пламени. — Ты думаешь, я буду сидеть здесь и ждать вестей от гонцов, молясь, чтобы они принесли хорошие новости? "О, Деймон сгинул в Валирии, но ребёнок родится без отца, и теперь мне растить его одной в мире, полном врагов"? Чёрт возьми, нет, Деймон! Я не могу просто ждать — это разорвёт меня изнутри, каждый день будет пыткой, хуже любой битвы. Мы всегда были вместе в опасностях, почему теперь ты хочешь оттолкнуть меня? Потому что я ношу ребёнка? Это не слабость, это наша сила, наша надежда на будущее, и я хочу, чтобы он родился в мире, где мы оба вернулись победителями!
Мы стояли нос к носу, её щёки пылали от эмоций, а я чувствовал, как моя решимость трещит под напором её слов, как щит под ударами топора. Это была наша классика — два воина, не желающие уступать ни пяди, сражающиеся не мечами, а словами и чувствами, и в такие моменты я любил её ещё сильнее, за эту страсть, что делала нашу жизнь яркой и полной.
— Алисса, будь разумной, — сказал я, пытаясь смягчить тон, протягивая руку, чтобы коснуться её щеки, но она только фыркнула и отвернулась, её плечи напряглись, как у бойца, готового к новой атаке.
— Разумной? Ты всегда такой — "я герой, а ты сиди дома и жди"! — ответила она, её голос сорвался на крик, но в нём сквозила не только злость, но и страх, глубокий, как океан, страх потерять меня. — Я не могу так, Деймон, это не жизнь, это ожидание смерти. Иди в свою Валирию один, герой, если считаешь, что я не достойна стоять рядом. А я… я подумаю, как жить без тебя, если ты не вернёшься.
Она вышла, хлопнув дверью с такой силой, что эхо разнеслось по коридорам, оставив меня в тишине. Я остался стоять, ругая себя за неуклюжесть в словах, за то, что не смог найти подход, который бы не ранил её гордость. Женщины… особенно такие, как она, с сердцем воина и душой, полной огня, требовали не просто любви, а уважения к их силе, и я знал, что должен найти способ примириться, прежде чем ночь поглотит нас в молчании.
* * *
Вечер тянулся медленно, как патока, стекающая по стенке банки, каждый миг растягиваясь в бесконечность, наполненную тишиной и напряжением, что висело в воздухе, как грозовая туча перед бурей. Я бродил по дому, бесцельно переходя из комнаты в комнату, проверяя, заперты ли двери, заглядывая в детскую, где Лианна и Эмма уже спали, свернувшись калачиками под тёплыми одеялами, их лица спокойные и невинные в лунном свете, проникающем сквозь окно. Их дыхание было ровным и на миг я задержался, глядя на них, чувствуя, как сердце сжимается от любви и ответственности — они были моим миром, ради которого я шёл на риски, но и тем, что заставляло меня колебаться перед лицом опасностей Валирии. Потом я вышел во двор, где стража у ворот базы салютовала мне, их лица, освещённые факелами, выражали уважение и готовность, но я едва замечал их, отвечая рассеянным кивком — мысли были с Алиссой, с её гневом, что эхом отзывался во мне, как удар меча о щит. Мысли кружились вокруг нашего спора: я понимал её чувства, её желание быть рядом, делить опасности, как мы всегда делали, но страх за неё и ребёнка был сильнее, как цепи, сковывающие меня изнутри. Как объяснить ей, что моя защита — не оскорбление, а проявление любви, глубокой и всепоглощающей?
Когда стемнело окончательно, и луна осветила канал серебром, превращая воду в зеркало, где отражались огни города, как звёзды в ночном небе, я вошёл в спальню. Она лежала на кровати, спиной ко мне, но не спала — её дыхание было неровным, прерывистым, как у человека, борющегося с эмоциями, и плечи слегка вздрагивали, выдавая внутреннюю бурю. Я сел рядом, осторожно, чтобы не спугнуть, и положил руку на её плечо, чувствуя тепло через тонкую ткань рубашки, её кожу, мягкую и знакомую.
— Алисса… — начал я тихо, гладя её волосы, чёрные и шелковистые, как ночь над морем, стараясь вложить в голос всю нежность, на которую был способен после дня размышлений. — Прости меня. Я не хотел обижать тебя, не хотел, чтобы мои слова звучали как приказ или пренебрежение. Просто боюсь за тебя, за нас — за эту жизнь, что растёт внутри тебя, за нашу семью, которая стала для меня смыслом всего. Валирия — это не просто приключение, это место, где смерть поджидает на каждом шагу, и мысль, что ты можешь пострадать, разрывает меня изнутри сильнее любой раны.
