Кости_мотылька_Книга_VII_Глава_6.epub
Кости_мотылька_Книга_VII_Глава_6.docx
Кости_мотылька_Книга_VII_Глава_6.fb2
Скачать все главы одним файлом можно тут
Глава 6
«Ибо решил он предать себя, чтобы спасти народ свой, но так терзаем он великим соблазном, предать и народ свой…»
Иерон Скерд, «Пламя Забвения».
* * *
Окрестности Таскола, взгляд со стороны
Ещё мальчишкой Кальпур как-то раз был необычайно поражён, услышав о том, что на военном флоте Сайнадского царства тех, кого сочли виновными в непростительных преступлениях, зашивали в мешки и швыряли прямо в океан. «Отправиться в кошелёк», — называли моряки свой обычай. Мысли о нём частенько преследовали Кальпура неприятными перспективами — каково это, быть несвязанным, но не способным перемещаться, иметь возможность двигаться, но не иметь возможности плыть, каково это — рвать и царапать неподатливую мешковину, погружаясь в бесконечный холод?
Годы спустя на борту галеры, перевозившей еще юного Кальпура к месту его первого служения, он имел неудовольствие узнать о такой казни не понаслышке. Поножовщина между гребцами привела к тому, что один из них истёк за ночь кровью, а выживший был осуждён как убийца и приговорён к «кошельку». Пока трое морских пехотинцев запихивали его в длинный холщовый мешок, осуждённый умолял команду о пощаде, хотя и знал, что пощады не будет.
Кальпур помнил, как несчастный бурчал свои мольбы, шепча их столь тихонечко, что ему показалось пронзительно громким и то, как скрипят палубные доски, и как плещется вода за бортом, и как потрескивают хрустящими суставами узлы такелажа. Капитан вознёс короткий псалом Триединому, а затем пинком отправил голосящий и причитающий мешок за борт. Кальпур услышал приглушённый визг, наблюдая, как мешок, скрючившись, будто личинка, канул в зеленеющие глубины. А затем он, так незаметно, как только мог, бросился к противоположному борту, чтобы извергнуть в море содержимое собственного желудка. Его конечности потом неделями потрясывало от будоражащих душу воспоминаний, и миновали годы, прежде чем его перестало тревожить призрачное эхо того приглушённого крика.
Кошмар, что преследовал Кальпура прямо сейчас, был подобен образу этой жуткой казни — куда-то утягивающая его темнота, нечто, что он мог яростно молотить и пинать изнутри, не имея возможности освободиться. Он словно «отправился в кошелёк» — только тонущий чудовищно долго и погружающийся в какие-то совсем уж невероятные глуби́ны.
Почему-то — и он не вполне понимал почему — с того места, откуда Кальпур сейчас смотрел, он мог видеть самого себя, висящего перед Дэсарандесом Мираделем, как и объявшую их обоих, расколовшую мир круговерть. Меч императора сверкнул, отсекая, казалось, кусочек от самого солнца, и Кальпур вскрикнул, ибо его голова свалилась с плеч, упав на устланную коврами землю.
Его собственная голова катилась, как кочан капусты!
Тело сайнадского посла задёргалось в неодолимой хватке этого человека, истекая кровью, опустошая само себя. Бросив меч на ковёр, Дарственный Отец снял с пояса украшенную рунами голову Сигнора Йосмуса, архонта Кииз-Дара, а потом водрузил сей невыразимый ужас на обрубок шеи тела Кальпура.
Непобедимый Дэсарандес Мирадель изрёк слова. Руки его запылали, словно раздуваемые мехами угли, воссияв инфернальными смыслами.
Иссохшие ткани мёртвой головы архонта мгновенно срослись с ещё тёплой смугловатой плотью эмиссара. Кровь хлынула внутрь, увлажняя вялый полуистлевший папирус, заменявший отрубленной голове кожу, и превращая её в нечто ужасающее, отсыревшее и выглядящее словно тюк просмоленного тряпья. Император выпустил создание из рук, абсолютно безразлично наблюдая за тем, как оно рухнуло на колени и закачалось…
Кальпур вопил, пиная и царапая окутавшую его мешковину своего извечного кошмара, задыхаясь от ужаса, преследовавшего его всю жизнь — стать утопленником. Это не взаправду! Этого просто не может быть!
Мерзость подняла его руки, удерживая их напротив своей искорёженной колдовством личины, впитывая его кровь своим прóклятым мясом и кожей. Кальпур верещал, наблюдая за тем, как возрождается, восстаёт его собственная демоническая копия.
Вихрь всеразрушающей мглою ревел вокруг них.
— Возвращайся в каржахский дворец Велеса, — приказал Дэсарандес своему рабу. — Положи конец роду Йовиасов. Сайнадское царство должно погрузиться во смуту.
Неведомое существо, состоящее из двух половин, униженно преклонило колени. Было понятно, что это уже не Сигнор Йосмус. Это нечто иное. То, что не должно было появиться на свет.
Зловещее наследие гисилентилов?
У Кальпура не осталось лёгких, и выдыхать он мог лишь пустоту. И он выл до тех пор, пока пустота не сделалась всем, что от него осталось.
* * *
Дворец Ороз-Хор, взгляд со стороны
Благословенная правительница Империи Пяти Солнц поднялась по лестнице, помедлила, задержавшись на площадке, расположенной под уцелевшим зеркалом, не в силах поверить, что все испытания, навалившиеся на неё за последние годы, ни капли не отразились на её молодом и красивом лице. Она по-прежнему напоминала ту юную девушку, которая когда-то с восторгом и трепетом впервые зашла в Ороз-Хор, ведомая за руку самим Дэсарандесом.
Сколько унижений пришлось претерпеть ей с тех пор?
Сколько потерь?
Но лицо по-прежнему оставалось с ней, почти без доработок искусных целителей Мираделей, практически без улучшений и изменений… Лицо, которое своей удивительной неповторимой красотой приводило в тихое холодное бешенство прочих высокопоставленных дворянок Империи.
Всё те же глубокие тёмные глаза, в которых всё так же отражались отблески света. Быть может, от стресса чуть отяжелели щёки и немного больше насупились брови — бесконечные тревоги и заботы не проходили впустую, но её губы всё такие же чувственные, шея всё такая же тонкая, и в целом её красота осталась нетронутой временем…
Нетронутой?
Нетронутой! Что это за безумие? Какой мир может наделить столь совершенной красотой особу настолько прóклятую, нечистую и осквернённую, как она!
Увидев, как лицо её содрогнулось, искажаясь гримасами скорби и стыда, Милена бросилась без оглядки прочь от нависающего над нею собственного отражения и, опустив взгляд, взбежала по лестнице. Она гналась за Фицилиусом до самых вершин своей надломившейся и готовой рухнуть Империи, преследовала его, сама не зная зачем. Возможно, чтобы освободить от служения себе, хотя вряд ли он стал бы исполнять столь нелепое предписание. Или же, быть может, ей хотелось о чём-то его спросить, учитывая ту искушённую мудрость, что крылась во всех его речах и даже движениях, мудрость, совершенно непохожую на то, что ей когда-либо доводилось видеть в прочих душах. И учитывая также, что он, казалось, был лишён хоть каких-то обычных страстей и находился далеко за пределами животных побуждений, свойственных смертной природе. Возможно, он смог бы…
Возможно, он смог бы.
Её город и дворец полнились плачем и криками. Милена преодолела лестницу, успев заметить, как «забытый» исчез меж огромных бронзовых створок прохода, ведущего в зал аудиенций. Она следовала за ним, забыв про дыхание. Её, конечно, удивляло, что ассасин пробирается куда-то сквозь дворцовые покои, но, с другой стороны, вообще всё, связанное с этим человеком, было словно окутано снежной пеленой, цепенящим покровом неизвестности.
Она провела кончиками пальцев по шеренге изукрашенных львов, оттиснутых на бронзе входной двери, полузаваленной обрушившейся каменной кладкой, а затем тихо проскользнула сквозь приоткрытую створку.
Царящий внутри зала аудиенций сумрак сперва сбил императрицу с толку. Она всмотрелась в обширные, изысканно отделанные пространства, пытаясь отыскать признаки присутствия «забытого». Взгляд её скользнул вдоль поблескивающих линий, образованных основаниями колонн — как небольших, так и по-настоящему грандиозных.
Его нигде не было видно.
Более не пытаясь скрываться, Милена шагнула в придел величественного зала. До её чувств доносился запах бриза Аметистового залива, необъятного неба и даже остаточный душок её утреннего совещания с министрами…
Аромат ванны, которую принимала Ольтея…
Вонь внутренностей Сарга Кюннета…
Впереди неё разверзшаяся дыра на месте стены сверкающим, серебрящимся ореолом обрамляла силуэт двойного императорского трона. Милена замерла в одноцветных лучах этого сияния, лишённая даже тени страха, несмотря на то что наконец поняла, зачем «забытый» заманил её сюда.
Ведь такова судьба, которую ей определили — всегда лишь пытаться править. Быть игрушкой в чьих-то руках.
Быть прокажённой мерзостью, облачённой в шелка и золото — дохлой плотью, гниющей под ласкающей взгляды личиной!
Она стояла здесь, такая маленькая в сравнении с простёршимся во всех направлениях полом огромного зала, такая крошечная под сенью воздвигнутых её мужем громадных колонн. Она даже закрыла глаза и пожелала, чтобы смерть её наконец явилась. Глазами своей души она видела, как этот человек, Фицилиус, её «забытый», её священный ассасин, движется к ней без какой-либо спешки или опасения, не прилагая усилий, и его меч, иззубренный, увлажнённый и бледный, плывёт и скользит, выставленный вперёд. Она стояла, ожидая пронзающего удара, и готовая, и противящаяся ему, каким-то образом прозревая, как содрогнётся её тело от вторгнувшейся стали, как постыдно растянется она, рухнув на жёсткий каменный пол.
Но удара всё не было. Огромные пространства зала аудиенций оставались тихими и пустынными, не считая заплутавшего воробья, залетевшего в пролом стены и теперь чистящего перья.
Горло Милены пылало.
