Небесный Кузнец. Глава 130
Глава 130.
Тишина в кабинете сгустилась настолько, что казалось, её можно резать ножом. Ксавьер сидел неподвижно, прикрыв глаза. Только едва слышное гудение магнитной подушки его кресла нарушало этот вакуум.
Я же сидел и мысленно перебирал варианты. Честно? Мне очень не хотелось пускать в ход «план Б». Шантаж, давление, угрозы — с сильнейшим телепатом планеты такие игры обычно заканчиваются лоботомией. Или инсультом. Но если он решит вежливо послать меня к черту, у меня просто не останется выбора. Козырь в рукаве был, но он был грязным, липким и неприятным.
Наконец веки профессора дрогнули, и он посмотрел на меня. Взгляд был усталым, но ясным.
— В свое время я не смог помочь ЩИТу даже с твоим поиском, Джон, — его голос звучал мягко, без нотки враждебности. — Так что твои слова о «самом сильном магните» — это, боюсь, лесть. Приятная, но лесть.
— Я — отдельный случай, статистическая погрешность, — парировал я, чуть качнув головой. — К тому же, в тот момент меня физически не было на этой планете. Не стоит равнять ту ситуацию с нынешней. Сейчас мы ищем не призрака, а вполне конкретного человека. В Клубе есть как минимум один мутант, след которого вы, директор, не сможете пропустить.
Ксавьер медленно кивнул, словно соглашаясь с собственными мыслями.
— Да… Врата. — Он произнес это имя с задумчивостью. — Если этот юноша находится в пределах нашей реальности, проблем возникнуть не должно. Я помогу тебе, Джон.
Я удивленно приподнял бровь. Я готовился к дебатам, к уговорам, к моральным дилеммам.
— Вот так просто? — недоверие в моем голосе прозвучало, пожалуй, слишком явно. — И, позвольте уточнить, помогаете вы не мне, а человечеству.
— Я не хочу создавать проблем своему виду, — поправил меня Чарльз, и в его голосе прорезалась сталь. — А именно они и возникнут, если ты вдруг решишь заменить в своих пресс-релизах нейтральное «мета-люди» на «мутанты». Мир пока не готов к таким потрясениям.
Я хмыкнул, глядя на остывающий чай.
— Мир также не был готов к теракту на Тайм-Сквер. Никто не был, — тихо заметил я. — Но в одном вы правы, директор. Я бы раскрыл миру ваше существование. Но не ради дешевой манипуляции или раскола. А ради прямого обращения к самому сообществу мутантов.
— Это… — Ксавьер осекся, в его взгляде мелькнуло искреннее удивление. Видимо, такой поворот он не предвидел.
Я подался вперед, чувствуя, что нащупал верную струну.
— Представьте, — начал я, загибая пальцы. — Сами мутанты выходят из тени. Неважно кто: ваши Люди Икс, Братство Магнето…
При упоминании Эрика уголок глаза Ксавьера едва заметно дернулся. Ага, значит, тема больная.
— …Канадский отряд «Альфа» или китайский отдел «Дракон Икс».
Рубедо пришлось вывернуть наизнанку цифровые архивы половины спецслужб мира, чтобы добыть эти крохи информации. Я подозревал, что это лишь верхушка айсберга. Самые опасные секреты в этом мире хранятся не на серверах, а в головах, закрытых пси-блоками. Но даже названия организаций произвели эффект. Я продолжал «давить», если это слово вообще применимо к ментальному титану напротив.
— Всему сообществу пришлось бы решать проблему с Клубом самостоятельно. Чтобы доказать человечеству: «Мы не с ними. Мы адекватные. Мы хотим мира, а не взрывать города». Это был бы шанс на легитимизацию через подвиг.
— Слишком радикальный способ, — покачал головой Ксавьер, отгоняя эту мысль как назойливую муху. — Раскол в таком случае неизбежен. Люди будут бояться силы, даже если эта сила их спасает.
— А мне почему-то хочется верить, что глобальная угроза в лице Клуба наоборот сблизила бы виды, — я пожал плечами, хотя сам понимал всю наивность этого утверждения. — Странно, что эта мысль не пришла в голову такому идеалисту, как вы, Чарльз.
