HSR. НВ. Глава 3. Начало нового пути

3.docx

18к символов

* * *

Изучение остальных вагонов, бывших когда-то частью Звёздного экспресса, я не мог назвать «увлекательным» или «интересным». Чем больше я изучал, чем больше вагонов проходил, тем хуже на душе становилось.

Да, я толком ничего не помнил, чёрная и белая дыры сожрали мою память, оставив только пустоту, зияющую внутри, как та же чёрная дыра в груди того монстра. Но от этого легче не становилось. Вот честно. Даже наоборот — я чувствовал горечь утраты и сильное сожаление, но не понимал, что именно потерял и кого. Обрывки: смех в коридоре, лица, мелькающие в окнах, тепло чужой руки на плече — всё это всплывало и таяло, оставляя привкус соли на языке. От этого было, наверное, ещё больнее, как от раны, которую не видишь, но чувствуешь каждой клеткой.

И сейчас я сидел в своей бывшей комнате, от которой осталась ровно половина — разрезанный пополам вагон, с ровными краями металла, — на краю пола, свесив ноги вниз в пропасть, где внизу уже бурлила поднимающаяся лава, отбрасывая оранжевые блики на стены. Держал в руках небольшой фотоаппарат — старенький, бирюзового цвета с разбитым объективом, трещинами по корпусу, покрытым царапинами, как шрамами от битв. Эта вещица принадлежала кому-то знакомому и важному — сердце чувствовало это, сжимаясь, как будто вспоминало тепло чужих пальцев на затворе.

— Не знаю, насколько я хороша в подбадривающих речах… — вдруг произнесла Ахерон, нарушая тишину. Она сидела рядом, тоже на краю разрезанного пола, сложив руки на коленях и задумчиво глядя вперёд. — Не так часто я говорю с людьми. Особенно в последнее время, — она усмехнулась коротко, почти безрадостно. — Но я искренне считаю, что произошедшая трагедия — это не конец твоего пути, Келус, а, возможно, его начало.

Она бросила на меня косой взгляд, немного смутившись собственных слов.

— Понимаю, звучит клишировано, — продолжила она, качнув ногой в пустоту. — Но я и правда так думаю. В прошлом я потеряла всё. Всё, что имело смысл, всё, за что могла держаться. И потому, наверное, понимаю твои чувства лучше, чем кто-либо.

Мэй на мгновение замолчала.

— Я не сдалась. Я нашла новый путь, — её голос стал мягче. — И продолжила идти, хоть и не знала, куда он меня приведёт. Ты тоже не сдашься, — Ахерон обернулась ко мне, и её рука легла мне на плечо. Холодная, но уверенная. — Я вижу это в твоих глазах. И ты продолжишь свой путь. Уверена, твои друзья и товарищи хотели бы именно этого.

Она говорила немного неловко, но от сердца. В этих словах не было надменности, только спокойное знание боли. И, странным образом, мне правда стало легче. Казалось бы, всего лишь слова — а в груди что-то отозвалось, и горечь, терзавшая изнутри, чуть отступила.

— Миссия Освоения ещё не окончена… — прошептал я, вспоминая голос в голове, который заставил меня подняться не так давно, эхом отдающийся внутри, как приказ из прошлого. Эти слова также придали уверенности и сил, разогнав туман в мыслях, и я с улыбкой посмотрел на Ахерон, чувствуя, как тепло возвращается в грудь. — Ты на самом деле хороша в подбадривающих речах — я теперь не чувствую себя таким убитым и потерянным, как несколько минут назад. Спасибо.

Она ответила коротким, чуть усталой, но тёплой улыбкой, кивая.

— Рада слышать, что смогла помочь, — тихо сказала девушка и убрала руку, переплетая пальцы у себя на коленях.

На какое-то время мы молчали. Только ветер шумел где-то в проломе корпуса.

— Как думаешь… — нарушил я тишину, глядя на небо, где зияла белая дыра. Огромная, тихая, безмолвная. — Если у меня получилось выжить в этой истории, у моих друзей есть шанс? Хоть какой-то?

