Genshin. ТК. Акт 5. Глава 53. Верховный судья

16к символов

* * *

Моросящий дождь лениво стекал по стеклу. Капли скользили вниз, сливались и падали, оставляя за собой извилистые следы, по которым дрожал отражённый свет лампы. В вагоне царила мягкая полутьма: ровное, почти домашнее сияние настольной лампы заливало стол тёплым светом, придавая белым листам оттенок старого янтаря.

Молодой мужчина сидел в глубоком кресле, обитом тёмно-синей тканью, с чуть ослабленной осанкой, как человек, давно забывший о времени. Его серебристые волосы, приглушённо поблёскивающие в золотистом свете, были немного растрёпаны — видно, он давно не отрывался от чтения. На столе перед ним лежала аккуратная стопка документов, перо, чернильница и небольшие песочные часы, в которых равномерно сыпался светлый песок, отмеряя тишину.

Поезд мягко покачивался, постукивая колёсами — ритмично, почти убаюкивающе. За широким панорамным окном купе раскинулась река, укрытая лёгким туманом. Её гладь казалась живой — она дышала, отражая редкие вспышки далёких молний. За рекой, на горизонте, темнели горные хребты, вершины которых исчезали в облаках. Между скал серебрились водопады — тонкие струи, теряющиеся в зелёной глубине хвойных лесов. Всё это проплывало за стеклом беззвучно, будто видение.

Вагон был новым. В воздухе стоял тонкий запах свежего дерева, лакированного дерева и чистого металла. Здесь ощущалась стерильная новизна, будто пространство ещё не успело напитаться присутствием людей. Но мужчину не трогали ни запахи, ни пейзаж. Он был целиком поглощён документами — сухими строчками отчётов, печатями, подписями. Его взгляд скользил по бумагам быстро, но временами замирал, словно наталкивался на фразу, способную изменить всё. Пальцы его едва заметно постукивали по краю стола — ритм тихий, упорядоченный, как дыхание. Где-то в глубине вагона ровно гудел отопительный прибор. Всё вокруг было наполнено покоем, в котором единственным звуком оставался шёпот дождя.

— Господин Нёвиллет? — раздался вдруг женский голос.

Он вздрогнул, словно звук прорезал ткань его сосредоточенности.

Несколько секунд Нёвиллет оставался неподвижен, не сразу осознавая, что обращение было к нему. Мужчина поднял голову — и только тогда понял: поезд стоит.

Вибрация рельсов исчезла. Вместо привычного мерного стука — тишина, прерываемая лишь звоном капель, стекающих по стеклу. За окном больше не было пейзажей Фонтейна. Теперь там тянулся небольшой город — аккуратный, почти уютный на первый взгляд. Узкие улицы блестели от дождя, под фонарями мерцали лужи, вывески магазинов покачивались на ветру. Однако повсюду виднелись гвардейцы — десятки, может, сотни людей в тёмно-синих мундирах. Они стояли вдоль платформы и у перекрёстков, их плащи темнели под дождём, а лица скрывали тени козырьков.

Но внимательный взгляд верховного судьи сразу подметил то, что ускользнуло бы от постороннего глаза. Среди ровных линий домов и чисто подметённых улиц виднелись следы недавнего бедствия: обугленные стены, пробоины в фасадах, закопчённые камни, кое-где — следы от взрывов и снарядов. Кое-что уже успели подлатать, скрыв следы разрушений под свежей краской и новыми досками, но не всё — здесь и там виднелись зияющие следы огня, словно город всё ещё хранил боль о недавней буре.

Нёвиллет медленно выпрямился, взглядом скользя по окну. В отражении ему вернулось усталое, но собранное лицо — сдержанное, как и всегда. Он перевёл взгляд на дверь купе, откуда доносился голос, и неглубоко вдохнул, будто приводя мысли в порядок.

— Да? — произнёс он наконец.

За дверью послышались шаги. Голос повторился — теперь ближе, с ноткой волнения:

— Господин Нёвиллет… мы прибыли. Вы просили предупредить.

— Хорошо, спасибо. Я скоро выйду, — ответил мужчина, лёгким движением потирая виски.

Купе было просторно — занимало почти половину вагона: высокие окна, обитые бархатные панели стены, массивный стол с полированной поверхностью. Он медленно встал, собрал бумаги в единую стопку, прикрепил к ней зажим с голубым камнем — холодным, лаконичным, будто акцентирующим важность. Затем слегка махнул рукой. Стопка тут же исчезла со стола в голубых искрах, которые тут же погасли.

