Великолепный Шикамару Нара! Глава 29
Клон Шикамару — или просто Марк, как он сам теперь решил себя называть, чтобы не усложнять и без того непростую жизнь постоянным двойным мышлением — добрался до места своего назначения без каких-либо особых приключений. Здание городского клуба по рукопашному бою располагалось в довольно неприметном, но на удивление ухоженном, двухэтажном кирпичном корпусе, примыкавшем к одной из центральных городских гимназий. Фасад его был, конечно, немного обшарпанным от времени, но при этом весьма аккуратным и чистым. Большая, выцветшая от солнца и дождей, но всё ещё вполне читаемая табличка на входе гласила: «Региональный Центр подготовки по системе Русского Рукопашного Боя имени А.А. Кадочникова». Рядом, на высоком флагштоке, уныло висел какой-то флаг, туго свернувшийся в трубочку от сильного осеннего ветра, а чуть поодаль, за высокой, сетчатой калиткой, виднелся небольшой, но хорошо оборудованный внутренний двор с полосой препятствий.
Внутри самого клуба пахло свежим, недавно постеленным деревом, старым, въевшимся в стены линолеумом и чем-то неуловимо металлическим — то ли это был запах от многочисленных гантелей и штанг, лежавших на стойках, то ли просто общая, спартанская атмосфера строгой, почти армейской дисциплины, царившая здесь повсюду. Сам клуб внутри выглядел довольно скромно, без каких-либо излишеств, но при этом очень чисто, опрятно и на удивление логично: небольшая, почти пустая приёмная, длинный, узкий коридор, несколько дверей с табличками «мужская» и «женская» раздевалка, просторный тренажёрный зал, большой зал для занятий борьбой и — судя по ещё одной вывеске на двери в самом конце коридора — небольшая, уютная тренерская, где, как и обещал ему тот самый мужчина, по вечерам, как раз, и располагалась их импровизированная шахматная секция.
На ресепшене, за высокой стойкой, сидела молодая, симпатичная девушка лет двадцати, с аккуратно собранными в тугой пучок тёмными волосами и с немного усталым, но при этом совершенно не злым, а скорее, каким-то отстранённым выражением на лице.
— Добрый вечер, молодой человек, вы к кому-то? — спросила она, даже не отрываясь от какого-то толстого журнала регистрации, который она в тот момент внимательно изучала.
Марк, не говоря ни слова, молча достал из кармана своих шорт ту самую, немного помятую, визитку и протянул её девушке.
— Меня сюда пригласили.
Девушка мельком, почти не глядя, скользнула взглядом по бумажке, коротко, по-деловому кивнула, как будто она ждала именно его и ничуть не была удивлена его появлению.
— Ага, понятно. О вас уже предупреждали. Проходите, пожалуйста, по коридору направо, раздевалка будет в самом конце. Потом налево — там увидите второй тренировочный зал, где боксёрские груши висят. Вам туда.
Переодеваться ему, к счастью, не пришлось — отправляясь в свой разведывательный путь, был уже одет в подходящую спортивную форму: те самые светлые, мешковатые шорты, яркий, контрастный лонгслив, оранжевая повязка на лбу и новые, ещё приятно пахнущие магазином, беговые кроссовки. Октябрь, на удивление, пока ещё позволял щеголять по городу в таком виде, особенно когда ты планируешь вечером как следует потренироваться в душном, закрытом зале. Разве что его длинные, распущенные волосы немного мешали — но надёжно закреплённые невидимками пряди и тугая повязка на лбу пока что неплохо справлялись со своей задачей.
Он быстро, почти не задерживаясь в раздевалке, переобулся в свои чистые, сменные кроссовки и уверенно направился в нужный ему зал. Уже на подходе к нему он услышал глухие, ритмичные звуки ударов по тяжёлой боксёрской груше — чёткие, уверенные, как удары метронома. Войдя в зал, он увидел небольшую группу из трёх парней, на вид примерно его возраста, которые в тот момент как раз усердно отрабатывали прямые и боковые удары. У одного из них в ушах были беспроводные наушники, из которых что-то негромко, но ритмично играло; второй, самый крупный из них, тяжело, с шумом дышал после длинной серии мощных апперкотов; а третий, самый худой и сосредоточенный, что-то отсчитывал себе под нос, вслух, почти по слогам, проговаривая каждую свою смену боевой стойки.
