Глава 1. Ошибка в таргетинге
Смерть пахла пылью, застарелым потом и вчерашней пиццей. Николай Александрович Воронов знал этот запах слишком хорошо. Он был саундтреком его последних лет, фоновой музыкой медленного, но неумолимого угасания, въедливым, как плесень, и неотвратимым, как гравитация. В свои неполные тридцать лет он представлял собой ходячую медицинскую энциклопедию, сборник недугов, который любой студент-медик счел бы превосходным, хоть и трагичным, учебным пособием. Огромное, рыхлое тело, весившее далеко за полтора центнера, с трудом помещалось в ортопедическом кресле, купленном на последние сбережения и уже жалобно скрипевшем под его массой. Каждый вдох отдавался хрипом в легких, сдавленных жировой массой и многолетней привычкой сутулиться над клавиатурой. Позвоночник, предательски изогнувшийся еще в бурной юности и окончательно добитый годами сидячей работы, ныл непрекращающейся, тупой, изматывающей болью, словно внутри него, в каждом позвонке, поселился злобный карлик с ржавым буравом, методично превращающий костную ткань в труху.
А глаза… глаза были его личным порталом в размытый, нечеткий, импрессионистский мир. Минус шесть на оба, и даже толстые, тяжелые линзы очков, оставлявшие уродливые вмятины на переносице, уже не давали прежней спасительной ясности. Они лишь превращали окружающую действительность в акварельный пейзаж, написанный пьяным художником в приступе меланхолии: контуры плыли, цвета смешивались в грязные пятна, лица людей превращались в безликие овалы. Он давно перестал различать выражения лиц собеседников в видеозвонках, полагаясь лишь на интонации.
Ко всему этому букету хронических страданий месяц назад добавился финальный, оглушительный аккорд, ядовитая вишенка на торте его неудач — рак поджелудочной железы, четвертая, терминальная стадия. Неоперабельный. Врачи в областной онкологии, люди с уставшими глазами и выученной скорбью на лицах, дежурно развели руками, пробормотали что-то о паллиативной помощи, выписали рецепт на сильнодействующие опиоидные обезболивающие и, по сути, отправили домой. Умирать. Николай не спорил, не кричал, не плакал. Он принял этот приговор с той же апатией, с какой принимал все последние годы своей жизни. В каком-то смысле, он был мертв уже давно. Его существование превратилось в серую, вязкую рутину, в замкнутый, удушающий круг: продавленная кровать — заляпанный крошками компьютерный стол — туалет — гудящий холодильник, набитый полуфабрикатами и газировкой, — и снова кровать.
Он работал удаленно, перелопачивая тонны цифровой документации для какой-то безликой московской конторы, получая за это деньги, которых едва хватало на оплату однокомнатной квартиры на окраине Орла, еду из доставки и безлимитный интернет — его единственное окно в мир, который он больше не чувствовал своим. Друзей у него не было. Последние школьные товарищи, с которыми он когда-то делил сигарету за гаражами и мечтал о великих свершениях, давно растворились во времени, обзавелись семьями, карьерами, ипотеками — взрослой жизнью, в которую для Николая вход был заказан. Женщин он боялся, избегал их даже в онлайн-пространстве. Он подсознательно, нутром понимал, что его грузное тело, его болезни, его потухший, апатичный взгляд — это мощнейший репеллент, невидимый силовой щит, отталкивающий любое проявление симпатии. Он был одинок. Абсолютно, тотально, всепоглощающе одинок. Его единственными собеседниками были курьеры доставки, которым он никогда не смотрел в глаза, и персонажи сериалов, чьи выдуманные жизни были в тысячи раз ярче и насыщеннее его собственной.
