Глава 22.
Клинок мягко скользнул в ножны, лакированный красный лак поглотил мерцающую сталь с тихим щелчком. Вибрация в ладони стихла, но эхо резонанса Ки между мной и «Фумэцу» всё ещё теплилось в харе, как приглушённое жужжание.
Я опустился в позу лотоса прямо на поверхность Сайгавы. Холодная мощь реки бушевала подо мной, но Ки текла вниз спокойно, естественно, удерживая меня на упругой невидимой плёнке. Капли воды, сверкали в утреннем солнце, падая обратно в поток.
Я закрыл глаза, погружаясь не в медитацию Пустоты, а в поток мыслей, бурливший сильнее реки.
Семья Майто. Восемь Шагов к Смерти. Хачидо: Си но Аями. Слишком много совпадений, чтобы быть случайностью. Майто Дай… Изгнанный наследник самурайского клана, отказавшийся от пути меча. Перебравшийся в Коноху… Страну Огня, которая граничит с Железом, путь недолог для решившегося. А Коноха… развивающийся муравейник под Вторым Хокаге. Идеальное место, чтобы затеряться… или быть найденным.
Образы из прошлой жизни, из аниме, всплывали с новой, тревожной ясностью.
Вечные генины. Отец и сын. Постоянно орущие о «Силе Юности» и тренирующиеся до изнеможения. Никаких ниндзюцу или гэндзюцу, только тайдзюцу… чистая физическая мощь. И эта техника… Восемь Врат. Почти один в один с «Восемью Шагами». Просто Майто Дай подкорректировал под ниндзяйскую терминологию.
Вопросы, мучившие когда-то, теперь обретали жутковатую логику.
Как они, такие специалисты по тайдзюцу, могли вечно оставаться генинами? Дай смог открыть Восьмые Врата и убить несколько легендарных мечников Тумана! Мощь, доступная лишь единицам! Почему Коноха не подняла такого мастера в джоунины? Да потому что он был чужой. Его основа не на чакре, как у них, а на Ки. Мутный наследник древнего самурайского рода из другой страны, вот и не доверяли ему. Взяли в оборот? Конечно. Разведка Конохи — не дураки, они знали, кого подобрали в своей деревне. Но держали на низком ранге, под присмотром. Вечный генин — удобная позиция для контроля. И наблюдали. Не удивлюсь если его ещё и ментальными техниками обработали, в Конохе хватает таких спецов.
Картина складывалась мрачная, но правдоподобная.
Он отказался от меча… от наследия самурая. Перешёл на голые руки — тайдзюцу. Переименовал родовую технику из «Шагов» в «Врата». Отрёкся от всего, что связывало его с Железом. Ради чего? Ради признания в Конохе? Которого так и не получил. И умер… не за семью, которую покинул, а за деревню, которая его так и не приняла по-настоящему. Ирония судьбы.
И эта информация… она была для меня бесценна.
Зачем мне идти в Коноху, когда первоисточник здесь. Старый Майто, глава клана, ищет достойного наследника. После изгнания Дая найти замену сложно… Гордость самурая, запутанность дел. Но у меня… есть ключ.
Из-за моего бессмертия «Хачидо: Си но Аями» для меня — не билет в один конец, а… режим боя. Страшный, затратный, но обратимый. Идеальное оружие. А стать наследником Майто… почему бы и нет? Соединить силу Хигаки и знание Майто. Возродить их клан. Это мощный ход.
План начал обретать контуры в голове. Не сейчас. После турнира. После того, как укреплю позиции клана Хигаки, завоюю хоть немного славы и уважения. Тогда можно будет подойти к старику Майто с предложением, от которого он не сможет отказаться. Помощь? Союз? Наследник, способный превратить их проклятую технику в абсолютную силу? Да.
Мысли переключились на ближайшее будущее. Турнир в Сэйрен-дзё.
Показать себя. Посмотреть на других. Скрестить клинки с теми, кто чувствует Ки. Кто тренировался с детства. Узнать их стили, их силу. Но… быть осторожным. Крайне осторожным.
Моя скорость, сила и выносливость — они уже сверхъестественны для моего возраста. Но если я позволю себя «убить» или ранить в поединке и встану… или покажу восстановление, которое заметят… Всё пропало. Люди начнут копать.
Всем будет интересен бессмертный мальчишка. Я ещё слишком слаб, чтобы защитить себя от такого внимания. Нужно драться умно. Рассчитывать. Показывать пределы… но не выходить за них в глазах зрителей.
