Простите за задержку. Автор болеет и может забывать, ну а вы не напоминаете же. Тогда не жалуйтесь, раз вашей пассивности может позавидовать Дамблдор…
— А вас я попрошу остаться, — Дамблдор улыбнулся, когда мы уже навострились уходить.
— Да, директор?
Камином мы перешли в кабинет директора. И должна заметить — возвращение было быстрым — расцеловали детей и бабушку, тётушек и бегом в Хогвартс — с нового учебного дня нужно было выйти на работу. Минерва тоже захотела посетить Хогвартс и навести порядок в делах. Мы все вывалились в его кабинете. Николас Фламель сидел за столом и читал бумаги.
— Альбус, мальчик мой, ты уже закончил свой отпуск? — спросил Николас таким тоном, что видимо разом отомстил Альбусу за все «мальчик мой» в его жизни — при людях и с таким тоном, будто взрослый перед младенцем. Альбус аж поперхнулся тем, что хотел сказать, а Минерва захихикала. Гарри, шедший за мной, улыбнулся, и я тоже.
— Да, сэр Николас.
— Ну, не надо меня так официально величать, — Николас встал, — всего лишь господин временно исполняющий твои обязанности директора, Фламель… — он откровенно издевался, — да, запустили вы дела, мистер Дамблдор, запустили. О, миссис Дамблдор, моё почтение. Прелестный загар. Вижу, зелье регрессии с вами поработало — шикарно выглядите! — он улыбнулся женщине, — Альбус, а у тебя губа не дура, такую красавицу в жёны взял!
Альбус хмыкнул, а Минерва смутилась. Как девочка — ещё бы — Николас был… Ну с Альбусом у неё жизнь условная — он гомосексуалист, и в жёны её взял, чтобы дети росли в семье — большой любви и просто любви там не было. А вот Николас — красив, статен, седина на висках, опытный пронизывающий взгляд, утончённое лицо, голубые глаза, даже у меня внутри немного дрожало при его виде, сейчас, раньше нет. И это он явно на меня не нацелен — а вот Минерва просто краснела как школьница перед солистом бойз-бенда, то есть была впечатлена.
— Спасибо, Николас, — Альбус почувствовал небольшой интерес и укол ревности, — хочешь увести у меня жену?
— Меня своя прибьёт за такое, — ответил с улыбкой Николас, — что не мешает сказать заслуженный комплимент леди. Минерва, вы пришли проверить дела? Позвольте я вас провожу. А вы, Альбус, занимайтесь делами.
Ого. Да Николас прямо на наших глазах взял миссис Дамблдор в оборот и легко подав ей руку, увёл из кабинета. Дамблдор оказался задумчивым.
— Нда… вот видите — не успел Альбус Дамблдор жениться — уже рога расти начали, — сказал он, потрогав голову, — вроде пока ещё маленькие.
— Бросьте, по вам же видно, что вам так даже лучше.
— Николас хороший мужчина, — Альбус сел за стол, — жаль, что натурал… ах, да, о чём это я? — он задумался, встрепенулся, — что? А? да, нет, я хотел поговорить о ваших проказах с деторождением.
— Вы получали отчёт от Семьи?
— Получил, и должен отметить — работаете вы шустро. Сколько уже беременных женщин?
— Шестьдесят восемь.
— Ну вот, — он сел за стол, — Вы, миссис Грейнджер, очень по-своему, но оказываете громадное влияние на происходящее в мире. Но через свои, женские методы. Меня это радует, не все вопросы нужно решать битьём друг друга авадами. Объясните мне смысл вашей затеи.
Я села в кресло рядом с его столом.
— Очень простой. Вымирание волшебного общества привело к постоянным конфликтам — остатки старых семей начали грызться за ошмётки ускользающего наследия. Полезли всякие волдеморты и прочие сказочные пидарасы. Это я не про вас, директор. И мы должны как-то нормализовать ситуацию. Варианта два — либо активно поддерживать многодетные семьи — в которых больше двух детей, социальные выплаты, пособия, расходы, расходы, расходы… Агитация, пропаганда многодетности, мода иметь трёх детей как минимум — либо как обычно — обратиться за ресурсом к магловскому миру.
— И вы обратились.