Она задержала свой взгляд на проёме, искрящемся серебристо-белым светом, и задумалась о ведущих к трону ступенях, столь священных, что людей когда-то убивали лишь за то, что они по ошибке пытались припасть к ним. Казалось, что хлопанье крыльев воробья отдавалось прямо в её груди, скрежеща и царапая кости. Она остановилось на самой первой ступени величественного тронного возвышения, овеваемая ветрами бытия.
И тогда святая правительница Империи Пяти Солнц узрела его — силуэт, возникший на самом краю исчезнувшего простенка. Человека, будто бы пытающегося укрыться внутри от палящих лучей зимнего солнца. Милена тотчас же узнала его, но упрямейшая часть её души сперва решила уверовать в то, что это был Фицилиус. Каждый сделанный им шаг, как и золотящиеся ореолы над его лицом и руками, и висящая возле его пояса голова; как львиная грива его каштановых волос и борода или его мощная стать, калечили и гнали прочь от неё этот самообман и притворство…
— Чт-хо… кх… — закашлялась Милена от внезапно пронзившего её ужаса. — Что ты здесь делаешь?
Её муж, как всегда невозмутимый, взирал на неё.
— Пришёл, чтобы спасти тебя, — молвил он, — и уберечь свою страну. Ради этого я прибыл из Нанва, прервав завоевания.
— С-спасти меня? — все её теории, которые Милена столько времени возводила в голове, мгновенно рухнули под простотой его слов.
— Челефи мёртв. Его стервятники разлетаются кто куда. Скоро подоспеет моя армия, изгоняя остатки мятежников. Я прибыл раньше, ощутив дрожь земли.
Перед глазами Милены всё потемнело, и она пала на колени — как и должно покорной жене.
— Милена? — произнёс Дэсарандес Мирадель, опустившись на колено, чтобы подхватить её.
Он поддержал Милену, но замер, заметив вину и страх на её лице. Женщина наблюдала за тем, как по глазам императора скользнула тень. Он отпустил её руки, возвышаясь над её испугом, словно башня.
— Что ты сделала? — спросил Дэсарандес и в этом вопросе было всё.
Хватаясь за его шерстяные рейтузы, цепляясь пальцами за край его правого сапога, она вздрагивала от пощёчин и ударов, которые так и не явились.
— Я… — начала она, чувствуя спазмы подступающей тошноты.
«Лишь позволила…» — прошептала мятежная часть её души.
— Я… я…
«…этому произойти».
* * *
Дворец Ороз-Хор, взгляд со стороны
И посланник Амманиэль узрел себя, видящего, как он сделал шаг из места, где всегда стоял, извечно пребывая в ожидании. Мраморная громада колоннады отдёрнулась, словно занавес, являя имперского демона, стоящего там, где он всегда стоял, извечно пребывая в ожидании. И посланник видел силу, наделённую Безупречной Благодатью, вскидывающую сломанный меч Обрыватель, разрывающий связь с богом, лишающий магии и сил.
И встряхнула богиня красоты и плодородия ковёр творения…
Посланник взошёл по лестнице к залу, столь огромному, что сквозь него можно протащить галеру вместе с вёслами. Он поднял взгляд и увидел себя, стоящего перед громадными бронзовыми створками прохода, ведущего в зал аудиенций: одна завалена обломками, другая же, приоткрывшись, висит на надломившихся петлях. Он следил за собой, вглядывающимся в опоясанный каменными колоннами сумрак, в мерцающие мрамором выси, в темнеющие на полированном полу отражения. Он видел белёсое сияние неба там, за пределами дворцовых сводов. Узрел место там, за тронами, где сражались тени и свет, и где прóклятый император воздвигся подле своей съёжившейся от страха жены. Она пыталась скрыть совершённое, но демон уже почуял предательство в её поведении.
Как он видел всегда.
Посланник Аммы прозрел себя, беззвучно вжимающегося в громадную колонну. Слушающего эхо, гремящее в сумраке изысканно украшенного зала:
— Что ты сделала? — вопросил Дэсарандес.
Он видел, что случится дальше. Видел, как богиня плодородия снова ударила по барьеру, сжавшемуся вокруг неё. Словно само мироздание споткнулось в этот миг. Своды зала расцепились и устремились вниз. Его меч вихрем прорвался сквозь завесу обломков.
Черты Амманиэль исказились в бешеном хохоте. Темница трещала под напором её силы.
Демон плясал, избегая падающих сводов, дивным образом поддерживая свою шатающуюся жену.
— Милена? — снова спросил Дэсарандес, будучи в реальном мире, здесь и сейчас, а не в его видении будущего, где Обрыватель метался из стороны в сторону, отводя, словно волшебным желобом, завесу падающих обломков. Там же, в будущем, многосуставные пальцы Амманиэль прочертили длинные полосы изнутри её темницы. Вся необъятная кровля зала аудиенций осела, а затем обрушилась осколками мраморного великолепия.
— Лови! — крикнула ему императрица из далёкого прошлого.
Посланник Аммы сорвал кожу на своих ладонях, испивая полной чашей дар его богини.
— Милена? — вопрошал Дэсарандес.
Прошлое, настоящее и будущее сливалось перед взором Посланника в один комок.
Неистовство Амманиэль закончились. В память о нём остались лишь трещины и царапины внутри барьера, сковывающего её силу.
Но прежде… удар, трещины, сталь Обрывателя, сумевшая рассечь пелену осколков, волшебным желобом отводя их в сторону, как отводила всегда. И погрузившаяся в горло врага. Нечестивая мерзость хрипит, задыхаясь, как извечно хрипела и задыхалась…
Девчонка, поднявшаяся со дна, кричит, наблюдая за этим. И в крике слышалась страсть, превосходящая просто радость или просто страдания.
Её муж изумлённо глядит, исчезая под опрокидывающимися опорами огромного зала.
Простёрши руки, Амманиэль смотрит наверх, обозревая то, что осталось от темницы, и заключая в объятия уже случившееся.
Императрица взывает:
— Лови!
* * *
Дворец Ороз-Хор, взгляд со стороны
«Видишь? — безмолвно вещал Ольтее внутренний голос. — Видишь!»
Игра. Всё время это была игра!
Оставалось лишь только играть.
Игра была всем, что имело значение.
Она взбежала по лестнице вслед за своей любовницей, мельком бросив взгляд в уцелевшее зеркало и увидев там лишь ангельской красоты женщину, которую не портили грязь и кровь, пачкающая одежду и тело. Отражение криво ухмылялось, создавая эффект чего-то странного и неестественного.
Затем пещерный сумрак зала аудиенций окружил и объял её, и Ольтея увидела свою императрицу, стоящую в бледном, лишённом оттенков свете, исходящем от проёма на месте отсутствующей стены.
Ольтея беззвучно кралась между колоннами и тенями меньшего придела, пробираясь к западной части огромного зала. Довольно быстро она обнаружила божественный аватар, стоящий у одного из поддерживающих своды столпов так, что его нельзя было заметить с того места, где остановилась Милена. Ольтею охватил жар, столь очевидны были возможности… и уязвимости.
«Пожалуйста… — чуть ли не зарыдал внутренний голос. — Он же убьёт её! Окликни Милену! Её нужно спасти!..»
Императрица стояла на нижнем ярусе зала аудиенций. Её руки распростёрлись, она склонила голову, подставив лицо под потоки холодного света, словно ожидая чего-то…
«Окликни её!»
Миг этот показался Ольтее мрачным и восхитительным.
— Нет, — тихо, но уверенно ответила она.
Миг спустя Ольтея заметила его, столь резко и внезапно, что у неё закрутило желудок, едва не заставив выблевать скудный завтрак. В этот момент она поняла, каков настоящий приз в той игре.
Дэсарандес Мирадель!
Да. Незримый бог охотился за императором — тем, кто был для неё человеком наиболее устрашающим и ненавистнейшим!
Ольтея застыла от изумления и ужаса, а затем едва не вскричала от прилива свирепой убеждённости. Она всё это время была права! Порывам её души присуща была их собственная Безупречная Благодать — их собственная божественная удача! Теперь это виделось совершенно ясно — и то, что уже случилось, и то, что ещё произойдёт…
Милена в оцепенении преодолела пространство, где люди обычно передвигались лишь на коленях, её одежды зашуршали, когда она приблизилась к участку пола возле трона. Её любовница следила за продвижением императрицы из сумрака колоннады, на лице Ольтеи, сменяясь, корчились гримасы — то радостные, то злобные, то гневливые. Душа её дурачилась и отплясывала, пока тело продолжало подкрадываться всё ближе.
«Ну разумеется! Сегодня! Сегодня тот самый день!» — мелькали суматошные мысли.
Боевые горны всё ещё гудели в отдалении металлическими переливами. Милена остановилась на самой нижней ступени тронного возвышения. Сияние неба выбелило её опустошённый лик.
«Вот почему Таскол разорвало на части! Вот почему так щедро лилась кровь приближённых к Мираделям!»
Милена увидела Дэсарандеса, но предпочла не узнать его, ожидая приближающееся видение так, как ждала бы обычного подданного, а потом… она просто осела пустым мешком у его ног. Император подхватил её и опустился рядом на колено, демонстрируя такую сокровенную близость, какую Ольтея не видела нигде и никогда ранее.
Какие-то чары или артефакты как всегда подсвечивали Дарственного Отца, создавая ему возвышенный и богоподобный облик.
«Вот! Вот почему один из богов лично явился сюда! Чтобы посетить коронацию новой и гораздо более щедрой госпожи. Финнелон станет новым императором, а я — императрицей! Я заставлю его сохранить жизнь Милене, а потом убью, чтобы мы снова остались лишь вдвоём! Уже навсегда!»
Размышляя так, женщина вовсю напевала и хихикала, и в душе своей она уже прозревала всё это — величие, ожидающее её в грядущем, поступь истории, той, что уже свершилась! Ольтея Первая, наисвятейшая правительница Империи Пяти Солнц!
Окружённый ореолами эфирного золота Дэсарандес стоял на тронном возвышении, поддерживая почти что лишившуюся сознания Милену и вглядываясь в её бледное от страха лицо.
Внезапно он выпустил женщину из рук и воздвигся над её ней ликом, очерченным тенями и светом.
— Что ты сделала?
Краешком глаза Ольтея заметила какое-то движение — Фицилиус показался из-за колонны, скрывавшей его: готовящегося разить божественного аватара.
