Жених Сатаны (Средневековый антураж, идиотская сказка.)
Этот лес давно имел дурную славу. В нем часто пропадали люди, которых больше никогда не находили. Здесь даже белым днем могли напасть волки, которые не боялись ни огня, ни меча. Но объездной путь был настолько долог, что многие рисковали и ехали короткой дорогой через проклятый лес.
Вот и сейчас за повозкой, которая въехала под лесную сень, казалось, наблюдали десятки голодных глаз. Мужчина, восседавший на месте возничего, опасливо озирался по сторонам и гнал свою лошадку, только бы побыстрее проехать самый темный участок, когда обод колеса лопнул, и повозка перевернулась на бок, придавив его ногу.
Услышав хруст кости и почувствовав адскую боль, он заорал что есть мочи, понимая, что смерть его пришла. А потом появились волки, они ворчали, опустив носы к земле, скалили белые клыки, капали слюной.
— Кыш, — послышался вдруг человеческий голос, и волки послушно отступили. Мужчина поднял голову и посмотрел на того, кто приближался к нему. Фигура, закутанная в плащ, и только из темноты капюшона были видны глаза, горевшие желтым огнем. Он присел на корточки, посмотрел на несчастного и спросил:
— Имя?
— Чье? — от боли он плохо соображал.
— Твое, — хмыкнул незнакомец.
— Джимми, господин, — ответил тот и застонал.
— Джимми, значит, — кивнул незнакомец. — Жить хочешь, Джимми?
— Кто ж не хочет, господин?
— Я спасу тебя, а ты поклянешься, что не позднее года с сегодняшнего дня отдашь мне своего сына.
Думать было тяжело, боль выматывала, как и страх от того, что и человек рядом с ним странный, и волки не ушли, а разлеглись совсем недалеко, смотря на него и облизываясь. А дома, кроме жены, его ждали дети — Джеймс и трое девочек. Девочки совсем маленькие, его Уиннифред не сможет их поднять без него. А Джей уже взрослый, сильный, он справится со всем, что уготовила ему судьба.
— Так что, Джимми, отдашь сына? — голос незнакомца патокой вливался в уши. — Обещаю, что не обижу его.
— Куда отдать-то? — он не очень понимал, что от него хотят и зачем вообще кому-то мог понадобиться его сын. — Зачем он вам?
— Женюсь на нем, — ответил незнакомец.
— Отдам, — выдохнул Джимми, понимая, что другого пути нет.
— Клянись.
— Клянусь, что не позднее года с сего дня я отдам своего сына Джеймса Барнса… А кому я должен отдать?
— Броку Рамлоу, — в голосе прозвучала усмешка, и Джимми продолжил:
— …Отдам своего сына Джеймса Барнса Броку Рамлоу в мужья.
Вспышка была совершенно неожиданной, Джимми зажмурил глаза, а когда открыл, то оказался сидящим на своем месте в повозке, колесо было целым, а лошадка бежала трусцой по дороге. И нога! Нога была здоровой.
— Приснилось, что ли? — сам у себя тихонько спросил он, но тут из-за толстого ствола дерева показался тот самый незнакомец, которого окружали волки. — Не приснилось.
Естественно, Джеймс не был рад такому повороту судьбы. Он как-то вообще не планировал связывать свою жизнь хоть с кем-нибудь, потому что мечтал вступить в отряд наёмников и искать удачу, и вдруг… Но отца понимал, да и мать с сестрёнками было жалко, поэтому не то чтобы смирился со своей судьбой, он не собирался ей противиться, но и изменить был бы не прочь, если бы вышло.
Сплетня о том, что Джеймс Барнс стал женихом Сатаны, разошлась по небольшому городку очень быстро. Почему именно Сатаны? Так а кто еще это мог быть? Человеческое имя мало что значило, а вот глаза, волки и магия — явный признак. Так что не прошло и недели, как об этой истории и ее последствиях не говорили разве что младенцы и мертвые.
Конечно, все эти пересуды и взгляды Барнсу не нравились совершенно. Люди не имели ни капли такта или сострадания. Чем они проповеди в церкви слушали? Ведь священник каждый раз говорил о милосердии и любви к ближнему. Впрочем, о любви лучше бы и не говорил.
— Юный мистер Барнс, здравствуйте, — лекарь Зола нашел его у ручья, где Джеймс упражнялся с коротким мечом и кинжалом — мысль о военной карьере не оставляла его, несмотря на обстоятельства.
— И вам не хворать, — буркнул Барнс, не желая разговаривать с этим плюгавым хлюпиком. Было в нем что-то такое… мерзкое, как у пиявки.
— Я слышал о ваших затруднениях, — Арним так сладко улыбнулся, что Барнса затошнило от этого, и подошел ближе. — Я мог бы вам… тебе помочь. Человеку знающему ничего не стоит избавиться от проблем любого рода. Конечно, не безвозмездно…
Чего Джеймс не ожидал, так это внезапного шлепка по заднице. Лекарь Зола с масляным блеском в глазах пожамкал упругую ягодицу и намекающе подвигал бровями, безмолвно объясняя, какого рода благодарность он ожидает за избавление от Сатаны. Естественно, в то, что это настоящий Сатана, он не верил категорически, потому что за всю свою долгую жизнь ни разу не встретился с чем-нибудь таким, что нельзя было бы объяснить с помощью науки. Так что, по его разумению, Сатана был обычным человеком, а они, как известно, мрут с легкостью.
