Наруто: Бессмертный Макс. Глава 7
Глава 7 .
Скрипнула дверь, впуская меня в то, что Кандачи с презрительной усмешкой назвал «личными апартаментами ученика Хандзо-сама». Воздух ударил в нос — тяжёлый, спёртый, с прогорклым запахом сырости.
«Вот и моя комната» , — мелькнуло с горькой иронией.
Ужасная и мокрая — это было точное описание. Стены, покрытые отслаивающейся штукатуркой зеленоватого оттенка, блестели от конденсата. Посреди этого «великолепия» стоял стол, шаткий стул, у стены — шкаф и узкая койка с сырым матрасом.
Я плюхнулся на единственный стул и скрестил руки на груди. Взглянул на единственное окно, за которым шёл нескончаемый дождь, и наконец-то решил обдумать сложившуюся ситуацию.
Хандзо Саламандры — жив, молод, полубог шиноби. И теперь — мой учитель. Казалось бы, золотой билет в мир силы и влияния. Но было одно «но».
«Через несколько лет этот самый полубог помрёт.»
И что тогда? Ученик Хандзо. Всего два слова, но в мире ниндзя, где клановые связи и линии преемственности значили всё, это клеймо. После смерти сенсея его ученик — это либо наследник, либо угроза. А я? Я — подозрительный сирота с тёмным прошлым и нулевой лояльностью. Для нового режима Нагато и его компании я был бы неудобным напоминанием, потенциальным мстителем или просто лишней проблемой.
«Устранить или запечатать, чтобы было проблем меньше. Именно это меня и ждёт.»
Вариант «убить Нагато и его друзей первым» отпадал сразу. Смешно даже подумать — идти в бой против владельца Риннегана? На мой взгляд это явное самоубийство. Да и эта чёрная тень, Зэцу, так его вроде звали, вечно сующая свой нос в чужие дела и подсматривающая за Нагато… Шанс остаться незамеченным — ноль.
«Так что вариант только один. Выжать из Хандзо всё, что можно, по-быстрому. А потом… исчезнуть. П ритвориться полным ничтожеством, чтобы сенсей сам пожалел о своём выборе и махнул рукой. И бежать подальше отсюда. »
Вопрос только «куда?» Мир шиноби был крайне опасен даже для бессмертного — вот Хидан не даст соврать. Его, бессмертного и крутого бойца, уработала группа детей.
Коноха? Шаринганы Учих, мозги Нара, бьякуганы Хьюги, ментальные техники Яманака, Орочимару, грязные делишки Данзо… Для ребёнка-сироты с секретом бессмертия это не деревня, а самая что ни на есть настоящая ловушка. Если туда идти, то можно сразу взять в руки плакат с надписью: «Я бессмертный, готов к неожиданным и весёлым экспериментам». Так что, как это ни прискорбно, этот вариант отпадает.
Суна? Пески, жара, вечный дефицит воды и комфорта — не самая привлекательная перспектива. Да и их Каге, Четвёртый Казукаге, со своими экспериментами над хвостатыми и маниакальным стремлением к мощи… Слишком похоже на культ Джашина, только в государственных масштабах. Рискованно.
Ива? Камни, дисциплина и ниндзя вроде Дейдары, способные стирать материю в порошок.
«Интересно» , — подумалось с мрачным любопытством, — «восстановится ли моё тело из абсолютного ничто?»
И я подметил про себя, что проверять это не хотелось от слова «совсем».
Кумо? Страна Молнии, сила, богатство. Но там этот… мужик с рэпом и щупальцами, Киллер Би. Извращенец проклятый, да ещё и джинчуурики. Непредсказуемо. Как русская рулетка. Хотя из всех этих вариантов именно Кумо самый интересный.
Остальные места были либо слишком мелкими, либо неизвестными.
«Самураи, — всплыло как озарение. — Страна Железа.»
Там не было ниндзя, но было умение. Настоящее мастерство клинка. Не дурацкая коса Хидана, а что-то достойное. Копьё? Даёт преимущество в дистанции. Но в мире, где Орочимару разгуливал с живым мечом Касанаги, а Семь Мечников Кровавого Тумана превращали клинки в орудия смерти, выбор был очевиден.