Она могла бы помочь. Да! Она могла бы отвлечь Дэсарандеса. Точно! В этом её роль! Вот как именно всё это уже случилось! Она чуяла это всем своим существом, ощущая костями сгущающееся… предвестие.
Уверенность, твёрдую как кремень, тяжкую, как железо… Ей нужно всего лишь свидетельствовать, всего лишь быть частью событий, что уже случились.
— Милена! — завопила она из своего укрытия. — Я нашла тебя!
Дэсарандес и Милена одновременно обернулись на крик. Император сделал всего один шаг…
Ольтея взглянула на «забытого», своего таинственного партнёра по заговору, ожидая увидеть нечто иное, чем почти обнажённого человека, который отупело взирал на неё…
Разумеется, выглядя при этом скорее богоподобно.
Аватар затряс головой, рассматривая собственные руки. Из ушей его хлынула кровь.
И это показалось Ольтее бедствием бо́льшим, чем всякое иное несчастье, когда-либо пережитое любым живым существом в этом мире, ниспровержением самих основ, перевернувшим с ног на голову всё содержимое её бытия.
«Я просчиталась», — осознала женщина.
Какая-то неправильность сдавила её усиленное алхимией горло, словно леденящая сталь прижатого к глотке ножа… Откуда-то послышался отдалённый хохот. Смутно знакомый голос, который она никогда не ведала ранее, но почему-то сразу узнала.
Хорес. Двуликий бог использовал её в своей игре, обманув всех. Он защитил свою пешку, императора, всего лишь скрыв её… Её! Сокрыв не того, на ком были сосредоточены все взгляды, а ЕЁ! Ольтею Мирадель! Сокрыл, потратив всего толику сил, — ещё в миг их первой и единственной встречи! И одним едва заметным, ничтожным действием разрушил умопомрачительно сложный план своего божественного оппонента!
«Один сотворил землетрясение и создал аватара, а другой только прикрыл тебя от чужого взгляда», — истерично хихикнул внутренний голос.
Ведь кто мог обмануть взгляд одного бога, кроме другого бога?..
Вот почему она столь спокойно наблюдала за «забытым», вот почему аватар неведомого бога убил Сарга Кюннета, но проигнорировал её… Всё наконец-то встало на свои места.
Ольтея перевела взгляд обратно на возвышение, увидев, как Дэсарандес направился к двойному трону, всматриваясь в своего теперь уже несостоявшегося убийцу — и тут земля взорвалась.
Новое землетрясение, такое же мощное, как и первое. Предпоследний свод, тот, что обрамлял отсутствовавшую стену и поддерживал воздвигнутую над ней молитвенную башню, просто рухнул, подняв клубы пыли, как молот размером с крепостной бастион, обрушившись на то самое место, где только что стоял император. Земля сбила Ольтею с ног. Сущее ревело и грохотало, низвергаясь, куда ни глянь, потоками обломков и щебня. Колонны валились, огромными цилиндрами громоздясь друг на друга, остатки крыши упали на пол, словно мокрое тряпьё. Она узрела, как тот, кого она принимал за божественный аватар, пал на колени посреди опрокидывающихся необъятных громадин. И тогда Ольтея осознала весь ужас неведения, настоящего проклятия смертных, постигла отвратительную человеческую природу Фицилиуса, ибо мгновенно промелькнувшая каменная глыба отправила «забытого» в небытие.
И Ольтея возопила, закричала от ярости и ужаса, словно дитя, лишившееся всего, что оно знало и любило.
Дитя не вполне человеческое.
* * *
Вместе с руководящими офицерами Гуннара, закованный в антимагические кандалы, где Слеза постоянно касалась кожи, я выехал на заснеженную равнину.
Армия Кердгара Дэйтуса вроде бы обратилась в паническое бегство, но я заметил, что солдаты не выпускали из рук оружия, когда бежали за ближайший к городу курган. Кавалерия Магбура гнала коней, чтобы обогнать пехоту врага и завершить окружение. Оба крыла уже скрылись за одинаковыми холмами старого могильника.
Легионы Гуннара двигались с удвоенной скоростью — молчаливые, решительные. Не было никакой надежды нагнать бегущую армию прежде, чем их кавалерия завершит окружение и отрежет у врага все пути к отступлению.
— Как вы и предрекали, архонт Гуннар! — на скаку прокричал жрец Тулон. — Они бегут!
— Но им не спастись, верно? — расхохотался толстяк Гуннар, неуклюже подпрыгивая в седле.
Ох, Троица, этот кретин даже на коне сидеть не умеет.
Погоня увела нас за первый курган, теперь всадники скакали среди покрытых снегом трупов пустынников и солдат Первой армии. Ограбленные тела были разбросаны широкой полосой, которая уходила дальше на запад — по маршруту отчаянной битвы Логвуда, — за следующий холм и вокруг подножия дальнего. Я старался не вглядываться в эти трупы, не искать знакомые лица, застывшие в незнакомых масках смерти. Смотрел только вперёд — на бегущих сайнадов.
Гуннар время от времени придерживал коня, чтобы оставаться вровень со средними подразделениями пехоты. Крылья кавалерии умчались куда-то вперёд — их до сих пор не было видно. Тем временем тысячи бегущих ратников оставались вне досягаемости магбурских фаланг, бросая по пути награбленное добро.
Архонт и его армия продолжали упорно преследовать врага и вскоре мы выбрались в широкую долину, где скопившиеся сайнады уже начали подниматься на мягкие склоны. Поднявшийся ветер закрутил снежные метели над долиной с севера и юга, а также прямо впереди.
— Окружение завершено! — довольно закричал Гуннар. — Смотрите на снег, он показывает, куда они бегут!
Что-то было не так, интуиция чётко давала об этом знать. Более того, вдалеке я услышал звуки боя. Вскоре они стали затухать, а метель усилилась, скрывая происходящее вдали.
Пехота начала спускаться в долину.
Что-то тут не так… — всё сильнее билась мысль в моей голове.
Бегущие солдаты Магбура уже добрались до высоких гребней по краю долины всюду, кроме западного конца, но теперь они вдруг остановились, вытащили оружие и развернулись.
Снежная завеса поднялась ещё выше, затем за спинами солдат появились всадники — не кавалерия Магбура, а прекрасно мне знакомые сайнадские кавалеристы. В следующий момент ряды пехотинцев сомкнулись — сзади к ним подходило подкрепление.
Я развернулся в седле. Конница Дэйтуса возникла и на восточных отрогах, закрывая путь к отступлению.
Вот мы и попали в простейшую ловушку. И оставили Магбур беззащитным… — мелькнула пустая мысль. Несмотря на всё происходящее, я едва не рассмеялся над тем, как же глупо всё произошло. И ради этого Логвуд и вся Первая армия пожертвовали собой?
— Тулон! — испуганно крикнул Гуннар, натягивая поводья. — Что происходит? Что случилось?
Жрец озирался по сторонам с отвисшей челюстью.
— Предательство! — зашипел он. Тулон развернул своего белого коня и впился в меня острым взглядом. — Это твоих рук дело, верс! Часть сделки, на которую намекал Илазий Монтнар! Теперь-то я вижу — всё это время ты поддерживал связь с Кердгаром Дэйтусом! О Троица, какие же мы глупцы!
Краткий миг я хотел напомнить про антимагию на своих руках, но… смысл? Я участвую в представлении, в цирке, который нужен только для одного зрителя, коему плевать на всех актёров, кроме са́мого главного шута.
Поэтому я проигнорировал жреца. Вместо этого, прищурившись, смотрел на восток: там задние ряды армии Гуннара развернулись, чтобы встретить новую угрозу. Было ясно, что кавалерия Магбура уже уничтожена.
— Мы окружены! Их десятки тысяч! Нас просто перебьют! — архонт Гуннар указал на меня пальцем. — Убить его! Немедленно!
Неужели смерть будет вот такой? Настолько жалкой? Нет, такое тоже бывает часто — слишком часто, если честно. Но… столько пережить ради подобного?
— Постой! — остановил его Тулон. Он развернулся к Гуннару. — Пожалуйста, великий архонт, позволь мне этим заняться, умоляю тебя! Поверь, я найду для него достойную кару!
Угу, потому что ты знаешь — я не при чём. Тогда зачем хочешь сохранить мою жизнь? Пытки?
— Как скажешь, но… — Гуннар поднял глаза. — Что нам делать, Тулон?
Жрец указал на запад.
— Смотри, вон скачут всадники под белым флагом — давай выслушаем предложение Кердгара Дэйтуса, архонт! Что нам терять?
— Я не могу с ними говорить, — залепетал Гуннар. — Не могу сосредоточиться! Тулон — прошу тебя!
— Разумеется, — согласился жрец. Он развернул коня, ударил шпорами и поскакал через ряды пойманной в ловушку армии магбурского архонта.
На полпути к западному склону долины всадники встретились, переговоры заняли меньше минуты, а затем Тулон поскакал обратно.
— Если мы двинемся назад, можем попробовать разбить заслон на востоке, — тихо сказал я Гуннару. — Боевое отступление к воротам города…
— Ни слова, гнусный предатель! — заверещал он.
Вот и поговорили…
Жрец Тулон подъехал, на его лице сверкала надежда.
— Кердгар Дэйтус говорит: «Довольно кровопролития». Архонт, вчерашняя бойня вызвала у него отвращение!
— И что же он предлагает? — спросил Гуннар, склонившись в седле.
— Он даёт нам единственную надежду, архонт. Вы должны приказать армии сложить оружие — бросить его у склонов, а затем отступить в центр долины. Солдаты станут военнопленными, и с ними обойдутся милосердно. Что же до вас и меня, мы будем заложниками. Войска Кердгара Дэйтуса мирно зайдут в Магбур, чтобы не позволить высадиться имперскому флоту. Дэсарандесу вновь придётся убраться из Нанва. Потом царь Велес снова сделает вас главой города, только теперь не архонтом, а наместником. Разные слова, но одна суть. Прошу, Гуннар, у нас просто нет выбора…
Странная апатия охватила меня при этих словах. Я понимал, что никак не смогу отговорить Гуннара. Вздохнув, я медленно спешился и начал расстёгивать подпругу.
— Что ты делаешь, предатель? — поинтересовался Тулон.