Свет от белой дыры был странным: мягким и холодным одновременно, как зимний рассвет, что не греет, но озаряет всё вокруг. Её вид почему-то приносил не страх, а некое умиротворение что ли — не угрозу, а напоминание о том, что даже из ада можно выбраться.

Ахерон тоже подняла взгляд. Некоторое время молчала, словно подбирая слова.

— Шансы есть всегда, — наконец произнесла она. — Но лучше оставаться реалистом. Не цепляйся за иллюзии, как за спасательный круг. Иногда вера в невозможное тонет первой.

Мэй повернулась ко мне и, чуть прищурившись, добавила:

— Ты ведь первый, кто смог оказаться между двумя противоположными проявлениями Небытия. Между тем, что поглощает, и тем, что отвергает.

Голос её стал ниже, глубже.

— Ты стоял на лезвии вечности, где даже смерть теряет смысл. Всё, что было, и всё, что будет, слилось тогда в одно мгновение, когда Небытие смотрело на себя через тебя. Ты буквально находился на границе между исчезновением и рождением — между концом и началом, что касаются друг друга, — сказала она, не отводя взгляда. — Это нечто уникальное. Что-то, что случилось только потому, что ты сам — уникален. Но осознать это тебе ещё предстоит.

Она немного замолчала, потом хмуро усмехнулась.

— Думать, будто кто-то ещё смог пережить подобное и остаться жив… — покачала головой. — Наивно. Всё, что было поглощено границей между чёрным и белым, сегодня исторгнуто этой белой дырой. Это данность, Келус. Её не изменить. Её можно только принять и идти дальше.

Я невольно улыбнулся, хотя в её словах не было утешения.

— А вот это уже не самые воодушевляющие слова, — заметил я.

— Зато честные, — отозвалась она, хмыкая. — Лучше принять истину сразу, чем строить себе утопии. Поверь, я знаю, о чём говорю.

— Это я понимаю, — кивнул я, сжимая в руках фотоаппарат. — Но, знаешь… всё же надеюсь, что кто-то сумел покинуть зону катастрофы. Что хоть кто-то жив.

Ахерон посмотрела на меня, и в её глазах мелькнула искра — не насмешка, не жалость, а почти вызов.

— А вот это уже правильная мысль, — сказала Мэй. — Надежда, которая не ослепляет, а поддерживает. У неё куда больше шансов на правду.

Она поднялась, стряхнула с плаща пыль и протянула мне руку.

— Ну что, Келус, — в её голосе прозвучала тихая уверенность. — Готов отправиться в путь?

Я взглянул на её руку, потом украдкой — на белую дыру, которая медленно вращалась в небе, словно беззвучное солнце. Её сияние отражалось в осколках металла, и весь разрушенный вагон казался пропитанным этим холодным светом.

Он не ослеплял, не грозил — просто был.

Как напоминание, что даже Небытие способно породить свет.

* * *

Мы стояли неподалёку от того самого вагона, где ещё недавно сидели. Теперь он торчал среди пепельной равнины, словно ржавая рана на теле планеты, окружённый дымящимися камнями и всполохами красноватого жара, прорывавшегося из трещин под ногами. Поверхность пустыря, на котором мы стояли, была неровной, каменистой, местами покрытой пеплом и песком, серым, будто выжженным временем. Воздух густо пах гарью и металлом.

За спиной у меня висел небольшой мешок с лямкой, перекинутой через плечо. В нём я собрал всё, что могло иметь хоть какую-то ценность и биту, рукоять которой торчала наружу — удобно, чтобы в случае чего мгновенно выдернуть. Всё, что можно было собрать, я собрал. Здесь больше нечего было искать — только воспоминания, которых у меня не осталось, и тени того, чего уже не вернуть. Да и потоки лавы, уже подступавшие из трещин, начали стекаться в низины, заполняя равнину, обещая вскоре поглотить всё, что ещё стояло.