Несмотря на скрытую угрозу, внутри поднималось давно забытое чувство — предвкушение. Азарт.
Наконец-то. Хоть какое-то разнообразие после двух лет информационного вакуума и каторжных тренировок. Новые лица, новые места, настоящие поединки не на жизнь, а… на победу. Хоть какое-то веселье.
Я открыл глаза. Сайгава несла свои воды, неумолимая и вечная. Солнце поднялось выше, превращая капли на моём красном хаори в крошечные алмазы.
Через несколько дней — дорога. Турнир. Начало чего-то большего. Я встал на поверхности воды, ощущая лёгкость каждого мускула, уверенность, текущую вместе с Ки. Рука непроизвольно легла на цуку «Фумэцу», ощущая тёплый резонанс сквозь лак ножен.
Пора возвращаться. Завтра — настоящая тренировка с «Фумэцу». Нужно привыкнуть к ней, слить наши потоки Ки в единое целое до автоматизма. Чтобы в Сэйрен-дзё каждый удар, каждый блок был не просто движением, а воплощением Пути Пустоты.
Я сделал шаг по воде к берегу, уже представляя свист клинка в утреннем воздухе завтрашнего дня, первого дня подготовки к настоящему испытанию. Река бурлила сзади, унося размышления о Майто и Конохе в прошлое, оставляя в фокусе блистающий клинок будущего и грядущий звон мечей на арене турнира.
⁂
Утро отъезда встретило нас хрустальной прохладой, когда первые лучи солнца лишь золотили гребни гор. Я стоял во внутреннем дворе, непривычно лёгкий без утяжелителей, но теперь скованный иным грузом — взглядами слуг, выстроившихся для проводов. Воздух гудел от сдержанного напряжения, запаха лошадиной сбруи, кожи и пыли.
Арика, облачённый в строгое тёмно-синее хаори с белым гербом волны и сокола, отдавал последние распоряжения Макото, оставшемуся управляющим поместьем. Его единственный глаз горел непривычной деловой остротой.
— Контроль за тренировками ополчения. Отчёты из деревни — каждую неделю. И следи за урожаем риса на северных полях. Если купцы из Канадзуки попробуют сбить цену — напомни им, чьи мечи охраняют их караваны в ущельях.
— Хай, господин Арика! — Макото поклонился так низко, что его лоб почти коснулся земли. — Будьте спокойны. Всё исполню.
Я окинул взглядом наш… кортеж. Шесть лошадей. Две под седло — моя, гнедой мерин с умными глазами, и вороной жеребец деда, настоящий скакун с мышцами, игравшими под глянцевой шкурой.
Остальные — вьючные, гружённые сундуками с провизией, моей и дедовой бронёй в лакированных футлярах, подарками для возможных союзников и даже складной походной палаткой из плотного вощёного полотна.
Четверо слуг в скромных, но опрятных хакама готовили животных к пути. И трое охранников — не молодые ученики, а седобородые ветераны с бесстрастными лицами и катанами на поясах, чьи взгляды сканировали двор и стены с привычной настороженностью. Их кирасы из лакированных пластин тускло поблёскивали в утреннем свете.
«Это же целая процессия… Нам бы вдвоём — и за пару дней были бы на месте, не напрягаясь. Зачем весь этот… балласт?» — мысль промелькнула, пока я неловко пытался вспомнить уроки верховой езды, данные наспех накануне.
Арика, словно уловив мой немой вопрос, подошёл, поправляя перчатку. Его взгляд скользнул по лошадям, слугам, охранникам.
— Удивляешься, внук? Думаешь, пара сильных ног и острый клинок — всё, что нужно самураю в пути? — Он хмыкнул. — Ошибаешься. Это — твой щит. И твоё лицо. — Он указал на вороного жеребца. — Видишь этого красавца? Порода — Мидзусава. Горные скакуны, выведенные кланом Огава столетия назад. Быстрые, выносливые, умные. Цена одного — как годовой урожай риса с трёх больших полей. — Его палец переместился на мою гнедую лошадь, менее статную, но явно породистую. — Твой мерин — тоже Мидзусава, хоть и попроще. Но даже он говорит знающим: «Хозяин этого коня — не бедный ронин. Он из дома со средствами и историей». — Арика обвёл взглядом слуг и охрану. — Одежда слуг — чистая, без заплат. Оружие стражи — ухоженное, не ржавое. Их осанка — не рабская. Всё это кричит о статусе клана Хигаки громче, чем герб на хаори. Нас видят — и оценивают. Даймё, другие кланы, купцы. Ехать скромно — значит намеренно принижать себя. А мы не нищие. Мы — Хигаки. Помни это.