— Верно. Это намного проще и дешевле. Шанс появления волшебников меньше, но зато мы имеем маглорождённых-полукровок, которые ничуть не хуже других. К тому же воспитаны в магловском обществе — что приведёт к большому давлению на общество чистокровных снобов. Это сместит политический баланс в сторону прогрессивных реформ. А так же оживит экономику и демографию волшебного мира, сделав его не таким ультра-закрытым, что волшебники живут будто на другой планете, не зная, что такое телефон и компьютер.
— Понятно.
— Общество волшебников — полторы сотни тысяч человек в Англии. С учётом убыли населения — около двух с небольшим тысяч смертей в год, и где-то полутора тысяч рождаемых волшебников, средней продолжительности жизни в восемьдесят пять лет… В среднем в мир приходят около десяти-пятнадцати маглорождённых ежегодно. И все через Хогвартс. Больше сорока процентов волшебников предпочитают дать детям магловское образование, а волшебное — по остаточному принципу, совмещённо. В магловском мире больше перспектив, а много магии им и не нужно для полноценной жизни. Чтобы покупать зелья и жить здоровым и уметь аппарировать, перемещаться каминами — в общем, собирать самые сливки возможностей. А возможностей построить карьеру в разы больше — и никакого давления министерства и лобби чистокровных.
Дамблдор кивнул.
— Поэтому, — продолжила я, воодушевившись, — чтобы восстановить экономику, науку и создать вообще потребность в этой науке и развитии волшебного мира — необходимо иметь постоянный профицит населения — около тысячи человек в год в плюс должно быть. Это стабильный рост, чтобы экономика работала — средства должны постоянно двигаться и переходить из рук в руки — тут тоже самое. Чтобы общество росло и развивалось — должны быть волшебники, и они должны постоянно двигаться и развиваться.
— Согласен с вами.
— Мы не сможем покрыть всю нужду в населении, как бы ни старались. Можно, но экстремальными методами — например убедив женщин рожать. Но увы… — я вздохнула, — этот вопрос пора поставить ребром. Те, кто может завести двух детей, финансово потянет — должны завести двух, женщины не должны отбрыкиваться — мол, не хочу, не буду, лень… Рожать надо. Я свой гражданский долг рождения детей с лихвой отдала.
— Понимаю.
— И вы тоже, почти. Но многие не понимают и общество вымирает. Взять хотя бы Поттера — он мог бы завести второго ребёнка, без труда. Да мог бы хоть нагулять с парой-тройкой девушек — и были бы наследнички кровные. Мораль, мать её за ногу. Клятвы, всё такое. В итоге семья прервалась. Старинная, известная семья — и всё. Пшик. Нет их, ни одного. Как вымершие виды. Так вот, Директор, волшебники — это краснокнижный вид — находящийся под угрозой вымирания, а оттого нуждающийся в поддержке и размножении.
— Чем активно и занимаемся.
— Маловато, сэр. Маловато. Идея восстановить популяцию и сделать общество больше — должна быть общей.
— Об этом следует серьёзно подумать, — кивнул директор, — а пока что… что ж, запретить или поддержать я никак не могу. Разве что отлучки студентов школы меня немного нервируют. Тем более по такой причине.
— За это не беспокойтесь. Их в одиночестве без сопровождения никто не оставляет.
— Даже… кхм… в процессе?
— Даже в процессе. Нечего нашим бычкам-производителям тетатеты устраивать дамам. Сэр, — я поднялась, — разрешите идти?
— Да, идите.
…
Мы с Гарри под руку прошли вниз, по лестницам, и по коридорам, в сторону гостиной Слизерина. Макгонагалл уже убежала к своим львятам, Николас — в свой алхимический класс-лабораторию, мама с папой остались дома, радоваться жизни, Дамблдор — работать, а мы — в гостиную Слизерина. Я по пути просто прижималась к его руке. Заметила тут, что Гарри то был выше меня, причём неплохо так выше. Мои глаза на уровне его губ — то есть я раньше на этот факт внимания не обращала. Растёт наш жеребец! А я маленькая получаюсь.
Тем лучше — я чувствовала себя ещё более хрупкой рядом с ним, а он — продолжал вести себя как обычно — позволяя мне быть рядом с ним слабой девушкой, а не грозным деканом.
