Глава 4. Отсюда
— Я придумал слишком много бумажных персонажей, не стоит добавлять в этот список ещё и самого себя. Всё равно вышло бы одно враньё. Не смог бы правдиво отобразить реальность.
— Тогда напиши роман.
Он фыркнул, промолчал.
— Почему нет?
— Не знаю, откуда начать, — покрутил он рукой.
— Отсюда.
— Ночные бредни.
— Это просто пораженчество. Всё, что тебе надо сделать, — это записать наш разговор. Как есть.
— Это уже последняя глава. То, чем я стал.
* * *
Боже, как же херово… Меня что, всё-таки зацепило тем рухнувшим булыжником? Да вроде нет… Чего же тогда ощущаю себя словно побитая собака?!
Задрожав всем телом, прислонил ладонь ко лбу, ощущая влагу. Пот? Вода?
Я знал что, но отгонял эту мысль.
— Кровь… — прошипел я, не узнав собственного голоса.
Впрочем, ничего удивительного. Раз голова в крови, то прилетело мне знатно.
— Дерьмо, — уже громче буркнул я, пытаясь приоткрыть склеившиеся от запёкшейся крови глаза. — Ай!
Кажется, треснула кожа на веке. Тьфу, блядь, похоже, давно лежу…
Ломило все кости и мышцы, словно пробежал марафон, а потом скатился с горного хребта, подпрыгивая на каждой кочке. А что, может, так и есть?
Тихо хмыкнув, ощупал зубы языком, тут же ощутив сколы.
— Да ну на хуй! — гневно бросил я, окончательно разлепляя глаза.
Зубы — это пиздец. Где я их тут делать буду?! Кто мне увольнительную из армии выпишет?!
— Стоп, — сказал я, наконец начав соображать.
Я ведь умер. Подорвался на мине из-за клятого наркомана Хоббита!
Моргнув, вновь приложил руку ко лбу, интуитивно ощущая припухшую кровоточащую ссадину. Но не она меня волновала. Куда больший интерес вызывала фрагментарная память. Она… скажем так, пострадала. Хрестоматийное «тут помню, тут не помню».
— Забавно, что советская классика осталась со мной. Вот уж от чего я бы всегда мог отказаться, — ухмыльнулся я, ощутив, как снова лопнула кожа — уже на губах.
Как говорится, бляздец. Я теперь и улыбаться не могу.
— Привиделось, что ли? — тихо спросил я, впервые осознав, что странно слышу свой голос. Тонкий, писклявый. Или по ушам вдарило, или связки повредил. Орал, поди, как резаная свинья, вот и…
Что «и»? Жизнь я помню херово, но вот «хаб» — просто отлично! Был ли это суперреалистичный сон или…
— Или всё взаправду?
Сумев НЕ улыбнуться, я моргнул, чувствуя, как с век осыпается засохшая кровь, песок, грязь и чёрт знает что ещё. Попытавшись протереть глаза, я замер.
— Да ладно… — пробормотал я, рассматривая «свои» ладони. — Лучше бы меня от долбаной мины контузило! — в сердцах бросил я.
Руки были чужими! Уж свои, хе-хе, я знаю как пять пальцев! Тут пальцев тоже было по пять — на обеих ладонях — вот только они были совершенно мне незнакомыми!
— Стопэ, Ромка, не тупи, — снова сказал и застыл. Понимание настигло меня. Во-первых, я понял, что голос тоже чужой. Не прошло, сука, и года! Во-вторых, я осознал, что говорю на чужом языке.
Не русском. Вот тебе и на…
Сглотнув ком в горле — кровавый, судя по ощущениям, — я закрыл глаза и помассировал их пальцами. Аккуратно, чуть ли не нежно.
Пальцы нащупали микротрещинку в коже.
— Ты был готов к этому, признай себе, — вздохнул я, потом огляделся.
Я лежал в кустах, неподалёку от мусорных баков. Слышался отдалённый лай собак. Сразу вспомнил тех, которые были в «хабе». Но тут, похоже, речь про совершенно обычных.
— Пока сам не увижу, конкретики не скажу.
Рядом росло несколько деревьев. Парк? Ха-а… вижу дома. Типичные хрущёвки, только на два-три этажа. Как там их звали?.. Сталинки? Ой, блядь, о чём я вообще думаю?!
Мотнув головой, поморщился, ощущая боль. Вроде не сотряс, хотя всё равно приятного мало.
Немного в медицине я разбирался, хотя санитаром работал, дай бог, год, не больше.
— О, — едва уловимо фыркнул я, — ещё один кусок памяти. Так, глядишь, за недельку вообще всё вспомню.