«Меч. Нужно учиться владеть мечом.»
Мастер меча, открывший Восемь Врат и освоивший Режим Мудреца…
«Вот тогда любого оппонента можно будет нашинковать как капусту.»
Скорость. Абсолютная скорость. В физике она решала всё. Страна Железа давала шанс на это. Стать учеником там, вдали от интриг шиноби и основного сюжета аниме. А потом…
«Подрасту — и в океан или море можно сойти. Глубоко. Очень глубоко.»
Высокое давление воды — лучший тренер для моего тела.
План сложился: выжимать знания из Хандзо, изображать бесперспективного лентяя, копить силы и при первой возможности — смыться к самураям. Подальше от местных проблем. Настроение, несмотря на сырость, слегка улучшилось.
Мысленный поток прервал ровный, аккуратный стук в дверь. Дверь приоткрылась, и в проёме встал какой-то мужчина. Его лицо, с большим носом и высоким лбом, скрытым под редкими волосами, выражало скорее озабоченность, чем презрение. Он окинул комнату и меня, сидящего на стуле, внимательным взглядом.
— Хандзо-сама направил меня обучить тебя основам и присмотреть за тобой. Я специальный дзёнин Сёта Кагами, и ты можешь звать меня Кагами-сэнсэй, — сказал он, стараясь говорить мягко, но в его голосе слышалось беспокойство. — Комната… э-э… скромная. Для начала подойдёт. Также Хандзо-сама распорядился выделить тебе всё необходимое.
Он шагнул в комнату, аккуратно положив на промокший матрас свёрток из грубой ткани.
— Вот твоя форма. Надевай. Через час, пожалуйста, будь на тренировочной площадке «Водопад». Пунктуальность — важное качество для шиноби, опоздание может повлечь… неприятные для тебя последствия.
Он снова оглядел сырые стены и мокрый матрас, и его лицо поморщилось.
— И… Васаби-кун, — добавил он, понизив голос до доверительного тона, — помни, ты здесь ученик Хандзо-сама. Это большая честь и ответственность. Старайся, слушай внимательно. Я… я постараюсь помочь тебе освоиться.
Дверь закрылась мягко, без хлопка. Я вздохнул, поднялся со стула и подошёл к свёртку. Чёрная, грубая ткань, пропахшая дешёвым красителем и сыростью.
Мысль о тренировочной площадке «Водопад» не вызывала энтузиазма. Под вечным дождём Амегакуре любое место с таким названием наверняка представляло собой болото. Но выбора не было. Нужно было играть роль. Показывать хоть что-то, чтобы Хандзо не разочаровался сразу, но и не слишком выделяться.
— Лентяй, но не безнадёжный. Смышлёный, но ленивый. Золотая середина.
Я машинально развернул форму, мысленно возвращаясь к странности расположения комнаты. Она располагалась в высотном здании прямо в центре деревни, по соседству с офисным зданием самого Хандзо, и что поразительнее всего — на самом верхнем этаже. Хотя освещение и вентиляция были отличными, нельзя было забывать, где я нахожусь: это была Амегакуре, а не Коноха. Из-за вечных дождей солнце здесь почти не показывается круглый год, а дренаж на верхних этажах был на несколько уровней хуже, чем внизу. Эта разница породила странный, но логичный местный обычай: большинство жителей ютились на нижних уровнях, а верхние этажи в основном использовались для хранения.
— Или для таких вот "счастливчиков", как я, — вспомнил я наблюдения по пути сюда.
Единственным «украшением» рядом с моим окном была свирепая каменная статуя. Оскаленное, гротескное человеческое лицо с нелепо длинным, высунутым языком. Язык был настолько широк, что на нём действительно мог сидеть человек.
«Вот только кто захочет?» — подумалось с отвращением.
Штуковина постоянно была мокрой, покрытой скользкой плёнкой водорослей или просто воды.
