Следующая ночь выдалась особенно тяжёлой для Патрика Бейтмана. Он сидел в кресле своего безупречно чистого, холодного кондоминиума с видом на Центральный Парк, но не видел огней города. Его пальцы нервно барабанили по ручке кресла из белой кожи. Внутри кипела чёрная и липкая, как нефть, ярость.
— Опять. Опять этот идиотский фургон. Опять эта сука с собакой. Опять этот пьяный ублюдок, упавший прямо под ноги…
Картины последних недель проносились в его голове, как обрывки плохого фильма. Та девчонка из Ист-Виллидж — он выследил её три ночи назад, представлял, как её кожа будет хрустеть под ножом, как её глаза расширятся от ужаса… И что? Мусоровоз, чёртов мусоровоз! Заблокировал весь переулок, завывая, как потерянная душа, пока она, ничего не подозревающая, скрылась в подъезде. А вчера… Вчера был этот старик. Хромой, медленный, идеальная мишень. Патрик уже достал молоток, спрятанный в складках дорогого пальто, подошёл вплотную сзади… И тут — ВАУ! — какая-то идиотка на роликах врезается в фонарный столб буквально в двух шагах! Крики, суматоха, полицейская сирена завыла через минуту. Пришлось уйти. Быстро. Элегантно. Сжимая молоток так, что пальцы побелели.
— Не-ет! Это не просто неудача. Это… саботаж. Систематический. Кто-то играет со мной. Насмехается.
Его губы растянулись в беззвучном оскале. В отражении огромного окна он видел своё лицо — безупречное, выверенное до миллиметра утренним бритьём и дорогими кремами. Но внутри… внутри всё было перекошено бессильной злобой.
«Они все смеются. За моей спиной. Все эти ничтожества в их дешёвых костюмах, эти женщины с их пустыми головами… Они думают, что я просто… Патрик Бейтман? Успешный? Богатый наследник?»
Он вскочил, резко подошёл к мини-бару, налил виски. Рука дрожала.
— Я больше. Я сила. Я чистота. Я должен очистить этот грязный город от их вонючего присутствия!
Он выпил залпом, ощущая, как огонь растекается по пищеводу, но не согревает.
«Но они ускользают. Как тараканы. Кто-то… кто-то помогает им.»
Мысль о невидимом противнике, о том, что его планы кто-то предвосхищает и рушит, сводила с ума сильнее, чем любая неудача. Завтра ночью… завтра ночью он выйдет снова. И если что-то или кто-то встанет на его пути… Он достал из ящика стола отполированный до зеркального блеска топорик для мяса, провёл пальцем по острой кромке. Улыбка стала шире, безумнее.
— …Я очищу и этот мусор тоже.
⁂
Я наблюдал за его внутренней бурей через сеть камер, встроенных нами в его роскошную квартиру. Каждый нервный тик, каждый жест бессильной ярости, каждая безумная мысль, проскальзывавшая в его монологах перед зеркалом — всё фиксировалось, анализировалось, добавляло штрихи к портрету идеального хищника и идеальной мишени. Его раздражение было предсказуемым следствием нашей тактики: мы незаметно создавали помехи на его пути в последний момент. Небольшие, но достаточные, чтобы сорвать его планы. Мы не могли позволить ему убить ещё кого-то. Не когда мы были так близки.
Операция началась через час после того, как Бейтман, выпив полбутылки виски, в бешенстве швырнул пустой стакан в камин и завалился спать. Настоящий сон, тяжёлый, сон пьяного и разъярённого человека. Аксис вылез из вентиляции, подполз к кровати и впрыснул через тонкую иглу в шею Бейтмана мощный коктейль: быстродействующий миорелаксант и сильнодействующий седатив, гарантирующий глубокий сон и частичную амнезию. Бейтман даже не вздрогнул.
Через пять минут в квартиру вошёл Эгида-Бейтман. Он был безупречен. Его силиконовая кожа, тонированная под идеальный загар Патрика, не имела ни малейшего отличия. Мельчайшие родинки, едва заметный шрам от детской травмы — всё было воспроизведено с хирургической точностью. Он был Патрик Бейтман. Внешне.
«Статус цели?» — мысленно запросил Эгида, глядя на своего двойника, безвольно распластанного на огромной кровати.
«Глубокий медикаментозный сон. Жизненные показатели стабильны», — ответил Аксис, закрепляясь на потолке над кроватью.
Двое других Эгид в чёрной одежде вошли с носилками. Они бережно, но быстро переложили настоящего Бейтмана, закрепили ремнями. На его лицо надели компактную кислородную маску, подключённую к маленькому баллону. В вену на руке ввели катетер, подключённый к миниатюрному дозатору питательного раствора и седативов. Он выглядел как тяжелобольной, перевозимый в частную клинику.
