POV. Памела.
Новый день пасмурный, как и вчера. Угнетающий и недобрый. Выступление будет проходить сегодня, и я нервничаю. На кону стоит моя карьера… моя мечта.
Я надеваю костюм и заканчиваю грим скользящим пальцем, оставляя две капли на щеках. Теперь я совсем не я. Я метательница ножей, беспристрастная и хладнокровная актриса. Я откладываю кисточку на стол и медленно выдыхаю, теперь этому образу предстоит выйти туда и показать, на что он способен. От одной лишь мысли, что я облажаюсь на глазах у сотни людей, по моей коже пробегают мурашки.
Каждое новое выступление на арене для меня как в первый раз, будто я вновь и вновь учусь стоять на сцене так, чтобы не поскользнуться на месте и не упасть носом.
Я настраиваюсь перед представлением… когда дверь за спиной открывается. На пороге появляется Антонио. Он тихо заходит в гримерку, оглядываясь себе за спину, будто за ним кто-то следит. И мне кажется это нездоровым. Антонио приветствует меня и быстро проходит к задней двери, замирая в ожидании. Тишина… и волнение. Внезапно в дверь, перед которой стоит Антонио, стучат три раза. Он открывает её немного дрожащими руками. На пороге возникает черная тень, которая куда выше, чем рама для двери.
Незнакомец входит внутрь, хлопая сапогом по деревянному полу и прижимая черный плащ к себе. Он высокий и носит черную шляпу, скрывающую лицо, а на лице безразличная маска клоуна, белая, и какая-то неестественная. Что это… за наряд? Кто он такой? Почему он здесь?
— Ты был незаметен?
— Более чем, амиго.
В тихой речи между ними витает что-то неясное, но Антонио явно преображается.
— Хола, Амиго… Буэнас тардэс. Я думал больше не увижу тебя, но ты все-таки здесь.
— Я не мог оставить Цирк в руках этих мерзавцев, — неизвестный раскрывает плащ в районе колена и показывает большой бинт, охватывающий сильные, почему-то даже красивые икры… — но как видишь, я все ещё не в состоянии долго стоять на ногах.
Грегори?!
— Всего два дня, два дня тебе нужно будет поработать для меня. Этого хватит. На этот раз я не позволю им тронуть тебя, да и они не успеют.
— Ты уже узнал, кто рассказал им, где я буду?
Я вздрагиваю, прижимаясь к столу.
— Ещё нет, но будь уверен, мы найдем предателя. Он заплатит за все.
— На больничной койке лежать мне совсем не по душе пока ты все здесь разгребаешь, — в разговоре с Антонио, здоровяк между делом оборачивается на меня, и смотрит из-под маски блестящими глазами.
— … ты извини меня, но мне больше не у кого просить помощи, Грегори. Без тебя нашему цирку конец, ми кэридо амиго.
Грегори кивает.
— Как… ты оказался здесь, Грегори? — удивлено спрашиваю я, вставая со стула.
— У тебя дрожат руки, — указывает он на меня большим пальцем.
Теперь и я это замечаю, обхватывая дрожащую ладонь рукой. И в самом деле… не могу ничего с собой поделать.
— Ты в порядке?
В глубине души я верила, что больше никогда не увижу Грегори.
— Все в порядке. Я просто очень рада тебя видеть, — улыбаюсь я.
— Поговорите позже. Сейчас нужно заняться делом! Когда Памела закончит открытие дня, ты должен будешь показать свое представление, Грегори.
— Да, конечно. Думаю, как-нибудь справлюсь… только дайте мне воды и немного посидеть. Я утомился с дороги.
— А-а-а! Эс нустре камино! — Антонио вскидывает тощие руки, — что же ты сразу не сказал? Памела! Принеси Грегори чего-нибудь попить и перекусить! В столовой должно быть полно еды.
Я киваю и рывков выхожу из гримерки. Ничего не могу с собой поделать, меня трясет. Вместе со своими тревогами, я покидаю Грегори и Антонио, закрываю дверь между нами, и тут же прижимаюсь к двери, приводя неровное дыхание в норму.
— Не понимаю, почему он здесь? — пока я спрашиваю себя, стены и потолок передо мной будто сжимаются, окружая меня со всех сторон. Деревянные полы неожиданно скрипят… и со стороны лестницы кто-то идет.
