Магический Ковбой 15 глава(не редактировано)
"… И последний в очереди, но не по значению. За победу над верным сподвижником Геллерта Гриндевальда, убийцей, некромантом, ужаснейшей тварью и врагом всех честных волшебников, Дунканом Фольге… Аластор Грюм награждается орденом Мерлина второй степени…".
Вынырнув из воспоминаний, хватаюсь за крохотную коробочку в кармане пальто, которая давила на меня всякий раз, стоило только задуматься о том, как изменилась моя жизнь.
Герой войны. Один из тех, кто победил Гриндевальда. Выживший в Арденнах. Гордость Великобритании, кавалер ордена и рыцарь короны.
После победы Альбуса над своим давним другом и врагом, он вышел из подземелий замка Хохостервиц, удерживая в руках простую деревянную статуэтку, от которой не отрывал взгляда.
Наши попытки растормошить его, хоть как-то дозваться, окончились лишь пустым и тяжёлым взглядом, непривычным для всякого, кто знал его больше пары дней.
Минута напряженной тишины и не говоря ни слова, Дамблдор аппарировал куда-то с помощью Фоукса и появился перед нами лишь спустя две недели, когда нас вернули домой с фронта.
Ну, как сказать домой. Сначала нас долго обследовали в больнице Святого Мунго, проверяя на сотни проклятий, болячек и травм, а после этого несколько дней держали в изоляции ото всех. Голова в те дни болела нещадно и всё о чем я старался думать — о конце войны. О том, что скоро предстоит вернуться домой и как-то жить дальше.
Потом было награждение. Были почёт и слава. Фальшивые улыбки, крики и броски цветов в воздух, хотя учитывая, что всё закончилось в одном из залов Букингемского дворца, следовало ожидать, что проклятый мир подгадит мне напоследок.
Георг Шестой, статный мужик с кучей наград и в костюме, который стоил столько же сколько я мог заработать за всю свою прошлую жизнь. Подбородок у него, конечно, был королевский, как и манеры…
Я был в прострации и постоянно витал в своих мыслях, так как на войне всё было просто и постоянный поход вперёд, сражения с нацистами и их зверюшками. Всё это куда легче укладывалось в моей недалёкой голове, чем дальнейшая жизнь, как молодой шотландец в послевоенные годы.
Так вот. Король Георг Шестой, весь такой ахуенный и красивый, ибо на фоне него, даже Альбус выглядел лишь представительно, но никак не лучше. Он награждал нас, бросая простые фразочки и желая успехов, благодаря магов за службу на благо Отечества и Мира!
Но когда очередь дошла до меня, король Великобритании задал мне вопрос, который я вот никак не ожидал услышать, как бы не готовился:
— И чем же вы планируете заниматься, после победы?
Ещё до того, как нынешний министр магии Великобратинии Леонард Спенсер-Мун, под ручку со своим корешом Черчилем смогли остановить меня, я ляпнул не подумав.
— Да, также, как вы… Ничем.
Ебать какая тишина наступила в зале после моих слов, а Дож с Белтон дружно порывались выволочь меня за пределы дворца и явно хотели наподдать мне…
Но, Георг Шестой и вправду оказался нормальным мужиком и просто поржал с моих осоловевших глаз и необдуманных слов. Похлопав по плечу, он наклонился ближе ко мне и со смехом пожелал успехов, ибо такая жизнь просто охренительна.
А бедняга Спенсер-Мун подхватил меня под локоть и распекал, как собственного сына, грозя всеми карами, в том числе и запретными, если я выкину ещё что-нибудь подобное…
Потом правда тоже подобрел. Ибо, ну… Победа хули, можно и не дрочит мальца так сильно. Так что министр предложил зайти к нему, когда всё поуляжется и первые безумные порывы пройдут.
Дикий случай, что тут ещё скажешь. Хотя всё равно, всё списали на эйфорию от победы в войне над жутким и опасным врагом.
Настолько жутким, что его поместили в собственную тюрьму Нурменгард, построенную в Альпах… Ещё в тридцатые годы! Отпустили считай под домашний арест и не дали провести показательную казнь… Я признаться, после всего пережитого, увиденного и услышанного от ветеранов, с радостью бы посмотрел, как Геллерту отрубят башку, в классическом французском стиле… Под радостный рёв толпы и на гильотине. Чтоб значится тупая головёшка ради общего блага залетела в корзинку из под яблок. Забавно кстати, что любители сдаваться первыми тоже не поняли подобного перфоманса, как и поляки, русские, чехи, греки… Да бля, много кто. Но король Георг и министр как-то всё утрясли, заодно прикрываясь тем, что в деле завязана магия и какие-то клятвы…
Короче херня какая-то непонятная.