Сегодня, 1 июля 2025 года, боль была особенно сильной. Она не просто ныла — она грызла его изнутри, впивалась раскаленными когтями в солнечное сплетение, заставляя сжиматься в комок даже во сне. Он проснулся от собственного стона, мокрый от холодного пота. Лекарства, принятые час назад, казалось, не действовали. Он дотянулся дрожащей рукой до прикроватной тумбочки, нащупал блистер с таблетками и, нарушая все предписания, выдавил на ладонь двойную дозу. Запил все это теплой, выдохшейся колой из полуторалитровой пластиковой бутылки, вечно стоявшей у изголовья. Сознание, и без того мутное от боли и усталости, поплыло, убаюканное химической колыбелью, обещавшей забвение. Последней мыслью, мелькнувшей в его затухающем разуме, была не горечь или страх, не сожаление о бесцельно прожитых годах, а какое-то странное, почти блаженное облегчение. Наконец-то. Конец. Он закрыл глаза, и тяжелая, вязкая, как мазут, темнота приняла его в свои объятия.
…И тут же расступилась, сменившись ослепительной, невозможной, стерильной белизной.
Николай моргнул. Раз, другой. Боль исчезла. Не утихла, не притупилась — она просто испарилась. Вся, до последней ноющей точки в пояснице, до последнего предательского спазма в животе. Тело ощущалось… легким. Невесомым, как пушинка. Он сидел в удобном, эргономичном кресле, сделанном, как и все вокруг, из чего-то идеально белого, гладкого, не имеющего текстуры и не отражающего свет. Перед ним, на расстоянии примерно одного метра, стоял такой же белый стол, чья поверхность сливалась с полом и воздухом. Комната, если это вообще была комната, не имела ни углов, ни потолка, ни видимых стен. Просто бесконечное белое пространство, залитое ровным, мягким светом, источник которого был неопределим. Здесь не было ни теней, ни полутонов. Только он, кресло, стол и… человек за ним.
Николай вгляделся, инстинктивно прищурившись, и только потом понял, что видит идеально четко. Человек за столом лениво перелистывал страницы белоснежной папки, в которой, впрочем, не было видно ни единой буквы. Он был одет в безупречный белый костюм-тройку, который почти сливался с окружением. Светлые, слегка вьющиеся волосы, знакомое лицо с тонкими чертами, задумчивый взгляд. Хит Леджер. Не его безумный киношный образ, а сам актер, каким его помнили по фотографиям и интервью. Молодой, спокойный, бесконечно харизматичный.
Николай не испугался. Удивление было настолько сильным, что вытеснило все остальные эмоции. Возможно, после месяцев пассивного ожидания смерти порог страха атрофировался за ненадобностью. Или, может быть, здесь, в этом белом ничто, базовые человеческие эмоции работали как-то иначе. Он откашлялся, и звук показался ему странно чистым, юношеским, без привычного хрипа и одышки.
— Эм… Здравствуйте, — вежливо произнес он. Голос был его, но будто очищенный от налета лет и болезней.
Фигура за столом подняла голову. Взгляд карих глаз был спокойным, внимательным, с легким оттенком усталости. Он отложил папку, положил локти на стол и сплел пальцы в замок.
— И вам доброго времени, Николай Александрович, — его голос был именно таким, каким его запомнил мир — мягкий баритон с австралийским акцентом, который почему-то идеально ложился на русскую речь. — Присаживайтесь. Хотя вы уже сидите. Формальность. Мы тут любим формальности.
— Простите, а где я? — Николай задал самый очевидный, самый глупый и самый важный вопрос. — И… что я здесь делаю?
Мужчина в белом слегка улыбнулся, уголком рта.
— Где? Хороший вопрос. У этого места много названий. Перевалочный пункт. Нулевой вектор. Великое Ничто. Приемная. Можете выбрать то, что вам больше по душе. А что вы здесь делаете… — он сделал небольшую паузу, подбирая слова. — Боюсь, новости не самые приятные. Вы умерли, Николай. Ваш жизненный путь на Земле завершен.
Николай нахмурился. Он снова ощупал себя. Руки были на месте, ноги тоже. Он чувствовал мягкую ткань кресла, прохладу воздуха на коже.
— Но я… я не чувствую себя мертвым. Совсем. Наоборот. Я чувствую себя… потрясающе. Лучше, чем за последние лет десять, это точно. Вся боль прошла.
