Приятного чтения
Утро вечера мудренее — высказывание старое, но его правдивость зависит лишь от того, в каком графике жизни ты живёшь.
Классические утренние посиделки в ординаторской за чашечкой кофе и синнабоном, проходили штатно. Первое, что стоит отметить в сегодняшнем ночном дежурстве — первые потери. Не у нас со Сметвиком, но всё же.
Почему подобное тривиальное событие в обычной медицине не просто стоит упоминания, когда речь идёт о Мунго, но и затрагивает так или иначе всех сотрудников? Ответ довольно прост и очевиден, как ни странно.
Магические травмы и повреждения могут быть крайне разнообразны, могут иметь самые разные виды проявлений внешних, внутренних, а уж о вариациях того, во что магическое воздействие может смешаться внутри организма и говорить не стоит — в целительстве существует целая ветка специализации на диагностике, сильно отличающаяся от немагического своего аналога.
Если в обычной медицине нужно старательно сопоставлять все возможные изменения в работе организма, искать травмы, патогены и прочее, то в магической медицине это всё является довольно явными вещами, однако из-за особенностей магии, чар, заклинаний, зелий и прочего колдовства, всё это имеет свойство переплетаться и смешиваться в невероятные и зачастую уникальные магические конструкции внутри тела пациента, и если при этом ещё и затрагивается энергетика тела, участвует Тёмная Магия, или даже задета душа, что ещё хуже, то процесс распутывания для понимания того, от чего собственно нужно лечить и какие методы применять — это отдельная головная боль.
— Возможно, мне с моими способностями было бы неплохо уйти в специализацию по диагностике? — задумчиво выдал я мысль, прислонившись к краю стола и попивая кофе.
За окном уже давно занялся рассвет, и если бы не сомнительной красоты пейзажи городских домов, и неуловимо лёгкая облачность, лучики утреннего солнца уже давно бы гуляли по ординаторской. Через приоткрытое окно сюда проникали звуки просыпающегося города, какие-то писки, возмущённые разговоры прохожих или работников ближайшего рынка на немагической части Лондона, куда и выходит часть окон Мунго. Утренняя свежесть скоро сменится тяжелой влажной духотой.
— С твоими способностями, тебе есть смысл заняться чем угодно, — Сметвик же сидел в своём излюбленном кресле, которое в ординаторской мало кто занимает. — Хороший диагност всегда важен.
У нашего коллеги как раз из-за некорректно распутанных хитросплетений магических повреждений и случился такой казус, как смерть пациента.
Малая смертность в госпитале ещё обусловлена тем, что зачастую магические повреждения либо убивают сразу, либо не убивают вообще. Намного реже бывают повреждения, что могут привести к смерти без лечения, но либо они дают достаточно времени, либо простейшие методы первой помощи в виде маломощных комплексных чар или зелий выигрывают более чем достаточно времени ценой слабого усложнения процесса лечения, но в целом всегда волшебник успевает быть доставлен в Мунго или же успевает вызвать домой своего специалиста, а дальше — дело техники.
Главное, при вызове на дом целителя — не мешать ему работать. Каждый должен заниматься своим делом. Целитель — работать и лечить, родственники — ходить и волноваться.
Второе значимое событие за сегодняшнее ночное дежурство — я увидел двух пациентов, о которых так или иначе известно всем сотрудникам Мунго, хоть как-то интересующимся происходящим в госпитале. Френк и Алиса Лонгботтом.
Честно говоря, последнее, что я ожидал увидеть на ночном дежурстве — посетителей. Обычно навещать пациентов можно в строго определённые часы, но исключением является отделение недугов от заклятий, и в особенности палата Януса Тики. По сути, это отделение внутри отделения, потому и только эта «палата» носит именно название, а не по назначению, как остальные.
Причина таких привилегий заключается в том, что в палате Тики содержатся волшебники, получившие магическое или физиологическое повреждение рассудка тяжелой степени, и график их бодрствования, если к некоторым из них вообще можно применять такие выражения, может быть любым. К некоторым в самом деле прийти можно только ночью — например, один из них просто не в состоянии быть в сознании при свете дня, и хоть как-то сохранять разум и ясность ума наряду с относительным бодрствованием он может только ночью.