А Альбус молчит, как рыба и только глазищами сверкает, поджимая губы. Уж не знаю, что именно случилось в подземельях замка, но то это "ж" не спроста.
Но всё это безумие наконец-то закончилось и меня с почётом выпнули из временного жилища на улицы Лондона… Да не, шучу. Доставили меня камином до отделения в Глазго, где меня встретила пара угарных авроров. Тощий и толстый, а над ними дед, который говорит настолько непонятно, что мне пришлось попросить одного из магических ментов перевести.
— Забавно…
Ступая по дороге в западном Лоуленде, в пригороде Глазго, я как-то сам того не заметил, как в своих воспоминаниях потерял кучу времени и уже больше получаса стою перед входом в просторную усадьбу, ограждённую добротным забором с острыми кольями наверху.
Украшенная ветвистыми растениями, которые явно не должны расти в подобном климате, забор был довольно коротким, но выглядел внушительно, а вот виднеющийся за ним дом — вызвал на сердце тёплые моменты ностальгии, стыда и страха…
Верно. Я стоял перед родным домом Аластора, где по идее остался его отец сквиб — владеющий местной лесопилкой. Здоровый мужик, с внешностью Аластора, суровым нравом и любящий пригубить… Как виски, так и по сраке непутёвому сыну, который играется с магией вместо того, чтобы мужиком расти.
Да, младший Грюм был тот ещё распиздяй с серебряной ложкой во рту. До золотой, конечно, не дотягивал, но вот на такую вполне денег хватало. Особенно забавно, что у покойной матери был огромный набор столового серебра, который она тщательно натирала всякий раз, когда мы собирались за общим столом.
Во рту накопилась слюна. К горлу подкатил ком, а сам я ощущал, как всё быстрее начинает биться сердце. Было страшно… Да, пиздец как страшно! Торберн Грюм был суровым мужиком, нельзя его родители назвали так.
Медведь Тора.
Вот таким он и был. Здоровый ещё блин, как настоящий косолапый. А как орать начнёт или буянить, так пиши пропало.
В воспоминаниях Аластора куча случаев, когда все залупающиеся на его папаню — всегда отхватывали люлей. Всегда! были шансы, не было… Торберн просто и без затей лупил пудовыми кулаками, пускай и сам заливался кровью.
Ух, кровь горцев, вашу херову мать.
Поджав губы, я даже на миг подумал повесить на пояс ствол, а то мало ли… Но потом всё же не стал заниматься хернёй и просто вошёл внутрь, ловко подцепляя замочек магией, как в своё время делала мама Аластора.
Лязгнул металл и в глубине дома послышались грузные шаги, тяжёлые такие, словно гром предвещающий скорые пиздюли. У меня дрожь по спине пробежала, но стоило только обхватить трясущуюся руку ладонью другой, как я ощутил спокойствие. Тепло волшебной палочки проникало в меня, пробегая по телу волнами — доводя до дрожи.
Сделав уверенный шаг вперёд, я только успеть встать на первую ступеньку небольшой лесенки, ведущей на веранду, как дверь дома открылась и на пороге появился отец Аластора… Мой отец.
Сердце сжало от боли и злости на самого себя. Руки чутка потряхивало, а я сам никак не мог отвести взгляда от той бледной копии мужчины, которого помнил Грюм.
Исхудавший, с небритой щетиной и запущенными бакенбардами, которыми раньше Торберн всегда гордился. Несколько синяков на лице и полностью сбитые костяшки. Сивушный запах, вперемешку с немытым телом.
Из его рук выпала бутылка, наполовину пустая. Ядрёный аромат какого-то гаражного пойла ударил в нос, пока золотисто-янтарная жидкость разливалась по доскам, проникая сквозь увеличившиеся щели, пробитые растущими из под дома растениями.
— Ал?
Торберн сделал несмелый шаг вперёд, протягивая подрагивающую руку в мою сторону. Его пальцы, скрюченные на манер когтей гарпии, были всё ближе. И на миг… Я даже всерьёз хотел закрыть глаза, ожидая чего-то, но…
Цепкая хватка, привычная Грюму с детства — опустилась на плечо, чтобы секунду спустя меня вжали в грудь, обнимая со всей силой, на которую сейчас только был способен Торберн.