Ахерон стояла рядом, опершись ладонью о рукоять своего меча. Порыв ветра шевелил её плащ. Она молчала несколько секунд, будто прислушиваясь к чему-то — не к ветру и не к звукам, а к самим вибрациям мира, к его последнему дыханию. Потом, не отводя взгляда от мрачного горизонта, сказала тихо, но отчётливо:

— Мой способ перемещения между мирами имеет ограничения и… особую специфику, — произнесла она, чуть нахмурившись. — Я взмахом меча буквально разрываю пространство. Разрубаю его, как ткань, и открываю проход в особое измерение. Оно находится в тени IX, в пределах Эона Небытия. Это пространство — не жизнь и не смерть. Что-то посередине.

Она перевела взгляд на меня.

— Это граница бытия, где отражаются души погибших. Они там не живут и не умирают — просто существуют, как отголоски того, кем были. Иногда я чувствую их зов… особенно тех, кто принадлежал мирам, уже поглощённым тенью IX. Эти голоса не умолкают… В таких местах я вижу не только души, но и следы миров, которые ещё не окончательно умерли. Они висят на грани, между вспышкой жизни и провалом в пустоту. Как, например, эта планета. С виду — мёртвый пепельный шар, но под этой корой пепла всё ещё теплится отпечаток живых душ. Отголосок тех, кто здесь жил, кто чувствовал и страдал.

Я вскинул на неё взгляд.

— То есть… ты можешь открывать проход только туда, где жизнь уже почти угасла? Только в мёртвые миры или те, что на грани?

Ахерон усмехнулась краешком губ.

— В основном, да. Иногда случаются… сбои. Случайные открытия в мирах, полных жизни. Это редкость, но бывает. Я не управляю этим напрямую — всё зависит от воли самого IX, —она пожала плечами. — Так что в целом ты прав.

Я почесал затылок, ощущая, как сухой пепел сыплется с волос.

— И как мы, допустим, из таких миров попадём на станцию Герты?

— Ну… — Мэй слегка замялась и почесала висок. — Придётся искать транспорт. В одном из миров могут остаться действующие станции связи или корабли. У КММ, Корпорации Межзвёздного Мира, по всей галактике есть спутники ретрансляции. Но чаще всего те миры, куда я попадаю, уже не имеют связи. Они отрезаны, мертвы, забыты. Так что… — девушка выдохнула. — Придётся надеяться на удачу.

Я грустно усмехнулся.

— Звучит довольно… одиноко. Получается, ты всё время странствуешь одна, и постоянно по мирам, которые либо уже умерли, либо умирают прямо на глазах. Это должно быть тяжело.

Ахерон опустила глаза. Ветер трепал пряди её волос.

— Думаю, да. Это грустно. Но я привыкла. Когда долго смотришь в Небытие — грусть перестаёт болеть. Она просто становится частью тебя.

— Это звучит ещё грустнее, — сказал я, улыбнувшись, хоть и без веселья.

— Хм, — она чуть хмыкнула, почти беззвучно. — Наверное.

Она шагнула вперёд, поставила меч вертикально перед собой и обеими руками обхватила рукоять — правая на гарде, левая на ножнах.

— Готов? — спросила она с лукавым блеском в глазах.

— Не знаю, — честно ответил я. — Наверное, нет.

Мэй слегка кивнула, будто приняла ответ. Мгновение — и меч выскользнул из ножен, рассекая воздух.

Раздался низкий гул, словно мир сам застонал от боли. Вспышка света ослепила, ветер хлестнул по лицу, и я инстинктивно отшатнулся, прикрыв глаза рукой. Пространство перед нами дрогнуло, как рябь на воде, и разверзлось — разорвалось, открыв зияющую пустоту.

Стоило мне моргнуть, как всё изменилось.

Я стоял уже не на пепельной равнине, а в ином месте — в безграничной черноте, где не существовало ни горизонта, ни неба. Только вдали, как чёрное солнце, висела огромная дыра, испускающая белое сияние, её горизонт событий освещал пространство мягким, неестественным светом. Всё вокруг было тихо. Под ногами плескалась вода, холодная и прозрачная, отражающая бесконечность над головой. Казалось, что я стою посреди мелкого моря, где нет ни дна, ни границ.