«Транспортировка. Маршрут «Дельта». Контрольный пункт — развязка перед туннелем. Всё готово?» — мысленный приказ пролетел по защищённому каналу.
«Готово. Фургон ждёт в подземном гараже. Маршрут свободен от камер наблюдения на участках 3, 5 и 7. Патрули полиции перенаправлены» , — ответил Джо.
Эгиды с носилками бесшумно вынесли Бейтмана через служебный лифт в подземный гараж, где их ждал неприметный фургон с тонированными стёклами, внешне — машина частной медицинской службы. Настоящий Патрик Бейтман исчез из своего мира. Его ждала специально оборудованная камера глубоко под Нью-Йорком: стерильная, с мониторами, следящими за жизненными показателями, с аппаратом ИВЛ на случай необходимости, с капельницами, поддерживающими его в состоянии контролируемой комы. Он был жив. Ценный образец человеческой психопатии. И потенциальный источник информации, если бы он знал что-то, чего мы не учли. Убивать его было нерационально. Пока.
Эгида-Бейтман остался в квартире. Он подошёл к зеркалу в ванной, изучая отражение. Его лицо было маской, безупречной копией. Но за ней не было безумия, нарциссической ярости, жажды крови. Была холодная программа, алгоритм имитации. Он поднял руку, коснулся щеки. Силикон был идеален на ощупь, тёплый, эластичный. Но мы знали слабость. Одна глубокая царапина, порез, пулевое ранение — и обман раскроется.
Не будет крови, мышц, костей. Мы долго экспериментировали с искусственной кровью, с гелями, имитирующими ткани. Результаты были неубедительны для близкого контакта или медосмотра. Нам нужно было больше. Нам нужно было то, что разработал доктор Пэйтон Уэстлэйк. Его исследования синтетической биокожи, способной регенерировать, дышать, даже потеть, почти неотличимой от настоящей, были прорывом.
Прорывом, который никто, кроме нас, по-настоящему не оценил. Его лаборатория в Цюрихе еле сводила концы с концами, его предложения отвергались крупными корпорациями — слишком фантастично, слишком дорого в разработке, неясна практическая польза. Пока мы не нашли его следы в Бостоне, а потом… он исчез. Наши камеры засекли его выходящим из дешёвого мотеля в районе доков пять дней назад. Он выглядел измождённым, нервным, постоянно оглядывался. Поймал такси. И растворился. Его кредитные карты молчали. Телефон — выключен. Как будто его стёрли.
Но Бейтман… вернее, его оболочка, его статус, его деньги — могли стать ключом. К Уэстлэйку. И ко многому другому. Потому операция продолжалась.
На следующий день Эгида-Бейтман вышел из лифта в холле своего элитного жилого комплекса. Он был безупречен в сером костюме от Армани, его лицо отражало привычную для Патрика смесь лёгкой скуки и превосходства. Он направлялся к выходу, к ждущему лимузину, когда лифт, идущий с верхних этажей, резко остановился между первым и вторым этажом. Лёгкий толчок и гаснет свет. Дежурный свет аварийных ламп озарил небольшую кабину.
— Чёрт! — раздался женский голос, лёгкий, с досадой. — Опять? Это уже третий раз на этой неделе!
Эгида-Бейтман медленно повернул голову. В лифте с ним была только одна пассажирка. Молодая женщина, лет двадцати пяти, в деловом, но не лишённом стиля платье-футляре, с кожаным портфелем. Тёмные волосы собраны в строгий пучок, открывающий изящную шею. Лицо умное, с чёткими чертами, сейчас слегка поморщенное от досады. Она ловила его взгляд.
— Извините, — сказала она, с лёгкой улыбкой. — Похоже, мы застряли. Надеюсь, ненадолго. Эмили Шоу. Я живу на 22-м. Переехала недавно. — Она протянула руку. Чистые, ухоженные ногти без лака.
Алгоритм идентификации в голове Эгиды сработал мгновенно. Эмили Шоу. Юрист, младший партнёр в фирме «Келлерман и Штраус». Переехала три недели назад. Активна, амбициозна, ведёт здоровый образ жизни, на данный момент не в отношениях. Никаких пересечений с кругом Бейтмана ранее. Идеальный кандидат.
Эгида-Бейтман принял её руку. Его рукопожатие было твёрдым, уверенным, но не властным — точная копия того, как это делал настоящий Патрик в нейтральных ситуациях.
