Валяться в кровати, получая медицинскую помощь, было тоскливо. И напряжно. Душевное равновесие матушки, сестрицы и леди Мэрили заставляли нервничать куда больше, чем устранение предателей рода людского. Увы, пыточных дел мастерица, что по недоразумению считалась жрицей Светлых Богов, отпускать меня не желала. А может… того? Свалить по-тихому? Про пытки, конечно, это я угораю: тупо лежать топлес, пока меня лечат, на что-то подобное не тянет, да и сама идея побега была больше шуточной… но соблазнительной.
— Сэр Бойл, даже не думайте, — сурово посмотрела на меня священнослужительница. Высокого сана, между прочим. Жрице, на вид было лет тридцать-тридцать два, но женщина уже была одной из членов конклава Высшего Жречества.
Сейчас из её ладоней на мою рану лился тёплый и приятный свет священной магии. Вавочку уже обработали, но не заживили: всего лишь заштопали и обложили… э-э-э… припарками, наверное? Короче, толстая чистая тряпка, сложенная в несколько раз, пропитанная целебными составами. Сверху легли бинты. Была бы это обычная рана, то такого геморроя не потребовалось: залечили бы священной магией или залили зельем. Но в данный момент исцелять стандартными средствами нельзя — скверну тяжелее будет «изымать». Особенно на фоне того, что я незаметно этому сопротивляюсь.
На слова жрицы отреагировал недоумением во взгляде, под которым замаскировал удивление. Все служители Храма такие проницательные, или женщина всё же имела в виду не мои мысли о тайном уходе из Храма, а что-то другое?
— Большая часть рыцарей, которым приходится попадать в палаты исцеления, делают именно такое лицо, прежде чем… удалиться не попрощавшись, — тяжело, даже утомлённо вздохнувшая жрица явно хотела сказать что-то типа «сбежать», но этикет не позволил. — Леди Джирайя пишет хорошую литературу, несмотря на некоторые… нюансы, но рыцари ордена Листа вообще, и сэр Какаши в частности, показали доблестным юным аристократам пример… безрассудной, опасной бравады. Прерывать лечение — весьма опрометчивый поступок, как и нарушать предписания целителей, а в вашем случае, барон, это может привести к безвременной кончине. Скверна твари преисподней, загрязнившая вашу рану, чрезвычайно сильна.
— Не буду обманывать, эта мысль на мгновение пришла ко мне в голову, — решаю не спорить из-за пустяков. — Но мне необходимо дать знать о себе. Не хотелось бы, чтобы дорогие мне люди переживали в неизвестности. Или, что ещё хуже, узнали слухи от того, кто имеет привычку этими слухами делиться… не жалея красок.
— Если вам угодно, — взгляд женщины утратил большую часть суровости, а на её место пришло понимание и одобрение, — то в палату принесут писчие принадлежности, а храмовые служки доставят письмо в ваш особняк.
— Буду безмерно вам благодарен, Ваше Преосвященство, — признательно киваю одной из Высших Жриц, что выглядит, наверное, несколько комично. Благородно и благодарно кивать лёжа, в смысле.
— Сущие мелочи, — служительница Светлых Богов продемонстрировала приятную улыбку. — Это мы вам благодарны, сэр рыцарь. Если бы не вы, неизвестно, сколько добрых людей в эту ночь лишились бы жизней.
«Если бы не я и мои опрометчивые действия, подобного бы и не случилось», — недовольно подумал я, чувствуя вину за глупость. Пока отвечал жрице общими фразами в стиле: «защищать жителей Эйрума — долг аристократа и рыцаря», обдумывал сложившуюся ситуацию. В целом всё прошло удачно, но нюансы… Дьявол кроется в мелочах.
Лишняя самоуверенность подвергла многих людей опасности. Непричастных к моим делам. Тот мужчина с сыном, Асфиксия — погибли бы первыми. Ужасной смертью. За ними стали бы гибнуть мирные жители города, живущие по соседству, стража, возможно, рыцари и маги.