Она повернулась медленно, её глаза, блестящие от невыплаканных слёз, встретились с моими, и в них была смесь боли, любви и той уязвимости, которую она редко показывала, но которая делала её ещё ближе ко мне. Губы изогнулись в слабой улыбке, сонной и примиряющей, как рассвет после долгой ночи.
— Дурак ты, Деймон, мой любимый дурак, — прошептала она, её голос был тихим, как шелест листьев на ветру, но в нём сквозила теплота, что растапливала лёд между нами. — Конечно, боюсь. Боюсь за тебя, за то, что ты уйдёшь в эту проклятую бездну и не вернёшься, оставив меня с воспоминаниями и детьми, которые будут спрашивать о папе каждый день. Но ладно… я понимаю твои страхи, они эхом отдаются во мне. Только пообещай вернуться. К нам. К этой жизни, что мы строим вместе, шаг за шагом, несмотря на все бури.
Я кивнул, наклоняясь и целуя её нежно, сначала легко, как прикосновение бабочкиных крыльев, но поцелуй быстро разгорелся — как всегда с нами, страсть вспыхивала, как сухая трава от искры, поглощая всё вокруг. Её руки обвили мою шею, прижимая ближе, её губы были мягкими и требовательными, и она прошептала, уже сонно, но с той искрой желания, что всегда зажигала во мне огонь:
— Я люблю тебя, упрямца. Люблю за твою силу, за твои страхи, за то, как ты сражаешься за нас. Но давай помиримся по-настоящему. Я хочу тебя… сейчас, хочу почувствовать, что мы всё ещё едины, несмотря на все споры и расстояния, что ждут впереди.
Её глаза вспыхнули озорством, и она толкнула меня на спину с неожиданной силой, садясь сверху, её движения были грациозными, несмотря на беременность, как у кошки, готовой к прыжку. Её рубашка соскользнула с плеч, обнажив полные груди, набухшие от беременности, с тёмными сосками, что манили меня, как запретный плод, и я почувствовал, как желание разливается по венам, горячее и неукротимое.
— Сначала… я хочу тебя попробовать, почувствовать на вкус, как в те ночи, когда мы только начинали, — прошептала она хрипловато, её голос дрожал от возбуждения, а глаза горели, как угли в костре. — Хочу напомнить тебе, что я не просто жена, а женщина, которая знает, как зажечь в тебе пламя.
Она расстегнула мои штаны ловкими пальцами и мой член, уже стоящий твёрдым и пульсирующим от желания, вырвался на свободу. Она облизнула губы, глядя на меня снизу вверх с той хищной улыбкой, что всегда сводила меня с ума, обещая удовольствие, граничащее с пыткой.
— Ммм, как я скучала по этому вкусу, по этой силе, что принадлежит только мне, — прошептала она, беря его в руку и медленно проводя ладонью по стволу, сжимая у основания с той идеальной силой, что заставляла меня стонать от предвкушения. Затем она наклонилась, её влажный язык коснулся головки, кружа вокруг, дразня уздечку лёгкими касаниями, как будто пробуя на вкус редкое лакомство. Я застонал, запустив пальцы в её волосы, чувствуя, как она обхватывает губами — плотно, горячо, её влажный рот принимает меня глубже, её слюна стекала, делая всё скользким и мокрым, усиливая ощущения до предела. Она сосала медленно сначала, втягивая щёки, её язык играл внутри, лаская каждую вену, каждую складку, а рука помогала, двигаясь в ритм, то сжимая, то отпуская, создавая волны удовольствия, что накатывали одна за другой. "Боже, Алисса… ты сводишь меня с ума," — выдохнул я, когда она взяла глубже, её горло сжалось вокруг, и она начала ускоряться — вверх-вниз, с влажным чмоканьем, её стоны вибрировали через меня, усиливая удовольствие, как эхо в пещере. Её слюна капала на мои яйца, она массировала их свободной рукой, сжимая нежно, но настойчиво, и я почувствовал, как оргазм накатывает волной, неумолимой и мощной. — Я… кончаю… Алисса, я не могу больше…
Она не отстранилась, наоборот, взяла глубже, её глаза встретились с моими, полные страсти и вызова, и я излился в её рот мощными толчками, чувствуя, как она глотает всё, её горло работает, выжимая каждую каплю, её язык не останавливается, продлевая удовольствие до грани боли. Она подняла голову, облизываясь, её губы блестели от слюны и спермы, и в её глазах мелькнула удовлетворённая улыбка.