— Патрик Бейтман. 30-й этаж. — Его голос был бархатистым, с лёгкой хрипотцой, которую так ценили (и боялись) женщины. — Не волнуйтесь, Эмили. Ремонтная служба здесь работает быстро. Обычно не больше десяти минут. — Он улыбнулся. Улыбка была открытой, тёплой, что-то неуловимо отличалось от привычной для Патрика холодной вежливости. Триггер начал работать. «Внимательный. Вежливый. Не пытается использовать ситуацию.» — такой вывод должна была сделать Эмили.
— Ох, надеюсь. У меня важная встреча через полчаса, — она взглянула на дорогие часы на тонком запястье.
— В центре? — спросил Эгида-Бейтман, делая вид, что изучает панель лифта. — Если затянут, могу подбросить. У меня как раз туда. Лимузин ждёт.
Его предложение прозвучало естественно, без намёка на пошлость или давление. Просто вежливость соседа.
— О, это… очень любезно с вашей стороны, мистер Бейтман, — Эмили слегка смутилась, но улыбнулась в ответ. — Если не будете против… Спасибо.
— Патрик, пожалуйста. Мы же соседи, — он снова улыбнулся, и в этот раз в глазах, синих и теперь казавшихся искренними, появился какой-то новый оттенок. Заинтересованности? Доброжелательности?
В этот момент лифт дёрнулся, загудел, и свет зажёгся. Двери открылись на первом этаже.
— О! Повезло! — обрадовалась Эмили.
— Как я и говорил, — Эгида-Бейтман галантно пропустил её вперёд. — Идём? Мой водитель уже нервничает.
Он последовал за ней, его походка была уверенной, но не вызывающей. В холле несколько жильцов, ждавших лифт, мельком взглянули на них. Ничего необычного. Патрик Бейтман и новая соседка. Вежливо разговаривают. Никто не видел крошечного Аксиса, затаившегося в вентиляционной решётке над лифтовой шахтой, его сенсоры фиксировали каждое слово, каждую микрореакцию на лице Эмили. Начало было положено. Серия «случайных» встреч — в спортзале комплекса, у почтовых ящиков, возможно, даже в одном из ресторанов поблизости — должна была закрепить образ. Образ Патрика Бейтмана, который вдруг… начал меняться. Стал внимательнее, мягче. И всё благодаря мимолётному знакомству с умной и привлекательной соседкой. Короткая, ни к чему не обязывающая интрижка, которая, тем не менее, стала для него поворотным моментом. Такую легенду охотно купят его знакомые, его отец, весь его мир. У нас было время. Пару недель тщательно спланированных «случайностей» и контролируемого общения. Любовь изменила монстра. Всё как в детской сказке.
Пока Эгида-Бейтман усаживал слегка смущённую, но благодарную Эмили в лимузин, моё сознание, наблюдающее через его сенсоры и сеть Аксисов, уже переключилось на другой фронт.
В ходе тщательных поисков доктора Пэйтона Уэстлэйка, словно иголки в цифровом стоге сена, мы наконец нащупали нить. Один из Аксисов, методично прочёсывавший записи с камер наблюдения в районе доков, где доктора видели в последний раз, выследил такси, на которое он сел. Номер машины привёл к водителю — Джерри Малдуну, ветерану нью-йоркских таксопарков с тридцатилетним стажем.
На следующий день, в обеденный перерыв, к его жёлтой машине, припаркованной у закусочной, подошёл мужчина. Невысокий, коренастый, в слегка помятом плаще поверх недорогого костюма, с усталым, но проницательным взглядом и кейсом в руке. На лацкане пиджака — бейдж с надписью «Детектив Р. Моррис, Департамент общественной безопасности».
— Джерри Малдун? — спросил Эгида-детектив, его голос был нарочито спокойным, с лёгкой хрипотцой, как у человека, перевидавшего всякого. Он открыл кожаный жетон — качественная подделка с печатью и фотографией.
— Ага, я, — настороженно пробурчал таксист, откладывая бутерброд. — Что случилось?
— Расследуем одно дело. Нужна ваша помощь. Пять дней назад, около десяти утра, вы подобрали мужчину у мотеля «Гранд Вью» на Док-стрит. Примерно сорок пять, выглядел уставшим, нервным. Бледный, в очках, в сером пальто. Вёз его до автовокзала на 8-й авеню. Вспоминаете?
Эгида чётко воспроизвёл внешность Уэстлэйка, известную по камерам мотеля и редким публичным фото.
Джерри почесал затылок, прищурился.
— Э-э… Да, кажется, помню такого. Тип не из наших, интеллигентный вид. Весь в себе. Всё оглядывался, будто за ним гнались. Говорил мало. Только адрес сказал: «До автовокзала на 8-й, и побыстрее». А что, он что, натворил?