Его потряхивало. Второй рукой он обхватил меня за голову, вдавливая лицом в своё плечо. Ноги мужчины болтались ходуном и казалось, что он может упасть в любой момент, потому я подхватил его в ответ… Обнял его, позволяя воспоминаниям и чувствам Аластора взять верх.
— Я вернулся, пап.
* * *
Альбус Дамблдор сидел в укромном уголке кафе, вдыхая запах свежезаваренного кофе, который придавал ему спокойствия и умиротворения, невзирая на гремящие за окнами звуки радости и ликования.
Лондон, казалось, взорвался феерией света и звука, празднующие, истребляя пугающий гнет долгой кровопролитной войны, наполняли его улицы.
Люди смеялись и обнимались, звучали мелодии, а в воздухе витало чувство надежды. Девушки одаривали всех поцелуями, а радостные детские крики наводнили каждый уголок, вместе с красочными лентами, шарами и флагами всех стран победителей.
Потешно маршировали подростки, солдаты горланили песни, готовые пуститься в алкогольный кутёж в любую секунду, но сдерживая себя из последних сил, дабы запомнить хоть что-то из этого прекрасного и долгожданного дня.
Но в этом громе счастья, в этой океане восстановления мира от всех бед и ужасов, которые принёс его старый друг, Дамблдор оставался в стороне, погруженный в свои мысли, словно наблюдатель из другого мира.
Его фирменная улыбка исчезла, скрылась за погруженным в размышления лицом, которое лишь отталкивало случайных прохожих, забредающих в кафе.
Он не чувствовал себя достойным праздника — груз переживаний, которые он нес на своих плечах, не давал ему шанса порадоваться победе. В его глазах отражалась не просто усталость, но и горечь, которую он не мог скрыть.
Он знал, что многие из тех, кто сегодня радовался, не ведали о том, что он видел. Его ум играл с воспоминаниями, мысли одна за другой прокрадывались в сознание:
"Сколько еще страданий нам предстоит пережить, прежде чем этот мир вновь обретет душу?"
"На сколь ужасна будет следующая война, если так радуются окончанию этой?".
Устало выдохнув, Дамблдор отодвинул от себя выставленные на каждом столе бесплатные сладости. В честь дня победы, владельцы заведения, его давние знакомые, которых он знал ещё совсем юнцами — решили поделиться со всеми своей фирменной выпечкой… Но Альбусу и крошка в горло не лезла.
Кожаная папка на столе перед ним, как напоминание о его обязанностях, о тех ужасах, с которыми он сталкивался и за границей и внутри себя. Каждый раз отрывая взгляд от ликующих людей, он неизбежно возвращался к ней, прожигая её взглядом.
Она была изуродована, как и многие его воспоминания, следы пуль и огня увековечивались в её текстуре. Её содержимое было непредсказуемым. Неизвестный рунный язык, записанный в ней, вызывал во Дамблдоре глубокую тревогу. Каждый раз, когда он смотрел на неё, его охватывала непередаваемая смесь любопытства и страха.
Стоило лишь открыть следующую страницу, как в голове слышался шёпот и смех, а руки начинали дрожать, выдавая его истинные эмоции.
Он провёл пальцами по поверхности папки, останавливаясь на уголке, изуродованном временем и огнём и снова глянул на фотографию, лежащую по соседству.
На половину сгоревшая, покрытая копотью, она изображала торс крупного мужчины с объёмным животом. Удерживая в руках филигранный бокал с дорогим напитком, он явно смотрел в камеру, когда делали фотографию…
Но проклятый огонь спалил большую часть и теперь, сквозь мутный силуэт и опалённые края, была видна лишь нижняя часть лица.
На ней была запечатлена ужасная улыбка, которая, казалось, пронзала само сердце. Широкая и пугающая, полная скрытой насмешки над всем миром. Она принадлежала неизвестному, непонятному элементу, странному и таинственному, прячущемуся во тьме.
Эта улыбка способна была потушить жизнь в самых мрачных светлых ликах, она напоминала о том, что было потеряно — о союзниках, местах, которые стали обломками разрушенных мечт и надежд.
Словно насмешка. Сжав до хруста кулак, Альбус перевернул фотографию другой стороной, стараясь успокоиться и привести мысли в порядок. Даже просто смотреть на эти находки было неприятно и он ничего не мог с этим поделать.
Но проходили минуты и наблюдая за радостью на лицах молодых и стариков, видя, как мир может жить в радости и гармонии, Дамблдор вновь повернул фотографию изображением к себе, стараясь запомнить малейшие черты, всё до последней точки на пухлых щеках.