Да, шанс на то, что тот хилый чернокнижник заключил контракт с кем-то по-настоящему сильным был минимален, но он был. Тот же выбор ткнуть своего собрата в спину, со стороны молодого идиота-демонолога, стал для меня неожиданностью… Всё же рассчитывал я на обычное заклинание от противника, а не на явление твари преисподней. И самым моим глупым решением было — не остановить предателя-чернокнижника, а позволить ему совершить задуманное. Самомнение, ложная уверенность в себе, плохое планирование, авантюризм — вот как можно охарактеризовать меня по завершении акции.
Умение взглянуть на ситуацию со стороны, делать беспристрастные выводы, выносить вердикт и урок — этому меня учили. И мне сейчас откровенно не нравилось собственное решение. Да, «хорошая мысля приходит опосля», но произошедшее — не мелкая неприятность, а… пусть успех, но едва не переросший в катастрофу. Проход по линии границы, за которой меня ждало фиаско, а многих людей — смерть.
Разумеется, я не буду рвать на жопе волосы, посыпать голову пеплом или каяться всем и каждому. Воспользуюсь сложившейся ситуацией к собственной выгоде, но выводы сделаю. Мортимер наверняка выскажет мне пару ласковых… очень корректно и почтительно, но, тем не менее, критику я услышу. А так как мне крайне желательно поддерживать его лояльность… Нет, лояльность Штирлица не вызывает сомнений. Правильнее было бы сказать: веру в мою разумность, да. Хех…
Нужно держать уровень «демиургнутости» Мортимера на определённом уровне. Поэтому, из ситуации требуется выжать максимум. Чтобы получилось что-то вроде: «как и ожидалось от нашего Владыки Бойла», ага. Только главному герою Оверлорда для восхищения Демиургуса достаточно было… э-э-э… делать вообще всё что угодно. Демон-стратег, чей разум был законтролен жесткими установками любви к создателям, сам себя убеждал в несравненной мудрости Владыки, придумывая для любого чиха обожаемого Повелителя гениальные объяснения.
Мой случай несколько похож, но не полностью: Морт — невероятно верный слуга династии, мой учитель, наставник. К тому же он обязан оригинальному Бойлу более-менее сносным здоровьем, а уже мне — жизнью. Потому как, если бы не высоты Чёрной Магии, а после и смена «водителя» тела Бойла, старик бы склеил ласты года три-четыре назад. Но он, всё же, личность без искусственных установок в мозгу (насколько это применимо к ситуации с попаданием в корейскую игру, конечно).
В своё время я раздумывал над тем, стоит ли сохранять ему жизнь. Тогда ещё отношение к увеченному особисту было чисто Бойловское: инструмент. Полезный, но для оригинального злодея — несколько раздражающий. Мортимер мешал скрывающемуся принцу, который мечтал побыстрее «вернуть своё». Сдерживал, уговаривал не торопиться, старался удержать от излишне рисковых или чересчур спорных решений.
Возможно Морта не было в визуальной новелле именно потому, что Бойл позволил ему умереть. Этого я не узнаю. Но сам решил подлечить старика по-максимуму. Целый отпуск потратил на то, чтобы убрать из его тела все остаточные следы повреждений от тёмных артефактов, какие смог. Ещё жизненной силы в него влил аж из трёх Алых Сфер. На каждую из таких в Империи тратили по два десятка смертников, и стоили эти штуки очень больших денег.
Делать это всё приходилось в глухомани, потому что ритуалы Чёрной Магии были довольно «громкими». К сожалению, полностью исцелить старика не вышло: его очень качественно пытались убить, используя проклятое оружие. Плюс раны не были обработаны вовремя.
Именно из-за важности своевременного начала лечения и вывода из организма всякой гадости, жрица, что прибыла вместе с отрядом рыцарей и магов, сразу начала моё исцеление. Которому пришлось сопротивляться, чтобы получить больничный. Это тоже принесло некоторые последствия.