— Освобождаю свою лошадь, — степенно ответил я. — Врагу она не нужна — слишком измотана. Она поскачет обратно в Магбур — это всё, что я могу для неё сделать. — Я снял седло, бросил на землю и начал снимать уздечку. Со скованными руками было неудобно, но, к счастью, кандалы фиксировали руки спереди, а не сзади — иначе я не смог бы удержаться на лошади во время пути.
Жрец ещё некоторое время смотрел на меня, слегка хмурясь, но затем снова повернулся к Гуннару.
— Они ждут вашего ответа, архонт.
Я подошёл к голове кобылы и погладил её по носу.
— Удачи тебе, — прошептал я. Затем отступил на шаг и шлёпнул лошадь по крупу. Кобыла отскочила, развернулась и затрусила на восток — как я и предполагал.
— Какой у меня выбор? — пробормотал Гуннар. — В отличие от Логвуда, я забочусь о своих солдатах… их жизни — самое ценное… мир вернётся на эту землю рано или поздно…
— Тысячи мужей и жён, отцов и матерей будут благословлять ваше имя, архонт. Драться сейчас, искать горькой, бессмысленной смерти — ах, они бы навеки прокляли вас за это.
— Этого я допустить не могу, — согласился Гуннар. Он обернулся к офицерам. — Сложите оружие. Передайте приказ — всем сложить оружие у склонов, затем отойти к центру долины.
Я пристально смотрел на четырёх капитанов, которые молча слушали приказы архонта. Бесконечное мгновение спустя офицеры отдали честь и поскакали прочь.
Фыркнув, я отвернулся.
На разоружение ушёл почти час. Магбурские солдаты сдавали ружья, клинки и копья в гробовой тишине. Это оружие складывали в кучи рядом с фалангами, а затем солдаты отступали к центру долины, где строились тесными, беспокойными рядами.
Затем подъезжали сайнадские кавалеристы и забирали оружие. Ещё через двадцать минут в долине стояли десять тысяч безоружных, беспомощных воинов.
Авангард армии Кердгара Дэйтуса отделился от основных сил и подъехал к позиции Гуннара.
Прищурившись, я разглядывал приближавшийся отряд. Удалось рассмотреть Пилекса Зарни, нескольких голов (тысячников), двух безоружных молодых девушек (скорее всего волшебниц), и самого Кердгара Дэйтуса — приземистого кашмирца, с начисто выбритой головой, на которой змеились старые шрамы, которые он, очевидно, специально не сводил. Воевода улыбнулся, когда натянул поводья и остановился вместе со спутниками перед архонтом Гуннаром, жрецом Тулоном и другими офицерами.
— Молодец, — прорычал он, глядя на жреца.
Тулон спешился, вышел вперёд и поклонился.
— Я предаю тебе архонта Гуннара и его десять тысяч солдат. Более того, я предаю тебе город Магбур — во имя Троицы и царя Велеса…
— Ошибаешься, — хмыкнул я. Тулон обернулся ко мне. — Никому ты не предал Магбур, жрец.
— Что ты несёшь, поганый верс? — злобно сверкнул Тулон глазами.
— Удивлён, что ты не заметил, — чуть улыбнулся я. — Слишком занят был злорадством, наверное. Присмотрись-ка к отрядам вокруг, особенно к самым последним, арьергарду…
Тулон прищурился, разглядывая легионы магбурских солдат. Затем он побледнел.
— Чёртов Чибато Ноното! — раздражённо воскликнул он.
— Похоже генерал придержал арьергард, с которым и остался в городе, — довольно улыбнулся я. — Не спорю, их там всего две или три сотни, но мы оба знаем, что этого хватит — на неделю-полторы, пока не прибудет имперский флот. Стены Магбура высоки и хорошо зачарованы — этого достаточно, чтобы сдержать колдовство. К тому же, если подумать, я бы сказал, что сейчас на этих стенах строятся спасённые солдаты Первой. Мальчишки и девчонки, но они будут крепко сжимать в руках оружие. Получается, провалилось твоё предательство, жрец. Провалилось.
Тулон рванулся вперёд и с размаху ударил мне по лицу тыльной стороной ладони. Силой удара меня развернуло, а перстни на пальцах жреца рассекли щёку и едва поджившие трещины на губах и подбородке. Я тяжело рухнул на землю и почувствовал, как о грудь что-то разбилось под рубашкой.
— Слабовато, — сплюнул я кровью. — В бою прилетало сильнее. Но что об этом знать человеку, ни разу не участвующему в битве?
Заставив себя приподняться, я встал — вначале на колени, а потом и на ноги. Антимагические кандалы здорово мешали. По рассечённому лицу струилась кровь. Глядя на землю, я ожидал увидеть крошечные осколки стекла от разбитого амулета, но их не было. На кожаном ремешке на шее просто ничего не оказалось.
Грубые руки подхватили меня, вздёрнули на ноги и вновь развернули к Тулону.
Кажется, мои слова ещё больше разозлили его.
— Смерть твоя будет… — зарычал он.
— Молчать! — рявкнул Кердгар Дэйтус. Он с интересом на меня посмотрел. — Ты — Сокрушающий Меч Кохрана. Колдун, который ехал с Логвудом.
— Я, — коротко ответил ему.
— Ты лейтенант Чёрных Полос. И солдат.
— Как скажешь.
— Так и скажу. Поэтому ты примешь с остальными солдатами ту же смерть…
— Собираешься убить десять тысяч безоружных людей, Кердгар Дэйтус? — без какого-либо страха спросил я.
— Имперцы попытаются забрать Нанв обратно. Но как? Только своими силами? Нет. Будут привлекаться местные. Зачем мне отпускать этих? — ткнул он пальцем на выстроившиеся полки. — Для усиления своего врага, который повторно вооружит их и отправит в бой? О, нет, я собираюсь подкосить имперцев ещё до того, как они ступят на этот континент. Я собираюсь сделать их пребывание здесь настолько ужасным, что Фирнадан показался бы им детскими играми. Я собираюсь сделать так, чтобы даже сам Дэсарандес смотрел на происходящее с ужасом и холодным пóтом, текущим по спине.
У меня возникло разумное сомнение в реальности его планов. Как минимум потому, что император участвовал ещё в Великой Войне. И там, судя по редким книгам и сохранившимся записям, происходило такое, что не в силах повторить ни один человек.
Впрочем, это не означает, что не находились те, кто пытался попробовать.
— Ты себя всегда подавал как самого жёсткого военачальника, так ведь, Кердгар Дэйтус? — наклонил я голову. — Будто жестокость — это достоинство…
Смуглокожий полководец просто пожал плечами.
— Лучше иди-ка к остальным, Изен. Солдат армии Логвуда заслуживает, по меньшей мере, этого. — Кердгар повернулся к Тулону. — Моя милость, однако, не распространяется на того солдата, стрела которого отняла у нас удовольствие видеть Логвуда. Где он, жрец?
— Она, господин, — поправил его Тулон. — Это была девка из беженцев. Ходили слухи, что она, дескать, отмечена Оксинтой, но среди солдатни каждая удача приписывается богине, — презрительно фыркнул он. — К сожалению, девка осталась в Магбуре.
Кашмирский предатель нахмурился.
— Сегодня меня постигло несколько разочарований, Тулон, — в голосе вроде не звучало гнева, но жрец побледнел.
— Кердгар Дэйтус, господин мой! — воскликнул Гуннар, на лице которого по-прежнему выражалось полное недоумение. — Я не понимаю…
— Это заметно, — согласился полководец и даже скривился от отвращения. — Жрец, ты задумал для этого дурня какую-то особую судьбу?
— Нет. Он твой.
— Я не могу даровать ему почётную роль жертвы, которую приберёг для солдат. Иначе, боюсь, у меня останется горькое послевкусие. — Кердгар Дэйтус ещё миг колебался, а затем вздохнул и небрежно взмахнул рукой.
За спиной у магбурского архонта взвился меч одного из тысячников. Клинок одним ударом снёс голову с плеч, так что она покатилась по земле. Боевой конь взбрыкнул и выскочил из круга солдат. Прекрасный зверь поскакал галопом к безоружным бойцам Магбура и принёс в самый центр толпы свою обезглавленную ношу.
С толикой хмурой насмешки я заметил, что труп Гуннара держался в седле с неведомой при жизни грацией, мотался туда-сюда, пока чьи-то ладони не взметнулись, чтобы остановить коня, а тело архонта не сползло набок, чтобы повалиться в подставленные руки.
В это мгновение я будто бы услышал чей-то смех. Далёкий, властный, дерзкий… Не совсем человеческий. Оглянувшись, быстро осознал, что он раздавался только в моём сознании. Что?..
* * *
Окрестности Магбура, взгляд со стороны
Железных кольев было более чем достаточно, но всё равно полтора дня прошло, прежде чем последнего, заходящегося криком пленника пригвоздили к последнему кедру из тех, что росли вдоль Магбурского тракта.
Десять тысяч мёртвых и умирающих солдат смотрели на широкую, удивительно ровную заснеженную имперскую дорогу глазами невидящими или непонимающими — разницы было немного.
Лейтенант Изен был последним: железные шипы вбили ему в запястья и плечи — высоко на залитом кровью стволе. Ещё несколько кольев прошли через лодыжки и мускулы с внешней стороны бёдер.
Сайнады не забыли и о противодействии магии: обвязали вокруг торса крепкую цепочку, с антимагическим амулетом — просто, надёжно, эффективно.
Такой боли волшебник никогда прежде не испытывал. Хуже было лишь знание того, что эта боль будет сопровождать его во время всего последнего странствия к окончательному беспамятству, а с нею — что ещё тяжелее — выжженные в памяти образы: почти сорок часов его гнали пешком по Магбурскому тракту, заставляли смотреть, как один за другим десять тысяч солдат становятся жертвами массового распятия. Цепь страданий, которая растянулась более чем на пятнадцать километров, и каждое звено в ней — десятки людей, тесно прибитых к высоким, широким стволам.