Он ловко вскочил в седло своего вороного, движение отточенное и мощное.
Я же, после пары неуклюжих попыток, последовал его примеру, чувствуя, как круп мерина подо мной напрягся. Слуги и охрана сели на вьючных лошадей.
— В путь! — скомандовал Арика, и ворота поместья с скрипом распахнулись. Наша небольшая кавалькада тронулась, оставляя за спиной знакомые стены и два года каторжного, но ставшего родным ада.
Дорога петляла сначала через знакомые холмы и леса у поместья, потом вывела на более оживлённый тракт, ведущий на юг, к столице провинции и дальше, к Сэйрен-дзё.
Первые дни были погружением в ритм пути: стук копыт, скрип сёдел, крики погонщиков караванов вдалеке, запахи хвои, нагретой солнцем земли и конского пота.
Арика ехал впереди, его спина прямая, как клинок. Он не торопился, позволяя лошадям идти устойчивой рысью. Время от времени он оборачивался, бросая мне короткие замечания:
— Пятки глубже! Центр тяжести — ниже! Ты не мешок, ты — всадник!
— Смотри вперёд, по траектории движения коня, а не под ноги!
— Расслабь бёдра! Конь — не скамья, он чувствует каждое зажатое движение!
Постепенно неловкость уходила, сменяясь пониманием ритма, доверием к животному подо мной. Я учился сливаться с движением коня, как учился сливаться с потоком Ки.
Вечером первого дня мы остановились в небольшой придорожной гостинице «Цветущая Слива». Хозяин, низенький, суетливый человечек с лицом, изборождённым морщинами, едва завидев герб на хаори Арики, бросился к нему, чуть не падая ниц.
— Хигаки-сама! Какая неожиданная честь! Ваш покорный слуга, Харуто! Всё самое лучшее — к вашим услугам! — Он захлёбывался, рассыпаясь в поклонах, пока слуги суетились, принимая лошадей, а охранники бесшумно занимали позиции у входа и во дворе.
Нам отвели лучшие комнаты — просторные, с циновками татами, низкими столиками и видом на крошечный садик с камнями и карликовой сосной.
Ужин подали изысканный, не в пример походной пище: свежая рыба с горной речки, тушёные овощи, идеально сваренный рис. Арика ел молча, его взгляд был задумчивым. Потом, когда слуги убрали посуду, он развернул свиток с картой Страны Железа, приколов его к стене ширмы тонким кинжалом.
— Подходи, Такэши. Покажи, что запомнил. — Его палец ткнул в точку чуть южнее нашего поместья. — Мы здесь. Деревня Танака. Чем известна? Кому подчиняется?
Я сосредоточился, вызывая в памяти вечерние уроки.
— Танака… Основное занятие — гончарное ремесло. Глина в этих холмах — особая, с красным оттенком. Их кувшины и чаши ценятся. Подчиняется напрямую управляющему провинции Хаяма, назначенному даймё. Но… — я запнулся, вспоминая нюанс, — …но платят дополнительный налог клану Хатакэ. За охрану торговых путей к югу от деревни. Там ущелье Волчье Горло, часто орудуют разбойники.
Арика кивнул, почти незаметно. Удовлетворение.
— Верно. Хатакэ формально не имеют власти над Танакой, но сила их буси обеспечивает безопасность — значит, имеют право на долю. Так устроен баланс. — Его палец скользнул по карте на юго-запад. — А вот город Кагэяма, куда завтра заедем. Что скажешь?
— Кагэяма… — я напряг память. — Город мастеров-оружейников. Особенно славятся их кузнецы, делающие великолепные цубы (гарды) и отделку ножен. Подчиняется непосредственно клану Огава. Там же их основной додзё и казармы. Главный источник богатства — продажа оружия и доспехов, в том числе в другие страны через порт Фушин. Но… — я нахмурился, — …но есть проблема с питьевой водой? Источники в горах пересыхают летом. Клан Огава строит акведук, но проект дорогой и спорный.