— Келус? Всё в порядке? — услышал я голос Ахерон.

Я повернул голову — и замер.

Она стояла неподалёку, но выглядела иначе. Волосы её стали снежно-белыми, глаза — кроваво-красными, а по коже шли узоры, похожие на ветвящиеся трещины, сияющие алым светом. Казалось, этот свет медленно пульсировал, как дыхание. На теле распустились красные цветы, будто сотканные из той же энергии, что и дыра вдали.

Я хотел что-то сказать, но она вдруг шагнула ко мне и, почти неосознанно, коснулась ладонью моей щеки. Её пальцы были тёплыми, мягкими — и в то же время в них ощущалась мощь, чуждая всему живому. Её взгляд был пристальным, ошарашенным, будто она увидела не меня, а что-то внутри. Несколько мгновений мы стояли молча, и только дыхание и плеск воды нарушали тишину.

— Мэй?.. — тихо произнёс я.

Она вздрогнула, словно очнулась, и поспешно отступила на шаг.

— Прости, — быстро сказала она. — Просто… я не ожидала, что и ты изменишься.

— Изменюсь? — переспросил я. — В каком смысле?

Я поднял взгляд и заметил, что мои волосы тоже стали светлыми. Я вытянул прядь, и сердце кольнуло.

— Белые… Хм, а это вообще нормально?

— Мой облик меняется из-за силы Небытия, которую я провожу сквозь себя, — объяснила Ахерон, слегка хмурясь. — Это временный эффект, побочный результат контакта с энергией IX. Обычно он проходит, когда я покидаю Тень. Но здесь, — она обвела рукой бездну вокруг, — Здесь всё пропитано Небытием. Это место само по себе живое отражение IX. Поэтому облик держится постоянно.

Она сделала паузу, внимательно всматриваясь в меня.

— Но ты… ты не должен был измениться. Ни один человек, которого я когда-либо брала с собой, не менялся так. И уж точно не настолько.

— И что это значит? — спросил я, пытаясь уловить хоть логику. — Это… лечится?

Она медленно покачала головой.

— Это значит, что я недооценила то, через что ты прошёл. После столкновения с чёрной и белой дырами ты перенёс нечто большее, чем просто выживание. Ты буквально прошёл через Небытие и вернулся, — её взгляд стал серьёзным. — В тебе теперь есть его частица. Ты — эманатор, или, возможно, нечто совершенно новое.

— Скажи… что ты чувствуешь, глядя на это место? На ту дыру?

Я медленно повернулся к горизонту. Свет от горизонта чёрной дыры пробивался сквозь пустоту, играя бликами на воде.

— Не знаю. Что-то… между «ничего» и «умиротворением». После границы между двумя дырами эта кажется… почти милой.

Ахерон задумчиво прищурилась.

— Слышишь ли ты голоса? — спросила она.

Я прислушался. Вокруг стояла тишина, лишь редкие капли звенели, падая в воду, и где-то глубоко под ногами звучал ровный низкий гул, как дыхание мира.

— Нет… Только гул. И вода.

— Хм, — протянула она, погружаясь в мысли. — Ладно. Оставим эксперименты и философию на потом. Мы здесь не для этого.

Она протянула ко мне руку — теперь уже алую, тускло светящуюся, как кровь в луче света.

— Возьми меня за руку и иди рядом. Здесь я буду твоим проводником и защитой.

Я посмотрел на неё. В её улыбке было что-то странное — смесь уверенности и усталости, лёгкая тень грусти, спрятанная за показной смелостью. Но всё же я взял её за руку. Кожа её пульсировала теплом, словно сама жизнь текла под пальцами.

— Хорошо, — сказал я, глядя на бескрайнюю гладь перед нами. — Веди.

Мы сделали первый шаг.