Над ними, как строгий, но справедливый надзиратель, стоял он. Тот самый, что так неожиданно подошёл к нему после тех школьных соревнований — высокий, плотно сбитый, с таким же невозмутимым, почти каменным выражением на лице и с таким же спокойным, но очень уверенным, почти гипнотическим голосом, к которому хотелось прислушиваться автоматически, без всякого принуждения. Алексей Алексеевич.
— Ваше тело — это всего лишь рычаг, вы должны это понять, — как раз в это время говорил он своим ученикам. — Вы не просто рукой бьёте, вы всем своим корпусом, всей своей массой в этот удар вкладываетесь. Локоть уходит вперёд, плечо — за ним, таз — разворачивается. Каждый ваш удар — это сложная совокупность множества мелких усилий, а не простое, бессмысленное махание конечностями в разные стороны. Это вам не на кнопки в своих компьютерах жать. Здесь — чистая, незамутнённая механика. Простые, но незыблемые законы физики. Это понятно?
— Да, Алексей Алексеевич, всё понятно, — почти хором, тяжело дыша, ответили ему трое парней.
— Тогда ещё раз, с самого начала. Правая рука — шаг вперёд. Левая — добивание. Потом быстрая смена стойки. Три, два, один — поехали!
Марк подошёл чуть ближе, с интересом прислушиваясь к этому особому, боевому ритму и внимательно наблюдая за постановкой их техники. Было отчётливо видно, что эти ребята тренировались здесь уже далеко не первый день: их удары были отточены почти до автоматизма, дыхание, конечно, было уже заметно сбито от усталости, но при этом они умудрялись сохранять полный контроль над своими движениями.
В какой-то момент тренер, почувствовав на себе его пристальный, изучающий взгляд, резко обернулся — и на мгновение замер, с удивлением разглядывая его.
— А ты ещё кто такой? — строго, почти по-армейски, спросил он, нахмурившись. — Ты с какой группы, боец? Почему на тренировку опоздал? И это… — он выразительно кивнул в сторону его лба. — Это что ещё за внешний вид такой, я тебя спрашиваю? Серьги в ушах, волосы распущенные, как у девчонки. Да тебя же за эти твои патлы в первом же нормальном бою схватят — и тут же вытащат с ринга, как щенка. Немедленно завяжи их в хвост или, ещё лучше, — состриги вообще к чёртовой матери, если хочешь здесь заниматься.
— Я… Марк Шикамаров, — всё так же спокойно, без тени смущения, произнёс клон. — Вы мне сами визитку дали. После школьных соревнований. Вот я, собственно, и пришёл. Посмотреть. А может, и позаниматься немного.
Мужчина на секунду замер. Потом недоверчиво прищурился. А потом, с каким-то совершенно неожиданным, почти детским удивлением, хмыкнул.
— Ни хрена ж себе… Марк, говоришь? Да я тебя, парень, вообще не узнал. Прямо как небо и земля, честное слово. Но волосы — всё равно немедленно завяжи. Так настоящие бойцы не маскируются. Ну, ладно, ладно… Проехали.
Он ещё раз, уже более внимательно, осмотрел его с головы до ног — и взгляд его был уже не подозрительным или строгим, а скорее, профессионально-оценивающим, как у опытного селекционера, разглядывающего породистого жеребца.
— Ты, может быть, слышал, что я им тут только что объяснял про механику удара? Если что — после небольшой разминки можешь тоже встать на грушу. Я посмотрю, как ты работаешь в ближнем бою. Как у тебя с руками, с ногами, с координацией, с выносливостью. Ничего такого уж сложного, просто мне нужно понять твой нынешний, базовый уровень подготовки.