— Кровь тысяч невинных на руках небольшой группы, отличающейся биологически… — Он тяжело вздохнул. — При всей моей вере в человечество, страх — слишком сильный мотиватор.
Мы зашли в тупик. Я понимал его логику, он — мою. Но спорить дальше было бессмысленно.
— И все же не стоит списывать со счетов ЩИТ, который пока еще крепко стоит на ногах. Не стоит списывать «Авангард». Не стоит списывать меня, — я позволил себе легкую усмешку. — Да и здравый смысл, в конце концов, тоже иногда побеждает. Но вся эта полемика имела бы смысл, только если бы вы отказались.
— Но я согласился, — улыбка вернулась на лицо профессора, делая его похожим на доброго дедушку, а не на самое опасное оружие массового поражения. — Хотя вопрос сосуществования наших видов я готов обсуждать всегда. Я думаю о нем каждый день.
— Кстати, — решил я прояснить один критически важный момент. — Что по этому поводу думает уже упомянутый мной Магнето? Эрик Леншерр… Насколько он сейчас радикален?
Вопрос прозвучал серьезно. Если Братство решит, что Клуб показал хороший пример, у нас будет война на два фронта.
— Не стоит беспокоиться об этом, Джон, — успокаивающе поднял ладонь Ксавьер. — Я не буду спрашивать, откуда ты знаешь о наших сложных отношениях. Ты, в свою очередь, не спрашивай, на чем базируется моя уверенность. Просто знай: Эрик не допустит чего-то подобного сегодняшней трагедии. У него есть кодекс.
— Буду считать, что сильнейший телепат Земли держит руку на пульсе. И на разумах наиболее опасных радикалов, — кивнул я.
В глубине души я скептически хмыкнул. Мета-знание вопило об обратном: в большинстве вселенных Ксавьер эпично ошибался насчет «старого друга», и все заканчивалось побоищем. Но здесь и сейчас я — фактор хаоса. Я — та самая переменная, про которую забыли сценаристы. И у меня есть свои методы решения проблем, если «кнопка мира» у Чарльза сломается.
— Если это тебя успокоит, — не стал спорить Ксавьер. — А сейчас, Джон, следуй за мной. Время не ждет.
Инвалидное кресло бесшумно скользнуло из-за стола. Массивная дубовая дверь распахнулась сама собой, повинуясь невидимой команде. Не став задавать лишних вопросов, я дал мысленную команду, и нано-костюм снова облепил мое тело, скрывая лицо.
Мы вышли в коридор. Но один вопрос все же сверлил мозг.
— Профессор, когда вы выйдете на Врата, а через него на остальных… Каков план? Вы…
— Я пацифист, — перебил меня Чарльз, прекрасно понимая, к чему я клоню. — Я не буду ломать их разумы или превращать в овощи. Все, что я могу — это дать тебе информацию.
— Пацифизм не очень сочетается с существованием боевого отряда под школой, — резонно заметил я.
— Есть большая разница между использованием кулаков для защиты и насилием над разумом, — раздался мелодичный, но властный женский голос.
Из-за поворота вышла фигура. Первая мысль: эффектная. Вторая: очень красивая.
Ороро Монро. Шторм. Высокая мулатка лет двадцати семи, чья грация была природной, стихийной. Пышная грива серебристых волос обрамляла лицо, достойное обложки Vogue, но взгляд… Взгляд был жестким, сканирующим. Она была одета в серебристый тренировочный костюм с эмблемой «Х», который сидел на ней как вторая кожа.
— Ороро Монро, — представилась она, чуть склонив голову. — Можно Шторм.
— Прометей, — я позволил себе улыбку под шлемом. — Можно просто Джон.
Её глаза чуть сузились, а уголки губ дрогнули. Шутку оценила. Ксавьер лишь покачал головой, продолжая левитировать рядом.
— Ороро — мое доверенное лицо. Надеюсь, ты не против, если она побудет с нами?
— Кто я такой, чтобы быть против? — я картинно развел руками.