Круто — аж слов, сука, нет.
Вздохнув, попытался встать. Получилось с трудом. Меня покачивало, как пьяного матроса в шторм. Сумев ухватиться за тот самый мусорный бак, неприятно поморщился. Бак был грязным. Весь покрытый какой-то засохшей субстанцией, напоминающей блевоту.
— Не заразиться бы…
Пошатнув бак, я добился того, что из-под него с громким писком выскочила тощая облезлая крыса. Резво прошмыгнув у меня между ног, она скрылась в прилегающих кустах. Я даже вздрогнуть не успел, лишь проводил её лихорадочным взглядом.
— Ёб вашу мать, тысячу лет крыс на улицах не видел, — поражённо выдал я, невольно обратив внимание на свои ноги, а затем — на всю одежду в целом.
Выглядел я, признаться, как самый распоследний обрыган. Старые грязные башмаки, подмётка на правом уже успела частично отвалиться. На левом виднелась толстая трещина. Хорошо так короткие мне штаны с заплатками, тоже перемазанные грязью с брызгами бурого.
— Надеюсь, кровь, — пробормотал я.
Куртка с оторванной подкладкой несла следы отпечатка чьей-то ноги, что дало детективу в моём лице капельку понимания о плачевности своего положения.
— Пиздец, меня отхерачили, похоже, — пришёл я к этому гениальному выводу. Что называется — ощути себя Шерлоком.
Под курткой — тонкая серая рубаха из грубой ткани. Рукава, кстати, тоже короткие. В карманах пусто. Хотя нет, в одном была дырка.
Деревья демонстрировали листья, трава была зелёной, но особого тепла заметно не было. Может, осень или ранняя весна? Это объясняло бы наличие куртки. Прохладно…
Нахмурившись, я сравнил свою ладонь — два ногтя на правой были сорваны, но почему-то почти не чувствовались — с мусорным баком. Да, я знал, что она чужая, но…
— Меня оправдывает лишь головная боль и… ну, наверное, охреневание, — тихо сказал я самому себе, осознав, что оказался не просто в незнакомом теле, а в теле ребёнка. Мальчика, к счастью.
Теперь я принялся ощупывать своё лицо, одновременно жалея и радуясь, что рядом не было зеркала. Отделали меня знатно. Нет, всегда могло быть хуже. Кости вроде не сломаны. Но это единственный плюс.
— Может, отбили почки или ещё чего, — буркнул я, осознав, что нос, похоже, перебит. Хотя, может, просто опух. Не знаю. Больно касаться, и не могу им дышать.
В глаза лезли длинноватые чёрные волосы, что очень мешало, но как-то исправить ситуацию я не мог.
Вздохнув, поймал себя на том, что невольно ощупываю языком сломанные передние зубы. Минимум три.
— Ёб вашу мать, чего делать-то?
Оглядевшись, понял, что сейчас ранее утро. Солнце смутно выползало из-за горизонта. На него, кстати, можно было смотреть без всякой опаски — слой смога отлично рассеивал яркий свет, превращая его в мутный жёлтый круг.
Замечательно! Мне уже нравится этот город!
Вокруг было пусто. Только по мостовой вдали от меня тянулась вереница чумазых мужиков, похожих на шахтёров. Возможно, они и были — возвращались со смены. Периодически они плевались и кашляли, но делали это весьма привычно, даже когда сгибались пополам.
Слышался собачий лай, звон их же цепей да гул машин, различимый вдалеке. Он казался мне столь привычным, что по первости я даже не обратил на него внимания.
Шагнув вперёд, я покачнулся. Не от боли, а от потери равновесия. Ух…
Снова ухватившись за мусорные баки, я попытался прийти в себя. Я… непривычен к этому телу. К новому центру тяжести. Да и состояние даёт о себе знать. Мне бы, хех, в больничку.
И всё же я поставил себе цель — добраться до видимой за кустами скамейки. Даже отсюда можно было различить, какая она оплёванная и грязная, но выбирать не приходилось.
Шаг, ещё один, ещё…
С каждым разом получалось чуточку лучше. Я будто бы вспоминал уже имеющийся навык. Кстати…
— Вспоминал, — произнёс я, поймав себя на том, что продолжаю говорить на незнакомом языке. — Где моя память?
Я не был дикарём из пещер. Культура моего времени оставила заметный отпечаток. Жанр «попадания» был мне знаком. И тот факт, что я владею чужим языком — вроде английский, но не уверен до конца, — намекал: память тела должна быть рядом.
— Как и моя собственная, — криво улыбнулся я, чувствуя, как обожгло болью губу. Сука, как же бесит!