Вот, собственно, где-то во втором часу ночи мы со Сметвиком урвали неплохой перерыв и попросту ничего не делали стоя в холле у регистратуры, без всякой суеты перепроверяя карточки пациентов, назначения, и в целом приводя документацию в порядок, если вдруг там что-то не то. Посетителей было немного, холл был почти пуст, так что было решительно невозможно пропустить появление из камина колоритной немолодой волшебницы в зелёных одеждах с меховой отделкой и в шляпке с чучелом грифона. Невилл, вытянувшийся в последнее время и заметно превратившийся из пухляша во вполне стандартно сложенного парня полностью затерялся в её тени.
— Хм? — Сметвик тоже заметил их появление. — Необычно.
— Что именно?
— Августа Лонгботтом, — Сметвик кивнул в её сторону, хотя и так видел, куда я смотрю. — Она обычно не посещает своих в ночное время.
— Может быть что-то случилось?
Долго гадать нам не пришлось, потому что мадам Лонгботтом целенаправленно двигалась в сторону регистратуры вместе с Невиллом. Парень даже не замечал моего присутствия, как и Сметвика, или любых других волшебников вокруг, будучи погружённым в свои мысли. Мадам Лонгботтом тут же обратилась к медиведьме у стойки, а я решил вернуть сознание парня в сей бренный мир.
— Привет, Невилл.
— Хм? О, привет, Гектор. А ты… — тут он заметил мою одежду, мантию, и сильно удивился. — Я и не знал, что ты уже целитель.
— Подмастерье. Но мой наставник уверяет, что у меня уже есть более чем достаточно материалов, данных и местами даже опыта, чтобы сдавать на мастера.
— Не зазнавайся, — строго пожурил меня Сметвик.
— Целитель Сметвик, — кивнул Невилл. — Рад вас видеть.
— И я рад, молодой человек. Вы, как я понимаю, с визитом? Обычно вы приходите днём.
— Да, — погрустнел парень. — Нам нужно будет на всё лето отправиться в небольшое путешествие. В качестве воспитательных мероприятий, — тут он не сдержал мурашек, забег которых по его телу был очевиден даже для нас со Сметвиком. — Отбываем уже утром. Вот и, так получается.
— Что же, хорошо, что вы о них не забываете. Кстати, Гектор…
— Да?
— Не желаешь, если мадам Лонгботтом с наследником не против, посетить палату тех волшебников, которым ты в некоторой степени обязан? Заодно мог бы взглянуть на них как целитель. Возможно, твой взгляд на магию в целом, на целительство в частности, вкупе с твоими способностями натолкнут тебя на идею?
Невилл видать начал припоминать количество известных моих достижений, и даже был явно не против, а вот услышавшая это мадам Лонгботтом резко встала в штыки.
— Не хотите ли вы сказать, целитель Сметвик, — может она и выглядела старо и суховато, но выправка и манера подачи своего мнения была суровой, да и ощущалась она далеко не последней волшебницей, — что совсем юный подмастерье может помочь в лечении тех, с кем не справились именитые целители страны?
— Я хотел сказать ровно то, что сказал, мадам Лонгботтом, и если вам так нужно, могу повторить первый и последний раз. Мистер Грейнджер обладает уникальными способностями, видением магии в целом и целительства в частности. А в его способностях не приходится сомневаться никому, кто хоть раз был свидетелем его работы.
— Бабушка, — Невилл склонился к ней, говоря как бы на ушко, но при желании можно было услышать каждый звук. — Именно Гектор вылечил Грюма. За сеанс.
— Хм… — Августа смотрела на меня суровым и пронзительным взглядом карих глаз, и даже что-то было там замешанное на магии, но я не смогу сказать, что именно. — Юноша больше похож на бойца, чем на целителя.
— Целительство — тоже своего рода борьба, мадам Лонгботтом, — кивнул я. — Борьба с тем, что не поддаётся стандартным заклинаниям. И иногда для этого нужно не более сильное заклинание, а совсем иной ключ. Как тот, что подошёл в исцелении Аластора Грюма. Я прошу лишь возможность взглянуть — никаких гарантий, только наблюдение.