— Я найду тебя, чего бы мне это ни стоило, — произнес он негромко, словно шепотом к самому себе, прокладывая себе путь через мглу уныния. Эти слова стали его клятвой, его очередным обетом в этом мире, полном смятения и надежды.
Он знал, что предначертанное впереди — это Дорога не для слабых, и он, как всегда, будет одним из тех, кто как нельзя лучше понимал опасность этого зла, когда оно выйдет из тени.
Спустя некоторое время он поднял взгляд на праздничных людей и на его лице вновь заиграла тёплая улыбка, не из легкого счастья, а из глубокого понимания того, что радость не может существовать без горя.
— Пусть молодые празднуют. — Высказавшись в слух, профессор вытащил из кармана пару монет и оставил их на столе, зная, что семья маглорожденных волшебников как никто другие заслужили подобное за их труды. Выйдя на улицу, он взмахом руки наложил на себя заклинание от взглядов простых людей и засунув руки в карманы, неспеша начал прогуливаться по Лондону. — Пусть будут далеки от ужасов, которые я видел.
Альбус почувствовал, что людям нужно это счастье, как когда-то ему нужны были надежда и вера. Он знал, что в конечном счете мир способен возродиться, как и он сам. Да, впереди множество опасностей, сложностей и забот, но ему ли жаловаться и привыкать?
— Настрадался?
Удивленно застыв, Альбус сначала искренне испугался, но потом узнал знакомые интонации в голосе, приправленные ароматом табака.
— Немного. Не будь ко мне столь суровым, старый друг. — Обернувшись, Дамблдор протянул руку хмурому Элфиасу и получив ответное рукопожатие, впервые за день широко и радостно улыбнулся. — Я просто люблю размышлять в одиночестве…
— Чтобы мысли умных людей не мешали твоим глупым планам? Плавали, знаем. — Отмахнувшись от слов Альбуса, чем вызвал у того ещё больше веселья, Дож пристроился рядом и вместе они пошли по набережной Темзы, разглядывая корабли, катера и лодки, в обилий прибывающие в город. Разукрашенные и набитые людьми, они скользили по волнам, собирая сотни приветственных криков, ведь на многих из них прибывали солдаты… Возвращались домой. — Забавно, да?
— М? — Вяло приподняв одну бровь, Дамблдор с удовольствием наблюдал, как дети встречают своих родителей, а жены и матери обнимают вернувшихся мужчин. — Что именно?
— По сути именно мы выиграли эту войну, но никто никогда об этом не узнает. — Указав рукой на пару храбрых девушек, набросившихся с поцелуями на солдат, Элфиас похихикал с увиденного. — Не подумай, что я завидую, просто это показалось мне забавным.
— Я бы не посмел. — Добавляя в голос немного сарказма, Альбус деловито отвернулся в сторону, игнорируя недовольный взгляд товарища. — Элфиас… Каждый шаг, который мы делаем, вписывает нас в историю — не забывай об этом. Быть может нас не будут чествовать на улицах, но наши подвиги не останутся забыты.
— Надеюсь… Не хотелось бы, чтобы это повторилось вновь. — Мрачно хмыкнув и подкурив, мужчина облокотился на перегородку, вглядываясь в мутные воды знаменитой реки Лондона. — Ведь не повторится, Альбус?
Первый порыв ответить утвердительно был подорван внимательным и серьёзным взглядом старого друга. Пронизывая его с головы до ног, Дож ждал ответа на свой вопрос, хотя похоже, что он знал его куда лучше Дамблдора.
— Я не знаю… — Отвернувшись, профессор трансфигурации крепко обхватил ограду, сжимая её до побеления пальцев. — Не уверен.
— Ты действительно думал, что мы такие дураки и слепцы?
— Мы? Лорел тоже что-то подозревает? — Удивлению не было предела. Пускай после битвы со старым другом в подземельях замка, его эмоции и взяли верх, но он надеялся, что всё спишут сложностью момента и окончанием войны. — Это необычно…
— Я ей сказал. — Ухмыльнувшись, Элфиас развернулся, опираясь об оградку спиной. Игнорируя недовольное сопение друга. — Не нужно решать все проблемы мира в одиночку, мы же вроде договаривались?
Его весёлый тон дико контрастировал с убийственно серьёзным взглядом.
— Да, — несколько минут размышлений, величаво данные ему старым другом, привели Альбуса лишь к одному единственному ответу. Вытащив из внутреннего расширенного кармана папку, Альбус передал её Дожу, раскрывая на первой странице, — ты прав.
(Со следующий главы начнутся аврорские будни)