Поскользнуться, упасть с этой высоты и разбиться вдребезги… А потом… воскреснуть. На глазах у кого-нибудь. Объяснять такое было бы… сложно. Лучше держаться подальше.
⁂
Хотя я и стал официально учеником Хандзо Саламандры, этого типа я не видел ни разу с той памятной встречи в его кабинете больше недели. Вместо него мои занятия вёл Сёта-сан. Честно говоря, он был неказист — заурядный и даже слегка уродливый. Каждый раз, приходя на занятия, я невольно беспокоился, что тот жалкий пучок волос на его голове может сорваться при первом же сквозняке, как одуванчик на ветру.
Я даже как-то не удержался и спросил его, почему бы просто не сбрить всё. Тод лишь вздохнул и ответил меланхоличным тоном:
— Это… это не просто волосы, Васаби-кун. Это последняя капля мужской гордости.
Позже я узнал, что, несмотря на зрелый вид, Сёта-сану было всего восемнадцать — самый расцвет юности. Жизнь явно поступила с ним несправедливо.
Также за это время под чутким, хотя и слегка унылым, руководством Сёта-сан усердно зубрил устои и неписаные законы мира ниндзя.
Лишь поняв эти правила досконально, я осознал, насколько возмутительно похабным поступком было плюнуть в Хасану во время боя.
Неудивительно, что парень чуть не лопнул от ярости. Оказывается, подобный выпад считался в мире шиноби откровенным позором, верхом неуважения. Ни один уважающий себя ниндзя, дорожащий своей репутацией и честью, не стал бы так поступать. Фактически, если кто-то выкидывал подобный трюк, это воспринималось как глубокое, личное оскорбление, почти вызов на смертный бой. Думая об этом, я мысленно почувствовал искреннюю жалость к Хасану — ровно на три секунды.
Ритмичный, знакомый стук в дверь прервал мою молчаливую дань уважения погибшей репутации Хасану. Я вздохнул, мысленно быстро извинился перед ним и пообещал закончить оплакивание в другой раз. Затем встал и открыл дверь.
На пороге, как всегда, стоял Сёта Кагами в непромокаемом плаще поверх формы дзёнина. Он шагнул внутрь, отряхивая капли дождя с плеч, и небрежно поставил принесённый завтрак на мой крошечный столик.
— Ешь. Когда закончишь, сегодня мы официально начинаем тренировку по выделению чакры, — объявил он.
С ловкостью уличного фокусника он извлёк из-под плаща небольшой термос-чайник и изящную фарфоровую чашку, налил в неё дымящийся ароматный чай и поставил передо мной на стол. Наблюдая за его плавными, отработанными движениями, я слегка дёрнулся.
Признаюсь, парень был удивительно внимательным и заботливым — то, что местные могли бы назвать «ясасий» (добрый). В свои восемнадцать он уже был специальным дзёнином — явно талантливым, хоть и немного чудаковатым. Если бы не его преждевременно состарившееся лицо и трагичная ситуация с волосами, он, возможно, уже был бы женат и нянчил бы первенца.
Я взял чашку, поблагодарил и тут же набросился на завтрак — рисовые шарики с тунцом. Видя, что я ем с таким энтузиазмом, Кагами тоже не стал молчать и пустился в свою обычную наставительную болтовню.
— Прошла неделя. Ты усвоил базовые знания шиноби, так что с сегодняшнего дня начнём практику — тренировку по выделению чакры.
— Но я же уже умею выделять чакру, — пробормотал я с набитым ртом. — Меня этому учили в культе Джашина ещё до побега.
Сёта закатил глаза без тени сдержанности или уважения к моим прошлым «учителям».
— Я знаком с методами культа Джашина! Тот метод выделения чакры, которому они учат своих адептов — это урезанная, примитивная версия! Намеренно неполная! Они дают лишь поверхностное понимание, не раскрывая сути. Настоящая чакра — это не просто «внутренняя сила». Это сложный синтез двух фундаментальных энергий.