Все здесь словно против меня.
— Памела, что-то случилось?
Я оборачиваюсь на Огнедышащую. Она медленно идет ко мне, ничего не подозревая и осматривая часть обожжённых пальцев на руках. Она говорит, на её представлениях хотя бы кожа должна сгореть, иначе люди не будут впечатлены.
— Все нормально.
Мои ноги толкают меня вперед и проносят мимо Огнедышащей, словно я невесомая тень. Неестественно сближаются стен. Мир вокруг меня словно дышит. И я не замечаю, как оказываясь среди столов и еды, в пустующей столовой, сложив руки на столе в холодном поту. Закрывая очередную дверь, чтобы вновь оказаться совсем одной, как и когда ушла от родителей.
Но как бы я не старалась отстраниться, кто-то вечно преследует меня. Даже когда я стараюсь забыть о том, кто я на самом деле такая.
Стук в дверь. Я оборачиваясь на недвижимую дверь, и тихо обращаясь к тишине за ней:
— … Памела, твой телефон, — отвечает детский голосок… Лусии.
Я замечаю в её руках свой телефон, и он вибрирует, как стены вокруг меня. На черном экране смартфона высвечиваются две буквы, которые не должен увидеть никто:
— Тебе звонит какой-то СТ.
Я выхватываю телефон из рук Лусии, она вздрагивает, и пропадает за дверью.
— Спасибо… И прости.
В руках все ещё вибрирует телефон. Это звонок, не предвещающий ничего хорошего от человека, который отравил всю мою жизнь.
Я нажимаю принять вызов.
— Эй, — из трубки доносится прокуренный голос мужчины за сорок, — ты где там пропадаешь, Памела? Я уж подумал, ты зассала и решила сбежать.
Сглатываю и собираюсь с мыслями. Для него это шутка, а я бы только рада так сделать.
— Если тебе есть что говорить, говори. Я занята приготовлением к представлению.
— Да-да… знаю. Птичка уже напела, что у этого дрянного старика сегодня важное представление. Скажи-ка вот что мне, Памела… — градус в его словах накаляется, — какого черта в объявлении сказано, что сегодня выступает Силач?
— Я не знаю.
— Как это ты, нахрен, не знаешь?! Я за что плачу тебе деньги, сучка ты тупорылая? За то чтобы ты нихрена не знала?
— Я правда не знаю, — выдавливаю я, отходя подальше от двери, чтобы никто нас не услышал. Сердце бешено колотится. Небо через окно хмурится на меня осуждающе.
— Тц… хочешь сказать, что старик ничего тебе не рассказал?
— Мне кажется, что он что-то заподозрил с прошлого раза. Я и сама не думала, что он это всерьез, — говорю я, беря в руку листок с сегодняшней программой. Там действительно есть выступление Грегори. До сих пор не верю, что это правда, ведь я сама видела Грегори в больнице.
— С прошлого раза? Да что он мог заподозрить? Этот осел тупее любого барана.
— Антонио не так глуп, как может показаться. Он постоянно рассказывал о своем прошлом, говорил, что однажды ему приходилось иметь дело с какими-то мерзавцами. Он говорил, «но теперь я им не дамся». Имен тех «мерзавцем» Антонио не называл, но я сразу поняла, что речь…
— Ам… да понял я, только не мямли, — чавкание и мычание, — ясно. Значит, тупорылый старикан все-таки кое-что усвоил. И какого хрена ты рассказываешь мне это только сейчас?
— Я думала, что вы уже все знаете.
— Да хренас два! У меня что, больше дел нет? Ты там не за отсаживание задницы получаешь по двести баксов, –тяжело вздыхает он, кажется, готовый испепелить весь мир своим перегаром. Не знаю, как его, но мой уже почти догорел. — Короче, старик подозревает тебя или нет?
— Не знаю, но… наверное, да.
Это я рассказала ему, где и когда будет Грегори, чтобы Стэнли смог незаметно избить его.
— Ясно. Что там происходит? Он нашел другого Силача?
— Нет… Грегори вернулся.
Молчание, долгое. Слышу, как Стэнли опирается о что-то и молчит.