Если бы не демоническая скверна, то жрецы бы объяснили сложность исцеления мощью чернокнижника, особо паскудным проклятием, и так далее, и тому подобное. Но так как тут у нас фигурировал демон, то тяжесть вывода скверны была объяснена мощью твари преисподней, что логично. И тут у нас довольно тонкий момент: сильный чернокнижник — это плохо, а вот сильный демон в мире смертных — страх и ужас. Сильно растекаться мыслью по дереву не буду, просто скажу, что насколько продавший душу считается хуже жреца-праведника, настолько демон хуже любого, самого ублюдочного чернокнижника. Тут я, скорее всего, даже преуменьшаю.
Одержимого я порубил в самом начале превращения: глаза перестраивались, но тело ещё оставалось человеческим, а крылья не успели воплотиться. По трупу можно было уверенно утверждать только о факте одержимости, но не о силе адской твари. Вот жрецы и отталкиваются от скверны в моей ране. От того, насколько сложно её вывести. Я же им мешаю.
Как уже говорил раньше: взять от ситуации нужно максимум. Слава рыцаря, в одиночку вырезавшего ковен (пусть и не полный), и сразившего сильного демона — то, что надо. Победа над степняками принесла мне известность, но только из-за участия в том деле Её Высочества, в роли спасённой девицы. А вот чернокнижники и адская тварь уже по-настоящему значимое деяние.
В плюс идёт и мощь сотворённых мной заклинаний, и уровень «загрязнения» чернотой, и сам явившийся житель преисподней, который, наверняка сейчас исходит на дерьмо у себя дома. С его-то стороны факап был просто космический. И ручеёк силы потерял от своего погибшего раба, и сам сильно в мощи просел из-за путешествия сюда и обратно. Есть даже шанс, что демон потеряет одно крылышко, что было бы вообще замечательно.
— Через час ваше лечение продолжат, — свет из ладоней жрицы перестал литься на забинтованную грудь. — Думаю, завтра, к середине дня, скверна будет побеждена. Сэр Бойл, прошу вас, не делайте глупостей…
— Это была лишь мимолётная мысль, Ваше Преосвященство, — признательно улыбаюсь женщине. Служительница Храма выглядела несколько устало. — Обещаю, что не покину залы целителей, пока не получу на это одобрения жрецов.
— Славно, — служительница храма тепло улыбнулась. — Писчие принадлежности… — дверь в палату открылась, и в неё вошёл молодой послушник с низким столиком в руках. Из тех, которые ставят на кровать для кормёжки лежачих больных, — уже принесли.
«Раскланявшись» с одной из высших иерархов Храма, и дождавшись пока служка установит столик для письма, принялся за сочинение посланий домой и в особняк Валуа.
* * *
— От сэра Бойла? — ещё не до конца проснувшаяся Мэрили с радостным удивлением разглядела на конверте печать баронства Брэйн. Кажется, сегодняшний день будет замечательным, если он начинается с настолько приятной неожиданности.
Впрочем, леди почти сразу озадаченно нахмурилась. Дело в том, что письмо было необычным. Печать — малая, с перстня главы рода. Её ещё называли «походной» или «срочной». К тому же рыцарь Его Величества использует другие конверты. Этот явно дешевле. Не то, что Мэрили важна ценность бумаги, нет! Девушке дорого содержимое писем сэра Бойла, но непривычный конверт удивил. К тому же сегодня её «очередь» отправлять послание рыцарю… Нехорошие предчувствия всколыхнулись в душе леди Мэрили.
— Доставили ночью, Госпожа, — Мелинда тоже выглядела удивлённой. — Как узнала, сразу принесла вам…
— Ночью?! — Мэрили проигнорировала протянутый ей нож для вскрытия писем, сорвав печать голыми руками.
До слов горничной она ещё сомневалась: стоит ли перед чтением корреспонденции сначала хотя бы умыться, но если необычное послание пришло в настолько непривычное время…
Вчитываясь в строки, написанные мужчиной о котором она так часто думает, Мэрили испытывала самые разные, но неизменно сильные чувства. Её рыцарь начал с извинений за то, что письмо должно было прийти ночью: он не знал, когда Мэрили проснётся и не желал, чтобы слухи дошли до девушки раньше, поэтому решил перестраховаться. Затем сэр Бойл заверял её, что с ним всё в порядке, и переживать не нужно.