— Хорошо, — одобрил Арика. — Вижу, уроки Макото не прошли даром. Знать землю, по которой идёшь, знать, кто чем дышит — это не меньшее оружие, чем катана. Особенно сейчас. — Он снял карту, его лицо стало серьёзным. — Страна Железа держит нейтралитет. Но нейтралитет — не слепота. Тобирама Сенджу, Второй Хокаге в Конохе… он жёсток. Рационален. Укрепляет свою деревню, создаёт элитные отряды вроде Анбу. Его взгляд может обратиться на соседей. И Страна Железа с её мастерами меча и ресурсами… лакомый кусок. Нам нужно быть сильными не только в бою, но и в союзах, в информации. Турнир — лишь первая ласточка. Завтра в Кагэяме увидишь, как живёт один из столпов нашей обороны.
Кагэяма встретила нас не пением птиц, а звоном молотов. Город дышал огнём и металлом. Воздух был густ от дыма десятков кузниц и мастерских, где ремесленники чеканили, гравировали, полировали детали доспехов и мечей.
Даже на главной улице, мощёной крупным камнем, стоял непрерывный гул работы. Люди — кузнецы с закопчёнными лицами, подмастерья, таскающие заготовки, торговцы оружием в богатых, но практичных одеждах — все двигались с деловой быстротой.
Нас узнали сразу. Шёпот «Хигаки!» катился по улице перед нашим небольшим отрядом. Люди расступались, кланяясь, особенно низко — Арике.
Взгляды, устремлённые на нас, были полны не просто уважения, а почтительности, граничащей с благоговением. Клан Хигаки, «Буревестник» лично — это была живая легенда, стража горных рубежей.
Нас принял сам глава городского совета Кагэямы, пожилой, но крепкий мужчина с лицом, похожим на высеченный из гранита, и в дорогих, но без излишеств одеждах. В его доме, больше похожем на укреплённую усадьбу с толстыми стенами и узкими окнами-бойницами, был накрыт скромный, но очень качественный обед.
— Арика-доно! — глава совета, представившийся как Дзиро Огава (дальний родственник правящего клана), поднял пиалу сакэ. — Ваш визит — большая честь для Кагэямы! Как поживает поместье? Горы наши спокойны?
Арика ответил сдержанно, но вежливо. Говорили о делах: о поставках качественной стали для кузниц Хигаки, о новых бандитских шайках на западном тракте, которые Огава планировали разбить к весне, о проклятом акведуке и спорах с кланом Камидзару, чьи земли лежали выше по течению пересыхающей реки и кто требовал непомерную плату за воду.
— Тобирама Сенджу, — осторожно заметил Дзиро, понизив голос, — он прислал торговую миссию. Предлагают выгодные контракты на поставку оружия. Но… с условием допуска их инспекторов в мастерские. Говорят, для контроля качества. Но мы не дураки. Шпионаж под прикрытием.
Арика хмыкнул, отхлебнув чаю.
— Коноха всегда славилась хитростью. Будьте бдительны, Дзиро-сан. Сталь — наша гордость и наш щит. Не давайте чужакам разгадать её секреты. Даймё в курсе?
— Доложили. Ждём указаний. Но он осторожничает. Нейтралитет… — Дзиро развёл руками.
Я слушал, впитывая не только слова, но и атмосферу: напряжённость под маской вежливости, реальные заботы власти, тень большой политики, нависшей даже над этим огненным городом кузнецов. Мир Наруто был рядом, в лице Конохи, и он не был дружелюбен.
Дальнейший путь пролегал через более бедные, сельские районы. Мы миновали рисовые поля, где крестьяне в поношенной одежде, сгорбившись, возились в мутной воде, их лица были землистыми от усталости. Видели маленькие деревушки с соломенными крышами, где дети с любопытством и страхом глазели на наш внушительный отряд. Арика не упускал случая указать на детали:
— Видишь ирригационные каналы? Их прорыли ещё при третьем даймё, по указу. Без них — голод. Сила правителя должна быть видна и в таких вещах.
— Эта деревня… платит дань клану Хатакэ не только сталью, но и девочками в служанки. Жестокая плата, но такова цена защиты от горных разбойников, которых Хатакэ когда-то и прижали.
— Смотри, алтарь у дороги. Духу-покровителю путников. Оставь монетку. Уважение к духам места — не слабость, а мудрость самурая. Они часть этого мира, как и мы.