Пройдя по многочисленным коридорам почти в полном молчании, мы вошли в гостиную Слизерина, под руку. Я посмотрела на Гарри как вчера, в отеле. Как на самого-самого мужчину в моей жизни. Это ему льстило, а мне грело душу. А ещё ведь у него есть другие девушки, которым он должен внимание уделять. И жена вторая. Эх, мальчиками ведь делиться надо? Да и такой как Гарри — если его запереть и заставить меня одну любить — станет изменять или чахнуть. Способ изменить найдёт, а не захочет — зачахнет.
Мы прошли в зал гостиной.
Гарри повернул меня за плечо и обхватив рукой, смачно поцеловал. Смачнейше — и на этот раз снова так же слегка по-мужски, как девушку. Заставив размякнуть в душе мгновенно.
— Любовь моя, я пойду поболтаю с знакомыми, а потом на уроки. А ты?
— А я тоже поболтаю с девочками и на уроки, — хихикнула я, — но с другой стороны. Беги уже, — шлёпнула его по попе. Гарри ответил мне тем же, от чего я пискнула и мы со смехом расстались.
Эту сценку наблюдали некоторые девушки и парни в гостиной. Я решила навестить «женский клуб змеек» — комфортабельное место в углу гостиной, которую облюбовала некогда выпустившаяся уже Джемма. Подошла, села за стол, постучав ногтем по столу. На котором появилась чашка утреннего чая. Кстати, маникюр я себе сделала — не надо же возиться с зельями, так что и ноготки были не слишком длинные, но красиво накрашенные.
— Миона, ты сегодня прям вообще не узнать, — за столом сидела Дафна.
— Любовь моя, я сегодня вообще сама не своя, — я улыбнулась ей, — я скучала без тебя.
— Взаимно! Хотя профессор Слизнорт нам спуску не давал. Ну как прошёл медовый месяц?
— О, невероятно. Особенно его окончание, — я посмотрела в чашку чая, улыбнулась Дафне, — некоторые подробности я расскажу только в своих покоях сегодня вечером, а некоторые могу сейчас. Мама с папой, Дамблдоры — Макгонагалл и Альбус, отлично отдохнули. И мы с Гарри погрузились в такую атмосферу романтики, что я до сих пор не могу отойти. Я так его люблю… — улыбнулась глупой улыбкой я, — удивлена, что ты с ним так холодна. Он же… Видела бы ты его.
— Я его видела, много раз.
— Нет, в той обстановке и в такой форме, как я. Гарри оказывается намного лучше, чем даже я считала ранее. Как будто влюбилась в него по второму разу. Или даже третьему, без остановки.
Дафна хихикнула:
— Всё у вас серьёзно, да?
— Очень. Он меня просто покорил, завоевал и сделал своей на все сто. Всем женщинам желаю найти такого парня, как Гарри, чтобы рядом с ним можно было чувствовать себя слабой и глупой девочкой, и наслаждаться этим.
— У… всё правда очень серьёзно, — сказала Дафна, — ты какая-то сегодня прямо… — она помотала пальцем в воздухе, — очарованная.
— Очарованная им. Конечно. Глупо это говорить на четвёртом году брака, имея трёх совместных детишек — но у нас всё стало на порядок серьёзнее, чем раньше. И раньше всё было серьёзно — но сейчас просто вот дальше некуда.
— Нда, — Дафна пересела ко мне, — Ты прямо вся источаешь флюиды умиления и влюблённости.
— Умиляюсь и влюблена, что поделать. Мы, любовь моя, участвовали в серьёзнейших вещах, которые всей школе известны — а о том, что было с Гарри — даже говорить не хочется. Слишком личное. Хотя ничего физически не было — даже очень скромно. Романтика, боже, сколько романтики и красоты было — и как Гарри хорош… Я имею в виду не постельные игры, а наоборот, как мужчина. Как парень. Вчерашний день из головы не выходит, когда мы вечерком болтали в номере гостиницы и я на него смотрела и любовалась.
— Да, Профессор, — пятикурсница на меня посмотрела с ехидством, — ну у вас и любовь… Все симптомы налицо.
— Кроме одного. Придури. Когда мы супруги и уже дети есть, и не один — хихикать и смущаться как-то уже не тянет. А вот похвастаться таким мужчиной можно и нужно. Ох, как я им любовалась, — я мечтательно прикрыла глаза, высокий, крепкий, загорелый, — облизнулась, плечи широкие, стройный, только что подарил прелестную любовь жене, стоит такой у окна и курит, потягивая виски с колой, мышцы так и играют под румяной кожей, и взгляд такой… — я снова вздохнула.