Августа пару мгновений что-то решала для себя, после чего кивнула.
— Воля ваша. Всё равно их осматривали уже все, кому не лень.
Таким образом мы отправились на пятый этаж в сопровождении Сметвика. Нужное нам отделение выглядело до удивительного бодрствующим — от сотрудников до пациентов. Правда, далеко не всех из последних можно было увидеть, просто проходя по коридорам. К слову, двери в отделение всегда заперты, и отпирались либо чарами в исполнении сотрудников, либо специальными зачарованными табличками на цепочках, ремешках, верёвочках — кто на что горазд. Были эти таблички, к слову, не у всех, и вот я был как яркий пример того сотрудника Мунго, который такой не имел. Причина проста — не моя специализация, чтобы здесь быть, а в случае, если потребуются целители иного профиля, их очень легко вызвать снизу.
Нас встретил дежурный по отделению целитель и начал быстро рассказывать о текущем положении дел мадам Лонгботтом.
— К сожалению, без изменений, — фраза была уже буквально заучена, и более того, каждое её произнесение било по самооценке персонала.
Ну или по крайней мере по самооценке конкретно этого целителя, немного придурковатого с виду, что возможно и не так уж удивительно, учитывая, где и с кем он работает.
— Я слышу это на протяжении многих лет, — сухо ответила мадам Лонгботтом, когда волшебник закончил предельно короткий рассказ о состоянии пациентов.
Мы дошли до их палаты, и дежурный целитель открыл дверь.
Обычная двухместная палата. Две койки, два кресла, стол, стулья, шкафы. Правда лично для меня было очевидным, что действительно пользуются здесь только кроватями да креслами, и то не факт, что в должной мере самостоятельно.
Невилл с бабушкой направились к женщине, сейчас сидевшей в кресле и с пустым взглядом смотрящую куда-то вдаль сквозь довольно большую картину с садом у какого-то особняка. Стоило парню с бабушкой появиться в области зрения женщины, как та перевела на них взгляд, посмотрела долгие секунды, чуть пошевелилась и вновь начала смотреть сквозь картину. Мужчина не отреагировал вообще, покачивая стопой и шевеля указательным пальцем, не отрывая руку от подлокотника — он сидел уже в своём кресле.
Общая картины была странная даже с учётом того, что мне было известно об этих двух пациентах. Если описывать коротко, то их состояние было предельно схожим с тем, в каком оказываются тела людей после поцелуя дементора, только было одно «но». Люди после поцелуя — пустые оболочки, у которых без души даже безусловные рефлексы работают плохо, а все приобретённые буквально рассыпаются за неделю.
Здесь же картина пусть и не очевидно, но отличалась. Френк и Алиса Лонгботтом словно были некими компьютерами с чистой операционной системой. Взяв в руки карточки пациентов, довольно толстые, я начал бегло, но внимательно их изучать, стараясь не упускать ни одной детали. И то, что я там прочитал, полностью совпадало с моим первым впечатлением.
Они могли сами выполнять и восполнять базовые потребности организмов — есть, если еду подали, примитивно использовать столовые приборы, справлять нужду. Причём последнее не просто под себя, просто получая сигналы в мозг от органов, а целенаправленно перемещаясь до санузла, расположенного в палате. Правда, судя по записям, приходилось месяц их туда провожать, чтобы они усвоили, где и что находится. Но если их лишить туалета, они без зазрения совести сделают свои дела там, где нужда застанет.
Пока я изучал материалы, Невилл тихо рассказывал маме с отцом о последних приключениях и событиях в своей жизни. Чаще реагировала именно Алиса, хотя может показаться, что реакции не было вообще. Но учитывая, что сами по себе они не двигаются, эти незаметные реакции были крайне значимы.
— Это… выглядит знакомо, — не мог я не заключить тихим шепотом, когда Сметвик стоял рядом со мной, а я закончил с документами, вернув папки на место.
— Заметил?
— Тяжело не заметить.
