Бог-Император не умер за одно мгновение. То что для варпа было одним боем и последним криком агонии, для физического мира стало весьма длительным процессом, хоть и в момент затухания света… все почувствовали, что нечто непоправимое уже произошло. Особенно Рогал Дорн, что в этот момент отражал натиск на своих бастионах, защищая население Терры.
Единственное что спасло остатки Империума от коллапса — сами люди, миры, даже Высший Совет Лордов Терры — все они хоть как-то объединились. Кроме того пробуждение психического потенциала людской расы вылилось в том числе и в усиление псайкеров, а также всех ментальных проявлений. Порой даже без Бога-Император на одной лишь вере своих миров, единичные Святые могли вновь возвращаться.
Но централизации как таковой более не было. Словно в первые дни Эры Раздора… эта часть Человечества, привыкшая полагаться на сильного лидера падала во мрак. Что в этот момент чувствовал Рогал Дорн? Наверное буквально ничего… если что-то и было внутри воплощения хладнокровия, что ещё не утратило эмоции, то после всего этого оно отмерло. Остался лишь каменный великан, который перестал снимать шлем.
И если бы не эти сотни миллиардов спасённых… Рогал Дорн бы сдался и наверное умер бы полностью. Но пока на бастионы нападал враг, должен был жить и тот, кто их защищает. Только это не давало ему сдаться.
Там, на бастионе из белого мрамора, его и застал Лев Эль Джонсон, который со своими сыновьями помог неожиданно контратакой. Он хотел поговорить с Дорном, но… стоят внизу… он смотрел на своего брата и понимал, что никакого разговора не будет. Одна попытка приблизиться и крепость атакует любого.
Ведь где был Лев, когда убивали Императора, а затем Бога-Императора? Где были другие братья? Нет, Рогал Дорн больше никому не верил и ни с кем говорить не собирался. Весь внешний мир стал исключительно врагом. Даже… даже Марсу он не доверял… Как и сам Марс после уничтожения Терры объявил независимость.
Ужасные времена наступили, Император не справился, Человечество вновь развалилось, как и до этого, упустив свой шанс. А остатки… остатки уже не могли объединиться.
Молча Лев ушёл, оставив этот участок в паутине. Закрыв глаза, он шёл сквозь Лес, думая о том сколько сил приложил к тому, что изменить в конечном итоге не получилось. Малал обрёл силу, что превосходила даже силу Нургла и Тзинча. Втроём они разделили весь варп, начав давить на всю Галактику с силой, с которой не давил даже Хорус в самые тёмные годы Ереси.
Не было более и эльдар, которые делали очень многое в противостоянии с Хаосом. Но теперь весь гнев демонов направлен был на людей. Как жалких птенцов их жгли прямо в колыбели, которая не смогла стать крепостью. И лишь глотая собственные слёзы, умываясь кровью, выжившим приходилось смотреть во тьму будущего, где будет лишь война… война, которая уничтожит их, а затем и следующую расу… и ещё одну… и никто не остановит вращение восьмиконечной звезды.
Да, Империум не развалиться даже после этого. Остались миры, остались их губернаторы, полковники и они все веками и тысячелетиями находились под властью двуглавого орла. И они продолжат ещё некоторое время жить по инерции, прежде чем замолчавшие голоса займут другие. Хотя этому будет мешать и сам Дорн, ведь высшие структуры Империума всё ещё существуют, просто… теперь внутри паутины.
Переживали больше о войне с Марсом, который… который вроде как призвал Омниссию и полностью отрёкся от божественности Императора.
Так или иначе Лев вернулся на скалу, а затем в свой зал. Там ещё уже ждали Смотрящие во Тьме, тихим голосом, на неизвестному языке, они общались со своим королём. И рассказывали о том, что стало с телом Мортариона, вернее… Жнеца. Чудесного возрождения не случилось. Лучшее что удалось сделать — изучить скверну. Но обнаружили они то, что даже совершенный организм примарха был изуродован до неузнаваемости.
Из хороших новостей… артефакты, в частности Коса, была уничтожена полностью. Смотрящие во Тьме умели сводить на нет эффект варпа, рассеивая даже столь великие дары Нургла. Это был один из многих шагов на пути по уничтожению Хаоса. Каждый их делал… и эльдары, и некроны… но никто всё равно не мог победить.
— А Робаут? — грузно сев на трон, устало спросил Лев.
Робаут на данный момент был в Чёрной Библиотеки, если верить Альфарию. Спрятанное тело, лишённое способности говорить, функционировать… от него не осталось почти ничего, как и от души. Даже подсоединить протез или засунуть его в какое-то кресло было просто невозможно. Мстящий Сын… Робаут Жиллиман… создатель Империума Секундус… он познал участь Императора, став им под конец жизни или… или того, чем его существование сейчас являлось.
Туда же сгинули и другие братья. И сидя сейчас Лев чувствовал нечто, что… что не ощущал даже по возвращению. Всё было так плохо, а потом… потом братья начали возвращаться, вроде стало и получше… и тут бац, очередная чёрная полоса. Всё становилось только хуже от разу к разу.
— Кто-то должен остановить его… Малала… — говорили Смотрящие во Тьме.
И были правы. Совсем скоро вырвавшийся из недолго заточения Тзинч войдёт в игру. Первым делом он убьёт Нургла, который был ослаблен. Затем Малал придёт за ним и… и кто-то из них выиграет. Кто-то ставил на Тзинча, но Лев помнил Видара и кем он был в здравом рассудке. Уже тогда его мощь была опасна, а с учётом всего пережитого и поглощённого… скорее всего победить не воплощение перемен, а воплощение как раз ненависти. Ведь именно злобы ныне было больше всего в Галактике.