Однажды мы остановились у такого алтаря — простого каменного сооружения, обвитого выцветшими лентами и обложенного мелкими камешками и потёртыми монетами.
Арика спешился, достал из походного кошеля медную монету и положил её к подножию, шепча короткую молитву. Я последовал его примеру, ощущая странный покой этого места под шум ветра в кронах старых кедров. Дед стоял рядом, его обычно жёсткое лицо смягчилось.
— Духи этих дорог… они видели многое. Войны, любовь, предательство, подвиги. Иногда… стоит попросить их присмотреть за путником. — Он положил руку мне на плечо, тяжело и на миг по-отечески. — Особенно если путник — твой внук и наследник.
В крупных сёлах и на постоялых дворах история повторялась: герб Хигаки и личность «Буревестника» открывали все двери. Нам отводили лучшие комнаты, кормили отборной пищей, даже если для этого нужно было забить последнего цыпленка.
Уважение граничило со страхом и обожанием. Я видел, как старейшины деревень трепетали перед Арикой, докладывая о сборах налогов, о проблемах с урожаем, о мелких стычках. Он выслушивал, давал краткие, чёткие советы или обещал разобраться по возвращении. Его слово здесь было законом, более весомым, чем указы далёкого даймё. Это была власть, заслуженная мечом и годами верной службы.
Ночлег в городке Уэда, накануне прибытия в Сэйрен-дзё, запомнился особенно. Гостиница была лучшей на пути, почти роскошной по местным меркам. После бани (настоящей, с горячей водой и услугами банщика) и ужина Арика сидел на веранде нашей комнаты, курил трубку и смотрел на залитые лунным светом крыши городка. Я присоединился к нему.
— Завтра прибываем, — сказал он, выпуская колечко дыма. — Увидишь Сэйрен-дзё. Цитадель клана Камидзару. Сильнейших, наравне с Огава. Их стиль… быстрый, как ветер, непредсказуемый, как горный поток. Будь готов. Их наследник, Торао… он главный твой соперник. Говорят, он освоил «Казэ но Иай» — Молниеносный Удар Ветра. Быстрее мысли.
— Я готов, дед, — ответил я, и это была не бравада. Пустота внутри была спокойна, готова наполниться вызовом.
— Знаю, — он усмехнулся в усы. — Но помни статус. Завтра въезжаем не как странствующие ронины. Как Хигаки. Гордо. Достойно. Пусть видят силу нашего клана не только в клинках, но и в осанке. Спят уже? — он кивнул в сторону комнат слуг и охраны.
— Да, сэнсэй.
— Иди отдыхай. Завтра — начало нового этапа. — Он затушил трубку. — И… Такэши? Ты хорошо держался в пути. Учишься быстро. Не только мечу.
На следующее утро, преодолев последние мили по широкой, ухоженной дороге, мы увидели Сэйрен-дзё.
Цитадель возвышалась на скалистом утёсе, её белоснежные стены и изогнутые крыши пагод казались вырезанными из кости на фоне синего неба.
Город у подножия кишел людьми — буси всех мастей в доспехах и хаори своих кланов, торговцы, ремесленники, простые зеваки, стекавшиеся на турнир. Воздух гудел от голосов, ржания лошадей, звона кузнечных молотов из многочисленных оружейных лавок. Над воротами цитадели развевался стяг Камидзару — золотой веер на чёрном поле.
Нас встретили у постоялого двора «Золотой Дракон», заранее снятого для знатных участников. Двор был чистым, ухоженным, с отдельным внутренним садиком.
Слуги бросились разгружать вьючных лошадей, охранники заняли посты. Арика, отдав короткие распоряжения старшему слуге, повернулся ко мне.
— Разомнись, приведи в порядок снаряжение. После обеда — осмотр города и арены. Нужно почувствовать место, воздух турнира. И показать «Фумэцу». Пусть знают, что Хигаки приехали не просто участвовать. Победить. Идём.
Мы вышли на оживлённые улицы Сэйрен-дзё. Дед шёл неторопливо, но его прямая спина и тяжёлый взгляд заставляли толпу инстинктивно расступаться. Я шагал рядом, ощущая вес «Фумэцу» у пояса и любопытные, оценивающие взгляды, скользившие по моему красному хаори и молодому, но уже не мальчишечьему лицу. Воздух был напоён запахами жареной пищи, дерева, металла и предвкушения большой крови, которая скоро прольётся на песке арены.