— Девочки, атас, — сказала семикурсница, — наш декан влюбилась. Наглухо причём.
— Да нет, тут ситуация ещё хуже, — поддержала её товарка, чуть помоложе, — и с осложнениями в виде брака.
— Это почему осложнениями?
— Пока они просто встречаются-целуются у них там может быть романтика, смешки, взглядики… а когда муж и трое детей, и опыт в постели богатый — тут уже не до стеснения перед мужиком. Поплыла наш декан.
— Да, поддерживаю, — кивнула семикурсница, — надо выручать.
— А надо ли? — спросила её подруга, — может им всё нравится?
— Не, в таком состоянии…
— А ну цыц, — я хихикнула, — не думайте, что я не могу элементарно себя контролировать. Иначе не была бы собой. Простите, девочки, просто минутная слабость. Уж слишком хорош Гарри.
— Где бы нам таких найти, — вздохнула семикурсница, — чтобы такие же хорошие. И что вообще за сыр-бор? Что за чувства?
Я без вопросов скинула ей образ Гарри у окна. Без лишних разговоров — хотя по виду и раздербаненной постели понятно, что только что тут было. Семркурсница на мгновение застыла с остекленевшим взглядом — я то передала ей все свои эмоции. А Гарри… ух, с такой фигурой мускулистой, таким взглядом и такими ощущениями от него — он просто сводил с ума. Она схватилась за стол.
— Сжалься… что ты со мной делаешь? — схватилась за голову, — я же влюблюсь!
— Не, это мои чувства, — прервала я её.
— Ух, — она выдохнула, — ох… Вот это да. Такой мужчина… аж руки затряслись и слюни потекли до пола. Хочу.
— Не, он и так перетруждается, — покачала я головой, — трудоголик мой любимый.
— Где такого найти то? — спросила она.
— Вот не поверишь — девок вокруг красивых — полным-полно. Пруд-пруди, а мужчин — искали разных возрастов — шаром покати. Все какие-то плюгавые да стыдливые, да вообще не пришей кобыле хвост. А такие как Гарри — это уникальные экземпляры. Я его встретила маленьким, щупленьким, испуганным, скромненьким мальчиком. Можно сказать, хуже и невзрачнее всех ровесников. А дальше долгое и упорное воспитание. Смелые шаги. Мы ведь даже с сестрой к нему в ванную зашли и сами в первый раз с ним устроили трахен-трахен. Сам бы он никогда не решился. Возмужал со временем. Тут мне помог мой разум, наглухо отсекающий все эмоции стыда, девичьей гордости и прочего. Просто делала так, как надо, остальные девушки понятное дело — так не могут.
— Почему же не могут? — спросила в ответ девушка, — можно и первой сделать шаг. Только как к этому отнесутся…
— Вот-вот, я об этом же. Постоянно будешь думать да что он подумает, как посмотрит и так далее, и ждать, когда сам по себе всё сделает — а он может и хочет… подсознательно, но сознательно боится. Может быть он неуверенней тебя, ему тоже стыдно и страшно навязываться.
— Да ладно тебе. Парень сам должен это делать.
— Ага. Вот только есть нюансик, — я хмыкнула, — если он решителен и хорош собой — то он либо уже имеет девушку, либо в нём какой-то изъян из-за которого его ещё не заарканили. Так что если хочешь такого же парня — ищи первокурсничка. Ничего не понимающего первокурсничка. Подари ему секс — он будет стесняться, мяться, ну это понятно. И понятно, что в постели не Гарри, неутомимый и умелый. Если ты будешь мяться в ответ и намекать — он сбежит, ему страшнее и стыднее. Стягивай штаны с него сама, минетик, классика, всё в таком духе. Когда понравится — говори с ним, пусть старается над собой, чтобы стать лучше. Обозначь интерес, что ты хочешь с ним отношений.
— А ничего, что я старше? — спросила четверокурсница, кажется, мисс Эджкомб.
— Да мерлина ради, что ж все так по поводу возраста то комплексуют? — выгнула я бровь, — вон, Нимфадоре двадцать, а её жениху четыре. Вот это — я понимаю старше.
— Что? — она поразилась, — четыре? Это же совсем ребёнок.