— Ну да, — хмыкнула девушка, и в голосе проскользнули раскаты грома. — Всего лишь непонятный «ноунейм», вылечивший миллионы от рака, взломавший все мировое вещание и раскрывший существование мета-террористов, правящих миром. Подумаешь.
— Сначала Гидра, теперь Клуб… — выдохнул я с наигранной усталостью. — Пока статистика удручает: каждая первая тайная организация мнит себя властелинами мира. Кстати, директор, а что за «Разбойники»? Те киборги? Они тоже метили в теневое правительство?
Это был еще один кусочек пазла, который не давал мне покоя. Киборги-рабовладельцы на тропическом острове — звучит как сюжет плохого боевика 80-х.
— Нет, — голос Чарльза помрачнел. — Они были просто… одержимы. Местью. Ненавистью к нашему виду. Точнее, одержим был их лидер, ныне покойный Дональд Пирс.
— О, и что его убило? Передозировка пацифизма? — не удержался я от сарказма.
— Логан, — вместо Ксавьера ответила Монро. В её тоне звучало мрачное удовлетворение. — И в этом вопросе я с ним полностью солидарна. Пирс был выродком, погубившим немало наших братьев и сестер.
Мы начали спуск на первый этаж. Кресло Ксавьера игнорировало законы гравитации, плавно скользя над ступенями. Сам Ксавьер стоически игнорировал тему с убийством еще одного Пирса (печальная тенденция у фамилии, кстати). У подножия лестницы нас уже ждали.
Новое действующее лицо было невозможно не заметить. Двухметровый гигант, покрытый густой синей шерстью. Широкие плечи, мощные лапы… и абсолютно нелепый, но трогательный белый лабораторный халат поверх всего этого великолепия. Что-то среднее между гориллой и йети, он выглядел не как гений биохимии, а как жертва неудачного эксперимента. Но глаза… Умные, пронзительные глаза за стеклами очков выдавали интеллект, который мог бы посрамить половину ученых Земли.
— Хэнк Маккой, — представил его Ксавьер. — Наш главный научный сотрудник и создатель Церебро.
— Уважаю, — я протянул руку синему гиганту. — Я Джон. Тоже своего рода ученый.
— Прометей, — кивнул Зверь, пожимая мою руку. Его ладонь была мягкой, как у кошки, но я чувствовал скрытую мощь. — Не стоит прибедняться. Ваши работы с нанотехнологиями… впечатляют.
«Эх, Хэнк», — пронеслось у меня в голове. — «Знал бы ты, что вся моя "ученость" — это не более чем читерство и квантовый ИИ в голове». Вслух я этого, конечно, не сказал. Просто кивнул, принимая комплимент.
— Хэнк отвечает за техническое и программное содержание Церебро, — пояснил Ксавьер, продолжая движение к лифтам.
Я поравнялся с синим ученым. Вопрос вертелся на языке, профессиональный интерес пересилил тактичность.
— Хэнк, если это не секрет, — обратился я к нему, понизив голос. — Как тебе удалось усилить псионику директора? Нет, не так. Как тебе вообще удалось квантифицировать пси-энергию, чтобы создать под неё железо?
Это был не праздный вопрос. В этом мире псионика — не магия, а физическая величина. Но как загнать её в провода? Как заставить резонировать с техникой? Зверь смущенно почесал затылок мохнатой лапой.
— Я… Не думаю, что это секрет. Там все завязано на био-нейронных интерфейсах и резонансе… Но лекция может затянуться на час.
— Зная Хэнка, ставлю на все три, — усмехнулась Шторм, нажимая кнопку вызова лифта. — А мы уже почти пришли.
Двери разъехались, открывая просторную кабину. Мы зашли внутрь. Ороро подошла к панели, и я заметил, что она зажала «1» и «G» одновременно, удерживая их ровно пять секунд. Панель мигнула, сменив цвет подсветки с зеленого на тревожно-красный.
Кабина дрогнула и пошла вниз. Не в подвал. Куда глубже. Мы спускались в настоящее сердце Людей Икс, скрытое от глаз знающего мира и большинства учеников. Туда, где заканчивалась школа и начиналась война.