Поверхность под ногами дрогнула, отразив наши фигуры, исказив их словно зыбкое воспоминание. Две тени, стоящие на границе между Бесконечностью и Небытием — словно сама реальность не могла решить, живы мы ещё или уже нет. Вдали, за горизонтами несуществующего света, чёрная дыра медленно шевельнулась — будто заметила наше присутствие и ждала.

* * *

Внезапно мир вокруг нас дрогнул, словно ткань реальности порвалась под натиском невидимой силы. Мы шли по той бесконечной водной глади, шаг за шагом, рука Ахерон в моей ладони — тёплая, пульсирующая, как якорь в хаосе Небытия. Вдали чёрная дыра шевелилась, её горизонт событий мерцал призрачным светом, обещая поглотить всё, что приблизится. Но в следующий миг… Всё изменилось.

Не было предупреждения, не было вспышки или рёва — просто треск, как будто вселенная сломалась пополам, и мы полетели. Не в пустоте, а сквозь густую стену листвы, веток и теней. Листья хлестали по лицу, как тысячи крошечных клинков, воздух заполнился запахом влажной земли и хвои, а ветер — настоящий, живой ветер — завыл в ушах, неся с собой шорох листьев и далёкий крик ночной птицы.

Мы падали, кувыркаясь в этой зелёной буре, тела, сплетённые в падении, и я успел только подумать:

— «Это конец? Или начало? Или середина? Что там говорила Ахерон?!»

Приземление было жёстким.

Земля встретила меня с глухим стуком — не та зыбкая вода Тени, а твёрдая, усыпанная опавшими листьями почва, пропитанная влагой от недавнего дождя. Я ударился спиной о корень дерева, воздух вышибло из лёгких, и мир на миг потемнел, заполнившись звоном в голове — высоким, пронзительным, как эхо далёкого колокола. Боль растеклась по телу волнами, мышцы горели от усталости, хотя мы прошли всего сотню шагов в той бездне. Тень IX выжала из меня все силы, словно Небытие высосало саму суть жизни, оставив лишь оболочку.

Я лежал на спине, уставившись в ночное небо — настоящее небо, усыпанное звёздами. Облака плыли лениво, подсвеченные луной, и ветер шевелил кроны деревьев вокруг, шелестя листвой в ритме дыхания леса. Этот лес был живым — не мёртвым отражением пустоты, а полным звуков: треск веток, шорох мелких зверьков в подлеске, далёкий плеск ручья где-то в глубине. Запахи обрушились на меня — сырая земля, смола сосен, лёгкая свежесть ночного воздуха.

Мы сделали это.

Мы прорвались в новый мир.

Но я не мог пошевелиться. Тело онемело, силы ушли, и только звон в голове пульсировал, мешая сосредоточиться. Мэй… Она лежала на мне, её тело прижато к моему в беспорядке падения, но в странной, скрученной позе — словно вихрь листвы закрутил нас в полёте, перевернув её вверх тормашками. Её голова свесилась мимо моего плеча, уткнувшись в землю рядом, а руки раскинуты в стороны, словно в полусне.

Она не шевелилась — дыхание ровное, глубокое, как у спящей. Без сознания, вымотанная тем же Небытием, что и я. Её волосы — теперь снова тёмные — разметались по моей шее и плечу, щекоча кожу лёгким касанием. А потом я осознал: её грудь упиралась прямо в моё лицо, мягкая, полная, прижатая весом её тела в этой хаотичной позе. Ткань одежды скрывала тепла, и я почувствовал, как она поднимается и опускается в ритме её дыхания, большая и упругая, словно подушка из живого шелка.

Щека утонула в этой мягкости, и на миг, сквозь усталость и боль, пробежала волна тепла — облегчения от того, что мы выжили и оказались в мире, полном жизни, а не в той безжалостной пустоте. Этот лес шептал о надежде, свежий ветер освежал кожу, и её тело, такое близкое, напоминало: мы не тени больше, мы вернулись к реальности.

Я слабо улыбнулся сквозь звон в голове, позволяя себе на миг ощутить эту близость — большую, мягкую, успокаивающую, — прежде чем силы окончательно оставили меня, и мир погрузился в темноту.