— Чушь какая. Ты уверена?
— Да, это точно он. Я узнаю его мексиканский акцент, а ещё его рана… — мне тяжело об этом говорить, но я должна знать правду. — Я думала, что вы сломали ему ноги. Это же правда…?
— Я хорошенько прошелся по его коленям, — Стэнли замолкает, — по крайней мере я так думал. Треск был такой, что гребанная маримба. Видимо, нужно было бить сильнее.
Примечание.
Мари́мба — ударный музыкальный инструмент, родственник ксилофона.
— Значит, этот кусок дерьма надеется на свой трюк, — он сплевывает, — не, ну ты слышал, Клинт? Тот мексиканский ублюдок вернулся в цирк!
Между ними затевается матерный разговор, пока я в молчаливо вслушиваюсь в биение сердца. Виски болят, давят. Я склоняю голову.
— Короче, я самолично приеду посмотреть, что за херня происходит. И молись, чтобы все это оказалось твое бабской психнёй.
Я отвожу трубку подальше от рта и тихо, протяжно выдыхаю. Я бы и сама не отказалась, чтобы это все было ложью.
— … что… что вы будете делать, если Грегори и вправду вернулся?
— А? Какая тебе разница?
Я поджимаю губы, вместо того чтобы сбросить эту гребанную трубку, и виню себя за все.
— Я… хочу знать.
— Что ты? Говори внятно!
— Я хочу знать, что вы сделаете с ним.
Клинт вздыхает, кажется, проводя пальцем по губам.
— Это очевидно, детка. Ты уже все забыла?
Перед глазами проносятся мерзкие воспоминания. Кровь на асфальте и дождь. Мой страх и кошмарные крики. Нет, конечно. Просто не смогла бы.
— Я не думала… что вы сделаете это.
— Сделаем что? — холодно говорит Стэнли, — … эй, Памела, только не говори мне, что ты…
Я не думала, что они сломают Грегори ноги…! не думала, что они зайдут так далеко, когда помогала им! Если бы не это, я бы никогда…
— Памела, не молчи! Ты слышишь меня?! Хватит врать себе! Ты сделала это ради себя, а значит уже погрязла во всем этом дерьме. И не вздумай надумывать себе этот бабской чуши, якобы ты там что-то не сделала бы. А даже если так, ты ничего не изменишь. Смирись с тем, что глубоко в каждом из нас есть гнильцо, от которого хочется воротиться, — он замолкает. — Если легавые что-то прознают, тебе крышка. О том, как ты подставила здоровяка, или о том, как помогала нам найти его и разделаться с ним, или как ты стояла в стороне и смотрела, как мы его отделывали, но ничего не сделала. От этой херни ты уже не отмоешься. Легавым плевать. Впрочем, как и всем остальным. Ты это знаешь лучше других, не так ли?
— …
— Памела. Ты меня слышишь?
— Слышу.
— Ты мечтаешь попасть на самую лучшую сцену. Для этого нужно перестать сомневаться. Тебе нужны деньги. Рекомендации. Ты же не хочешь вернуться на улицу, где на тебя всем было наплевать? Туда, где общаясь с людьми, ты могла получить лишь чашку лицемерия и горсть неприкрытой лжи. Помнишь, как тебя обманули и выбросили под дождь, и я нашел тебя?
— Помню.
— Я обещал тебе место и деньги, и я дал тебе место и деньги. Ты помнишь мою доброту, Памела?
— Помню…
— И даже не думай, что тебе повезет без меня. Не равняй себя в этими наивными придурками, которые думают, что у них все выйдет само собой. Ты умнее всех этих наивных уродов, черт тебя подери. Слушай. Сколько людей училось с тобой в школе и где они сейчас? Дай угадаю, они в дерьме. Ты делаешь это в первую очередь для себя. Не для того старого ублюдка или лысого конча, который нихрена кроме штанги поднять не может. Думаешь, этим «умникам» есть до тебя дело? А? Да нихрена. Они оставят тебя так же, как и все остальные. Ты умная, должна все понимать. Если бы не ты, этот плешивый старикан давно бы уже просрал все, но он использует тебя, а когда использует, оставит одну. Поэтому ты продолжишь делать то, что я тебе говорю и мы оба будем счастливы. Я тебя не обману и дам то, что уже давал. Деньги и возможности, Памела. Верь мне.