Джеймс прищурился, оглядел Золу с головы до ног. С плюгавой головы, жабьего лица, громоздких окуляров, венчающих нос картошкой, до тощих ног в чулках и новомодных туфлях с серебрянными пряжками. Коричневый камзол висел как попало на тощих плечах, зато туго обтягивал внушительное пузцо.
— Помочь? — с непередаваемым скепсисом переспросил Джеймс.
— За твою благосклонность? Почему бы и нет, — мясистые губы растянулись в предвкушающей улыбке.
— Иди от греха, — отмахнулся от него Джеймс, а Зола с испуга отшатнулся и растянулся на траве, угодив точно в коровью лепешку рукой, которой тут же поправил кружевное жабо, изгваздав его в дерьме.
Придя домой, он дал оплеуху привратнику, оттаскал за косы служанку, потребовав ванну немедленно, и, посылая проклятия всем, кого вспомнил, отправился отмываться. Удивительно, но из ванной он не вылез ни через час, ни через два. Обмирающая от страха служанка уже поздно вечером вошла в спальню, где стояла деревянная ванна перед камином, и нашла своего хозяина уже остывшим.
Джеймс был парнем очень красивым, на него заглядывались и девчата, и мужчины. Статный, с прекрасной фигурой, глубокими серыми глазами и улыбкой, не оставляющей равнодушным никого. Вот и граф Пирс не устоял. До него уже давно дошли слухи о проблемах младшего Барнса, и он решил, что вполне может себе позволить завести аманта. А что, ведь беспроигрышный же вариант — избавить от проблем и заполучить новую игрушку.
Четверка вороных коней несла по утрамбованной дороге, ведущей к дому Барнсов, черную лакированную карету с алыми бархатными шторками на окнах. Александр Пирс восседал на широком кожаном сидении и с предвкушением смотрел в окно, отодвинув шторку в сторону. Его руки покоились на набалдашнике черной трости, увенчанной огромным красным камнем. Черный костюм — фрак, жилет и брюки, белая сорочка, сложно повязанный шелковый галстук, держащий шею, как в корсете, и бриллиантовая булавка в нем. Черный цилиндр лежал на сидении рядом с ним, как и белые перчатки. На породистом лице застыло скучающее выражение, но полуприкрытые голубые глаза светились предвкушением.
Дом Барнсов встретил его суетой. Лакей открыл дверцу кареты и опустил ступеньку, придерживая графа под руку. Тот хоть и выглядел неплохо, но возраст уже давал о себе знать.
— Ваше сиятельство, граф Пирс, — Джимми Барнс уже стоял перед каретой и непрестанно кланялся, не понимая причины столь высокого визита, но, безусловно, гордый этим.
— Мистер Барнс, где ваш сын? — Александр не желал задерживаться здесь дольше необходимого.
— Он на заднем дворе рубит дрова, ваше сиятельство, — Джимми снова поклонился.
— За мной не ходить, — велел Александр и пошел за громкий звук топора.
Джеймс, голый до пояса сверху, размахивался топором на длинной ручке и каждым ударом раскалывал очередной толстый чурбан. Спина его блестела от пота, мощные мышцы перекатывались под гладкой кожей, а сам он даже не запыхался, легко занося топор и с гулким стуком опуская его. Граф едва не облизнулся, увидев это зрелище, и позволил себе пару минут просто понаблюдать.
— Что-то хотели? — вдруг спросил Джеймс, даже не повернувшись.
— Хотел, — Пирс дернул уголком губ в скупой улыбке. — Оставь топор и повернись, прояви уважение, ведь не каждый день к тебе графы приезжают.
Пирс гулко сглотнул, представив, как будет приводить к повиновению этого норовистого жеребца, а Джеймс, вонзив топор в сучковатый пенек, поднял рубаху, накидывая ее на плечи, и повернулся.
— Я слушаю вас, ваше сиятельство, — он даже поклон какой-никакой изобразил.
— Дошли до меня слухи о твоих проблемах. Сатана? Серьезно? — Александр решил, что простецкий тон в разговоре сейчас будет более уместен.
— Это вам к отцу. Я этого Сатану и в глаза не видел, — ответил Джеймс.
— Знаешь, а я ведь мог бы тебя защитить от кого угодно, — сказал Пирс, прохаживаясь по полянке, где Джеймс рубил дрова.
— Да? И что за это вы потребуете от меня? — спросил Джеймс.
— То, что тебе пришлось бы отдать Сатане, — ответил Александр и был донельзя удивлен, когда Джеймс с хорошо слышным сарказмом в голосе спросил:
— Жениться на вас? Не интересно.
Пощечина была жесткой, такой, что щека сильно поранилась о зубы, и рот наполнился соленой кровью, которую Джеймс сплюнул под ноги графу. Тот хотел дать и вторую пощечину, но напоролся на такой взгляд, что решил не рисковать.