Августе было явно нечего сказать что-то родственникам, находящимся в таком состоянии, так что она подошла к нам, оставив Невиллу возможность общаться. Возможно, эта немолодая ведьма думала о бесполезности её общения с сыном и невесткой, учитывая их состояние, а сама в таких беседах не нуждалась, а возможно были и другие причины.
— Вы уже сталкивались с подобным? — последние мои слова она услышала и не могла не поинтересоваться, задав очевидный вопрос.
— Можно сказать и так, мадам Лонгботтом, — смело кивнул я. — Полагаю, ни для кого не секрет, в каком состоянии я пребывал с рождения и до тринадцати лет.
— Можно сказать и так, — подтвердил Сметвик. — Вот только это не подвергалось публичной огласке, как и любые другие нюансы здоровья любого другого волшебника без его на то желания.
— Врачебная тайна, я знаю, — я перевёл взгляд на Алису Лонгботтом, что по мере рассказа Невилла иногда пыталась предпринять какие-то хаотичные и мелкие движения то рукой, но кистью, то только пальцами. — Можно сказать, что я пребывал в точно таком же состоянии, только в более лучших кондициях.
— Что вы имеете в виду? — Августа без труда скрывала интерес, который, скорее всего, был не так уж и велик, ведь если бы способ излечить Френка и Алису был, целители его бы уже давно применили.
— Только то, что и сказал. С точки зрения реакций на окружение я был почти в таком же состоянии. Отличался только более… как бы так сказать, чтобы аналогия не показалась оскорбительной…
— Говорите как есть, молодой человек. Я слишком стара и слишком многое повидала и пережила, чтобы оскорбляться на ровном месте.
— Хорошо. У меня был куда больший набор алгоритмов действия.
— Вы сравниваете пациентов с трансфигурированными объектами?
— Не моя вина, что такая ассоциация наиболее полно передаёт суть, — я лишь вежливо улыбнулся. — Только боюсь, причины тут разные, несмотря на крайнюю схожесть симптоматики. Не так ли?
Взглянув на Сметвика, я получил утвердительный кивок в ответ, и вновь перевёл взгляд на мадам Лонгботтом.
— В моём случае так вышло, что при рождении моя душа была треснута, словно хрустальный шар. И всё время до тринадцати лет она медленно и верно сращивалась, поглощая всю возможную для этого магию, пока не исцелилась до такой степени, чтобы я мог осознанно действовать.
— Здесь же, судя по данным в карточках, ситуация иная. Нет ни положительной, ни отрицательной динамики. Магический фон Алисы и Френка идеально стабилен, магия не тратится ни на что, кроме обычного поддержания жизни тела. А отсутствие каких бы то ни было магических колебаний говорит нам об отсутствии переживаний. Хотя вот сейчас идут лёгкие магические колебания от Алисы, и намного менее значимые от Френка. Но это и так указано…
Я кивнул на папки с документами.
— …так что и это не новость.
— Какие у тебя есть мысли по этому поводу? — Сметвик спросил вполне серьёзно, как коллегу, а не просто ученика.
— Без детальной диагностики — никаких. Но стандартные методы уже испробованы все, как я вижу. И даже разработан ряд нестандартных, благодаря которым вы, наставник, диагностировали мою ситуацию и сделали правильные выводы о том, как ускорить моё выздоровление.
— М-хм, — покивал Сметвик. — И я по твоему взгляду вижу, что у тебя в мыслях есть как минимум пара неординарных или сомнительных способов прояснить что-то для нас касательно пациентов?
— Мысли есть, и мысли разные. Только у меня есть ряд сомнений касательно этих методов.
— Спешу напомнить, ученик, что ты уже под клятвой непричинения умышленного вреда здоровью пациентам, за которых берёшься. Так что из-за методов тобой применяемых никто не будет бегать вокруг и поднимать панику. Если это не какая-то чернуха, разумеется, откровенно запрещённая или требующая особых лицензий.
— Молодой человек и таким занимается? — мадам Лонгботтом с лёгким удивлением, укором и даже вызовом посмотрела на Сметвика.