— Нет, — коротко, почти резко, ответил Марк, немного сощурившись. — Простите, но сегодня я как-то больше настроен на что-то… менее контактное, если вы не против. Вы тогда, на соревнованиях, что-то говорили про шахматы. Вот я и подумал — может быть, с них и стоит начать для начала.
Алексей Алексеевич, услышав это, неожиданно громко, от души, рассмеялся — низко, как-то по-медвежьи, с каким-то совершенно неожиданным, почти отеческим теплом в голосе.
— Какие тебе, к чёрту, сейчас шахматы, Марк, ты о чём вообще? — сказал он, добродушно качая головой. — Ты себя-то на тех соревнованиях хоть помнишь? Сильный, собранный, мощный — как настоящий танк. Прямо напролом шёл, не видя преград. А тут вдруг — шахматы… Ну, ты даёшь, парень, удивил так удивил. Хотя, впрочем…
Он задумчиво почесал свой затылок, оглянулся через плечо в сторону тренерской комнаты.
— Там, вон, в тренерской, как раз сейчас наши ребята играют. Они у нас там почти каждый вечер собираются. Это, конечно, не официальная секция, скорее, просто такой клуб по интересам, для своих. Правила-то хоть знаешь?
— Разберусь по ходу дела, — всё так же уверенно, не моргнув и глазом, отозвался Марк.
— Ну, тогда вперёд, чего ждёшь. Пойдёшь туда — спросишь, где именно там стол для игры, скажешь, что ты от меня. Посидишь там, посмотришь, как наши играют. Может, и сам с кем-нибудь партейку-другую сыграешь. А потом мне расскажешь, как тебе там у нас понравилось.
Он уже было развернулся обратно к своим ученикам, которые всё это время терпеливо ждали его, но на полушаге вдруг снова обернулся и, как бы между прочим, бросил напоследок:
— А на грушу-то ты у меня всё равно обязательно встанешь. Может, не сегодня, так в следующий раз. Вечно уходить в одну только «шахматную защиту» у тебя здесь не выйдет. Жизнь, парень, — это ведь не только фигурки по доске двигать. Иногда и в челюсть получить бывает очень даже полезно. Для общего развития.
Марк в ответ лишь слегка, почти незаметно, усмехнулся и, молча развернувшись, так же спокойно и уверенно пошёл в сторону тренерской.
Если сейчас он хорошенько получит в челюсть, то попросту развеется. И тогда проблема будет уже в психическом здоровье самого тренера и его учеников.
Тренерская, куда он вошёл, оказалась на удивление тихой и какой-то по-особенному уютной. Старые, большие, немного скрипучие настенные часы глушили своим мерным тиканьем все остальные, более мелкие и незначительные шорохи — их размеренный, убаюкивающий ритм звучал в этой почти абсолютной тишине как фоновый метроном какой-то неведомой, настольной симфонии. За длинным, массивным столом, покрытым слегка затёртым от времени, но всё ещё идеально чистым, зелёным сукном, сидели четверо. Два школьника, на вид — из девятого или десятого класса, и пара взрослых мужчин, лет по тридцать-тридцать пять. Каждый из них был полностью поглощён своей собственной доской, своей собственной игрой.
Кто-то, глубоко задумавшись, почти безвольно облокачивался на подставленную руку, кто-то нервно, почти судорожно, крутил между пальцами какую-то сбитую вражескую фигуру, а кто-то сосредоточенно щурился, глядя на доску так, будто перед ним были не обычные чёрно-белые клетки, а целая, безграничная шахматная вселенная, полная тайн и загадок.
Отдельно от всех, в самом дальнем, тёмном углу, на стареньком, продавленном диванчике, сидел ещё один — молодой парень лет двадцати с небольшим, который, не обращая ни на кого внимания, просто увлечённо читал какую-то книжку. Судя по обложке, это была не шахматная литература. Похоже, он был здесь просто так, за компанию.