— А? — я чуть не подавился рисом, глаза широко раскрылись от искреннего удивления. Была урезанная версия этого? И почему тогда я об этом ни разу не слышал за полгода в плену? — Но зачем им это? И… какие энергии?
Кагами вздохнул, приняв вид терпеливого учителя.
— Забудь их метод. Представь, что ты начинаешь с чистого листа. Итак, слушай внимательно. Основа всего — это физическая энергия, или энергия Янь. Она берётся из твоего тела. Из каждой клетки. Это твоя жизненная сила, выносливость, запас прочности. Она пополняется с пищей, сном, отдыхом. Представь её как топливо, вырабатываемое твоей печью. Чем крепче тело, тем больше Янь. Но сама по себе Янь — это просто грубая сила.
— А чакра? — спросил я, уже заинтересовавшись.
— Чакра — это следующая ступень. Чтобы получить чакру, Янь нужно соединить и сплавить с духовной энергией, или энергией Инь. Инь — это твой разум, твоя воля, концентрация, эмоции, само твоё сознание. Это энергия мысли и намерения. Она берётся из глубины твоего «я». В процессе медитации и концентрации ты направляешь Инь на Янь, как кузнец направляет молот на раскалённый металл. Их слияние и рождает чакру — универсальную энергию ниндзя.
«Похоже на химическую реакцию.» — попытался я понять.
— Если более точно это как алхимия духа и плоти. Инь придаёт Янь форму и направление, преобразуя грубую физическую силу в утончённую, управляемую энергию, способную воплощаться в техники. Эффективность этого преобразования — ключ к силе шиноби. Мастера тратят минимум усилий на генерацию максимума чакры. Ученики… — он многозначительно посмотрел на меня, — часто теряют львиную долю энергии впустую из-за плохого контроля. Метод Джашина учит лишь поверхностному смешению, не затрагивая глубинных механизмов контроля Инь над Янь, отсюда и их слабость. Теперь твоя очередь забыть этот хлам и учиться правильно. — Он отрезающе закончил и направился к моей промокшей кровати.
Честно говоря, она была практически протекающим водяным матрасом. В комнате стояла такая сырость, что чудо, как я ещё не покрылся плесенью или не подхватил какую-то болячку. Если бы не моё бессмертие… Это ключевая мысль пронеслась в голове. Объяснение Кагами прояснило кое-что важное. Ное бессмертие не было связано с безграничными запасами Янь или Инь. Я все так же уставал физически, мог быть рассеян или эмоционально истощён. Но сама суть моего существования, моя способность восстанавливаться из нечего, не зависела от этих энергий. Это было что-то иное, фундаментальное, словно сама ткань реальности вокруг меня была иной — неиссякаемый Источник, поддерживающий само моё бытие, вне зависимости от состояния моего тела или духа. Он не заменял Янь и Инь, он просто делал их потерю… обратимой на самом глубинном уровне. Пока этот Источник есть — я есть.
Кагами ощупал влажный матрас и слегка нахмурился, бормоча себе под нос:
— Кандачи-сама просто невероятен. Как вообще можно жить в таком месте? Нет, я сегодня же подниму этот вопрос перед Хандзо-самой. Он обязан тебя переселить.
Ворча, он всё же уселся по-турецки на промокшую поверхность и принял классическую позу для медитации — спина прямая, руки на коленях, ладони вверх, большие и указательные пальцы соединены в кольцо.
— Смотри внимательно. Я продемонстрирую один раз, и только один. Не зевай.
С этими словами он медленно закрыл глаза, его дыхание стало глубоким и ровным, диафрагмальным.
— Самое важное при выделении чакры — абсолютная концентрация. Полностью очисти разум от всего постороннего. Собери волю в точку. Затем — осознай жизненную силу, текущую по твоим конечностям, сосредоточься на её источнике внизу живота. Теперь направь сфокусированную волю на эту физическую энергию. Объедини их. Именно их слияние и рождает чакру.
Я быстро доел, пододвинул стул поближе, внимательно наблюдая. Вскоре от тела Кагами-сэнсэя начал подниматься едва заметный голубоватый свет чакры. Она струилась по его коже, плавно следуя сложным, но чётко заданным каналам, видимым лишь для тренированного взгляда — вероятно, аналогам энергетических меридианов.