— Разумеется, — кивнул его собеседник. — Это здесь так ощущается. Это, скажем так, базовое состояние души, очищенной от физической оболочки. Без боли, без страданий, без телесных недугов. Этакий «режим по умолчанию». Но не позволяйте этому ощущению обмануть вас. Факт остается фактом: ваше физическое тело в вашей небольшой квартире в городе Орел в данный момент прекратило все биологические функции. Сердце остановилось. Мозговая активность угасла. Вы — покойник. Примите мои соболезнования.
Это было сказано так спокойно, так обыденно, с такой мягкой, почти врачебной деликатностью, что Николай даже не нашел, что возразить. Он просто принял это. Да, он умер. Он и так это знал, он к этому шел. Просто не ожидал, что загробная жизнь начнется с аудиенции у голливудской звезды.
— Хорошо. Я понял. Я умер, — медленно проговорил он, и слова эти не вызвали в нем паники, лишь констатацию. — Но у меня другой вопрос. Почему… почему именно вы? Простите за бестактность, но я всегда думал, что там… ну, ангелы в белых одеждах, апостол Петр с ключами, или что-то в этом роде. А тут вы, Хит Леджер.
Мужчина в белом костюме тихо, по-доброму усмехнулся.
— О, нет-нет. Вы заблуждаетесь. Я не Хит Леджер. Вернее, я им не являюсь. Это все — ваше подсознание. Оно отчаянно пытается придать мне форму, найти в своей базе данных образ, который ассоциируется у вас с… ну, скажем так, с трагической гениальностью, с ушедшим талантом, с чем-то светлым, но с привкусом печали. Для кого-то я выгляжу как седобородый старец. Для кого-то — как сияющий бесплотный силуэт. А для вас, человека, чья юность пришлась на пик его популярности, я принял вот такой облик. Можете считать меня ангелом, если вам так проще. Или менеджером по работе с клиентами. Суть от этого не изменится.
Николай обдумал это. Звучало дико, но в контексте происходящего — на удивление логично.
— Ладно, допустим, — согласился он. — Тогда, господин… ангел, что дальше? Ад, рай, реинкарнация? Судный день? Куда мне теперь?
Сущность в облике Леджера снова посерьезнела. Он вновь взял в руки белоснежную папку.
— А вот тут, Николай, и начинается самое интересное, — он открыл ее, делая вид, что читает невидимый текст. — Дело в том, что в вашем случае произошла… досадная ошибка. Вы умерли не так, как должны были.
— Неправильно? — переспросил Николай. — Разве можно умереть неправильно? Я думал, результат всегда один и тот же.
— Результат-то один, но вот предпосылки! Предпосылки — это все! — в голосе ангела появились нотки досады. — Видите ли, в нашей Небесной Канцелярии, как вы ее иногда называете, тоже есть своя иерархия, свои отделы и… свой персонал. В том числе и новички. Стажеры. И один такой вот слишком инициативный практикант из Отдела Кармического Вмешательства, скажем так, перепутал цели. Ему было дано задание инициировать программу ускоренного биологического увядания и терминального заболевания для одного вашего земного соотечественника. Цель — некий Воронов Семен Игнатьевич, криминальный авторитет из вашего же города. Очень нехороший человек, чья кармическая чаша давно переполнилась. А наш юный гений… промахнулся. Ввел не тот идентификационный номер. И весь пакет «Смерть за углом», со всеми сопутствующими болезнями, включая рак и прочие неприятности, ушел по адресу Воронов Николай Александрович. То есть, вам.
Николай замер. Воздух, которого здесь не было, вдруг перестал поступать в легкие, которых у него тоже не было. Вся его боль, все его страдания последних десяти лет, его уродливое, разваливающееся тело, его рак… все это было ошибкой? Чьей-то опечаткой в небесном документообороте?
— Вы хотите сказать… — прошептал он, и шепот эхом отразился в его собственном сознании. — Что я не должен был так жить? Что все это… просто сбой в системе?