Марк вошёл в эту обитель мысли совершенно спокойно, без малейшей суеты. Он лишь на мгновение скользнул своим внимательным взглядом по комнате, затем так же бесшумно подошёл к одному из пустых стульев, стоявших у стены, и сел. Ни единого слова, ни одного лишнего звука он при этом не проронил. Только устроился поудобнее — и уставился на расставленные на столах доски.
Он не отвлекал игроков, не дышал им в затылок, не пытался как-то комментировать их ходы или тыкать пальцем в фигуры. Просто… молча смотрел. Вчитывался в каждую партию своими цепкими, аналитическими глазами.
Сначала — просто как случайный, любопытный зритель, потом — уже как более внимательный наблюдатель, и, наконец, — как хладнокровный, беспристрастный аналитик, просчитывающий все возможные варианты развития событий.
«Пешка. Прямая, простая, почти примитивная. Движется только вперёд, шаг за шагом. Но при этом бьёт врага по диагонали, исподтишка. Вроде бы, самая слабая и незначительная фигура на доске, но стоит ей только добраться до противоположного края — и она тут же превращается в кого угодно, даже в самую сильную фигуру. Любопытно. Почти как обычный, рядовой шиноби, который, пройдя через все испытания, в итоге дорастает до уровня джонина,» — с интересом отметил он про себя.
«Слон — ходит исключительно по диагонали, по своему цвету. Ладья — наоборот, строго по прямой, как таран. Конь — самый странный, самый непредсказуемый, с этим его угловым, «ломаным» ходом. Что-то вроде прыжков по каким-то своим, особым траекториям, в обход всех препятствий. Король — медленный, неповоротливый, но при этом самый ценный на всей доске. А вот Королева, или, как её здесь называют, Ферзь — быстрая, резкая, смертельно опасная, почти как опытная куноичи в ближнем бою».
Минут через десять одна из партий — та самая, которую играли двое взрослых мужчин, — подошла к своему логическому завершению. Один из игроков, рыжеватый, с аккуратно подстриженной бородкой и таким приятным, бархатным голосом, какой обычно бывает у актёров провинциального театра, с улыбкой пожал руку своему оппоненту и затем обернулся к Марку.
— Чего уставился, юный падаван? — с добродушной усмешкой спросил он, слегка разминая затёкшие кисти рук. — Сыграть, что ли, хочешь?
Марк медленно, почти нехотя, кивнул в ответ.
— Да. Наблюдал за вашей игрой. Очень интересно.
— А играть-то сам умеешь? Или только наблюдать?
— Пока нет. Но кое-что уже запомнил. Можете мне вкратце объяснить основные правила?
Мужчина на секунду посмотрел на него — очень пристально, внимательно, но при этом без малейшего давления. Потом откинулся на спинку своего стула, с наслаждением вытянул ноги и небрежно кивнул на стоявшую рядом шахматную доску.
— Ну, давай попробуем. Сейчас я тебе всё расскажу.
Он начал говорить очень спокойно, по-простому, с большими паузами — как будто рассказывал не какие-то там правила, а интересную, поучительную байку из своей собственной жизни.
— Так. Значит, смотри сюда внимательно. У тебя есть вот такое вот поле — восемь на восемь чёрно-белых клеток. По краям доски, как ты видишь, стоят разные фигуры. Сначала, в первом ряду — пешки. Их ровно восемь штук. Это твоя передовая, ударная линия. Ходят они, как правило, только на одну клетку вперёд, но со своего самого первого, начального хода могут прыгнуть и сразу на две. А вот бьют они вражеские фигуры, в отличие от хода, — строго по диагонали. Понял, в чём фишка?
Марк снова молча кивнул.
— Пешка ходит только вперёд. Бьёт — вбок, по диагонали. А с самого начала может прыгнуть сразу на две клетки. Ясно.
— Правильно. Теперь дальше. Вот эта фигура, похожая на башню, — это ладья. Она ходит только по прямым, горизонтальным и вертикальным линиям. Вперёд, назад, влево, вправо. На любое количество свободных клеток, пока не упрётся в какую-нибудь другую фигуру.