Я уже не был полным профаном и знал, что подобное внешнее проявление чакры — демонстративное её течение по поверхности тела — серьёзно истощало как её запасы, так и общую выносливость ниндзя. В конце концов, не все были как Наруто Узумаки, который мог черпать бездонные запасы чакры Девятихвостого, не задумываясь о последствий. Увидев это, я отбросил посторонние мысли и начал мысленно, с особой внимательностью, отслеживать каждый ток, каждую точку в схеме течения чакры по его телу, запоминая маршрут.
— Понял? — спросил Кагами через некоторое время, его лоб покрылся мелкими каплями пота. Демонстрация явно требовала усилий, расходовала и его физическую выносливость, ментальную концентрацию. Я быстро кивнул. Сосредоточившись, моя память работала на отлично. За это короткое время я уже зафиксировал в уме всю сложную схему.
Увидев кивок, Кагами-сэнсэй отпустил печать, и голубоватое свечение вокруг него мгновенно исчезло. Он издал долгий, глубокий вздох облегчения, явно чувствуя затраченные силы.
— Теперь твоя очередь, — сказал он, отодвигаясь, давая мне место.
Я снова кивнул, уселся по-турецки, скопировал его позу и сложил руки в печать «Баран». Одновременно в моём сознании всплыло всё, что я только что усвоил. Сначала концентрация, сбор Инь. Затем осознание Янь — тепла, пульсации в мышцах, ощущения жизненной силы. Я направил сфокусированную волю на этот внутренний резервуар. Внутри моего тела, из конечностей и центра живота, начало формироваться знакомое, но теперь более интенсивное тёплое течение. Оно струилось по новому, странному и куда более эффективному маршруту, чем тот, которому меня учили культисты. Скорость генерации ощутимо возросла!
Одновременно всё моё тело накрыла волна внезапной усталости, лёгкое головокружение — явный признак быстрого расхода Янь. Вот оно.
Я сразу понял — это была цена за ускоренное сжигание физической энергии. И это было нормально. Для любого другого человека это был бы сигнал остановиться, иначе — истощение, обморок, возможно, даже повреждение организма. Но не для меня.
Моё бессмертие, тот самый непостижимый Источник, не зависел от состояния моей Янь или Инь. Он гарантировал, что я не умру от истощения, что моё тело не разрушится от перенапряжения. Теоретически, я мог генерировать чакру таким интенсивным методом постоянно, пока концентрация не иссякнет, но сама жизнь не покинет меня из-за этого.
Но раскрывать это сейчас — чистое безумие.
Понимая своё состояние, я молча остановил процесс выделения чакры на самом интересном месте и просто поддерживал печать для вида, изображая сосредоточенное усилие и лёгкое недоумение. Я должен был выглядеть старательным, но не слишком успешным учеником. Особенно перед своим номинальным сэнсеем, Хандзо Саламандрой, так называемым полубогом мира ниндзя.
В моей памяти этот тип, возможно и был абсурдно силён в бою, но его политические решения и дальновидность оставляли желать лучшего. Сначала он пошёл и объявил войну одновременно Стране Огня, Земли и Ветер во время Второй Великой Войны Ниндзя, доведя Амегакуре до ручки и разрушив половину деревни в бессмысленной бойне. Затем он сговорился с Данзо из Конохи, чтобы убить Яхико, ввергнув Нагато — человека, способного изменить мир — в пучину тьмы и мести. Конечно, сам Хандзо пережил оба раза. Но что насчёт его подчинённых ниндзя Аме? Практически все они отправились к праотцам, став разменной монетой в его амбициях. Думая об этом, я резко вдохнул и вздохнул про себя.
«Лучше мне не выделятся и придерживаться роли старательного, но бездарного ученика. Мир ниндзя и без того слишком опасен — а пытаться выжить под началом Хандзо Саламандры? Это само по себе повышает уровень сложности.»