Бывший лейтенант онемел от шока, когда пришла его очередь — последнего солдата в человеческой цепи. Его подтащили к дереву, вздёрнули на подмостки, прижали к жёсткой коре, насильно развели в стороны руки. Он почувствовал сперва холод прижатых к коже кольев, а затем, когда молоток опустился, взрыв боли, от которой Изен непроизвольно опорожнил кишечник и начал извиваться на дереве в крови и нечистотах. Но самая великая боль пришла, когда подмостки выдернули и весь вес тела лёг на вбитые шипы. До этого момента он и вправду верил, что познал предельную агонию, доступную человеку.
Он ошибался.
Вечность спустя, когда бесконечный вопль изорванной плоти затопил в нём всё остальное, откуда-то поднялась прохладная, спокойная ясность, и в угасающем сознании пронеслись мысли — несвязанные и несвязные.
«Гисилентилы вырываются из своей темницы. Боги, почему я об этом вообще теперь думаю? О вечности, которую они там провели… Мне ли не плевать? Кто они мне? Кто вообще хоть что-то для меня значит? Силана? Джаргас? Анселма? Даника? Им будет лучше без меня. Воскресну ли я, когда снова умру? Вновь окажусь на той поляне с порталом или обрету забвение? Обрёл ли я ультиму или это была одноразовая акция спасения? Наверное лучше просто уйти. Время воспоминаний, сожалений и осознаний миновало. Пойми же это, глупый верс. На той стороне… они все ждут меня там. Ребята из Полос, Маутнер, Килара, Грайс, Фолторн, Гаюс с генералом Эдли, и Райнаб Лодж, и Сэдрин с Дунорой. А ещё Ская, Ресмон и Люмия. Я ухожу из этого мира туда, где ждут старые спутники и друзья.
Так говорят жрецы.
Это последний дар. Хватит с меня этого мира, ибо я устал от него. Устал…»
Перед его внутренним взором возникло странное лицо. Фантастически красивая женщина, чьи глаза пылали бесконечной тьмой. Лицо, которое он никогда не видел прежде, но сразу понял, кто это.
Гис. Один из них. Женщина, если можно так сказать. Но что она хочет? Почему в этих нечеловеческих глазах такая радость? Радость лицезрения, постепенно переходящее в мучительное сострадание. Сострадание, которого Изен не мог понять.
«Зачем горевать, гисилентилу? Разве они не должны радоваться всем людским страданиям? Разве не должны они быть чудовищами, которые использовали людей для своего наслаждения? Или это сочувствие тому, кто как и она, оказался скован в ожидании смерти?»
Перед взором мага пронеслась старая сцена соития со жрицей культа Амманиэль. Тогда, ещё в Кашмире, когда он только добирался до Нанва.
«Избранный!» — услышал он голос, великолепный, как и его обладательница.
«Так это тебе я был посвящён? — улыбка против воли искривила лицо юного волшебника. — Какая… ирония судьбы… На пороге смерти я узнаю… что был… посвящён гисилентилам…»
Мысли крутились в его голове, понемногу затихая.
«Я вытащу тебя!» — снова этот голос. Она продолжила говорить, что-то про измерения, про проходы и какие-то червоточины. В голове Изена всё расплывалось. Путалось.
«Я не буду мучиться вечно, как ты, — постарался мысленно проговорить маг. Получалось плохо. — Я не вернусь сюда, не буду вновь переживать все страдания, которые терпит смертный при жизни. Скоро смерть примет меня в свои объятия. Я уверен в этом… Уверен… Не нужно горевать, Амманиэль, твой избранный получит свою награду».
Эти мысли ещё миг отдавались эхом, пока искажённое болью лицо прекраснейшей женщины таяло во тьме, что окутала мага, сомкнулась и поглотила его.
И в ней — иссякла всякая мысль.
* * *
Окрестности Магбура, взгляд со стороны
Княгиня Лия Мэглис удерживала коня, стоя во главе обширного подкрепления, которое спешило на встречу Кердгару Дэйтусу. Только теперь Лия поняла: то, что она поначалу приняла за покатые камни, усыпавшие снежную равнину, было мёртвыми телами, гниющими на зимнем солнце. Они выехали на поле боя, где разыгралось одно из последних столкновений между Кердгаром Дэйтусом и Тольбусом Логвудом.
Снег почернел от засохшей крови. Над распухшими телами летали падальщики — мелкие птицы, ворóны и даже зимние бабочки. Несмотря на холод в воздухе стояло ужасающее зловоние.
— Души в клочья, — проговорил старый седой советник, Фарен Харнасс, едущий рядом.
Княгиня, одна из дальних родственниц царя Велеса, формально посланная на усиление, а в реальности — чтобы возглавить новый захваченный регион, посмотрела на старика, а затем жестом подозвала тысячника, Бальдара Валтира.
— Возьми разъезд, — приказала она. — Разведай, что там впереди.
— Смерть там впереди, — пробормотал Фарен и поёжился, плотнее кутаясь в рунный плащ.
Бальдар хмыкнул на его слова:
— Нас она уже окружает.
— Нет. Это… это ничто. — Старик посмотрел на Лию Мэглис своими неожиданно зоркими глазами. — Кердгар Дэйтус — что же он наделал?
— Это мы скоро узнаем! — раздражённо рявкнула она и взмахом руки отпустила тысячника и его отряд.
Подкрепление прибыло с моря, через Монхарб и Светлый Залив. Против привычной тактики Сайнадского царства, объединяющей магов, княгиня распределила их поровну, по всем батальонам — так, как предпочитала сражаться Империя. Безопасность солдат Лия ставила превыше всего.
Ныне женщина пристально смотрела вперёд и чувствовала, что увиденное ей не понравится. Какое-то предчувствие точило изнутри.
— Я чувствую в тебе смятение, девочка, — пробормотал советник Фарен, который когда-то обучал и наставлял её. — Ты наконец-то сожалеешь о сделанном выборе? О том, что решилась пойти на военную службу?
— Сожалею? О, да. Я о многом сожалею, начиная с той жуткой ссоры с родителями, которые не хотели, чтобы я становилась сионом. Наверное я была неправа. И жених, которого они навязывали был не так уж плох. А теперь… теперь всё это зашло слишком далеко.
— Первый твой выход сразу обернулся побоищем.
— Зато теперь у меня есть дочь, — слабо улыбнулась Лия.
Княгиня почувствовала, как всё внимание Фарена вдруг сосредоточилось на ней. Старик удивился такому странному повороту мысли, удивился, а затем — медленно и с болью — понял. Лия добавила:
— И я наконец-то дала ей имя.
— Я его ещё не слышал, — негромко произнёс Фарен, так, словно каждое слово катилось по тонкому льду.
Она кивнула.
Бальдар и его разъезд скрылись за ближайшим холмом. Там поднималась призрачная завеса дыма, и княгиня задумалась над значением этого предзнаменования.
— Я собираюсь дать ей то, чего не было у меня. Свободу.
— Свободу, говоришь… Дар для тебя, но для неё он рискует обернуться проклятьем. Излишняя свобода всегда приводит к вседозволенности. Люди должны носить цепи, должны ограничивать себя. Ты, Лия, тому пример. Лишь благодаря цепям ты стала той, кто есть сейчас. Пойми, некоторые люди вызывают восхищение и трепет, хотят они того или нет. Такие люди часто становятся очень одинокими. Одинокими внутри себя.
На гребне показался тысячник. Он не махал рукой, чтобы они ехали быстрее, а просто смотрел, как княгиня вела свою армию вперёд.
В следующий миг рядом с Бальдаром появилась другая группа всадников. Знакомая форма, чужие лица. Внимание Лии привлекли двое. До них ещё было слишком далеко, но женщина уже поняла, кто это: Пилекс Зарни и Кердгар Дэйтус.
— Она не будет одинока, — сказала Лия Фарену.
— Тогда будь осторожна в своём выборе, а не восхищайся им, — ответил он. — Иначе твоей дочери будет свойственно скорее наблюдать, чем принимать участие. Тайна идёт рука об руку с такой отстранённостью.
— Я не умею восхищаться, Фарен, — бросила ему Лия. И улыбнулась.
Они подъехали к всадникам. Внимание советника оставалось прикованным к ней, даже когда кони начали подниматься по пологому склону.
— И я понимаю отстранённость, — добавила она. — Очень хорошо.
— Ты назвала её… в свою честь, не так ли?
— Да. — Лия повернула голову и посмотрела в зоркие старческие очи. — Это ведь красивое имя, верно? В нём есть такое… обещание. Новорождённая невинность, какую родители хотели бы видеть в своём ребёнке, яркие, живые глаза…
— Откуда мне знать? — тихо ответил Фарен.
Княгиня видела, как углубились маленькие морщинки вокруг его век и отстранённо чувствовала их значимость, понимала, что в этом замечании не было обвинения. Лишь чувство потери.
— Не стоит горевать об этом, Фарен, — сказала она. — То, что у тебя никогда не было детей и семьи, значит лишь то, что так было угодно судьбе. Ты вырастил и воспитал меня. Сложись всё иначе, быть может, я бы не ехала сейчас с тобой.
Если бы она подумала над своими словами ещё мгновение, то поняла бы, что именно они — прежде любых других — сломают старика. Он словно рухнул в себя, тело его содрогнулось. Она протянула руку, которая почти коснулась его, но убрала — и в этот миг осознала, что момент исцеления упущен.
Сожаления? Множество. Бесконечное.
— Великая княгиня! Я вижу, что царь Велес не оставил своих верных подданных и прислал лучшее!
Восторженный возглас принадлежал Пилексу Зарни — его лицо оставалось светлым, хоть и перекосилось от напряжения. Не обращая внимания на младшего воеводу, она пристально посмотрела на Кердгара Дэйтуса.
«Кашмирец. Похож на моего старого учителя фехтования, вплоть до холодного презрения во взгляде. Что же, этому человеку нечему меня учить», — отстранённо подумала Лия.
Вокруг двух военачальников собрались высшие офицеры. На их лицах застыло некое потрясение, след ужаса. Теперь княгиня заметила ещё одного всадника, который невозмутимо восседал на муле. Он был облачён в шёлковое одеяние священника. Только его одного явно ничто не беспокоило, и от этого ей стало не по себе.
От направленного наверх Бальдара, сидевшего на коне чуть поодаль от группы, она уже чувствовала тёмную волну, вздымавшуюся в сторону воеводы. Тщательно сокрытая ненависть, которую тот пытался спрятать. Недостаточно хорошо.
