Дни, предшествующие Святочному балу, превратили Хогвартс в кипящий котел подростковых гормонов, паники и отчаяния. Великая Охота за Парами достигла своего апогея, порождая ситуации, за которыми Гарри и Дафна наблюдали с отстраненным, почти научным интересом из своего тихого убежища. Коридоры замка стали сценой для бесчисленных трагикомедий. Мальчики, чья храбрость не знала границ на квиддичном поле, превращались в заикающихся, потеющих истуканов перед лицом необходимости произнести простую фразу: «Пойдешь со мной на бал?». Девочки, сбившись в хихикающие стайки, вели сложные тактические маневры, пытаясь одновременно и привлечь внимание желаемого кавалера, и создать видимость полной незаинтересованности.
Гарри с усмешкой наблюдал, как Симус Финниган, пытаясь произвести впечатление на Лаванду Браун, попытался исполнить некое подобие танцевального па и снес целый стеллаж с доспехами, вызвав оглушительный грохот и гнев Филча. Рон Уизли, после своего фиаско с Флёр, ходил мрачнее тучи, с завистью поглядывая на всех, у кого уже была пара, и бормоча что-то о «невыносимых вейлах».
Но были и истории успеха, которые вызывали у Гарри теплую улыбку. Одной из таких историй стала история Невилла Лонгботтома.
На протяжении недели Невилл, обычно тихий и незаметный, выглядел так, словно готовился не к балу, а к дуэли с самим Волдемортом. Он репетировал речь перед зеркалом в спальне, краснел, бледнел и чуть не падал в обморок каждый раз, когда его второй объект симпатии, Ханна Аббот из Пуффендуя, проходила мимо. Гарри, обладая теперь обостренным восприятием, видел ауру Невилла — в ней скрывалась огромная, еще нераскрытая сила, скованная неуверенностью в себе.
И вот однажды, после урока травологии, Невилл, подталкиваемый невидимой силой отчаяния, все-таки решился. Он подошел к Ханне, которая болтала со своей подругой Сьюзен Боунс.
— Х-х-ханна? — пролепетал он, покраснев до корней волос.
— Да, Невилл? — доброжелательно улыбнулась она.
— Я… э-э-э… я хотел спросить… ты… ты не хотела бы… может быть… если ты не занята… пойти со мной на Святочный бал? — он выпалил последнюю фразу на одном дыхании, закрыл глаза и приготовился к отказу.
Ханна на секунду удивленно моргнула, а затем ее лицо озарила широкая, искренняя улыбка.
— Я с радостью пойду с тобой, Невилл! Я уж думала, ты никогда не спросишь.
Невилл открыл глаза. Он не мог поверить своему счастью. Он что-то нечленораздельно пробормотал в ответ и, счастливый, поспешил прочь, чуть не врезавшись в стену.
Когда он ушел, Сьюзен Боунс с усмешкой посмотрела на подругу.
— Лонгботтом? Неожиданный выбор, Ханна.
— Вовсе нет, — спокойно ответила Ханна, провожая Невилла теплым взглядом. — Он добрый. И верный. И он наследник древнего и благородного рода Лонгботтом. Мама всегда говорила, что за доброту и верность нужно держаться. А все остальное приложится.
Она уже видела будущее. Она поможет ему обрести уверенность, станет его опорой. Она видела не неуклюжего мальчика, а будущего Лорда Лонгботтома, сильного и уважаемого волшебника. Ханна Аббот начала плести свои сети. И это были сети из заботы, поддержки и дальновидного расчета.
* * *
Пока школа сходила с ума, Гарри и Дафна занимались политикой.
— Тебе нужна поддержка, — сказала Дафна однажды вечером. — Не только моя и Слизерина, который смотрит на тебя с опаской и уважением. Тебе нужна поддержка тех, кого Дамблдор считает своей надежной опорой.
— Пуффендуй, — сразу понял Гарри.
— Именно. Они ценят честность, справедливость и упорный труд. Твой поступок с драконом и предупреждение чемпионов уже заложили основу. Теперь нужно ее укрепить. Седрик тебе поможет.
План был прост и гениален. На следующий день, после ужина, Дафна, к полному изумлению всего факультета, провела Гарри в гостиную Пуффендуя. Их встретил Седрик Диггори.
Гостиная Пуффендуя была полной противоположностью подземелий Слизерина. Низкие потолки, круглые окна, из которых открывался вид на травянистый склон, обилие желтого и черного цветов, множество растений в горшках. Воздух был теплым и пах свежей выпечкой и влажной землей. Студенты, увидев Поттера и Гринграсс в своем святилище, замолчали и настороженно уставились на них.
— Друзья! — громко сказал Седрик, привлекая всеобщее внимание. — Я пригласил сюда Гарри Поттера, потому что хочу, чтобы вы услышали кое-что из первых уст.
Он повернулся к Гарри.
— Гарри, спасибо тебе.
— За что? — спокойно спросил Гарри.
— За все, — твердо ответил Седрик. — За то, что предупредил меня о драконах, хотя не был обязан. За то, что помог разгадать загадку яйца, хотя мог бы оставить нас всех в неведении и получить преимущество. Ты ведешь себя не как соперник, а как настоящий товарищ. И я хочу, чтобы мой факультет знал, что Гарри Поттер — не любимчик Дамблдора и не обманщик, как пишут в газетах. Он — достойный чемпион, который ценит честную игру больше, чем победу.