— Бинго! — ангел развел руками, изображая сожаление. — Небольшая техническая накладка. Ошибка в таргетинге, как говорят ваши маркетологи. Мы, конечно, спохватились, но бюрократическая машина, она и на небесах бюрократическая машина. Пока рапорт, пока служебная записка, пока согласование между отделами, пока нашли виновного, пока выписали ему дисциплинарное взыскание в виде тысячи лет заполнения отчетов вручную… ваше тело уже, кхм, исчерпало свой ресурс. Неудобно получилось, мы признаем.
Внутри Николая что-то заклокотало. Не ярость, нет. Какая-то горькая, черная, вселенская ирония. Вся его жалкая, серая жизнь, его мучительная, унизительная смерть — результат того, что какой-то небесный клерк не туда кликнул мышкой. Это было настолько абсурдно, настолько чудовищно нелепо, что хотелось смеяться. И он засмеялся. Тихо, потом все громче и громче, пока смех не перешел в истерический, освобождающий хохот. Он смеялся над нелепостью всего сущего, над своей жалкой судьбой, над этим спокойным ангелом в костюме покойного актера.
Ангел терпеливо ждал, пока он успокоится, и на его лице играла понимающая, сочувствующая улыбка.
— Вот, — сказал он, когда Николай, отсмеявшись, вытер несуществующие слезы. — Вижу, вы начинаете понимать всю комичность ситуации. А раз есть понимание, значит, мы можем перейти к конструктивному диалогу. Поскольку ошибка была допущена с нашей стороны, мы обязаны ее исправить. Предложить вам компенсацию за причиненные неудобства.
— И какую же? — уже без всякого трепета спросил Николай. Он чувствовал себя на удивление спокойно и раскованно. Смерть и осознание ее нелепости давали невероятную свободу.
— Мы вернем вас обратно, — просто сказал ангел. — В мир живых. На вашу планету, на Землю. Разумеется, с полным сохранением вашей личности и памяти о вашей… хм, первой, неудачной попытке. Мы произведем откат вашей персональной временной линии до точки, предшествующей активации той самой ошибочной программы. Вы снова станете молодым и, что самое главное, здоровым.
Николай замер, не веря своим ушам. Вернуться? Снова? С этими знаниями? С памятью о тридцати годах жизни, полной ошибок, упущенных возможностей и горьких сожалений? Это был… это был шанс. Шанс, о котором он не мог даже мечтать в своих самых смелых фантазиях. Шанс все исправить. Не стать затворником. Заняться своим телом. Получить другое образование. Построить отношения. Жить. По-настоящему жить, а не существовать.
— Я… я согласен! — выдохнул он, боясь, что это предложение сейчас растает, как мираж. — Конечно, я согласен! Прямо сейчас!
— Не торопитесь, — ангел поднял руку, призывая к спокойствию. — Это еще не все. За причиненный моральный и физический ущерб, за, скажем прямо, наше фатальное вмешательство в вашу судьбу, вам полагается бонус. Подарок от заведения. Мы как раз сейчас проводим бета-тестирование одной новой… инициативы. Экспериментальной программы для душ, проходящих по особой статье, как ваша. Мы называем ее «Система».
— Система? — Николай нахмурился. — Что еще за система?
— О, вам понравится! — в глазах ангела появился живой интерес, блеск исследователя. — Вы ведь в своей прошлой жизни увлекались компьютерными играми? Различными РПГ? Fallout, The Elder Scrolls? Возможно, читали азиатские веб-комиксы, манхву, про людей, которые внезапно начинают воспринимать мир как игру? Например, «Игрок»?
Николай медленно кивнул. Да, это было одним из немногих его развлечений, способом сбежать от реальности. Он провел тысячи часов в виртуальных мирах, прокачивая персонажей, собирая лут, выполняя квесты.
— Так вот, это нечто похожее, но интегрированное непосредственно в вашу реальность! — провозгласил ангел. — Вы получите персональный интерфейс, видимый только вам. Статистика, характеристики — Сила, Ловкость, Интеллект, Выносливость и так далее. И знаете, что самое привлекательное в нашем предложении? У этих характеристик не будет предела! Никаких «левел-капов», никаких ограничений. Вы сможете развиваться бесконечно, становясь сильнее, умнее, быстрее, просто живя и совершая осмысленные действия. Будете бегать по утрам — будет расти Выносливость и Сила. Читать научную литературу — Интеллект и Мудрость. Все предельно логично и интуитивно.