Вместе с Фареном Лия выехала на гребень и увидела то, что скрывалось за ним. На переднем плане раскинулись развалины деревни — россыпь дымящихся зданий, мёртвые лошади, мёртвые солдаты. Каменная арка в начале Магбурского тракта почернела от копоти.
Дорога тянулась прочь, на восток. Деревья по сторонам…
Лия пустила коня шагом. Фарен догнал её — молчаливый, сгорбленный, дрожащий под холодными зимними ветрами. Её офицер подъехал с другой стороны. Они приблизились к Магбурской арке.
Встречающие последовали за ними — молча.
Пилекс Зарни заговорил снова, и в его голосе послышалась лёгкая дрожь.
— Великая княгиня, мы подготовились к твоему приходу. Все твои враги нашли свою смерть. Видишь, во что превратилась эта гордая арка? Врата в Магбур стали ныне Вратами Смерти, княгиня. Ты понимаешь значение этого? Ты…
— Молчать! — прорычал Кердгар Дэйтус.
«О да, молчать. Пусть молчание поведает эту историю».
Они проехали через прохладную тень врат и оказались рядом с первыми деревьями, первыми распухшими, гниющими трупами на стволах. Лия остановила коня.
Разведчики Бальдара возвращались быстрым галопом. В следующий миг они натянули поводья и остановились рядом.
— Докладывай, — рявкнул тысячник.
Четыре бледных лица смотрели на них. Наконец, один из разведчиков сказал:
— Всё так же, командир. Больше пятнадцати километров — насколько хватает глаз. Их там… тысячи.
Фарен отъехал в сторону, подвёл коня к ближайшему дереву, прищурился, глядя на висевший на нём труп.
Долгое время Лия молчала, затем, не оборачиваясь, спросила:
— Где твоя армия, Кердгар Дэйтус?
— Стоит лагерем под стенами города…
— Значит, вы не сумели взять Магбур.
— Да, княгиня, не сумели.
— Имперский флот?
— Вчера вошёл в бухту, княгиня.
«Как поступит император? Объявит нам, своим союзникам, войну?»
— Глупцы сдались, — сказал Кердгар Дэйтус, и по голосу было слышно, что он сам не может в это поверить. — По приказу архонта Гуннара. Откровенная слабость. Я никогда ранее не сталкивался с таким. Что расколотый, что объединённый, Нанв остаётся жалкой и недостойной страной. Я приказал убивать её жителей — тех, кто не может принести царству пользу.
— В самом деле? — Лия наконец повернулась к нему. — Жалкой? А как же Логвуд и его Первая? А как же Фирнадан? А как же, — она указала на Магбур, — этот невзятый город?
— Логвуд был последним достойным полководцем Нанва, княгиня, — с напором сказал воевода. — А Магбур падёт, с подкреплением от Империи или нет. Сколько их прибыло? Мы считали корабли и прикидывали число, которое они могли бы перевести. Пятнадцать тысяч. Максимум — восемнадцать. Вот сколько там солдат. А кто их ведёт? Сам Дэсарандес в Фусанге, отбивает столицу. Кого он прислал вместо себя? Кого он МОГ прислать? Нормальные испытанные командующие или помогают ему на Фусанге, или подавляют восстание Кашмира, или нашли свою смерть подле Фирнадана. Значит новенький будет неопытен и не испытан в бою. Что ждёт его в Магбуре? Кто даст толковый совет или поможет со знанием местности? Первая армия Нанва уничтожена. Армия Магбура тоже. Имперцам предстоит сразиться с моими опытными закалёнными бойцами, что втрое превосходят их числом. Дэсарандес обезумел, княгиня, если думает, что в таких условиях сможет побороться за Нанв.
Лия отвернулась от него и посмотрела на Магбурский тракт.
«Меня прислали сюда, чтобы начать восстанавливать регион. Чтобы править. А вместо этого приходится думать о войне».
— Отведи своё войско, Кердгар Дэйтус. Пусть они станут частью моих сил здесь.
— Княгиня? — нахмурился он.
— У Сайнадского царства строгая вертикаль власти, Кердгар Дэйтус. Делай, что я говорю.
— Конечно, княгиня, — наконец выдавил из себя воевода.
— Бальдар.
— Княгиня? — подъехал тысячник поближе.
— Пусть наши люди станут лагерем. Прикажи им похоронить мертвецов на равнине.
Кердгар Дэйтус откашлялся.
— А когда мы перегруппируемся — что ты предлагаешь делать дальше?
«Предлагаешь»?
— Мы встретимся с армией Империи. Но время и место выберу я, а не они. — Лия помолчала, затем добавила: — Мы возвращаемся к Фирнадану.
Она не обратила внимания на выкрики удивления и возмущения, проигнорировала все вопросы, даже когда они стали требовательными. Возражения не находили ответа и постепенно смолкли. Поднялся холодный ветер, застонал в воротах позади. Фарен повысил голос, чтобы перекрыть его:
— Кто это? Лицо… вроде бы юное, но так покрыто кровью, что я ничего не могу понять. Кто этот человек?
Облачённый в шелка жрец наконец заговорил.
— Верс, о советник. Колдун, не более. Один из десяти тысяч солдат.
— Ты… слышишь… — Фарен медленно повернулся, его глаза блеснули. — Вы слышите смех бога? Кто-нибудь ещё слышит смех бога?
Жрец склонил голову набок.
— Увы, я слышу только ветер.
Княгиня встревоженно посмотрела на Фарена. Он вдруг показался таким… крохотным.
В следующий миг она развернула коня.
— Пора уезжать. Приказы вы получили.
* * *
Окрестности Магбура, взгляд со стороны
Три невысокие фигуры шли по направлению к Магбуру — от разрушенной деревни.
— Ну, разве это не просто вопиющее недоразумение? — раздался громкий голос, как будто его хозяин говорил не с двумя спутниками, а с целой площадью зевак. — Сколько раз я предупреждал, что этот марш до Магбура — одна большая и предсказуемая ошибка? Ах, но кто слушает бедного Зилгарда? Кто вообще способен слышать голос разума, когда вокруг мечи звенят да барабаны гремят? — Он взмахнул руками так, что полы старого обшарпанного плаща, в равной доле измазанного едой и кровью, едва не задели покачивающийся на верёвке труп.
— Хватит болтать, Зилгард, — мрачно проворчал Галентос. Маг всё ещё не до конца пришёл в себя после случившегося. Его руки подрагивали, а голос то и дело срывался до высоких нот. — Мы должны… Сам знаешь. Меньше слов, больше дела.
Зилгард приостановился, вскинул брови и обернулся к нему:
— Мой дорогой Галентос, твоё понимание тактичных вопросов заботы о ближнем поражает своей узостью. Ты думаешь, разговор мешает мне заниматься делами? Отнюдь! Я как орёл, зорко изыскиваю выживших! — он ткнул пальцем в сторону высокого дерева, на котором висел человек. — Видишь, вот там? Лицо бледное, но веки подёргиваются. Хм, признаю, не самая приятная картина, но живой же!
— Это ветер, Зилгард, — тихо шепнула Даника. — Прошу… я знаю, что у тебя свои способы справиться со стрессом…
— Свои, ты права! — с энтузиазмом повторил Зилгард. — Даже если не повезло с этим, то у нас есть ещё много километров пути. Кто-то непременно окажется достаточно стоек, чтобы… — он покрутил рукой. — Надежда, мои дорогие, всегда есть надежда!
Все трое знали, что надежды нет. Слишком много прошло времени. Но и просто бросить, даже не попытавшись, они не могли. Тот же Зилгард уже неоднократно корил себя, что сбежал из окружения, благодаря оборотничеству. Воспользовался моментом, когда налетели вóроны, скрывшись вместе с ними.
Толстый волшебник изящно переступил через сломанное копьё, прошёл несколько шагов и остановился перед распятием.
— Друг мой, ты ли это, кто остался стоять против бурь и громов?
Никто не ответил. Приглядевшись, Зилгард с неудовольствием отметил, что местами тело уже начало гнить, несмотря на холодный зимний воздух.
— Хм, кажется, он решил отложить разговор. Весьма невежливо, но что поделаешь.
— Сколько раз я тебя бил? — хмуро посмотрел на него Галентос. — Воспринимай происходящее всерьёз!
— Всерьёз? — Зилгард вскинул руки. — Галентос, ты почти брат мне, как Даника — сестра! Видишь ли, я уже успел ознакомиться с вашим состоянием бесконечного плача и депрессии! Вспомните, как вы выглядели, когда я вернулся и оцените себя сейчас. Колоссальные перемены, верно? Благодаря кому? Я скажу! Благодаря моей бессменной болтовне! Лишь это оберегает ваш покой. Потому что если смотреть на каждую трагедию, как на трагедию, то жизнь станет слишком мрачной! Я этого не хочу. Ни себе, ни вам. Мы выжили, к добру это или к худу. Значит, нужно продолжать жить, а не накладывать на себя руки, растворяясь в страданиях, слезах и печали. У меня слишком много дел для этого! — Он замахал руками, перечисляя: — Подсчитать убытки, написать парочку язвительных писем в ставку командующего, поболтать с местными некромантами и перемолвиться парой слов с нашей новой надеждой — имперской дворянкой высших кровей! О, подумайте только, всё это время хитрая Анселма скрывала от меня свою породу. Как думаете, у неё есть жених? Могу ли я, скажем так, попытать счастье? Удача улыбается мне, как уже стало ясно, следовательно, мне нельзя оставлять висеть плоды её стараний…
Галентос громко кашлянул, обрывая бесконечный поток слов. Маг смотрел вперёд, заслышав стук колёс на дороге. Прищурился против солнца. Одинокий вол тащил открытую телегу по Магбурскому тракту. На кóзлах сидел сгорбленный человек, а за спиной у него ещё трое возились с чем-то невидимым за бортом телеги.
Ехали они медленно, потому что возница останавливался у каждого дерева и около минуты смотрел на тела, прибитые к стволу, прежде чем двинуться к следующему.
Переглянувшись, троица направилась к путникам.
— Говорить буду я, — сказал Галентос. — Зилгард, серьёзно. Не открывай рот, пока не спросят.
— Как бы я?.. — начал толстяк, но Даника обожгла его искрой. Колдун ойкнул и обиженно на неё покосился.