Неконтролируемой, самой чёрной злобы. Чемпионы Малала уже по одиночке уничтожали даже демон-принцев. Они стали слишком сильны. И если тот же Рогал Дорн во время противостояния с армиями Кхорна сражал Алчущих Крови чуть ли не пачками, то уже с одним малалистом возникнет куда больше проблем. По крайней мере у Льва уже возникало.
Ведь если кхорниты были прямолинейны, то вечные одиночки, готовые на всё ради победы… даже если они не достигали поставленных целей, то наносили максимальный вред. Словно гнилостные крысы, которые сами по себе не столь и опасны, но сожрут всё зерно, а что не сожрут — обгодят, после чего даже самое сильное войско останется в уязвимом положении.
— Неизвестный корабль был замечен разведкой. Просят установить контакт не посредственно с вами, милорд, — раздался голос в воксе.
Лев сразу понял, кто желает этого разговора. Тут к ясновидцам ходить не требуется и так всё понятно. И вскоре самый опасный примарх был пущен прямо в сердце Скалы. Льву даже было интересно, а сможет ли он скрыться от Смотрящих во Тьме, но Альфарий даже не попытался. Как и на корабль он ступил один, без сопровождения. Ведь в любом из сценариев, даже в том, где Лев сходит с ума от злости и нападает на Альфария… сам Альфарий не считал необходимым сражаться.
Потому что Малала действительно придётся убивать и Лев является незаменимым кадром. Да, в долгосрочной перспективе Альфарий может принести больше пользы, но перспективы этой не будет, если кто-то не убьёт Малала. А для убийства такой сущности, которая станет необычайно сильна нужен будет тот примарх, который был как раз и создан для тотального уничтожения.
И конечно же понадобится не только он.
— Вулкан, Магнус, Кёрз, Коракс — те, кто уже объединились и стали единым целом. Я хотел бы видеть среди них и Дорна, но Пертурабо был прав… камень ломается, не гнётся. И переплавить камень уже не получится. Но я ещё не знаю, что решил ты, Лев.
— Лоргар и Пертурабо… Ангрон… трое наших братьев сражаются против Человечества. Кто-то должен их сдерживать.
— Людям придётся справляться самим. Также как они справлялись без нас десять тысяч лет. И они справятся, ведь Железные Воины развалены, Лоргар ослаблен после противостояния с Богом-Императора при Осаде Терры… Ангрон… Ангрон поглощён сражениями в Царстве Кхорна, которое ныне воюет лишь против самого себя.
— Их варбанды, бесчисленное количество еретиков…
— Разрозненные массы, среди которых ещё не появился новый лидер. У нас есть время. Надо добить Хаос, не дать ему стать целостным. А после уже будет куда легче разобраться с его осколками.
— А Русс и Джагатай? Где они сейчас?
— На это я не могу ответить тебе, брат.
— Не можешь ответить? — поднимаясь с трона, Лев снова чувствовал ярость, которая копилась и копилась. — А как тогда я могу тебе доверять?
— Тебе не нужно доверять мне. Тебе нужно довериться Вулкану. Встретится с ним, с другими братьями. Поговорить, обсудить, затем дать ответ. Но скажу сразу — вне зависимости от твоего решения… мы выступим против победителя Большой Игры.
Лев подошёл к Альфарию в упор, смотря на него сверху вниз. Альфарий был очень низок, ростом буквально с обычного космодесантника. Даже Рогал Дорн был повыше его, походя скорее на кустодиев, но всё же не на других примархов, весьма огромных, или как вулкан — исполинских.
Но просчитав всё, что можно было просчитать, Альфарий не боялся Льва и был готов к смерти. Ведь смерть уже ничего не изменит. План подобно снежному кому уже катился, лишь набирая обороты. Это был эндшпиль, где коррективы уже толком и не внесёшь. Осталось лишь пожинать плоды всего сделанного ранее. А последние ходы сможет и завершить кто-то другой, стратегов помимо Альфария предостаточно.
Хотя конечно вероятность того, что Лев сорвётся была крайне низка. Но также существовали Смотрящие во Тьме, элемент который нельзя было просчитать и который влиял на Льва. Поэтому стопроцентной уверенности в здравости Льва и быть не могло, как и значения стремящегося к максимальному значению.
Впрочем, стоя теперь перед ним лично, у Альфария исчезали последние сомнения. И хоть Лев ничего не ответил вслух, но по его ауре, повадкам, виду — Альфарий понял, что ему можно уйти и что Лев явится на Куам Мутатио лично в ближайшее время. Разумеется никого не предупредит, чтобы не дай бог красную дорожку не постелили. Это же Лев, его не зовут, он сам приходит.
— Какие у нас шансы? — только когда Альфарий почти уже вышел из зала, спросил Лев.
Альфарий даже удивился, ведь просчитать шансы на успех было невозможно. И даже оценки Альфа Легиона были динамическими, существовали в диапазоне, а также являлись весьма поверхностными. Тем не менее сделать удалось очень многое и… осталась одна не совсем понятная карта, которую понять было сложнее, чем даже… Тзинча.
— Выше чем когда бы то ни было. Надо только дожать.
Ответ этот не повлиял ни на что. Правду Лев и так знал, а Альфарий был уверен, что никакие слова не смогут поднять надежду искусственно. Бессмысленная трата времени, глупый вопрос, такой же ответ… тем не менее он почему-то был важен, раз сам Лев его задал.
И наверное это "почему-то" заключалось в том, что слишком редко учитывал Император.