* * *
Соковия… Крошечное пятно на карте Восточной Европы, зажатое в тиски между Словакией и Чехией. Страна, лишенная выхода к морю, но зато тонущая в океане серости и безнадежности. Здесь количество коррупционеров на душу населения превышало все мыслимые статистические нормы. Фактически, если ты видел политика в дорогом костюме, ты видел вора. Это было аксиомой.
Двадцать лет упадка. Двадцать лет, в течение которых бетонные коробки советской застройки ветшали, заводы останавливались, а люди учились не жить, а выживать, считая каждый цент. Мир забыл о Соковии. Для «больших игроков» они были просто буферной зоной, слепым пятном.
Но меньше месяца назад всё изменилось.
Сначала появился ЩИТ. Арест барона фон Штрукера, который, как выяснилось, использовал страну как личную лабораторию для экспериментов над людьми, стал первым глотком свежего воздуха. Штрукер сдох в тюрьме при невыясненных обстоятельствах, и никто в Соковии не пролил по нему ни слезинки. Следом посыпались головы местных чиновников — тысячи арестов за содействие ГИДРе. Люди впервые подняли головы. В глазах, привыкших смотреть в землю, появилась искра. Неужели этот бесконечный кошмар закончится?
Логика народа была проста и цинична, как сама жизнь: если ЩИТ ставит здесь свои базы, значит, они не дадут превратить свою «столовую» в помойку. Американцы любят комфорт. А значит, будет работа, будет порядок, будет защита. ЩИТ стал новой религией. С двадцатых чисел октября по первое ноября страна жила в эйфории. Политики новой волны, еще вчера бывшие никем, с трибун кричали о вступлении в Евросоюз, о интеграции с надмировой организацией. «Хуже не будет», — говорили они. И люди верили.
А потом случился теракт. И выступление Прометея. Экстренный эфир, который смотрела вся страна, от стариков в горных деревнях до молодежи в редких интернет-кафе Нови Града.
Реакция властей последовала незамедлительно — и она была фатальной. Премьер-министр Соковии заявил о разрыве всех отношений с ЩИТом спустя всего тридцать минут после взрывов в Нью-Йорке. Он думал, что спасает свою шкуру, дистанцируясь от «проблемных» союзников. Он ошибся.
На дворе стоял поздний ноябрьский вечер, пронизывающий до костей ветром, но людей это не остановило. Благодаря Прометею они знали правду. Про рак, про Клуб Адского Пламени, про возможную связь политиков с ними. Они знали, что ЩИТ — единственные, кто реально боролся с ГИДРой. И они знали, что их правительство снова предало их. Надежду дали — и тут же грубо вырвали из рук.
Вспыхнули протесты. Это были не мирные марши с плакатами. Это был бунт голодных, злых и отчаявшихся людей. Погромы, коктейли Молотова, баррикады из горящих покрышек. Этот вечер войдет в учебники истории как «Ночь Гнева». Правительство пало за несколько часов — народ просто снес администрацию, вышвырнув чиновников на улицу. Кто будет править? Толпа скандировала одно слово: «ЩИТ». Потому что своим верить больше нельзя. Свои убивают.
В одном из темных переулков центра, куда доносились отблески пожаров и звуки сирен, сидели двое. Статистика назовет их жертвами беспорядков: 117 убитых силовиками, более 300 раненых. Но для них статистика сейчас не имела значения.
Петро дрожащими руками разрывал свою футболку на лоскуты. Его лицо было маской из копоти, дорожек от слез и чужой крови. Ему было страшно. Животный, липкий страх сковывал движения, когда он смотрел на сестру. Ванда лежала, привалившись к стене мусорного бака. На её боку расплывалось темное, влажное пятно.
— Не раскисай, — попыталась она улыбнуться, но вместо улыбки вышла гримаса боли. Голос был тихим, шелестящим, как сухая листва. — Я не умру, братишка. Не сегодня.
— Нет… Нет… Конечно нет… — бормотал Петро, пытаясь зажать рану тканью, которая мгновенно пропитывалась алым. — Черт, это не помогает… Нужны нормальные бинты. Гемостатики. Хоть что-то!