— Такова специфика его обучения. Полагаю, скоро он будет обладать и званием подмастерья в Тёмном Целительстве.
— Надо же, — подивилась Августа, взглянув на меня сурово и строго, но ничуть не обвиняюще. — И когда же у нас в стране появился хоть один мастер этого направления, чтобы учить кого-то?
— Асманд.
— О… Неужели он не помер?
— Все этому так удивляются, — слабо улыбнулся Сметвик.
На лице Августы не появилось ни единой черты, что могла бы дать нам знать, хорошо она восприняла эту новость, плохо, или ещё каким образом.
— И где же носился всё это время? Я полагала, что он устроит какую-нибудь катастрофу после… сам знаешь чего.
— Он глава Бездны.
— Тёмные… — посмурнела Августа, что я не мог не заметить. — Не удивляйся, юноша. Умом я понимаю, что тёмный волшебник не равно злой. Но адекватный тёмный для меня такая же сказка, как единорог для маггла. И у меня есть тысяча и один повод их ненавидеть.
— Но технически, я тоже тёнмый.
— Как только ты дашь понять, что свихнулся, сразу же окажешься в моём списке врагов с подписью: «А я так и знала».
— Расскажи, что именно ты хочешь сделать, — Сметвик решил оценить мою идею с точки зрения опыта.
— Нам нужно узнать состояние души. Потому что всё остальное, судя по данным и постоянному мониторингу состояния, в относительной норме. Насколько может быть в норме с текущим режимом дня и деятельности пациента, — я ещё раз взглянул на Алису и Френка. — А значит остаётся только то, что почти не поддаётся диагностике. Душа.
— То есть ты хочешь каким-то образом провести диагностику души?
— Не диагностику. Просто по косвенным признакам понять, в каком состоянии она находится.
— Как?
— Куда, по-вашему, отправляется душа после смерти?
— Давай без теологии, пожалуйста, а то я посчитаю, что твоё происхождение по умолчанию предусматривает религиозные настройки в психике.
— Насколько экранирована палата от магии изнутри и снаружи?
— Полностью. Только сигнальные цепочки для нужд пациентов.
— Тогда позвольте мне взглянуть кое-куда.
— Мадам Лонгботтом?
— Не имею ничего против, если это не повредит моему сыну с невесткой и внуку.
Кивнув, я сосредоточился на энергии смерти и начал постепенно нагнетать её, погружая сознание, смещая его ближе к грани.
Не знаю, изменилось ли что-то снаружи, но для меня мир начал сереть, смещаясь от цветного в градиент серого. Нагнетал я энергию смерти в своё восприятие ровно до того момента, когда материальный мир начал становиться полупрозрачным, серые тона резко инвертировались, а сквозь полупрозрачность исчезнувших стен и людей начали проявляться бесконечные асфоделевые поля.
Внимательным взглядом я мог отметить души окружавших меня волшебников, что бледными отражениями проецировались в этот мир, словно серые тени. По полям же бродили чёрные тени, медленные, туманные, плывучие и тягучие.
Первое, что я посчитал крайне занятным, было то, что те места, где должна была быть проекция душ Алисы и Френка были какими-то искажёнными. Ради интереса я присмотрелся к себе и мог заметить, что сам выгляжу примерно так же. В чём разница между моим обычным смещением и текущим экспериментом?
Разница лишь в том, что я не смещался телом на грань Смерти, а только потянулся разумом, возможно частично сместив и душу. При этом полностью сохранилась связь с телом. Но если бы она не сохранилась, то тело наверняка пребывало бы сейчас в овощном, полуавтономном состоянии.
Сделав шаг поближе к Френку и Алисе, я испытал ряд странных ощущений от того, как душа двигалась здесь, при этом одновременно находясь в теле, которое тоже сделало шаг вперёд. Лучше больше не ходить, и то ещё «разойдусь», как те брюки на не в меру упитанном седалище.
Как следует всматриваясь в отражения душ Френка и Алисы, я замечал несоответствие тому, что когда-либо видел. Они были частично серыми, как все, кто живые, но по большей части всё же чёрные. И было такое ощущение, что их положение в пространстве отличается от того, каким должно было быть. И они двигаются. А тела не двигаются. И это куда более жутко, чем то, как выглядят все остальные. Даже те несчастные, что блуждают по асфоделевым полям, не вызывают и капли подобных жутких ощущений.