Добравшись до скамейки, аккуратно сел — туда, где почище. Хотя в моём состоянии особой разницы не было.
Худо-бедно переведя дух, осмотрелся ещё раз. Впереди была какая-то узкая улочка, куда выходили фасады невысоких домов. Виднелись граффити, мусор, сломанный деревянный забор, огораживающий часть двора. Согнутый разбитый фонарь, ещё один перевёрнутый мусорный бак — вдалеке. Несколько кривых вывесок со слишком мелким текстом, который я попросту отсюда не видел.
Некоторые окна горели мутным слабым светом. Я видел силуэты людей, видимо собирающихся на работу. О, а вот прохожий, какой-то хмурый мужик, быстрым шагом идущий по улице. Я проводил его взглядом.
— Так чего делать-то? — снова спросил я самого себя.
Очевидно, что я где-то живу. Одежда не появилась сама по себе. Старая, но латаная. И это явно сделал не я. Мелкий уж больно.
Впрочем… исключать ничего нельзя. Но тогда мне нужно ещё быстрее вспомнить, где я живу, чтобы попросту вернуться и отлежаться. В идеале — в больничку.
Может, попросить у кого-то помощи?
Я плохо осознавал происходящее, ощущал слабость и постепенно увеличивающуюся боль по всему телу. Незнакомый язык намекал, что я попал в чужую страну. Это создавало свои трудности. В частности — культурные. Что, если здесь так не принято?
Сука, ну и что? Или так, или я скоро откинусь!
— Не ошибается тот, кто ничего не делает, — пробормотал я, после чего, поморщившись, встал на ноги. Нужно было куда-то идти, с кем-то говорить и разыгрывать самую бездарную пьесу формата «Я потерял память!»
Направившись вдоль улицы, я выискивал глазами прохожих. Таковых становилось всё больше.
— Извините, — обратился я к первому. — Вы не могли бы…
Плохо выбритый мужчина обошёл меня, даже не обратив внимания, словно я невидимка. Лишь на миг его лицо исказилось в гримасе раздражения — единственный признак, что я всё-таки существую в этом мире, а не являюсь бесформенным призраком.
Выругавшись, я понял, что обратился к нему на родном для меня русском языке.
— Как это… работает? — Сжав зубы, я ощутил всю боль обломанной эмали. Застонав, пошёл дальше, прикрывая рот.
«Нужно сосредоточиться, — думал я. — Заговорить на английском…»
Сам по себе английский я не знал. Но остатки памяти — или рефлексы — мальчика позволяли спокойно общаться на чужом для меня языке, словно учил его всю жизнь. Во всяком случае, ранее получалось легко и просто.
Хотя я не исключаю, что часть фраз тоже говорил на русском. Проклятье!
Постаравшись взять себя в руки, я решил подойти к женщине. Дородная, в джемпере с высоким воротником, длинной юбке ниже колен и туфлях на низком каблуке.
— Простите, мадам, миссис, — не зная, как правильно, залепетал я. — Мне нужна помощь…
— Нищим не подаю, — поморщилась она. — Иди помойся, бродяга, от тебя воняет.
Её взгляд скользнул по моим штанам с заплатками, по дырявым башмакам, и лицо исказилось брезгливостью. Такой же, с каким смотрят на дохлого голубя, которого переехала машина.
— И чего все такие злобные? — риторически спросил я, глядя ей в спину. Похоже, в этих краях каждый сам за себя, а чужие проблемы — обуза, которую никто не потянет. Мне хотелось верить, что в месте, откуда я родом, очевидно избитому ребёнку оказали бы хотя бы минимальную помощь.
С другой стороны, здесь вроде бы очень дорогая медицина, так? Специально никогда не изучал, но Америка и Британия в этом плане — крайне дорогие страны.
Я почесал висок грязными пальцами с обломанными ногтями. Было больно. Хуже того — желудок начал явственно намекать, что был бы не против чего-то пожрать. Саднящее горло — что не помешало бы выпить воды.
— Откуда? Из лужи?
Я знал, что выглядел не лучшим образом да ещё и гнусавил из-за, видимо, сломанного носа.
— Меняем тактику.
Оглядевшись, нашёл новую цель.
— Мистер, — обратился я к другому мужчине, в плотном синем комбинезоне, — вы могли бы вызвать полицию? Меня избили, и я потерялся…
— Как я тебе её вызову? — мужчина, к его чести, остановился и осмотрел меня, после чего покачал головой. — Не повезло, пацан. Иди домой. Отлежись.