— …
Стэнли сбрасывает звонок, а я медленно скатываюсь на пол по стене, ощущая как мир вокруг меня сжимается до одной точки. Телефон падает из рук. Я могу только сделать то, что он просит, иначе окажусь на месте Грегори или Антонио. Сейчас я сижу, а потом выйду и должна буду притворяться, что все нормально. А если не сделаю, то… Стэнли не оставит меня в покое.
— Памела…?
Дверь медленно отрывается. Входит Лусия.
— Ты что, плачешь?
— Нет… — я смотрю на руки, и вижу размазанные пятна от грима, мокрые и склизкие, как и моя душонка, — Нет, нет. Это просто грим испортился. Не обращай внимания, — я отворачиваюсь, сжимая грязные руки, — я сейчас все приведу в порядок, а ты иди, хорошо?
— Угу-м, — кивает она.
Губы предательски кривятся.
— Вот и молодец.
Смотрю на спинку уходящей Лусии и краем глаза замечаю, что её глаза ещё совсем наивные и добрые. Прямо как у меня, когда я только начала мечтать о выступлении на Большой сцене.
— Лусия.
— Ммм…? Что такое, Памела? — она разворачивается ко мне с непониманием.
— Когда закончится представление, давай сходим с тобой куда-нибудь перекусить.
…хотя бы так они не увидит то, что ей предстоит. Рано или поздно нам всем приходится взрослеть.
* * *
Лусия уходит, а я привожу себя в порядок в туалете. Не знаю, насколько меня ещё хватит, но у меня нет выбора. Если все получится, у меня будут деньги…
«Если Стэнли увидит Грегори, он вновь сделает это…» — проносится ужасная мысль в голове, и меня пробирает холодная дрожь.
Что мне делать…?
— Памела, Памела, ты где?! — раздается голос из коридора.
Антонио находит меня в туалете.
— Что с твоим гримом? Почему ты ещё не готова?
— Да… я просто немного это, — махаю рукой перед лицом, — ударилась носом о стенку.
Антонио распахивает глаза.
— Ударилась? — не понимает, а потом спохватывается и хватает меня за руку, тащит за собой, — не теряй время на всякие пустяки, ты открываешь представление! Публика ждёт! Быстрее, быстрее!
Антонио подгоняет меня, толкая к гримёрке в приступе возбуждения. Я утыкаюсь в дверь и застываю у входа спиной. Его ладонь хлопает по стене, вторая зависает у смуглых губ с неровными зубами.
— Слушай меня, это наш шанс пережить весь этот ужас, — говорит он, с налитыми кровью глазами, будто обезумевший, — не знаю как, но Грегори смог встать с койки. Если мы не сможем воспользоваться этим, нам конец.
Он говорит о «нас» только когда ему это выгодно, а в остальное время называет цирк только своим.
— Думаешь, он справится?
— Не знаю, но разве это важно? — Антонио нервно усмехается, — благодаря тебе у нас точно все получится. Этот придурок Стэнли не знает, в чем настоящий секрет нашего представления. Я уже думал он все прознал и знатно испугался, но ничерта подобного. Пока у меня есть ты мы справимся. Пусть Стэнли хоть трижды сломает Грегори, пока он не знает о тебе, мы все сможем сделать и разбогатеем как никто другой!
В безумных глазах Антонио мелькают хаотичные огни, от которого берет дрожь. Я еле удерживаюсь на ногах под его натиском и пытаюсь понять, почему людям так плевать на других людей.
— Когда начнется представление, сделай это вновь. У тебя сегодня много работы.
— Да… хорошо.
— Не вздумай меня подвести, Памела! Только не вздумай меня подвести! Я столько всего для тебя сделал, и ты не посмеешь подвести меня сейчас, — он думает только о себе, хотя его напарник может вновь попасть под удар.
Когда Антонио уходит, я направлюсь к своему столу и встаю напротив зеркала, предаваясь мимолетней тишине.
— И помни… я храню твой секрет только потому, что ты мне помогаешь, Памела.
Зря я доверилась ему.