— Гал прав, Зилгард, — спокойно сказала она. — Мы тебя знаем. Но не остальные. Прошу, хотя бы сейчас.
Надувшись, толстяк отвернулся, изобразив, что любуется небом.
Увидев подозрительную троицу, возница остановил телегу и поставил на стопор. Он небрежно сунул руку за спинку сиденья и вытащил массивный арбалет, который затем положил на колени.
— Если вы с дурными намерениями, мародёры, — прорычал возница, — лучше убирайтесь подобру-поздорову.
В телеге зашевелились. Двое тут же выпрямились — тоже с арбалетами в руках. Ещё один — одна — осталась сидеть, укутывая маленький свёрток. Ребёнка.
Галентос пригляделся, смутно узнавая некоторых пассажиров телеги.
— Ариана? — шагнул он ближе, сняв капюшон. — Это я, Галентос. А это, — указал рукой, — Даника и Зилгард.
— Я знаю их, — дёрнулась Ариана, опуская арбалет. Её верный лук, в несобранном виде, находился среди поклажи. — Спокойно, отец.
Джардок, оставивший жену и младшего сына в Магбуре, едва заметно кивнул.
— Я тоже помню их, — проговорила вторая женщина. — Силана, смотри, это из Серых Ворóн.
— Да, Кейна, — согласилась Плейфан. — Я видела их.
— Маги? — обернулся к ним Джардок. — Может тогда кто-то из них умеет лечить? Или хотя бы бинты какие обменяем…
Троица подошла ближе к повозке.
— У вас есть раненые? — нахмурился Галентос. — Я не слишком хорош в этом, но…
Зилгард демонстративно откашлялся.
— Но мой товарищ весьма умел, — обернулся он к толстяку.
— Уважаемый Зилгард, — улыбка Арианы была напряжённой, вымученной. — И правда. Мне довелось испытать его мастерство. Но не думаю, что он захочет тратить бесценное время в такой серьёзный момент. Нет у нас раненых людей — только две собаки.
— Собаки? — удивился Галентос.
— Ага. Мы их на месте побоища нашли. Похоже, смерть не захотела их забрать… сейчас, по крайней мере. Я лично не понимаю, почему они до сих пор живы — дырок в них тьма, и порублены… — она покачала головой.
Кейна спустилась с повозки и теперь шла по дороге, рассматривая каждый труп, прежде чем двинуться дальше. Галентос обернулся на неё.
— Вы кого-то ищете.
Женщина кивнула.
— Да, но не для спасения. Хотя бы… хотя бы похоронить. По-человечески, — она всхлипнула. — Многие уже начали разлагаться, но лица ещё различимы. Я знаю… верю, что если увижу, то опознаю.
Галентос посмотрел на Данику, а потом и на Зилгарда, который — молчаливо, что даже удивительно! — уже забрался в телегу.
— Вы изучаете тела с самого Магбура?
— Тш-ш-ш… — Силана начала покачивать проснувшегося ребёнка.
— Да, — ответила Ариана, тоже спустившись, чтобы не мешать толстому магу. — Просмотрели несколько тысяч трупов. — Она пожала плечами. — Уже немного осталось. Знаешь, даже если бы мы не искали конкретного человека… по крайней мере… — девушка сжала губы.
Галентос припомнил слухи, что капитан Чёрных Полос встречался с кем-то из знатных женщин. Они ищут его? Но Маутнер погиб вместе с Логвудом. Далеко. И не был потом казнён, не был прибит к дереву. Тогда… неужели это…
Маг заморгал. Задумался.
— А там, где вы нашли собак, более никого не было?
«Раз выжили собаки, то может…» — он не стал продолжать мысль.
— Увы, никого. Логвуд провёл почти полсотни тысяч беженцев из Монхарба в Магбур. По суше. Это было невозможно, но он справился. Он спас этих неблагодарных ублюдков, а в награду получил бойню в пяти сотнях шагов от ворот города. Никто им не помог. — Ариана взглянула в глаза Галентоса. — Хотя что я тебе рассказываю, если ты сам там был?
Колдун на миг смутился, ведь тогда ощущал себя столь разбитым, что почти ничего не соображал.
— Мы не особо на что-то надеемся, — произнесла Силана, обратившись к Зилгарду, который изучал животных. — Просто… Джаргасу они нравились. Он всегда смеялся, когда видел собак. И раз они выжили… — девушка всхлипнула.
Даника сделала шаг, посмотрела в телегу и будто окаменела. Галентос тоже подошёл ближе. Он увидел толстяка, который сгорбился над бесформенной грудой красной, иссечённой плоти и костей, слабыми движениями рук пытаясь нащупать в тех жизнь.
— Троица… — прошептал маг, разглядывая то, что было когда-то псом. — А другая где?
Силана откинул в сторону кусок ткани, под которым оказалась маленькая комнатная собачка. Все четыре лапы ей намеренно сломали. Из переломов сочился гной, и зверёк трясся в лихорадке.
— Малыша, — проговорила Плейфан, — оставили лежать на этом, большом. — В её голосе звучали боль и непонимание.
— Такое уже не лечится, — Галентос покачал головой. — Большой уже давно должен был умереть — может, и умер…
— Нет. Он жив, — возразил Зилгард, обойдясь без шуток и кривлянья. — Я чувствую стук сердца, но всё медленнее. Медленнее и медленнее…
— Ты можешь что-то сделать? — обернулся возница, Джардок. Его лицо выражало скорбь, смешанную с гневом. — Я предлагал… ну… оказать им последнюю милость, чтобы прекратить боль. Но если есть шанс…
— Я не мастер целитель, но кое-что умею, — кривовато усмехнулся Зилгард. — Мне понадобится время.
— Оставайся на телеге, а мы направимся вперёд. Медленно. Тут уже немного осталось, — пробурчал Джардок.
В телеге остались лишь Силана и Зилгард. Остальные шли рядом, пешком. Галентос украдкой посмотрел, как девушка отложила уснувшего ребёнка и теперь возилась с беспомощными животными, помогая толстяку. Промокала раны окровавленной тряпкой в тонких нежных руках.
Галентос медленно обернулся и посмотрел на длинную дорогу. За спиной вдруг раздался выкрик — у самой каменной арки, возле начала тракта. Кейна подбежала к Ариане и что-то ей прошептала. Лицо девушки побледнело.
Телега медленно продолжала свой путь по дороге. Сбоку от идущих волшебников Зилгард колдовал над телами псов.
Силана обернулась на пеших.
— Вы его нашли, Ариана? Кейна его нашла?
— Нет. Хотя на минуту… но нет. Его здесь нет, милая. Пора возвращаться в Магбур.
— Благослови нас Троица… — Силана осветила себя божественным знаком. — Значит ещё есть шанс. Тогда он тоже пропал… надолго пропал… — она прижала запястья к глазам, скрывая слёзы. Кейна обняла её, шепча и успокаивая.
Зилгард продолжал заниматься собаками. Его руки изредка светились зелёным.
Галентос встретился глазами с Арианой и увидел в них ясно написанную ложь. Маг кивнул.
— Повезло, что встретили вас, — немного помявшись, произнёс Джардок. — Хоть не зря решились по дороге проехать. Когда Ариана обнаружила живых псов, то… в сердце забрезжила надежда, понимаете? Хоть кто-то смог выжить. — Он замолчал, а потом пожал плечами.
«Хоть кто-то смог», — мелькнула у колдуна горькая мысль.
* * *
Окрестности Магбура, взгляд со стороны
Снег хрустел под колёсами телеги, оставляя глубокие борозды на промёрзшей дороге. Двое мужчин, одетых как недавно прибывшие в Магбур имперские новобранцы, укутались в шерстяные плащи, окутав ими новенькие, но уже изрядно потрёпанные мундиры. Солдаты сидели на деревянных скамьях, с непривычки стуча зубами от холода. Над ними нависали старые деревья, скрюченные ветви которых простирались к небу, словно кривые пальцы.
Со стороны парочка казалась обычной, если бы не сверхъестественная красота, которую они привычно прятали за подвязанными платками и шлемами. Благословение и проклятие в одном лице, но каждый осколок Великой войны всё-таки рассматривал своё наследие больше с положительной стороны.
— Не вижу никого, хотя бы примерно похожего по описанию, — проворчал первый, более крепкий и коренастый, с густой щетиной. Его звали Хротгар. — Только прокля́тых ворон. — Он кивнул подбородком на фигуру, распятую на дереве. Чёрные птицы, толпой облепившие труп, разлетелись с карканьем, едва телега приблизилась. Мертвец, казнённый полторы недели назад, был ещё относительно цел — мороз сковал его тело, как ледяной саркофаг. — Немного подгнил, но это не помеха… В любом случае, думается мне, ты ошибся, Растар, просто не признаёшься. Мы пропустили его.
— Что сказала командир? Молодой, чёрные волосы, одет не по форме гарнизона, а в серый дуплет и…
— Я знаю, — сплюнул его сосед. — Сам ведь всё слушал. Но… — он поёжился. — Я думал, Дарственный Отец направит нас сюда не для того, чтобы помогать девке.
За несколько лет службы, парочка посланников из Мантерры успели почерпнуть много солдатских привычек.
— А для чего? — посмотрел на него Растар.
— Ну… когда мы присягали ему, то было обещано другое, так? Я считал, нас отправят в республику Аспил, в качестве двойных агентов, следить за канцлером Исайей Ашаром.
— Придурок, канцлер сразу убьёт нас, как только узнает, кто мы, вот и всё. А он сразу узнает, бросив лишь один взгляд. Один взгляд! — Растар ткнул себя в лицо. Благодаря регенерации, им не помогала даже смена внешности или попытка изуродовать себя. Всё быстро подживало, перестраивалось и возвращалось в обратное состояние. — Хочешь, чтобы наш вид окончательно исчез?
— А ты не считаешь, что Исайе Ашару… одиноко? Прожить тысячу лет… Если бы не было тебя, друг, я бы вряд ли сумел протянуть такой срок. Точно бы съехал кукухой или самоубился.
— Дэсарандес ведь как-то протянул? — Растар пожал плечами. — И даже не стал безумцем.
Хротгар рассмеялся.