— Кажется, я мог что-то повредить, — постарался улыбнуться я. Зря. Только-только подсохшая трещина на губе вновь дала о себе знать.
— Пусть мать отведёт тебя в больницу, — буркнул он, покосившись на небо. — Я опаздываю на смену.
Вот и поговорили.
Глядя ему в спину, я застыл.
— Твою же мать, «как я тебе её вызову»! Это же…
Я снова осмотрелся. В этот раз более пристально, внимательно. Только идиот или такой глупец как я, получивший десяток хороших ударов по голове, не понял бы, что это, сука, ДРУГОЕ ВРЕМЯ!
Прошлое. Низкие дома. На многих окнах газеты вместо занавесок. Часть стёкол побита, провалы окон заколочены досками. Машины есть, но их мало. Марки незнакомые. Выглядят устаревшими. Нет остановок и урн. Асфальт под ногами грубый, местами отсутствует. Каменные строения соседствуют с деревянными. Никто не держит в руках телефонов или гаджетов. Я не видел наушников, проводов, электронных часов. Да и одежда тоже…
Мне стало плохо. Резко навалилось всё, включая тот факт, что прошлый мир, судя по всему, остался где-то далеко. Там, в ином… измерении. Ином времени и пространстве. А я — по-глупости погибший — оказался в чужом еле живом теле какого-то мальчишки, где-то в трущобах промышленного района, воздух в котором воняет жжённым пластиком и дымом.
Где-то вдалеке лязгал и скрежетал прокатный стан, монотонно отбивая ритм смены. Чем-то он напоминал металлический пульс этого города.
Опершись о потрескавшуюся кирпичную стену, я ощутил, что сейчас лишусь сознания. Упаду. Уже не встану. И это, похоже, ещё один конец. Конец моей второй жизни.
Сделав пару шагов, чуть ли не завалился в грязный переулок между домами. В ноздри ударило мочой. Весь переулок был забит мусором: окурками, рваными бумажками, битым стеклом, тряпками и каким-то гнильём.
Сознание затухало. Как же я не хотел умирать! Тот чувак говорил, что повторно в «хаб» попадают лишь те, кто прожил достойную жизнь. А я… не прожил вообще ничего.
И тут…
Вспышка — меня окутала волна какой-то энергии. Лишь на мгновение, но эффект был словно от введения адреналина!
Моргнув, я крепко встал на ноги, ощущая, что тело практически перестало болеть. Нос внезапно задышал, отчего я тут же почувствовал мокроту, забившую горло, начав отхаркивать её в наиболее грязный угол.
Ощупав лоб, осознал, что ссадина испарилась. На пальцах отросли ногти! Чёртова губа снова стала целой!
— Я схожу с ума? — наклонил я голову, тщательно прислушиваясь к себе.
Тело всё ещё ощущало недомогание, но куда менее сильное. Скорее духовное, чем физическое. И голод. Он никуда не ушёл, а, казалось, стал лишь сильнее. Живот забурчал.
Выругавшись, я ощупал языком зубы, поморщился. Всё ещё сколоты, но словно бы меньше.
— Чудеса…
Даже голос окреп. Пропала гнусавость — наверное, из-за исправленного носа. И в целом мрак и ужас вокруг словно бы стали менее плотными. Забрезжил свет в конце этого долбаного туннеля.
Хм, нет, плохая метафора. Очень, очень плохая.
Хмыкнув, почесал излишне длинные, на мой вкус, волосы, а потом снова выглянул из переулка. На улице ровным счётом ничего не изменилось. Разумеется, ведь никто не заметил моих фокусов.
Что это было? Может, та самая «суперсила» из коробки? Вот дерьмо, я же даже не успел осознать, что вытащил! Нырнул за дверь, даже не распечатав коробку! А что, если она вообще не активировалась?!
Положив ладонь себе на грудь, на миг закрыл глаза. Постояв какое-то время, открыл их. Ничего. Я не чувствую ни-че-го!
Сплюнув, пожал плечами. Теперь это удалось сделать без боли, чему я уже был рад. Правда вот вопрос жрачки… Бр-р, какое же мерзкое чувство!
Снова закрыв глаза, начал прикидывать варианты действий для потенциально бездомного.
Стоп, полиция и больница! Мне нужно одно из этих двух мест. М-м… небось, не прогонят? А если и прогонят, то хотя бы буду знать. Бить-то, поди, уж точно не станут. Тем более я же не попрошайничать приду, а с реальной проблемой.
Ага… а какой? Травм на мне, судя по ощущениям, стало куда как меньше. Значит, что я им там скажу? Избили? А чего это синяков нет? Может, ты чужой кровью измазался!