— Ага. Но у него хватило ума поклясться, что женится на Нимфи. И теперь обязан, иначе магия сделает ему бо-бо. Так что через десять лет у неё будет муж, причём это Майрос. А вы слышали наверное, какой он мужчина — весь в папу. Под стол пешком ходит, а девушкам комплименты говорить уже научился.
Девочки захихикали.
— Мужчина всегда мужчина, — я тоже захихикала, — природа. Корина таким не балуется, хотя растут вместе. Мальчик всему учится у папы — а папа у него… сами понимаете.
— Да, это вообще экстрим, — сказала с улыбкой семикурсница, запамятовала её фамилию.
— Вот так и бывает, — кивнула я, — готовый вариант тоже неплох. Особенно если хорошо подобрали, вам нравится с ним быть. Но увы, если вопрос где таких как Гарри найти — вон, первокурснички. Дайте ему опыт — у вас всё для этого есть, дайте ему стимул и желание развиваться, и главное — не ждите, что будет как у меня с Гарри. Сразу. Хотя я поняла тех, кто ищет себе уже готового успешного мужчину. Но этим чувствам нельзя поддаваться.
— Каким ещё чувствам? — махнула рукой семикурсница.
— Чисто женскому желанию найти себе хорошего мужчину, который будет и заботиться, и семью содержать, и вас в первую очередь. Устроившись у него под бочком — получить всё, ничего не делая. Ну может для проформы работая где-то, чем-то занимаясь, но «яжедевочка»… — я вздохнула, — понимаю отлично это ощущение. Сама в нём утонула недавно. Но… так нельзя. Неправильно. Мужчина не рабочая лошадка, которая должна тянуть жену постоянно за собой, как груз. Лучше быть в одной упряжке с мужем и тянуть детей и хозяйство — баба с возу — кобыле легче, — хмыкнула я, проговорив на русском пословицу.
* * * * * *
— Вашу ж мать! — я ходила кругами, пока Шах ползал вокруг девочки-первокурсницы, — Старосты, если такое ещё раз повторится — я вас нахрен всех повыгоняю из школы!
— Мы же не знали! — возмутилась девушка.
— Что не знали? Что девочка у нас учится больная? Знала, всё ты знала. И ты знал, прохвост, — у меня прямо вскипело, — вы совершенно попустительски отнеслись к своим обязанностям! Она же чуть не умерла!
— Но не умерла же.
— Если бы умерла — ваши трупы никто и никогда бы не нашёл, — почти перешла я на парселтанг, сверкнув глазами так, что эта парочка чуть не обделалась, глядя на меня, — и я не шучу, вы чуть не послужили причиной смерти человека! Привыкли, волшебники, блять, что всё чудесным образом налаживается — кости срастаются, синяки заживают, простуда проходит, — прошипела я, — привыкли к безалаберному и халатному отношению. Авось пронесёт, да? — повернулась к ним, — так вот — за безалаберность нужно платить. Вы, оба, значки старост сдавайте и вон отсюда. Из школы я вас не выгоню, хотя имею такое право — но как старосты вы полностью провалились!
— А…
— Значки на стол и вон! Пока я не передумала и не попросила Шаха вас съесть!
Они пулей вылетели из кабинета. Надо же, утром приятно общались с девушкой, о личном, о семейном — а под ночь — домовики находят мёртвую девочку-студентку, с остановкой сердца. Хорошо что я ещё была рядом — и Шах меня перенёс, пробив внутреннюю защиту Хогвартса от аппарации — и удалось запустить сердце. Пришлось пожертвовать дорогие эликсиры — пламя феникса. У меня всего три флакона то и было, один Нарциссе во время родов отдала, второй вот здесь.
Серебристое пламя окутывало девочку, которая теперь минут десять не могла умереть, даже если её проткнуть насквозь. Но это не вечно, я подхватила её на руки и Шах перенёс нас в больничное крыло, куда уже и были вызваны старосты. Шах их притащил мгновенно, обвил обоих и перенёс.
Помфри сонно вышла из своих покоев, заметив жутко взъерошенную меня.
— Декан, что такое?
— Колдомедиков, срочно. Клиническая смерть.
— О боже, что стряслось? — она поводила палочкой.
— Врождённая болезнь сердца. Похоже, девочка была очень слабой и немощной, но старосты внимания не обратили — и другие студенты не сообщили. И к вам она не обратилась.