Легко сказать. В стране, где даже аспирин и туалетная бумага были предметом роскоши, найти перевязочные материалы посреди горящего города было сродни чуду. Аптеки были либо разграблены, либо закрыты железными жалюзи.
— Кажется… у старого Вирда было, — прохрипела Ванда, прикрывая глаза. Силы покидали её с каждой каплей крови.
Вирд. Знакомый перекупщик, живущий на окраине. Городская легенда гласила, что у него есть связи на таможне и он может достать всё: от антибиотиков до патронов. Глаза Петро вспыхнули безумной надеждой.
— Точно! Вирд!
— Петро, это далеко… — выдохнула Ванда, но он уже не слушал.
— Я быстро! Пять… нет, три минуты, сис! — он вскочил на ноги, пружиня от адреналина. — Просто дождись меня! Дыши! Слышишь? Дыши!
И он рванул с места, исчезая за поворотом переулка. Ванда осталась одна. Холод от бетонной стены пробирал до костей, смешиваясь с холодом, идущим изнутри.
«Дурак…» — с нежностью подумала она, чувствуя, как сознание начинает плыть. — «Какой же он дурак…»
До дома Вирда в пригороде Нови Града — минимум сорок минут быстрым шагом. В условиях уличных боев, кордонов полиции и горящих баррикад — это час, а то и два. Туда и обратно. Он просто не успеет.
Она посмотрела на серое ночное небо, затянутое дымом. Звезд не было видно.
«Ну и пусть. По крайней мере, он не увидит, как я уйду», — эта мысль принесла странное успокоение. — «Надеюсь, они всё-таки построят новую Соковию. Жаль что я этого не увижу…»
Глаза стали тяжелыми. Звуки улицы — выстрелы, крики, вой сирен — начали отдаляться, словно кто-то выкручивал ручку громкости на минимум. Темнота подступала мягко, обволакивая.
Вдруг воздух в переулке взорвался. Это было похоже на резкий порыв ураганного ветра, ударивший в замкнутом пространстве. Мусорные баки громыхнули, пыль взметнулась столбом, а бумажки и пепел закружились в бешеном вихре. Ванда вздрогнула, широко распахнув глаза от неожиданности. Резкий хлопок давления заложил уши.
— Я вернулся!
Голос брата раздался прямо над ухом. Не издалека, не с приближением шагов — он просто возник здесь. Ванда нахмурилась, пытаясь сфокусировать зрение. Её мозг отказывался воспринимать реальность. Прошло… сколько? Минута? Полминуты? Секунд двадцать? Он не мог вернуться. Физически не мог. Он должен был быть только в начале улицы.
— И у Вирда действительно всё было! — голос Петро срывался от возбуждения, смешанного с истерикой. — Бинты, перекись, даже чертовы антибиотики! Смотри!
Ванда перевела мутный взгляд на его руки. Он действительно держал упаковки. Старые, с потрепанными краями, но настоящие медицинские пакеты.
— Откуда?.. — шелест её голоса потонул в шуме ветра, который всё еще утихал в переулке.
Нет. Невозможно. Она знала правду. Вирд был мелким жуликом, торговавшим паленой водкой и краденой электроникой. Его «связи с таможней» были сказкой для дураков. Вероятность того, что у него дома лежит полевой набор медикаментов, была равна нулю. А вероятность сбегать туда, найти их (или выбить из него) и вернуться обратно за тридцать секунд… Это было за гранью физики. За гранью реальности.
Только сейчас до её угасающего сознания дошел полный сюрреализм происходящего. Она посмотрела на брата. Петро выглядел… иначе. Его волосы были взъерошены так, словно он стоял в аэродинамической трубе. От его одежды шел пар. А кроссовки… Подошвы его дешевых кроссовок дымились. Реально плавились, источая едкий запах паленой резины.
Петро, не замечая её шока и не понимая, что он только что сотворил, уже разрывал зубами упаковку бинта. Его руки двигались быстро. Слишком быстро. Нереально быстро.
— Сейчас, сестренка, сейчас… Потерпи…
В эту ночь история Соковии переписала себя. Но куда более важная история началась здесь, в грязном, залитом кровью переулке. История двух близнецов, для которых слово «невозможно» перестало существовать.