— Особых проверок, судя по всему, можно не ждать, — тихо сказал я сам себе, заметив проехавшую мимо машину тошнотного зелёного цвета, отдалённо напоминающую «копейку», с такими же круглыми фарами.
Бля-я-я… я реально в прошлом! Но здесь уже ездят машины — значит, не особо глубоком. Пятидесятые? Семидесятые? Плюс-минус…
И всё же найти полицию или больницу было моим лучшим планом. Там я хотя бы могу попытаться попробовать отыскать своих родителей. Может, я не сирота, а просто потеряшка?
— Надеюсь, это не родители отхерачили меня, бросив подыхать возле тех баков. Будет забавно, — хмыкнул я.
Следующие несколько человек, с кем я начинал разговор, всё-таки направили меня в сторону ближайшего полицейского участка. Заодно я освоился с языком, научившись переключать речь. После небольшой практики это оказалось достаточно легко. Ну-с, хоть какой-то плюс. Халявное знание английского! Даже если таинственная коробка дала мне именно этот бонус, я уже не против. Почему нет? Пусть будет!
Однако же меня не отпускало случившееся в переулке. Какая-то волна, исцелившая меня. Что это было? Судя по виду людей вокруг, я бы не сказал, что это нечто распространённое… Во всяком случае, так мне шептала интуиция, а ей я склонен верить. Не раз и не два она выручала меня в прошлом мире. Почему бы не продолжить эту тенденцию здесь?
Проходя мимо вывесок, я вглядывался в слова. С лёгким огорчением понял, что понимаю не всё. То есть… буквы понятны и знакомы — английский алфавит, а вот слова, в которые они складывались, уже нет. Узнавал лишь некоторые, отчего пришёл к выводу, что малец, в которого я попал, попросту не слишком хорошо умел читать.
Плохо. Но не страшно. Сам справлюсь. Если выживу…
Попутно в голове крутились мысли о моём новом теле. Куда делся его изначальный владелец? Помер? Слишком сильно избили? Или «хаб» перенёс меня в его тело, выкинув изначальную личность, словно использованный презерватив?
Непонятно. Но то, что её, этой самой личности, во мне нет, — стопроцентный факт. Иначе, пожалуй, прорывались бы какие-то привычки, воспоминания, слова-паразиты, эмоции, на худой-то конец!
Ничего не было. Только язык. А язык — это приобретённое. Хм… так и слова-паразиты приобретённые. Тьфу, не знаю. Слишком рано, чтобы судить. Просто… предчувствие. Кажется мне, что я тут один. Вроде и хорошо, но хорошо — в перспективе. Здесь и сейчас я бы предпочёл хоть что-то знать о месте, где оказался. Хотя бы где я живу.
Улица проходила за улицей. Я почувствовал усталость. Благо народу становилось больше, отчего получалось своевременно узнавать дорогу. Некоторые женщины даже поглядывали на меня с толикой жалости, но никто не предложил помощи. Суки!
На глаза попались установленные на площади самодельные транспаранты: «Долой увольнения!», «Хлеб — рабочим!»
Потянуло каким-то коммунизмом. Хотя… может, в это время он как раз и был в почёте?
Новый прохожий — и мне повезло.
— Вон там, — прокуренным голосом буркнул немолодой бородатый мужчина, указав в сторону узкого прохода между домами. — Пройдёшь по Эшворт-лейн, дальше выйдешь на Хайфилд-роуд, там налево — мимо паба «Красный лев». После перекрёстка свернёшь на Миллбрук-стрит, по ней до упора, и окажешься на Стейшн-роуд. У бобби здание старое, кирпичное, напротив автобусной станции.
Ага… «бобби» на местном означали полицейских. Понятно. Примем к сведению.
Слова старика смешались в голове, превратившись в кашу. Куча улиц, названий, переулков!
— Спасибо! — улыбнулся я одними губами, не показывая обломанные зубы.
Запомнил лишь переулок, потом налево, там паб «Красный лев». Ага… значит, идём в паб. Ха! Там у кого-нибудь спрошу.
— Язык до Киева доведёт, — припомнил я старую поговорку, направившись по указанному маршруту.
Уже на выходе из узкого прохода я услышал голоса, от которых почему-то похолодело нутро.
— Не ссы, Ярд, я ему как следует каменюкой по морде врезал, — гоготал какой-то парень.
— Я не ссу, жирдяй, именно поэтому мы и идём проверять мелка́, — добавил кто-то иной. — Если он подох, надо убедиться, что на нас не выйдут. А если жив… хуй с ним.
— По-любому настучит, сука, — пробурчал третий, и тут мы встретились.
* * *