— Ты чудовище, но в цирке тебе самое место. А теперь выходи на сцену и начинай представление.
Такой же, как и все.
Я выхожу к ликующей толпе. Фонари направлены на сцену, я кланяюсь, здороваюсь с публикой и беру кинжалы. Их дыхание застывает в ожидании представления, пока их возбужденные взгляды блуждают по моем телу, останавливаясь на сверкающих ножах в моих руках. Большая часть из них в ожидании Того Самого Силача, ради которого они и собрались сегодня.
Мне неприятно быть разменной монетой и чужим инструментом, но как бы я не старалась, иначе жить просто не получается. Разве есть во всем этом смысл, если я не могу быть свободной в своем выборе?
«Мне очень нравится, как ты обращаешься с кинжалами. У тебя настоящий талант»
Тогда слова Кларка звучали так искренне. Я не могла поверить и так обрадовалась. Но сейчас это все не имеет значения. В конечном счете он такой же, как и все.
Метание ножей вызывает во мне бурю эмоций и приятную эйфорию, от которой я забываюсь. Для кого-то это просто представление, но для меня это колыбельная. Даже если моя мечта рухнет на пути к цели, я не буду жалеть о проделанном пути.
Сейчас это единственное, что удерживает меня на плаву в этом прогнившем мире. Даже когда мою страсть используют в нечистых целях, я плыву по этому опасному течению пока могу, пока вижу свет, в этих неясных цирковых фонарях и безразличных пляшущих тенях.
А когда все заканчивается, я кланяюсь, разводя руками, словно должна им всем, а не они пришли посмотреть на меня. По лбу и шее стекает пот, но я держу грацию и улыбку, которую нельзя терять перед публикой, даже если в душе гнездится скорбь и отвращение к себе.
Через скамейки поближе к первым рядам проходят два мужчины в пиджаках и шляпах, которых я замечаю краем глаза, и выпрямляюсь. Это Стэнли и Клинт. Значит, они уже пришли.
— Памела… что ты делаешь? Скорее заканчивай представление! — шепчет Антонио, выглядывая за сценой.
Только благодаря своей маске я остаюсь хладнокровной. Я объявляю выступление Силача Грегори и прощаюсь с публикой как ни в чем не бывало, но если присмотреться к стенам, они все так же дрожат, словно угрожая раздавить меня.
Я выхожу к Антонио за сцену и встречаю его безумный взгляд.
— Давай, иди на позицию и готовься использовать свою треклятую магию.
— Хорошо.
— И не вздумай облажаться.
Помощники выводят Быка, который медленно плетется к центру площадки. Он черный, очень послушный, и не сильно большой, около пяти ста килограмм. Антонио специально нашел зверину по меньше, чтобы не возникло проблем.
Я выхожу через задний ход и прохожу к задним рядам скамеек сбоку, прячась за зрителями и высоким ограждением. Меня не видно, но за то я хорошо вижу, что происходит на площадке сбоку. Силач выходит с поднятыми руками, приветствуя публику. Все удивлены, что он носит маску, а я до сих пор не верю, что это наш Грегори, хотя сказала Стэнли обратное. Смотрю на скамейки, где сидят Стэнли и Клинт, и вижу их сомнения. Они тоже не верят. Все мы думаем, что Антонио нашел замену Грегори и надул нас всех. И я хочу верить в это, потому что, если это будет кто-то другой, наверное, мне будет легче. Тем не менее, мои глаза невольно расширяются, когда Грегори снимает маску и обнажает широкие усы с лысым затылком… это действительно он… Стэнли и Клинт тоже удивлены.
Нет… этого не может быть.
— Как же так…?
Если я помогу Грегори исполнить трюк, они вновь изобьют его или даже убьют.
Но я должна сделать это, иначе…
«Таким как ты достаточно просто идти вперед, чтобы добиться цели. Тебе не нужно рисковать и переходить черту. Я могу…» — слова Кларка почему-то так настойчиво звучат в моей голове.