Поспешно покинув разумом грань смерти, я резко оказался снова в обычной реальности. Лёгкая прохлада вокруг, пар изо рта опускался вниз со скоростью водопада, как и в целом от тела, но всё быстро приходило в норму.
Мадам Лонгботтом вместе с Невиллом и Сметвиком смотрели с интересом, хотя во взгляде старой волшебницы мелькало явное неудовольствие от того, что волшебник при ней умудряется исполнять что-то явно тёмное и непонятное. Невилл же просто не понимал не только то, что происходит — это нормально, этого я и сам не понимаю полностью — но и то, что именно ему нужно понимать, и просто наблюдал необычное проявление странной и неприятной магии. Сметвик — это Сметвик. У него ко всему лишь научный интерес.
— Я кое что понял, но не более того, — поправив волосы, я убедился, что за пару мгновений всё вокруг пришло в норму, как и моё самочувствие.
— Расскажешь?
— Если по-простому, то их души по большей части не здесь, но до сих пор связаны с телом, потому они и не спешат умирать. Судя по всему, души повреждены, но не восстанавливаются, потому что не здесь. Насчёт воспоминаний мне сказать нечего. Допускаю, что они медленно и верно рассеиваются. А может быть и нет.
— А более научно и подробно?
— Представления не имею. Это пока не исследованная мною грань знаний. И вряд ли кем-то исследованная в должной мере. Волшебники и обычную-то магию не спешат изучать должным образом, — выдал я честное мнение из-за остаточного влияния энергии смерти, которая работает похлеще любой сыворотки правды.
Кстати, а этот эффект можно использовать для допроса. И как я сам не догадался? Нужно было пройти больше полугода, чтобы до меня дошло.
— Кажется, у тебя озарение? — Сметвик улыбнулся, а вот Августа и Невилл нет, но и перебивать не спешили, предпочти поглощать информацию без лишних вопросов — может у Августы это остатки её боевитого прошлого? Пока язык треплется, нечего ему мешать?
— Да, но не в нашем направлении. Могу сказать одно. Для лечения их надо выдернуть оттуда.
— Откуда? — всё-таки Августа не до такой степени «Стальная», как о ней говорят.
— Из-за Грани, очевидно, — пожал я плечами, словно говорю само собой разумеющиеся вещи, хотя для меня это так и было.
— Вы уверены, молодой человек?
— Разумеется, нет. Но это то, что я видел. И я не знаю как. На данный момент я прохожу обучение магии смерти в том числе.
— В ученичестве у Асманда Гринграсса? — более сурово уточнила мадам Лонгботтом.
— Именно. Как вы пришли к таким выводам?
— Он ещё в Хогвартсе носился с этим своим древним наследием, как нюхлер со слитком золота. Только вот этот слиток оказался слишком большим и не подходящей формы — в сумку не влезал, — она впервые усмехнулась. — Я бы на твоём месте ему не доверяла слишком сильно. Для него это больная тема всей жизни.
— Учту, мадам Лонгботтом.
— Однако, молодой человек, вы внесли чуть больше ясности в ситуацию. Хотя она осталась до сих пор без решения.
— В любом случае, — Сметвик взял на себя инициативу ведения дальнейшего разговора, — теперь хотя бы стало ясно, в какую сторону нам следует копать. Потому то до этого момента не было ясно решительно ничего, а ситуация не двигалась с места ни в одну из сторон более десятка лета.
— Шестнадцать, — тихо сказал Невилл, привлекая к себе взгляды волшебников. — Шестнадцать лет без… с ничем.
— Именно, внук. Остался другой вопрос — что делать с этой ниформацией?
— Как целитель, — Сметвик продолжил разговор, — мистер Грейнджер внесёт новые данные в карту, я заверю, как наставник, и поставлю вопрос на утреннюю планёрку. Новые вводные помогут подтолкнуть нас к поиску более конкретной информации и методов лечения. Раньше мы, несмотря на все усилия, бродили вокруг, словно слепые котята. Теперь мы хотя бы видим путь.