На этом месте леди Валуа поняла, что что-то случилось, после чего стала переживать. А после прочтения части, где её рыцарь рассказывал о своём текущем месте пребывания — палатах целителей столичного Храма, Мэрили ощутила настоящий приступ паники.
Она с трудом сдержалась, продолжив чтение. Наверное, если бы не заверения барона Брэйн, что у него всё в порядке, девушка уже начала бы отдавать приказы, и бросилась собираться в Храм.
Впрочем, и собираться, и отдавать приказы, она всё же начала. Спешно, нервничая, но без паники.
Её рыцарь в своём послании рассказал о произошедшем ночью довольно поверхностно, но главное Мэрили поняла: ни жизни, ни здоровью мужчины ничего не угрожает, а сам он уже сегодня вернётся в свой особняк. Тем не менее она намеревалась навестить барона в палатах исцеления, и, если получится…
— Ох, Светлые Боги… — девушка прикусила губу.
Не будет ли идея остаться с сэром Бойлом до завершения исцеления, а после сопроводить его до дома в экипаже, смотреться излишне навязчиво?
— Госпожа? — Мелинда, укладывающая волосы своей леди в простую, но изящную причёску, с вопросом взглянула на неё в зеркало.
— Нет, ничего, — Мэрили показала жестом, чтобы служанка продолжала.
Нет смысла гадать. Как и строить планы. Если сэр Бойл приуменьшил серьёзность полученных ран, то она лишь посетит его, сразу же вернувшись домой. В противном случае, можно позволить себе немного побыть с милым сердцу мужчиной. Быть может получится даже поухаживать за ним…
Девушка почувствовала, как к щекам прилила кровь, вызвав предательский румянец смущения на лице. Хорошо, что Мелинда не может слышать её мыслей.
— Леди, мне предупредить графа, что вы не будете присутствовать сегодня на завтраке?
Вопрос горничной заставил Мэрили на мгновение замереть в задумчивости. Отец последние несколько дней вёл себя… странно. Нет, не так! «Странно» — слишком мягкое определение. Граф Демпфер Валуа вёл себя шокирующе! Весь особняк, включая саму Мэрили, находился в глубоком… недоумении, мягко говоря.
Началось всё с того, что отец несколько дней назад пришел на завтрак. Временами это случалось, но довольно редко. Они встречались в полной тишине, ели в молчании, и расходились после трапезы каждый по своим делам. Но в то утро граф пожелал Мэрили доброго утра…
Она тогда рефлекторно ответила: «доброе утро, отец», и уже потом замерла в неподвижности, удивлённо разглядывая родителя. Даже служанка, прислуживающая за столом, уронила поднос с поджаренными хлебцами.
Чтобы понять уровень шока окружающих, следует отметить, что Демпфер Валуа никогда не приветствовал никого первым. Только Его Величество удостаивался подобной чести. Но это, скорее, из-за протокола общения с монархом.
По каменному лицу графа сложно было сказать что-то определённое. Он даже на неуклюжую горничную не обратил внимания, безэмоционально приступив к завтраку. Леди Мэрили последовала его примеру, но сама она была далека от спокойствия. Правда мысли в голове отсутствовали, уступив место крайнему удивлению.
Впрочем, уже к концу трапезы наследница дома Валуа выбросила из головы произошедшее. Неизвестно, что пришло в голову графу, но холод его глаз и ничего не выражающая маска на лице говорили лучше всяких слов: ничего не поменялось…
Так думала она, до следующего утра и… одновременно до следующего присутствия отца за завтраком. Второй день подряд. Такого не происходило уже много лет, а уж после его «доброе утро, дочь», Мэрили всерьёз начала сомневаться, не подменили ли графа!
«Доброе утро, отец», — ответила она, и словно прыгая в омут спросила: «как вам спалось?».