— Как это гнусно с их стороны то, — толстенькая Помфри покивала, — Эликсир Пламени Феникса?
— Да.
— Не жалко?
— Умирающей девочке? За кого вы меня держите — я ничего не пожалею, чтобы спасти человека. Так, — я полезла в свою сумку, достав большой ящик с зельями, похожий на медицинский кейс, открыла, — так-так-так… что тут у нас…
Вскоре в палате появился Альбус, собственной персоной, во вспышке пламени. Феникс его принёс. Дамблдор огляделся по сторонам, заметил нас и резкими быстрыми шагами подошёл.
— Что с девочкой?
— Умирает, — отмахнулась я, — врождённый порок сердца.
— Как это ужасно. Но… почему я не знал?
— Потому что мои старосты оказались ненадёжными людьми. Я им уже дала отставку обоим, вышвырнула бы и из школы, но пожалела придурков. Но не успей я вовремя — а если бы не Шах, я бы не успела — у нас был бы труп.
— К сожалению, ничего сделать нельзя, — вздохнула Помфри, — она умрёт, как только закончится действие эликсира. Сердце не может работать.
— Ну уж нет, не в мою смену, — возмутилась я.
— Миона, девочка моя, смирись, — Дамблдор положил руки мне на плечи, — некоторым людям невозможно помочь.
— Плохо вы знаете магию, директор, — покачала я головой, — нет ничего невозможного. Шах, — стряхнула змею с руки, — немедленно доставь из Азкабана Рудольфуса Лейстренджа, живого.
Змей посмотрел на меня и в следующий миг с громким свистом и шумом исчез, оставив после себя чёрную дымку.
— Азкабана? — спросила Помфри, — зачем вам преступник?
— Сойдёт как донор биоматериала. На большее он и не годен.
Я достала последний эликсир и вылила его в рот девочки.
— Это последний, так что придётся действовать шустро.
Шах притащил Лейтренджа — страшного оборванного мужика, от которого тянуло азкабаном и тёмной магией за версту.
— Империо, — махнула на него палочкой, протянув эликсир, — Выпей половину.
Он мгновенно потеряв всякую волю, выпил половину эликсира. И отдал мне склянку.
Вторую половину я влила в девочку и… на мгновение между ними вспыхнул мощный легилиментивный канал, настолько сильный, что был виден невооружённым взглядом, как по нему скользит свет — луч, соединивший две головы. Я проверила магию — сработало. И наложила сонные чары на мужчину, который свалился на пол.
— Шах, доставь вот это, — ткнула в девочку, — обратно в камеру.
Змей схватил её и исчез, вскоре вернувшись один.
— Миссис Грейнджер! — помфри была зла, — что вы делаете?
— Спасаю невинного ребёнка, — палочкой я подняла тело Лейтренджа, — так, мы выиграли некоторое время. Теперь она обменялась телами с этим ублюдком. Как хорошо, что дементоры не способны видеть тела — только души. То есть они даже не заметят, что в камере сдохнет Лейстрендж.
Дамблдор стоял в сторонке и мне не мешал.
Теперь пришла пора закончить преобразование. Я достала ящик с самыми ценными эликсирами собственного изобретения. Достала из своей секции один.
— Что это за зелье? — Дамблдор был удивлён.
— Аналогичное я дала Грюму.
— А, исцеляющее.
— Нет, это зелье перестраивающее организм на клеточном уровне. Это секрет нашей семьи.
— Как метаморфия?
— Намного, намного лучше. Оно переписывает ДНК, превращая тело в совсем новое, и полностью обновляет все ткани тела. Плюс мощное магическое воздействие на основе механики перерождения фениксов, — я понюхала, — свежачок. Что ж, я думаю, юной мисс будет неудобно в этом теле, — улыбнулась, — поэтому сделаю что могу.
Влила эликсир, закупорила и вернула склянку в ящик. А мужчина на кровати проснулся, застонал, выгнулся дугой от страшной боли. Закричал.
— Не вмешивайтесь! — гаркнула я дёрнувшейся было Помфри, — нельзя!
— Но…
— Жива будет, не помрёт. Процесс болезненный, да, из-за разницы в размерах.