— Или свет в конце тоннеля, — опять ухмыльнулась Августа, повернувшись к Невиллу. — Ты закончил с рассказом матери?
— Да, бабушка, — кивнул он.
— Тогда, мы ещё переговорим с целителем Сметвиком, а ты можешь пообщаться со своим однокурсником. У вас десять минут.
Августа выпроводила Невилла из палаты, а Сметвик выпроводил меня — так вот избавилось старшее поколение от нашего присутствия. Стоя снаружи, в коридоре отделения, мы переглянулись, помолчали, обратили внимание на старика, что куда-то бойко шёл в сопровождении молодой медиведьмы.
— …честное слово, милочка. Вот, к примеру, стоят эти двое, — старик явно имел в виду нас. — С виду не скажешь, но те ещё хитрецы-проныры. Напоминают мне Розье. Вот же был хитрый жук…
Когда они прошли мимо нас, я не мог не покачать печально головой. Интересно, сколько уже лет этот дедушка оказывается здесь со своим ментальным обострением? За время моего обучения у Сметвика он уже три раза приезжает сюда на неделю, и с фантастическим усердием забывает всех, с кем беседовал и о чём рассказывал, постоянно находя во всех черты этого мифического Розье, с которым участвовал в войне во Второй Мировой в общем, и в войне с Гриндевальдом в частности.
— Что думаешь? — я прислонился спиной к стене.
— Не знаю, — судя по всему, Невилл уже устал печалиться и сожалеть о прошлом на протяжении стольких лет, и резких эмоциональных пиков у него эта ситуация уже не вызывает. — Ты правда думаешь, что им можно помочь?
— Сделать можно что угодно. Для магии нет ничего невозможного.
— Я не об этом. Ты же понимаешь.
— Извини. Оно само. Не люблю такие вопросы — возможно, невозможно. Могу точно сказать, что каким-либо образом, с учётом оставшейся связи души и тела и неполном отходе на тот свет, вернуть можно. Но сколько в них останется от твоих родителей, и они ли это будут по воспоминаниям и характерам — большой вопрос.
— Могут быть не они?
— Насколько много ты знаешь об инциденте с анмоалией у Хогвартса?
— Очень многое. Если ты говоришь о странных злых духах, одержимости и подобном. Это имеет значение? — Невилл и впрямь не догадывался.
— А откуда, как ты думаешь, эти духи пришли? И когда ответишь на этот вопрос, задайся другим — а кем эти духи были изначально?
Парень только начал размышлять над этим вопросом, как из палаты его родителей вышли Августа и Сметвик, так что наш короткий диалог с длинными драматическими паузами подошёл к концу. Невилл со своей бабушкой покинули госпиталь, а мы со Сметвиком спешно вернулись к остальной части дежурства. И не поднимали этот вопрос до сих пор.
Так что сейчас, распивая кофе в ординаторской, должным образом и вполне искренне повздыхав о недавно погибшем пациенте, вернулись и к этой теме.
— Ты собираешься как-то развивать свою теорию с Гранью?
— Хм? — взглянув на наставника, я дожевал остаток синабона и допил кофе. — Разумеется. Люди смертны, и что немаловажно — внезапно смертны. Я был бы не прочь иметь в руках пару козырей для решения этой проблемы. Тем более, я оброс немаловажными для себя людьми. И хотелось бы, чтобы на тот свет мы отправлялись либо в отведённое природой время, либо когда сами того захотим. А не по чьей-либо прихоти или из-за нелепых обстоятельств.
— Искать бессмертие — плохая дорога. Многие ею шли. И никуда не пришли.
— Если бы я открыл метод бессмертия, то периодически посещал бы свою могилку, принося цветы.
Сметвик удивлённо выгнул бровь, а когда понял смысл фразы, то как-то даже одобрительно покивал.
— Что же, исследуй. Как думаешь, много на данный момент волшебников обладают бессмертием, если поступили так, как ты?
— Я точно знаю о двух.