— Угу. Понятно. Прямолинейная, значит.
— Вот-вот, именно. А вот слон — это, наоборот, фигура более хитрая. Он ходит только по диагоналям, то есть, крест-накрест. Но тоже — на сколько хочешь клеток, пока не врежется в какое-нибудь препятствие.
Марк чуть подался вперёд, его глаза заинтересованно блеснули.
— А что будет, если на его пути вдруг окажется какая-то другая фигура?
— Ну, если это своя, родная фигура — то всё, стоп, дальше хода нет. А если чужая, вражеская — то её можно спокойно «побить», то есть, снять с доски, и встать на её место. Но дальше, в тот же ход, ты уже идти не можешь. Побил — остановился.
— Логично. Вполне.
— А вот конь — вот тут начинается самое веселье. Он ходит такой, знаешь, буквой «Г». Две клетки прямо, потом одна вбок. Или наоборот, сначала одна вбок, а потом две прямо. По сути, он как бы прыгает через поле. И, что самое главное, — это единственная фигура в шахматах, которая умеет перепрыгивать через другие фигуры, как свои, так и чужие.
Марк на это только слегка, почти незаметно, поднял одну бровь.
— Прыгнуть через стену из пешек? Любопытная, надо сказать, способность. Очень полезная в тактическом плане.
— Точно. Ну и остаются у нас две самые главные фигуры — это король и ферзь. Король — фигура, конечно, очень важная, самая главная, но при этом, как ни странно, очень слабая и уязвимая. Ходит он всего лишь на одну клетку, но зато в любую сторону. И главная цель всей этой игры — это надёжно защитить своего короля и, наоборот, поставить под «шах» — то есть, под прямую угрозу — короля противника. Если ему объявлен «шах», и он не может никуда уйти или как-то защититься — то это уже «мат». А мат — это конец игры. Ты проиграл.
— То есть, вся игра ведётся исключительно ради спасения одного-единственного короля?
— Именно так. Всё ради него, родимого. Но вот главный урон противнику, как правило, наносит не он, а его верный ферзь. Ферзь — это, можно сказать, королева. Она ходит одновременно и как слон, и как ладья. То есть, в любую сторону и на любое количество свободных клеток. Это самая грозная, самая мощная и самая опасная штука на всей этой доске.
Марк задумчиво посмотрел на изящную, выточенную фигурку ферзя.
— Интересное, надо сказать, распределение ролей. Самый сильный на доске — это ферзь, а не сам король, которого все так отчаянно защищают.
— Ну, знаешь, молодой человек, — усмехнулся в ответ его новый знакомый, — так ведь и в реальной жизни очень часто бывает, не так ли? Вроде бы ты и главный командир, и все тебе подчиняются, а если у тебя нет надёжной, сильной поддержки со стороны — то ты, по сути, абсолютно бесполезен и беззащитен.
Он взял в руки несколько белых и чёрных фигурок и начал медленно, по порядку, расставлять их на доске.
— По правилам, белые всегда ходят первыми. Твоя главная цель — поставить королю противника шах и мат. Так что, защищайся, строй свою собственную тактику, и старайся всегда думать хотя бы на три-четыре хода вперёд. Ну, или, по крайней мере, постарайся поначалу просто так, по глупости, не подставлять свои фигуры под удар.
— Думаю, с этим-то я уж точно как-нибудь справлюсь, — всё так же спокойно, с лёгкой усмешкой, отозвался Марк и уверенно протянул свою руку к одной из белых пешек.
— Ну что, начнём, пожалуй?
— Давай, — с такой же усмешкой кивнул в ответ мужчина. — Только ты уж потом не обижайся, если я тебе слишком быстро эту партию сдам. Иногда, знаешь ли, новички бывают особенно опасны именно тем, что играют совершенно нестандартно, не по правилам.
И он, недолго думая, сделал свой первый, уверенный ход.