Слова Седрика, их чемпиона, их гордости, произвели эффект разорвавшейся бомбы. Пуффендуйцы, которые до этого относились к Гарри с подозрением, посмотрели на него другими глазами.
— Но почему ты это сделал? — спросила Сьюзен Боунс. — Ты же мог легко победить.
— Победить в игре, правила которой написаны так, чтобы покалечить или убить участников? — пожал плечами Гарри. — Это не победа, а выживание в бойне. Я считаю, что мы, чемпионы, должны в первую очередь поддерживать друг друга, а не идти на поводу у организаторов, жаждущих кровавого зрелища. Наша жизнь и здоровье важнее любого кубка.
Его слова были простыми, логичными и апеллировали к главному качеству пуффендуйцев — справедливости. Они увидели перед собой не избранного героя, а разумного, взрослого человека, который ставит человеческую жизнь выше славы.
В этот вечер Гарри Поттер завоевал сердца и умы всего факультета Пуффендуй. Он перестал быть для них просто «гриффиндорцем». Он стал *своим*. Дамблдор, сам того не зная, потерял поддержку самого лояльного и многочисленного факультета в школе.
* * *
А в это время война на невидимом фронте набирала обороты.
В недрах банка Гринготтс, в кабинете, высеченном из цельного обсидиана, поверенный рода Поттер, гоблин Крюкохват, с хищным оскалом просматривал итоговый отчет аудиторской проверки. Цифры на пергаменте кричали о десятилетиях обмана и казнокрадства.
Вот отчет о «пожертвованиях» из благотворительного фонда Гарри Поттера в пользу Ордена Феникса — организации, не имеющей никакого юридического статуса. Миллионы галлеонов ушли в никуда.
Вот отчет о сделках с недвижимостью. Несколько домов, принадлежавших Поттерам, были «сданы в аренду» членам Ордена за символическую плату в один кнат в год, в то время как их рыночная стоимость аренды исчислялась тысячами галлеонов.
Вот список артефактов, «временно изъятых» Дамблдором из хранилищ Поттеров и Блэков для «изучения». Ни один из них не был возвращен.
Крюкохват с наслаждением поставил свою когтистую подпись под последним документом.
— Гримлок! — рявкнул он.
В кабинет вошел другой гоблин.
— Слушаю, управляющий.
— Немедленно заблокировать все доверенности на имя Альбуса Персиваля Вулфрика Брайана Дамблдора, Молли Уизли, Арабеллы Фигг и всех лиц, указанных в этом списке, ко всем счетам и хранилищам, принадлежащим родам Поттер и Певерелл. Любая попытка доступа с их стороны должна быть отклонена. С этого момента единственным лицом, имеющим право распоряжаться активами, является Лорд Гарри Джеймс Поттер-Певерелл. Выполнять!
— Будет исполнено, — гоблин поклонился и исчез.
Крюкохват откинулся на спинку своего кресла. Он представил лицо Дамблдора, когда тот в следующий раз попытается взять «небольшую сумму на нужды Ордена» и получит отказ. Месть — это блюдо, которое гоблины предпочитали подавать холодным. И очень, очень дорогим.
* * *
В тот же день в Министерстве магии, в кабинете, обитом ядовито-зеленым бархатом, министр Корнелиус Фадж принимал неожиданного гостя — главу юридической конторы «Грейстоун и Квилл», Элифаса Гримстоуна.
— Господин министр, — начал Гримстоун, положив на стол папку с документами. — Я здесь по поручению моего клиента, Лорда Гарри Джеймса Поттера. Это официальное уведомление о том, что он вступил в свои права и отныне голос рода Поттер в Визенгамоте снова активен и будет представлен им лично или его доверенным лицом.
Фадж нахмурился. Еще один голос в копилку Дамблдора.
— Принято к сведению, Гримстоун.
— Это еще не все, господин министр, — юрист понизил голос и наклонился вперед. — Есть информация, которую мой клиент просил передать вам лично. И сугубо конфиденциально.
— Я вас слушаю.
— Вместе с титулом Лорда Поттера, мой клиент также принял титул Лорда Певерелла.
Фадж замер. Он был не самым умным волшебником, но историю он знал. Род Певерелл. Один из древнейших. Их место в Визенгамоте пустовало веками.
— Вы хотите сказать…
— Я хочу сказать, господин министр, — в глазах Гримстоуна блеснул хитрый огонек, — что в Визенгамоте только что появился еще один активный голос. Голос, который не находится под влиянием Директора Дамблдора. Мой клиент считает, что в нынешней политической ситуации вам может быть полезно иметь на своей стороне два древних и благороднейших рода.
До Фаджа начало доходить. Дамблдор со своим морализаторством, со своим Орденом, со своим влиянием в Визенгамоте давно был для него костью в горле. Он постоянно мешал, постоянно указывал, как нужно управлять страной. И вот теперь у него появился шанс ослабить хватку старика. Два голоса! Это была серьезная сила.
На лице Фаджа расплылась широкая, довольная улыбка.
— Передайте вашему клиенту, господин Гримстоун, — сказал он, поднимаясь и протягивая юристу руку, — что господин министр очень ценит подобную… сознательность. Я уверен, мы найдем общий язык с Лордом Поттером.
Когда юрист ушел, Фадж еще долго сидел в своем кресле, улыбаясь. Сегодня был хороший день. В неприступной стене, которой Альбус Дамблдор окружил себя, появились первые трещины. И Корнелиус Фадж был более чем счастлив помочь их расширить.