Такой честный ответ обезоружил и шокировал Сметвика так, что он даже забыл убрать ухмылку с лица.
— Вот вам и задачка — кто бы это мог быть? И нет, это не Тёмный Лорд. А я, пожалуй, пойду. В Бездну.
— Вот же… А ведь мне ещё на планёрку идти! — возмущался он мне вслед, но наигранно.
Покинув Мунго, я традиционно прошёлся по утренней Косой Аллее, на которой волшебников было раз-два и обчёлся, а работал в столь раннее время только Дырявый Котёл, и то лишь потому, что круглосуточный.
Зайдя в паб, я обнаружил только двух джентльменов, что распивали явно не первую бутылку крепкого напитка, но делали это культурно и спокойно, с обильным столом, и при этом не выглядели пьяными, живо, аргументировано и вполне адекватно обсуждая какую-то животрепещущую тему. Завидев бармена у стойки, я направился к нему.
— Доброе утро, сэр.
— Доброе, молодой человек, доброе. Как работа?
Кому надо уже давно знают, что в Мунго был хороший молодой ученик целителя, который уже стал полноценным подмастерьем, а значит и сам уже целитель.
— Как всегда, Том, как всегда, — сел я за стойку. — Волшебники обладают поразительной способностью волей-неволей причинять себе вред разной степени тяжести и нелепости.
— Это вы верно подметили, — согласно покивал Том, продолжая начищать стакан.
Видит Мерлин, он когда-нибудь сотрёт этот стакан до состояния хрустальной подставки, а тряпку — в пыль.
— А ещё впервые посетил палату Тики. Непосредственно Лонгботтомов. Вместе с Невиллом и мадам Августой.
— Оу, — лицо Тома сменилось на сочувствующее. — Это, должно быть, тяжелый опыт.
— Разумеется. Во время дежурства я — на работе. А значит без эмоций. А сейчас задумался и сделал для себя пару выводов.
— Не сочтите за наглость поинтересоваться, каких именно?
— Жизнь — удивительно непредсказуема. И жить желательно сейчас, а не далёкими планами. В конце концов, человек такое существо, что не может не только на ближайшую тысячу лет расписать план жизни, но и в деталях сказать, что будет завтра.
— Это довольно глубокомысленно, несмотря на распространённость подобных фраз. Но, полагаю, одно дело — цитировать. Другое дело — осознать.
— В самом деле, Том. Позволь напиток бодрящий в дальнюю дорогу, да три сытных комплексных завтрака с собой. Повкуснее.
— Другого не делаем, — улыбнулся Том и на пару мгновений скрылся во внутреннем помещении.
В своих словах Том не солгал, и как бы ни хотелось особо чистоплотным поливать грязью Дырявый Котёл, во многом вполне справедливо, стоит признать, но вот что касается еды, тут всё на высоте. Не гастрономические изыски в виде микропорций, как в дорогих ресторанах, что существуют лишь для расширения наших вкусовых впечатлений, а вполне по-человечески, добротно, вкусно, сытно, много, разнообразно. И если отбросить предрассудки, то здесь можно очень здорово питаться.
Интересно, что больше приносит денег Дырявому Котлу? Еда или алкоголь? Учитывая, что выпивать здесь любят далеко не вино столетнее. Хотя, если вспомнить что Дырявый Котёл является чуть ли не общеизвестным и самым проходным хабом между обычным Лондоном и магическим, он вообще может существовать на дотациях министерства, оттого и за клиентуру не борется.
Получив три упакованные порции под чарами стазиса, я положил их в рюкзак, выпил простенький коктейль тонизирующий и, расплатившись, вышел в Лондон, чтобы через десяток минут, в строго отведённое время, переместиться в Бездну, в аппарационный зал. Ещё пятнадцать минут пешего хода, коридоров, лифтов и лестниц, и вот я уже переступаю порог нашей квартиры. Судя по всему, девушки ещё спят. Ну, ничего. Запах готовой и вкусной еды имеет удивительные свойства пробуждать кого угодно.
Накормлю их, и пойду спать. Да, план отличный. Надёжный, как швейцарские часы.