Медленно он направился к шкафу: зеркало с резной рамой, вешало с официальным нарядом — строгий сюртук глубокого индиго, воротник и манжеты обшиты тонкой серебром нитью. Он снял сюртук, аккуратно его повесил, затем надел свежую рубашку цвета слоновой кости, подтянул галстук — оттенок почти серо-голубой, холодный, сдержанный. Зеркало отразило его: высокий мужчина с серебристыми волосами, ровный взгляд, лицо спокойно-чёткое, но в нём таилась усталость, свидетельство долгих лет службы.

Он взял из стойки зонтик с тёмно-синим куполом и лёгкой серебристой ручкой. Один шаг к двери — и он остановился, глядя на своё отражение ещё раз, словно проверяя готовность не просто выйти из вагона, но вступить в иной мир. Затем, с тихим, отчётливым щелчком, дверь купе распахнулась. Нёвиллет вышел в узкий коридор вагона, где свет от настенных ламп мерцал тускло, отбрасывая длинные тени на полированные панели, и направился в сторону выхода. Там его сразу же обдало порывом холодного, сырого ветра, несущего с собой мелкие, колючие капли дождя, которые хлестнули по лицу.

Судья мгновенно раскрыл зонт над головой с мягким, уверенным хлопком ткани, которая расправилась, как парус в шторме. Сама платформа была мокрой и скользкой, как покрытый слизью панцирь огромного краба из мрачных глубин Меропидской крепости; лужи в глубоких выбоинах дрожали и рябили от торопливых шагов мимо проходящих солдат, чьи тяжёлые сапоги оставляли глубокие, чавкающие следы в густой грязи, смешанной с чёрной угольной пылью и мелкими осколками камня. Воздух был густым и тяжёлым, пропитанным насыщенным запахом мокрой земли, едкого дыма от полевых костров.

У подножья вагона его ждал один-единственный человек — молодой лейтенант гвардии Фонтейна в промокшем, тяжёлом плаще поверх синего мундира с серебряными пуговицами, на которых ещё виднелись следы недавней полировки. Его лицо, освещённое дрожащим, неровным светом ручного фонаря, который он крепко держал в левой руке, было бледным от усталости, с лёгким, свежим шрамом на подбородке; взгляд — настороженным, но полным глубокого уважения.

За ним стояла карета — скромная, но надёжная, с гербом Фонтейна на дверце, выцветшим от времени; лошади — две крепкие гнедые кобылы с мокрыми, слипшимися гривами, прилипшими к мощным шеям, — фыркали, переминаясь в грязи, паря ноздрями белыми облачками в холодном воздухе.

— Господин Верховный судья Нёвиллет, — произнёс лейтенант, салютуя резким, отточенным движением, выработанным годами дисциплины. — Капитан Дюпон уведомил меня о вашем прибытии. Я — лейтенант Пьер Лару из гвардии. Мне приказано довезти вас до приграничной зоны — блокпоста у старого моста за городом.

Нёвиллет кивнул, его глаза на миг задержались на лице лейтенанта, оценивая не только слова, но и позу — слегка сутулые плечи от усталости, крепкую хватку на эфесе сабли у пояса, — и в этот момент он отметил про себя, что молодой офицер, вероятно, не спал уже вторые, а то и третьи сутки, судя по тёмным кругам под глазами и лёгкой дрожи в руках.

Он не предупреждал о своём прибытии заранее — ни мэра, ни штаб; это было его осознанное решение, чтобы избежать лишнего шума, суеты и ненужных церемоний, которые могли бы привлечь внимание лазутчиков и отвлечь от действительно важного дела. Лишь капитан гвардии этой провинции знал о его приезде, и организовал ему дополнительный транспорт.

Без лишних слов судья сложил зонт.

— Благодарю вас, лейтенант, — сказал он спокойно, голос его эхом отразился от мокрой платформы, звучный и уверенный.