— Не стал? Непохоже. Но, скажу тебе, он прошёл куда дальше нас. Глядя на него, я верю, что дорога бессмертия может привести мир к порядку.
Растар остановил телегу и посмотрел на новое дерево.
— Похож, как думаешь?
Его сосед прищурился и наклонил голову.
— Надо бы поближе посмотреть… — соскочив с телеги, он подошёл к дереву и легко вскарабкался на него. Сорвав с тела покрывшуюся холодной коркой рубаху, Хротгар ощупал начавшую гнить плоть и ухмыльнулся. — Это же баба.
— Откуда она среди солдат? — удивился Растар.
— Может кто-то из сионов? — Хротгар пожал плечами.
— Ну-у… — протянул его товарищ, — наша цель ведь не женщина, правда?
— Нет, — ответил Хротгар, а потом спрыгнул вниз.
— Смертные такие странные, — пробормотал Растар. — А ведь когда-то я понимал их.
Телега медленно поехала дальше. Изредка парочка, маскирующаяся под обычных солдат, перекидывалась фразами, ещё реже — останавливалась и проверяла тела.
— Похоже этот, — улыбнулся Хротгар.
— С чего ты взял?
— Гляди, — продемонстрировал он несколько крохотных осколков зелёного стекла. — Вытащил у него из груди. Похоже разбилась как надо.
— Надеюсь не женской груди? — хмыкнул Растар.
— Нет, это мужчина. Я проверил.
Растар изучил висящее на дереве тело, которое было размещено самым последним, у начала Магбурского тракта, неподалёку от каменной арки.
Хротгар, тем временем, спрыгнул с дерева и закопался в телегу.
— Я ведь сюда её положил, так? — невнятно бурчал он. — Где-то тут…
Вскоре он достал ещё один амулет в виде зелёной бутылки, только чуть побольше размером. После этого, со вздохом повторил свой путь к телу и приложил к нему артефакт — горлышком к трупу. В бутылочку быстро залетел светлый огонёк.
— Смотри-ка, — удивился Растар. — Душа и правда задержалась на этом свете. Я не думал, что божественные артефакты времён Великой войны ещё сохранились в мире.
— Исайа Ашар носит такой, — Хротгар нахмурился. — Почему бы не предположить, что есть другие?
— Ашар заполучил его во времена, когда Энтесу ещё ходил по миру, когда мы сражались на стороне хозяев…
— Не называй их хозяевами! — злобно крикнул Хротгар. Растар примирительно поднял руки.
— Мысль мою ты понял, о гневный друг.
Хротгар вздохнул и встряхнул бутылочку.
— Суть не важна. Душа внутри. Мы сделали своё дело.
— Нет ещё. Тело надо забрать. Смертные в этом смысле капризные — другого он не захочет. Так что давай, Хротгар, снимай.
— Да от него же ничего не осталось! — покосился мужчина на труп.
— Точно, поэтому и нести будет проще, верно?
Продолжая ворчать, Хротгар забрался на дерево и начал выдёргивать железные колья.
— Откуда только об этом узнала та девка? — тем временем думал Ратгар. — Она ведь даже не Дэсарандес. По сути, она никто, пусть и носит звание нашего командира. Но она знала… И зачем только дала столь ценный артефакт брату-магу? Желала спасти от Стигматов? Или предполагала смерть на поле боя?
Ратгар почесал затылок, пытаясь сопоставить факты. Не самая интересная загадка в его жизни, но в период скуки, он предпочитал чем-то занять разум.
— Узнаем, — бросил ему Хротгар. — Мы ведь теперь, хех, её новобранцы. Даже не офицеры.
— Только вот с постоянной связью с императором. — Ратгар поёжился. — Тебе помочь? Хочется быстрее закончить, а то тут как-то неуютно.
* * *
Континент Азур-Сабба, разрушенное королевство Нилиния, взгляд со стороны
Мир застыл в густом тумане, не различить ни земли, ни неба — лишь холодная пустота, мерцающая серыми отблесками. Здесь не существовало ни времени, ни звука, лишь вечный, рвущий сознание гул, напоминающий далёкий рокот раскатов грома.
Она стояла в центре этого мрачного круга, возвышаясь на чёрных, оплавленных камнях. Потоки божественной силы, клубящейся вокруг, с каждым мигом всё сильнее подтачивали барьер.
На первый взгляд женщина казалась совершенством: изящный силуэт, мягкие изгибы тела, высокие скулы, тонкий нос, губы, алые, словно налитые ягодой. Волосы, густые и тёмные, спадали на плечи каскадом, в котором играл едва заметный фиолетовый оттенок, будто отражение полночного неба.
Но чем дольше незримый наблюдатель изучал бы её, тем сильнее его взгляд цеплялся бы за странности, словно ум выискивал их против воли. Пальцы… Их было больше, чем следовало. Тонкие, гибкие, с чуть удлинёнными фалангами, они скользили по оплавленным камням слишком пластично, ломая привычную геометрию движений. Казалось, они изгибались в суставах, которых не должно существовать, но это было так утончённо, что первое мгновение казалось обманом зрения.
Её кожа — белая, как фарфор, но слишком гладкая, слишком безупречная. Ни единого изъяна, ни одной морщинки или шрама, словно её тело не знало боли или времени. На запястье пульсировала тонкая венка, но кровь в ней текла непривычно медленно, будто лениво перекатываясь под кожей.
А глаза… Чёрные, бездонные, затягивающие в глубину, где не отражался свет. Ни бликов, ни искр — только густая тьма, в которой, если смотреть достаточно долго, начинали мелькать тени. Глаза были чуть больше, чем следовало бы, почти незаметно, но достаточно, чтобы почувствовать себя неуютно. В уголках их затаилось что-то, что невозможно было уловить, но каждый, кто встречался с её взглядом, ощущал себя раздетым до души.
Она чему-то улыбнулась, и в этом простом жесте была странная неправильность — зубы, острые, будто едва уловимо заострённые, сияли слишком ровно, без малейшего намёка на несовершенство. Её язык скользнул по губам чуточку дольше, чем это было уместно, и его кончик, казалось, раздвоился, но миг спустя снова стал целым.
Её движения были грациозны, слишком грациозны. Каждый шаг — словно разрез по воздуху, как если бы она не столько ходила, сколько скользила по самой ткани мира. Казалось, что она ощущала не только землю под ногами, но и пространство вокруг, легко обходя потоки магии, изливающиеся из трещин барьера, ещё до того, как они возникали.
Она была прекрасна. Прекрасна так, как может быть прекрасна тень перед закатом, напоминающая о скорой ночи. И в этой красоте таилась неправильность, еле заметная, словно смутное предчувствие беды.
Амманиэль застыла и взглянула сквозь трещины своей темницы. Хоть тело её и было изменено для соответствия этому миру, оно тем не менее несло в себе знание о том далёком чреве, что её породило, или, во всяком случае, содержало какую-то её частицу. Душа «богини красоты», однако, ничего не помнила о своих истоках, если, конечно, не считать воспоминанием нечто вроде умиротворения. Иногда какие-то обрывки памяти о собственном происхождении являлись ей в сновидениях, особенно когда в её жизни появлялось нечто новое, и тогда ей казалось, что из всех этих крупиц древних переживаний, какими бы потаёнными они ни были, и состоит сущность её разума. Но она не помнила этих снов. Она узнавала о них только из-за появлявшегося где-то глубоко внутри чувства удовлетворённости, побуждавшего её стремиться к мирам с воздухом, более разреженным, нежели здешний.
Она была стара. Столь древней, что минувшие века, казалось, рассекли и разбили её на множество личин, осколков себя.
Прославленная Слеза Гнилого Света, Королева-после-падения. Легендарная Грёза в Прахе Времён. Знаменитая Мать Вечной Тьмы и презренная Песнь Семи Падений. Носительница Чумы, ненавистнейшая из живущих… Проклинаемая повелительница Верховной Ложи гисилентилов и, конечно же, богиня красоты и плодородия.
Она помнила, как содрогался их священный ковчег, Аурас-Изизис, натолкнувшийся на отмели Обетованного Мира. Помнила Падение и то, как гасящее инерцию поле пронзило кору планеты до сердцевины, вдавив огромный участок глубоко в её разверзшееся нутро и исторгнув кольцо гор, в тщетной попытке в достаточной мере смягчить неизбежный удар… Её память хранила и последовавшие годы Рубцевания Ран — то, как она сумела сплотить оказавшийся на краю гибели священный рой и как научила остальных вести войну, используя лишь жалкие остатки некогда грозного арсенала. Именно она показала им путь, следуя которому их род всё ещё мог возродиться и вернуться домой! Она помнила достаточно.
Так много воплощений, столько веков изнурительного труда на пределе сил! И вот теперь…
Наконец, после всех бесчисленных прошедших лет, после чудовищного множества сгинувших судеб, прошлое будет сокрушено, согласно Закону. Так скоро!
Барьер держится на остатках своих сил. На крохах, едва существующих и живых.
Даже отсюда она чуяла отвратительный, но такой притягательный запах человеческих тел. Грязи и дерьма, в которых они обитали. Отчётливо видела своих врагов и редких союзников, стремящихся ускорить её освобождение.
Скоро… очень скоро…
И она знала, что за сладостный плод собиралась сорвать. На кого стóит сделать новую ставку. Кого приблизить и облагоденствовать. Кто станет её разящим клинком, новым Лехрером Кальвейром, предателем человечества.
Ныне её душа наведалась во все великие города людей, о да — она хорошо изучила эту жирную свинью, подготовленную для пиршества. Напоённые влажной негой бордели, умащённые ароматными, зачарованными маслами. Огромные, шумные рынки. Храмы — позлащённые и громадные. Трущобы и переулки, где золото перемазано кровью. Набитые толпами улицы. Возделанные поля. Миллионы мягкотелых, ожидающих своего восхитительного предназначения. Служения, выраженного в корчах и визгах…
Шествующего по земле несметного войска изменённых. Истинных детей, послушных воле своих господ.
Между ног у неё потянуло, кольнуло жаром и влагой, мышцы дрогнули, готовые как для совокупления, так и для войны.
И славы.
* * *
Примечание автора: понравилась глава? Не забудь поставить лайк вот здесь и конечно же буду ждать твой комментарий :))