Интересно, что он хотел сказать, прежде чем я сбросила трубку? В общем-то, уже неважно. Уже поздно об этом думать. Ничего неподозревающий Грегори уже подходит к Бэку и готовится к представлению. Люди в ожидании того, как он поднимет быка. Наконец-то Грегори ныряет под него и обхватывает его по бокам крепкими руками. Он делает рывок, чтобы поднять его, и замирает на месте, пыхтя от напряжения. Его мощные ноги упираются в землю, в попытке преодолеть человеческую слабость и поднять быка могучими плечами как это было раньше.
Не все это бесполезно, потому что ни один человек на свете не способен поднять такого быка чистой силой. И все те разы, что Грегори поднимал его, на самом деле зависели только от меня.
— Памела!!!
Антонио выбегает из тёмного коридора.
— Что ты делаешь, чертовка?! Почему ты не делаешь это?! Почему ты не поднимаешь быка?!
Дело в том, что все это время Быка поднимала я.
— Я не могу.
Если я это сделаю, Стэнли убьет его. Уж лучше твой цирк рухнет, чем я позволю Грегори умереть. Только сейчас я поняла, что больше не повторю прошлых ошибок, ведь жизнь во лжи мне надоела.
— Я так больше не могу!
Антонио замирает на месте с широкими глазами. А стены вокруг меня тем временем сжимаются и мешают дышать.
— Памела… да как ты смеешь, гребанная ты сука! Я дал тебе возможность выступать в моей цирке, я дал тебе деньги, учил тебя, а ты, неблагодарная сука, не можешь исполнить простейшую просьбу?! Что тебе это стоит?!
А мне уже все-равно.
— Ты эгоистичный ублюдок, такой же, как и Стэнли! Вас интересует лишь собственная нажива, и вы оба не постесняетесь использовать других ради своей выгоды! Теперь я понимаю, почему раньше вы сотрудничали! Вы оба моральные уроды!
Антонио шокировано замирает на месте. В его глазах непонимание, злоба, и ясность. Кажется, он наконец осознал, что происходит.
— Так это ты была ты… ведьма. Это ты сказала им, где будет Грегори?
— …
— Хитрая ты змея… так вот как все было! Ты рассказала ему все, про свою чертову магию?
Антонио идет ко мне, хватает меня за плечи и толкает к стене.
— Глупая Памела! Ты не понимаешь, что сотворила! Ты не принадлежишь сама себе с тех пор, как оказалась здесь. Ты моя циркачка, и если ты попытаешься сбежать, я сделаю все, чтобы твоя жизнь была кончена! — Антонио пыхтит, ударяя меня о стену.
— Я не буду…
— Ах ты непослушная стерва!
Антонио бросается на меня, и от страха я взмахиваю рукой. Всего секунду назад казалось, будто сейчас он ударит меня, но его тело резко подлетает в воздух и бьется о перекладины, падая вниз. Только что… я отбросила человека силой мысли.
— Эй, что там происходит?! — раздается крик сверху, с верхних скамеек.
Люди что-то замечают, шепчутся, оборачиваются. Я медленно отхожу назад, не зная, что мне делать. Теперь для меня все кончено. Антонио не прав, я не рассказывала Стэнли о своих способностях, боясь, что он превратит меня в свою игрушку, как это сделал Антонио, но это уже не имеет значения. Я думала, что они поубивают друг друга, а когда увидела, как они это делают, поняла, как сильно ошибалась.
— Ты… — говорит Антонио, бледнея, как смерть.
— Я не хотела.
— ВОУУУУ!!!!!!
— ОН СДЕЛАЛ ЭТО!
Мы с Антонио замираем, моргая друг на друга. Он оборачивается на площадку, цепляясь за перекладину скамеек, и раскрывает рот.
— Невероятно, ты все-таки сделала это… Ты превзошла сама себя!
— Нет…
Антонио оборачивается на меня с безумной улыбкой, и мигает глазами.
— Я ничего не делала. Он… сам делает это…
Прямо перед моими глазами, на глазах у всех зрителей, человек по имени Грегори не только поднимает быка на свои плечи, но и вскидывает его на свою ладонь ловким жестом, поднимает его ещё выше, словно тот пушинка, и по моей коже пробегает дрожь.
Даже с моей силой такое сделать невозможно.
— Это невозможно! — ошеломленно кричат мужчины.
— Он такой сильный! — восторженно кричат женщины.
— Он невероятен, — восхищаюсь я.