— Пока просто лицо, представляющее интерес, — уклончиво ответил Эгида, доставая блокнот. — Не помните, на какой автобус он садился? Купил билет при вас?
— Нет, не садился. Я его высадил у входа. Он быстро заплатил наличкой — щедро, чаевые оставил — и почти побежал внутрь. Куда пошёл — не видел. Машин было много.
— Ничего не говорил в дороге? Не звонил? Не упоминал, куда направляется?
— Молчал. Только вздыхал пару раз и всё время смотрел в зеркало заднего вида. Как парень, который от кого-то сбегает. Или боится чего-то жутко. — Джерри пожал плечами. — Больше ничего не скажу. Честно.
Эгида-детектив кивнул, делая вид, что записывает. Затем закрыл блокнот, достал из внутреннего кармана пиджака конверт. Внутри — пять хрустящих стодолларовых купюр.
— Спасибо, мистер Малдун. Вы очень помогли. Это за конфиденциальность. — Он сунул конверт таксисту в руку, крепко пожал её другой, смотря прямо в глаза. Взгляд был твёрдым, не оставляющим сомнений в серьёзности просьбы.
— Э… Конечно, детектив, — Джерри быстро сунул конверт в карман куртки, оглядываясь. — Без проблем. Я ничего не видел, не слышал.
— Отлично. Хорошего дня. — Эгида развернулся и зашагал прочь, его походка была тяжёлой, усталой, как у настоящего копа, заваленного работой. Он растворился в толпе, не оглядываясь. Джерри ещё минуту смотрел ему вслед, потом судорожно доел бутерброд и завёл такси. Инцидент был исчерпан.
Информация была скудной, но ключевой: автовокзал. Мы проникли в его системы. Просмотрели записи камер за тот день, расписания, списки пассажиров. Нашли его. Доктор Уэстлэйк нервно купил билет на автобус, отправляющийся через двадцать минут. Направление: небольшой, ничем не примечательный городок Харперс-Ферри, штат Западная Вирджиния. Расположенный в живописной, но глухой горной местности, примерно в трёх часах езды от Нью-Йорка.
«Харперс-Ферри…»
Мы тут же запустили полное сканирование всего, что было связано с этим местом: открытые базы данных, архивы новостей, сайты муниципалитета, туристические порталы, соцсети жителей. Результат — нулевой. Ничего, что могло бы привлечь учёного уровня Уэстлэйка. Ни исследовательских центров, ни секретных объектов (по крайней мере, в открытом доступе), ни крупных инвесторов. Городок жил размеренной жизнью: туризм (исторический памятник Гражданской войны), небольшой колледж, пара мелких производств. Совершенно непримечательное место.
«Слишком чисто. Слишком обыденно.»
Опыт последних месяцев научил меня: именно в таких «дырах», в кажущейся тишине, часто скрывается самое опасное. Этот мир умел удивлять. Почему бы не сонный горный городок?
«Рисковать нельзя. Я запомнил опыт с Онидзукой.»
Одиночный Эгида-детектив, отправленный на разведку, мог не справиться. Или пропасть без следа, как доктор. Нужна была группа. Сильная, мобильная, готовая ко всему.
«Подготовить группу «Ромео». Полный комплект нелетального и летального вооружения. Сканирующее оборудование. Гражданский транспорт. Выдвижение немедленно.» — мысленный приказ был отдан мгновенно.
Час спустя у въезда в тоннель, ведущий к автостраде на запад, стоял чёрный минивэн «Додж» последней модели с тонированными стёклами. Внутри — пять Эгид. Четверо — в роли «специалистов по безопасности»: двое в тёмных тактических костюмах без опознавательных знаков, двое в обычной, но практичной одежде. Пятый — тот самый «детектив Моррис», теперь в тёмной ветровке. С ними — пять Аксисов.
Эгида-детектив сел за руль. Его лицо под капюшоном ветровки было сосредоточенным. Он включил зажигание. Мотор заурчал ровно и мощно. Остальные Эгиды молча заняли свои места. Никаких разговоров. Никакой суеты. Только холодная готовность машин, замаскированных под людей.
«Доктор Уэстлэйк… Что заставило тебя бежать именно туда? Кто или что ждёт тебя в этом тихом месте? Или ты прячешься там от кого-то… или чего-то?»
Вопросы, не находя ответа. Минивэн плавно тронулся с места, сливаясь с потоком машин. Он нырнул в туннель, оставив за спиной хаос Нью-Йорка, и устремился к тихому городку под названием Харперс-Ферри.