Лейтенант кивнул, не споря, и открыл дверцу с лёгким скрипом петель, пропитанных влагой и ржавчиной. Внутри кареты пахнуло теплом от небольшой масляной лампы и лёгкой затхлостью от мокрой кожи сидений. Нёвиллет устроился внутри на мягких сиденьях из потёртой, потемневшей от времени кожи, пропитанных запахом дождя и слабого аромата табака от предыдущих пассажиров. Лампа на масле рассеивала золотистый, тёплый свет, отбрасывая длинные, колеблющиеся тени на деревянные стенки, обитые потрёпанным бархатом, и на маленькое окошко, покрытое каплями, через которое виднелись размытые силуэты солдат на фоне множества зданий, их фигуры казались призрачными в сером свете.

Дверца захлопнулась с глухим стуком, отрезая внешний мир, и карета вскоре тронулась со скрипом осей, колёса зашуршали по мокрым камням булыжной мостовой. Нёвиллет снова остался наедине со своими мыслями, слыша лишь приглушённый стук копыт, барабан дождя по крыше и далёкий гул ветра, который завывал, как предвестник беды.

Пока карета покачивалась на ухабах дороги, под серым, пасмурным небом, где тучи сгущались, верховный судья откинулся на спинку сиденья, закрыв глаза и чувствуя, как лёгкая вибрация кареты передаётся через тело. В голове, как страницы документов, которые он изучал в вагоне под светом лампы, прокручивалась вся информация — сухие, чёткие строки отчётов, написанные торопливым почерком, телеграммы с помарками от спешки, карты с красными пометками и списками имён, каждое из которых несло в себе историю потери.

Несколько дней назад произошла самая настоящая катастрофа: меки по всему Фонтейну внезапно потеряли всякий контроль и впали в безумие, их глаза-линзы загорелись красным, а механизмы заскрипели в безумном ритме, словно в них вселился злой дух. Машины посреди ночи начали нападать на людей, на города и деревни по всему королевству. Многие небольшие поселения сейчас оказались буквально стёрты с лица земли, оставив после себя лишь воронки от взрывов и обугленные руины, и волна безумия докатилась до самых далёких провинций. Тысячи жертв: более 3400 имён в списках, включая детей и стариков, не успевших уйти от механических монстров, их тела лежали в руинах, как свидетельства трагедии.

Но как будто этого судьбе казалось мало, и буквально в момент начала катастрофы произошёл мятеж и захват Мон-Гильотена, огромного города на севере и промышленного центра всего королевства. И это было не случайным совпадением. Как выяснилось уже после, неутверждённые модификации при сборке на заводе по производству и модернизации меков привели ко всему этому хаосу. И именно в этом городе находилось это предприятие. И как раз директор этого завода Виктор Рошфор и его приближённые объявили «революцию».

Требования: независимость всей северной провинции с её богатыми рудниками и реками, отвод гвардии и прекращение вмешательства столицы. Заложники — около 35 000 жителей, запертых в кварталах, они используются как щит и гарантию своей безопасности.

Первый неудачный штурм города: потеря роты — 120 человек, погибших под огнём пушек меков, подчиняющиеся директору, с демонстративным уничтожением нескольких кварталов, где взрывы разметали дома, оставив крики и плач в пасмурном воздухе. Угрозы с их стороны были не пустым звуком, к сожалению. Завод — стратегический и очень важный актив Фонтейна, занимающий 12 квадратных километрах, на которых расположены ангары с гудящими машинами, промышленные и экспериментальные цеха, архивы с чертежами, специализированные техникумы и полноценные технические академии — и именно здесь, в таком важном месте, таится источник проблем и его виновники.

Очевидно «Революция» — всего лишь маска.

Никакие революционеры не станут убивать своих же граждан, это были уже самые настоящие террористы и изменники, чьи мотивы пока таили в себе тьму. Судя по пробелам в отчётах и намёкам в телеграммах, за маской мятежа таится уничтожение улик, связанных с безумством машин, или завершение какого-то незарегистрированного проекта в секретном ангаре, возможно, создание автономной армии или оружия, способного изменить баланс сил в Тейвате и распространить хаос за пределы страны. Понятно, что никто не уступит горстке террористов и изменщиков, вооружённых небольшой армией меков, целую провинцию с её жителями, рудниками и передовыми технологиями. Однако у этих преступников в запасе достаточно времени, и это не предвещает ничего хорошего — лишь эскалацию хаоса и завершение их тёмных замыслов.