«Прекрасно, а тебе?», — ответ Демпфера Валуа был подобен раскату грома. Отец… поинтересовался, как ей спалось!!! Мэрили едва смогла пролепетать в ответ что-то о замечательном сне, после чего начала думать о том, как бы незаметно отправить послание в Храм и Магическую Башню… Может даже написать Его Величеству?
Благо, панические мысли довольно быстро оставили её: перстень главы рода, надетый на палец графа, лучше любого жреца говорил, что сидящий перед ней мужчина — её отец, а не двойник созданный злодеями. Магия, заключённая в этом артефакте, не позволила бы надеть кольцо самозванцу, как заблокировала бы любые попытки повлиять на разум хозяина. В том случае, если бы отца опоили, артефакт отправил бы соответствующий сигнал в Магическую Башню. Если бы он потерял сознание — то же самое.
У самой Мэрили также был подобный артефакт: тонкое колечко, в котором присутствовали те же функции, что и в перстне отца. Баснословно дорогие магические безделушки, гарантом работы которых была не только Башня, но и её Хозяин. И как бы Мэрили не относилась к Бэдэ, но назвать этого мерзкого колдунишку некомпетентным — было просто невозможно.
— Я сама извещу отца, — решила Мэрили, признательно улыбнувшись Мелинде.
Она не знала, что побудило графа обратить не неё внимание. Не знала, но даже подобие родственного общения… Мэрили не хотела быть той, кто прервёт цепочку утренних встреч. Особенно на фоне вчерашнего утра, когда они с отцом по-настоящему беседовали. После очередного взаимного приветствия её родитель, внезапно, начал рассказывать о недавних переговорах. Довольно странных, если говорить откровенно. Отца попытались обмануть, причём весьма прямолинейно и даже как-то наивно.
«Абсурд какой-то», — прокомментировала рассказ девушка, уже устав удивляться, и думая, что ничего более шокирующего, чем рассказывающий истории граф не сможет увидеть. Она ошиблась. Буквально через мгновение девушка вновь была поражена.
«Но забавный, не правда ли?» — спросил отец, и Мэрили была готова поклясться: на мгновение, едва заметно, но уголки губ Демпфера Валуа дёрнулись в намёке на улыбку.
«Действительно», — ответила она, засмеявшись. Не столько из-за рассказа о том, как какой-то дурачок многие недели оббивал порог дома Валуа, чтобы попытаться обмануть лучшего дельца королевства, сколько от шока. Смех был больше похож на истерику: нервный, наполненный недоумённым неверием. И он очень быстро заглох под внимательным, немигающим взглядом отца.
После этого они в молчании позавтракали. Привычная тишина, нарушаемая едва слышным позвякиванием столовых приборов, умиротворяла и успокаивала беловолосую. В конце трапезы она даже смогла в полной мере успокоиться, хоть ни одного ответа на свои вопросы и не получила. Как оказалось… успокаивалась она зря.
Перед тем, как подняться из-за стола, граф вынул из-за полы камзола небольшой блокнот, пролистнул несколько страниц, внимательно вчитался.
«Хорошего дня, дочь. Я был рад нашей беседе», — на этих словах мужчина поднялся, и в гробовой тишине направился к выходу.
«Хорошего дня, отец. Спасибо за разговор», — почти крикнула ему вдогонку девушка, едва успев отойти от шока. На это граф лишь кивнул, не остановившись и не обернувшись.
Лица слуг… нужно было видеть. Особенно выделялся старый секретарь отца, один из ближайших, доверенных людей рода Валуа. Взгляд пожилого мужчины, вместо обычной холодной невозмутимости, из-за которой часто проглядывала ненависть и отвращение при взгляде на Мэрили, сейчас был наполнен каким-то священным ужасом. Это было настолько… приятно, что алоглазая дворянка на мгновение забыла о том, что сама находится в состоянии шока, и мстительно, злорадно ему улыбнулась. Получилось настолько хорошо, что тот, вздрогнув, практически побежал за своим хозяином.