— У тебя еще есть время передумать, — сказал он, нервно натягивая перчатки, которые до этого носил в руке. Не дождавшись ответа, граф развернулся на пятках и ушел. Нет, он, конечно, мог приказать, но… Это было бы неинтересно. Он любил ломать целые игрушки, так что он подождет.
Приехав в свой замок, граф переоделся и спустился в подземелье, где у него еще была жива одна из игрушек. Слуги осмелились войти туда только тогда, когда вонь от разложения стала невыносимой. Граф Александр Пирс был растянут на дыбе, и было предельно ясно, что последние часы его жизни были совсем не легкими, а "игрушка" пропала.
Пару месяцев после смерти графа было тихо, вот только время свадьбы с Сатаной неумолимо приближалось, что приводило мать Джеймса в уныние.
— Сынок, — как-то вечером она присела рядом с Джеймсом на лавочку. Девочки уже спали, муж уехал в город, самое время было поговорить с сыном. — Я переживаю за тебя.
— Всё будет хорошо, мам, — ответил Джеймс. Сатана не дал о себе знать всё это время, и Джеймс надеялся, что тот и вовсе забыл про него.
— Хорошо или нет, нам это не ведомо. Но я кое-что придумала.
— И что? — спросил Джеймс, накидывая теплую шаль на плечи матери.
— В воскресенье я была в церкви и говорила с аббатом Фьюри. Он готов укрыть тебя в монастыре, там-то тебя Сатана точно не достанет. Святое же место. Сынок, сходи завтра к нему, если не ради себя, то ради меня. Пожалуйста.
Именно из-за этого разговора Джеймс стоял сейчас перед воротами монастыря, которые открывались словно нехотя. Аббатом Фьюри оказался высокий мавр с прикрытым повязкой глазом. Чёрное одеяние спадало с внушительной фигуры.
— Значит, ты и есть Джеймс Барнс? — густым басом спросил он.
— Я и есть, — кивнул Джеймс.
— Следуй за мной.
Аббат привел его в крохотную темную келью, одну стену которой занимала узкая кровать и небольшой сундук, а на второй висело огромное распятие с генуфлекторием* перед ним и маленьким столиком, на котором лежал потрепанный бревиарий*.
— Трапезы в монастыре начинаются по третьему колоколу, не опаздывай. А поговорим мы с тобой и обсудим твое положение в самые ближайшие дни. А теперь… Молись, дитя мое, молитва и послушание спасут твою бессмертную душу.
Жить при монастыре оказалось тяжело. Монахи работали от зари утренней до вечерней, а питались очень скудно. Джемс, привыкший к матушкиным пирогам и полной свободе, буквально изнывал. Спустя почти неделю аббат Фьюри вызвал его в свои покои для разговора.
— Что же, сын мой, — аббат указал на низенькую колченогую табуреточку, чтобы Джеймс присел, но тот предпочел остаться на ногах. — Как тебе живется в монастыре?
— Нормально, — ответил Джеймс, чувствуя, что ему не понравится то, что он услышит.
— Видишь ли, в чём дело, ты не монах. Я не смогу вечно держать тебя здесь. Но у тебя есть выход…
— Принять постриг?
— Нет, у твоих родителей не хватит денег на то, чтобы мы приняли тебя братом в монастырь, — ответил аббат. — Но если ты добровольно возляжешь со мной…
Джеймс с трудом сдержал горький смех. Ну почему каждый пытается затащить его в койку? Сатана хоть жениться хотел, а эти все…
— Сам себе подрочишь, — жестко ответил он и вышел за дверь и услышал:
— Ты еще приползешь ко мне.
Забрать немногочисленные пожитки из кельи было делом пяти минут, а уже через десять он выходил за ворота монастыря, даже не оглянувшись. До города было недалеко, а время было к вечеру, поэтому Джеймс решил переночевать в ближайшей таверне. За пару медяков они пускали на сеновал, а уже завтра он отправится домой.
На рассвете монастырь был потревожен странным колокольным звоном, пока пара монахов добежала до верха колокольни, аббат Фьюри, повешенный на веревке, ведущей к самому большому колоколу, уже испустил дух.
С самого утра весь городок гудел о том, что аббат повесился. Джеймс дураком не был, он заметил, что каждый, кто пытался его поиметь, умер. Он вздохнул, купил хлеба с сыром, чтобы перекусить, и пошел по дороге, ведущей к тому самому лесу, где его отец встретил Сатану. Видимо, от судьбы уйти у него не получилось.
Брок стоял на пригорке, скрытый густым подлеском, и смотрел на приближающуюся одинокую фигуру. Вокруг него лежали огромные волки, которые время от времени поднимали носы вверх, нюхали воздух и довольно скалились. Всё шло именно так, как нужно.
Конец.
Генуфлекторий (лат. genuflectorium) — скамеечка или подушечка для коленопреклонения в католических храмах. Также в церквях к храмовым скамьям в задней части крепится специальная подставка-генуфлекторий, которая предназначена не для ног, а для коленопреклонений сидящих на следующем ряду людей.
Бревиарий — молитвенник на латыни.