План Нёвиллета был удивительно прост: подойти один, без эскорта, как судья в мантии, а не завоеватель в доспехах, с белым флагом в уме, если понадобится. Рошфор знал его — десятилетия пересечений: патенты на гидравлические системы, где они спорили о безопасности в его кабинете; одобрение проектов железной дороги, где Нёвиллет ставил печать на чертежи; суды с профсоюзами и даже ужины после ключевых слушаний в тихом ресторане, где они обсуждали будущее Фонтейна за бокалом вина, их разговоры эхом отзывались в памяти.

Это могло открыть дверь для переговоров, обмена заложниками — возможно, себя на жителей, чтобы спасти невинных и добраться до правды. Новый штурм — крайность, уносящая жизни; время уходит, и за это время Рошфор мог завершить свой неизвестный план, который грозил большими бедами.

Карета остановилась у приграничной зоны — блокпоста: баррикады из мешков с песком, набитых влажной землёй и обломками, бочек и пулемётов, установленных на треногах, с гвардейцами под навесом из брезента, чьи лица были бледны в тусклом дневном свете, где низкие тучи приглушали всё вокруг, создавая атмосферу напряжённого ожидания.

Нёвиллет вышел, и вокруг него сразу раскинулся густой лес, где стволы сосен и елей, покрытые мхом и блестящими каплями дождя, смыкались в тёмную, непроницаемую стену, а под ногами вилась узкая просёлочная дорога, изрытая колеями и лужами, пропитанными грязью и маслом. Дождь снова хлестнул по лицу, проникая за воротник и заставляя кожу покрыться мурашками от холода, который пробирал до дрожи.

Но даже отсюда, с этого отдалённого блокпоста, сквозь зелёную завесу деревьев проглядывал гигантский промышленный город Мон-Гильотен, его монструозная громада возвышалась как древний левиафан, пробиваясь сквозь кроны, с силуэтами заводских труб, дымившими зловеще под серым небом. Лейтенант Лару, подойдя быстрым шагом, с каплями на плаще, уточнил, его голос полон беспокойства, прорывающегося в повышенном тоне:

— Господин Нёвиллет, вы уверены? Дальше — два километра по броду до южных ворот завода. Меки патрулируют окрестности, Рошфор может открыть огонь без предупреждения. Капитан Дюпон ожидает вашего сигнала из штаба, и солдаты здесь готовы поддержать…

Нёвиллет элегантно раскрыл зонт с шелестом ткани, тёмно-синий купол зашумел под каплями, отбрасывая тени на его лицо. Взгляд его был спокоен, но в глубине таилась древняя решимость — сила океана, способная смывать горы:

— У нас не так много времени и ещё меньше вариантов, лейтенант. Я должен попытаться. Возвращайтесь в штаб, координируйте осаду на случай провала и следите за сигналами.

Лейтенант коротко кивнул, салютовал резким движением — на его лице смешались восхищение и страх. Затем он ловко вскарабкался обратно на козлы. Карета развернулась с визгом колёс, забрызгивая всё вокруг грязью, и вскоре скрылась за поворотом, оставив за собой тяжёлый, гулкий стук копыт, постепенно растворяющийся в шуме дождя.

Нёвиллет ещё некоторое время стоял неподвижно, всматриваясь, пока силуэт не растаял в тумане и серых потоках воды. Солдаты у блокпоста молча салютовали, склоняя головы в уважении; тусклый дневной свет скользил по их лицам, придавая им почти статуйный вид.

Он повернулся к дороге впереди — изрытой, усыпанной обломками. По сторонам валялись искорёженные меки, с вывернутыми шестерёнками и обломанными конечностями, среди разбитых телег и вырванных с корнем деревьев. Впереди темнел густой лес, за которым проглядывал Мон-Гильотен и сам завод — его громада вздымалась над кронами, как чёрный монолит. Высокие трубы дымились, а редкие вспышки молний на миг вырывали из мрака очертания стен, залитых дождём под свинцовым небом.

Не теряя больше ни секунды, Нёвиллет двинулся вперёд.

Под сапогами хлюпала тяжёлая грязь, пропитанная машинным маслом и дождевой водой. По куполу зонта стекали капли — ровными, неумолимыми струями, словно слёзы небес. Он шёл уверенно, не спеша, как неотвратимый приговор Суда. Каждый шаг звучал глухо и чётко, будто отклик самого мира. Он уже знал: истина — там, в глубине завода. И он доберётся до неё, чего бы это ни стоило. Даже если придётся шагнуть прямо в пасть механического ада.