Валентин Михайлович Серов относился к той породе ученых, что связал с наукой и научной работой всю свою жизнь. Отними гражданскую одежду, очки, наряди в камку — все равно за версту будет видно: профессор идет! Даже если и ползет.
— Но простите, как так вышло? — было заметно, что ученый едва сдерживается, чтобы не начать себя щипать. — Мы же не в детской сказке. Юлечка… Я помню, Ира и Саня ко мне на дачу приезжали… Года два тому назад? Или три? Так она в куклы соседскими детьми играла!
— Детки нынче быстро растут, — Синицин с огромным трудом не дал прорваться в голос ноткам сарказма. — С ровесниками — куклы, а с папой — кендзюцу, высшая математика, многомерная геометрия и физика Пространства. Не в курсе?
— Александр мне говорил… — обескураженно ответил Валентин Михайлович. — Что для своего возраста дочь делает невероятные успехи, буквально глотает знания, если ей интересно… И что про физическое развитие они с Ирой не забыли…
Серов потеряно покачал головой… и поймал взгляд собеседника совсем с другим выражением лица.
— Послушайте, Виталий Федорович, вы ведь меня зачем-то обманываете. Так не бывает и быть не может! Я ведь и так готов сотрудничать и настроен максимально лояльно!
— Сами все скоро увидите, — покачал головой генерал-майор.
Оставшиеся несколько минут до дверей аппартоментов Юлии Жаровой оба молчали, каждый думая о своем.
— Дедушка-а-а-а!!! — внучка на радостях едва не повалила дедушку, с разбега повиснув у него на шее. Правда, сама же и не дала упасть, едва тот пошатнулся, потеряв равновесие. — Я так рада тебя видеть! Мне две недели назад сказали, что ты нашелся — и я так ждала тебя!!!
— Вернусь через полчаса, — тактично вышел в коридор генерал-майор. И слово сдержал.
— Дед, да тут все просто! Смотри! — первое, что услышал Синицин, открыв дверь.
Ученый и его внучка-школьница работали в едином виртуальном объеме. Дочь Жарова снабдили десятком очков дополненной реальности премиум-класса, уже настроенных на проведение локальных собраний. Так что Виталию Федоровичу только и оставалось, что взять свободные.
— Вот, вот и вот коэффициенты, — Юля показывала деду на какую-то размашисто написанную математическую выкладку на виртуальной доске. — Представь себе, как это выглядит, и сразу станет все ясно!
— А ты сама можешь себе представить шестимерную фигуру в двенадцатимерном прострастве? — ехидно спросил дедушка внучку тем самым добрым тоном, от которого студенты на экзаменах холодным потом покрываются.
— Да что там сложного? — удивилась Жарова.
— Только изобразить не можешь? — все тем же тоном поддакнул ей Серов.
— Деда, и ты? — наконец-то уловила контекст Юля. — Изобразить не могу, но могу показать. Сейчас принесу, подожди.
— Иш, егоза! — весело прищурился ей в спину профессор. — Но Саша с ней и впрямь хорошо занимался. Курс на второй я бы её сразу принял. Для более старшего базы все-таки не хватает. Кое-что она точно из файлов отца вытащила и запомнила, я впечателён! Но теоретической базы нет, и эти объяснения…
В этот момент вернулась Юля, двумя руками удерживая перед собой… кусок железнодорожного рельса? Вернее, кусочек: кто-то вертикально выпилил из целого рельса часть сантиметров десять длиной. На спиле белой краской стояла отметка “обр. №109”. А еще девочка держала подмышкой канату в ножнах.
— Во, деда, смотри! — поставив “образец” на край стола, Жарова не задумываясь повела рукой, отчего меч упал ей прямо в левую ладонь. Расставив ноги пошире — отчетливо-привычно положило правую ладонь на рукоятку, сжала пальцы… И взмахнула, в одно движение высвобождая клинок и нанося удар. И вернула белую катану в ножны, уже не торопясь, проведя кончиком лезвия к устью ножен. И только после этого часть рельсы съехала и упала на стол.
— Вот так фокус! — внучке все-таки удалось впечатлить старшего родственника. Не до усрачки, но где-то близко. Особенно когда дошло, что клинок-то был настоящим. Отточенным так, что волос разрезать можнго. И махнула Юлечка им практически перед дедушкиным носом. — Это как раз то, про что я тебе говорила. Если наклонить лезвие в сторону от привычной тройки координат, то толстый слой металла в каком-то смысле становится для меча тонкой фольгой! Теперь ты мне веришь?