— Вкусно, как всегда, мой любимый, — прошептала она сонно, но с лукавством, вытирая рот тыльной стороной ладони и проводя языком по губам, чтобы не упустить ни капли. — Но это только начало. Теперь моя очередь почувствовать тебя полностью, ощутить, как ты заполняешь меня, как мы становимся одним целым.
Она стянула рубашку полностью, обнажив тело — полные груди, округлый живот, бёдра, что манили меня своей мягкостью и силой, щель между ног блестела от возбуждения, приглашая и обещая. Села на меня верхом, направляя мой член, всё ещё твёрдый от желания, в себя, медленно опустилась, застонав громко, когда я вошёл полностью — её вагина была горячей, влажной, сжимающей меня, как бархатные тиски, идеально подходящие по форме.
— О да, Деймон… ты такой большой, такой идеальный для меня, — выдохнула она, начиная двигаться — вверх-вниз, кружа бёдрами в том ритме, что сводил меня с ума, её груди подпрыгивали в такт, соски твёрдые, как вишни, манили меня коснуться их, сжать. Она упиралась руками в мою грудь, царапая ногтями, оставляя красные следы, её соки текли по мне, смачивая бёдра, делая всё скользким и горячим, усиливая ощущения до предела. Я схватил её за ягодицы, помогая, толкаясь вверх, вбиваясь глубже, и она ускорилась, её стоны эхом разносились по комнате: "Жёстче… трахай меня… да, вот так, глубже, я хочу чувствовать тебя всего!" Её стенки сжались вокруг меня, пульсируя, как живое сердце, и она кончила, содрогаясь всем телом, её тело выгнулось дугой, груди прижались ко мне, пока оргазм сотрясал её, волнами прокатываясь от макушки до кончиков пальцев.
Но она не остановилась, дыша тяжело, её глаза горели желанием, даже сквозь сонливость, что уже накатывала после пика удовольствия. "Хочу больше… хочу тебя везде, хочу, чтобы ты взял меня полностью, как в нашу первую ночь," — прошептала она, слезая и становясь на четвереньки, её попка поднялась, круглая и манящая, щель блестела от соков, приглашая меня войти. "В попу, милый. Сильно, как тогда, когда мы не могли насытиться друг другом."
Я встал позади, её соки служили смазкой — я провёл членом по щели, собирая влагу, и медленно вошёл в её тугую дырочку, чувствуя, как она подаётся навстречу, её мышцы напряглись, но потом расслабились, принимая меня полностью. Она застонала, впиваясь в простыни пальцами, её спина выгнулась, и я начал двигаться — сначала медленно, чувствуя, как её мышцы сжимают меня, горячие и тесные, каждый толчок вызывал у неё стон удовольствия, смешанный с лёгкой болью, что только усиливала наслаждение. "Да… глубже… трахай мою попку, милый, сделай это жёстко, как ты любишь," — выдохнула она, и я ускорился, вбиваясь жёстко, одной рукой сжимая её грудь, теребя сосок, другой — клитор, массируя круговыми движениями, её тело дрожало подо мной, стоны переходили в крики: "О боги… да, кончи в меня… заполни мою попку полностью, я хочу чувствовать тебя внутри!" Её стенки сжались вокруг меня, пульсируя, и она кончила снова, её тело содрогнулось, мышцы сжали меня, как тиски, и я излился в неё, рыча от удовольствия, толчки замедлились, пока мы не рухнули на кровать, обессиленные и удовлетворённые.
Мы лежали, тяжело дыша, её голова на моей груди, пальцы переплелись, как корни деревьев, сплетённых ветром.
— Вернись ко мне, пожалуйста, — прошептала она сонно, её голос уже таял в объятиях сна, но в нём сквозила искренняя мольба.
— Обещаю, моя любовь, — ответил я, целуя её в макушку, чувствуя, как сон накатывает и на меня, унося в мир грёз.
Ночь была спокойной, полной тепла и умиротворения, и на миг я забыл о Валирии. Но утро принесёт новые бури.