Мужчина и правда уменьшался на глазах, его волосы меняли цвет, кожа становилась более гладкой и белой. Я убрала заклинанием азкабанскую робу, оставив его неглиже. Тело становилось более щуплым, первичные половые признаки уменьшались, словно втягиваясь в тело, вторичные видоизменялись.
Через три очень болезненных для него-неё минуты, перед нами лежала… я. Точнее, какой я могла бы быть, если бы не все тренировки, зелья и седина — в моём нынешнем возрасте, только совершенно голая и покрытая скользкой жижей. Грудь даже чуть больше, чем у меня сейчас, между ног то же самое, сами ножки стройные, в общем — тело прекрасное. Я просто в восторге от него.
Почистив заклинаниями ложе и лежащую на нём девушку, заметила неодобрительный взгляд Помфри и задумчивый Дамблдора.
— Эй, не смотрите.
— С чего бы это? Это вообще-то моё тело, а директора вряд ли взбудоражит женское тело.
— Всё равно! — возмутилась она сильнее, накрывая девушку одеялом с соседней кровати, — что вы ей дали?
— Сначала зелье обмена разумом — поменяв её с Лейстренджем. Потом эликсир, перестроивший всё её тело. Минус всё же есть — чисто генетически она, то есть её тело, умрёт в Азкабане. Ну а магически и духовно — она здесь. Это могут подтвердить чары школы и определяющие, если хотите.
Дамблдор кивнул:
— Значит, эта штука полностью способна перестроить тело?
— Именно. Перерождается словно феникс, механика похожая.
— Как поразительно.
— Вы тоже такое пили, — напомнила я, — только в этом случае — я отдала ей своё тело. Оно здоровое — если уж троих родила — то значит здоровья мне не занимать, — я спрятала чемодан, — Вот видите, директор? Нет ничего невозможного и неизлечимого. Кто знает, может даже смерть — не необратимый процесс… Хотя в эту магию я залезать даже не желаю.
— И правильно. Смерть часть жизни.
— Отнюдь, директор. Смерть отнюдь не является непременным атрибутом жизни. Я на это смотрю проще — тело это биологический механизм, он изнашивается со временем и разрушается. Уход за ним уменьшает износ, и наоборот. Иногда его можно починить, если сломалось — но некоторые части нельзя чинить. Нечто вроде эликсира жизни многократно снижает износ, но не останавливает его. Черепашки живут по три сотни лет, а деревья — тысячи лет. И ничего, не страдают от этого. Нет ничего зазорного в том, чтобы желать жить подольше. Ну а я лично считаю идеальное состояние — новенькое, блестящее, юное тело — самым правильным. И самым привлекательным состоянием.
— Весьма потребительское отношение к телу, профессор Грейнджер.
— Согласна, — кивнула я Дамблдору, — Однако, разве оно неправильно? Я могу жить и в теле Гарри, например. И успешно некоторое время жила, а он в моём. Тело оно… просто тело, не более.
— Какой интересный подход, — задумался Дамблдор, — с точки зрения колдомедицины, конечно.
— Директор, — я потёрла руки, — боюсь вас расстраивать, но завтра мои змейки ни на какие уроки не пойдут. Точнее девочки — завтра я планирую устроить тотальный медосмотр с пристрастием всех своих студентов.
— Зачем? — не поняла медсестра.
— Потому что такие случаи как этот — абсолютный провал школьной медицины. В школе больной, умирающий ребёнок — а никто ни ухом ни рылом! В личном деле не записано — личного дела даже нет, медкарты нет, в которой всё было бы отмечено, нет реноме у декана, нет ничего. Приехала и живи как хочешь, выживай. Умрёшь — твои проблемы. Волшебники, такие волшебники… — я покачала головой, — а многие дети просто стыдятся или боятся рассказать о своих проблемах. В общем, завтра девочки пройдут медосмотр, послезавтра мальчики. Уроки, может быть часть из них, они пропустят.
— И кто же его проведёт? — Помфри упёрла руки в боки, — уж не я ли?
— Нет, благо, в Мунго хватает колдомедиков, напишу тёте. Она там работает, недавно получила повышение. Пришлёт людей.
— Это будет стоить денег.
— Конечно, — кивнула я, — для начала этим займусь я, но надеюсь, впредь школа будет выделять средства и время для медосмотра и ведения историй болезни студентов.
— Мы постараемся, — уклончиво ответил директор.
— Абгемахт.