Сейчас Мэрили вспоминала ту улыбку с нежностью и сожалением. Старик погиб. Настолько глупо, что наследница дома Валуа только разочарованно цыкнула, узнав подробности. Вчера, пока она была в Академии, две новых служанки стали свидетельницами его гибели в библиотеке. Пожилой мужчина банально упал с лестницы, свернув себе шею. Так что та улыбка оказалась единственной местью от леди Валуа. Радость и разочарование — вот что испытала Мэрили, узнав, что отец сменил секретаря на нового, менее ненавистного девушке.
— Отправь Виту в Академию, пусть известит, что я сегодня не буду посещать занятия. После — жди меня в экипаже. — оглядев результат работы Мелинды, распорядилась Мэрили.
Тёмно-синее платье, пошитое в так нравящемся сэру Бойлу «лёгком» стиле. Отсутствие драгоценностей… обусловлено тем, что имеющиеся у неё украшения или абсолютно безвкусны (их назначение было в банальной трате денег), или совсем не подходили к этому наряду. Едва заметный, лёгкий макияж, простая причёска, создающая впечатление распущенных волос…
Всё это нравилось её рыцарю. Мэрили наблюдательна, она легко заметила, что барон Брэйн отдавал предпочтение максимальной естественности в образе леди. К тому же, мужчина был в каком-то смысле слишком прям в своих словах: сложно было не отметить, насколько более пылкими были его комплименты именно в отношении подобного образа.
Сэр Бойл любил распущенные волосы. Ему нравился минимум косметики. Он восхищался лёгкими платьями, а не наряды по имперской моде, которые не могла позволить себе леди Мэрили из-за слабого здоровья. Удивительно. И восхитительно.
Она изначально выпячивала бледность своей кожи, старалась продемонстрировать всем и каждому белые волосы, никогда не прятала красные глаза. И если для неё, изначально, это было вызовом обществу со стороны «дочери скорби», то для её кавалера внешность Мэрили стала предметом восхищения.
Высший свет полон сплетен, шепотков и слухов. Более того, некоторые леди и джентльмены не стесняются высказывать своё мнение таким образом, чтобы обсуждаемый прекрасно слышал, что о нём говорят.
До ушей наследницы дома Валуа уже не раз доносились грязные, порочащие её рыцаря обсуждения. Что новый барон, выскочка, решил не останавливаться на дарованном Его Величеством титуле, что он наметился на графство Валуа. Те, кого она смешивала с грязью, иногда не по одному разу, не могли упустить такой шанс попытаться нанести удар по Мэрили. По её уверенности, по надеждам, мечтам, чувствам.
Только вся эта грязь не имела даже шанса запятнать её рыцаря. Невозможно. Просто невозможно подделать его взгляд. Нельзя сыграть нежность и приязнь, не получится фальшиво демонстрировать страсть. Не с ней. Может Мэрили и молода, может её здоровье и оставляет желать лучшего, может у неё нет друзей, но подлость, презрение, ненависть, злобу, отвращение… Она знает их в лицо, она видит даже тень лжи и лицемерия, направленных на неё. Всего этого не было во взгляде барона Брэйн. Как и во взгляде маркиза Лупердель.
Только вот… Пердос смотрел на неё без негативных чувств, без отвращения, но с жалостью. Сейчас она могла честно признаться себе: молодой дворянин жалел её. Относился как к… больной…
В глазах же сэра Бойла Мэрили видела уважение. Не жалость, но сочувствие, желание защитить, поддержку. Рыцарь не жалел её, словно увеченную псину, он был рядом, подставлял плечо. Каждый раз, находясь со своим кавалером Мэрили чувствовала безопасность, тепло, комфорт. Видела в его взгляде восхищение. Могла разглядеть в отражении глаз желание… не денег рода Валуа, не титула, который он сможет получить в случае их свадьбы. Желание обладания ею, Мэрили.
Последний взгляд в зеркало, брошенный с целью убедиться, что всё идеально. Решительный кивок, после чего она направилась к покоям отца. Может кто-то осудил бы её за прихорашивания перед посещением больного, но Мэрили, подумав, решила, что лучше прибыть в облике, который нравится её рыцарю.