У Николая перехватило дыхание. Бесконечное развитие? Это… это меняло абсолютно все. Это был не просто второй шанс, это был билет в другую лигу.
— У вас будет карта местности, — продолжал вещать ангел, входя в раж, словно менеджер, продающий товар всей своей жизни, — которая будет открываться по мере того, как вы исследуете мир. Никакого больше «тумана войны» в вашей собственной жизни! И самое главное, самая уникальная функция… способность к Анализу и Разборке!
— Разборке?
— Именно! Вы сможете разобрать любой неживой предмет на составляющие компоненты! Старый сломанный стул — на древесину и гвозди. Старый мобильный телефон — на пластик, медь, кремний, микросхемы. И при этом вы будете получать не только материалы, но и базовые чертежи для создания таких же или улучшенных предметов! Представляете открывающиеся перспективы? Вы можете стать величайшим инженером, изобретателем, кем угодно! Разбирайте мусор — получайте чистые ресурсы! Ничто не пропадет зря в этом мире потребления!
Это было невероятно. Возможности, которые открывала такая способность, были поистине безграничны. Но ангел еще не закончил. Он наклонился вперед, через стол, понизив голос до заговорщицкого шепота.
— И это еще цветочки. Ягодки… ягодки — это разборка мертвой органики. Трупов.
Николай невольно похолодел, даже находясь в этом стерильном небытии.
— Трупов?
— Да. Живых существ система не позволит трогать, стоит этический блок. Но вот мертвых… Разбирая труп животного или, если доведется, человека, вы сможете получать не только базовые биоматериалы. Вы сможете извлекать уникальные генетические улучшения! Улучшить свое зрение до орлиного, разобрав, соответственно, орла. Получить регенерацию ящерицы. Обоняние волка! А из разумных существ… о, это самое ценное! Вы сможете извлекать так называемые «банки данных»! Это концентрированная выжимка их знаний и навыков в момент смерти! Разберете тело ученого — получите пакет знаний по ядерной физике. Тело боксера — и вот вы уже инстинктивно знаете, как ставить хук справа. И все это можно комбинировать, улучшать, создавать невероятные генетические и кибернетические гибриды! Вы сможете вставлять себе импланты, которые не будут видны на теле, но будут давать вам невероятные способности! Вы сможете стать… кем-то большим, чем просто человек.
Ангел откинулся на спинку кресла, довольный произведенным эффектом. Николай сидел, ошарашенный, пытаясь переварить услышанное. Это было не просто предложение. Это был джекпот. Космический, вселенский джекпот. Это был шанс не просто прожить жизнь заново, а переписать сами законы физики и биологии лично для себя. Его прошлая жизнь, полная слабости, боли и унижений, казалась теперь каким-то дурным сном, долгой и мучительной прелюдией к этому моменту. Все его страдания были непомерно высокой, но все же платой за этот билет.
Он думал. Думал целую минуту, которая в этом белом пространстве без времени растянулась на вечность. Он взвешивал все «за» и «против». А были ли здесь «против»? Риски? Опасности? Да плевать! После того, как ты уже умер один раз от нелепой канцелярской ошибки, опасности нового мира кажутся не более чем увлекательным аттракционом. А вот перспективы… перспективы были безграничны. Стать сильным. Здоровым. Умным. Возможно, даже бессмертным. Увидеть мир. Узнать все его тайны. И никогда, никогда больше не быть тем жалким, беспомощным, больным куском мяса, которым он был.
— Я согласен, — твердо сказал Николай. Голос его не дрогнул. В нем звучала сталь, которой он у себя никогда не подозревал. — Я согласен на все. На возвращение и на Систему.
Лицо ангела в облике Леджера расплылось в широкой, довольной, искренней улыбке.
— Отличный выбор! — он снова взял в руки белую папку, достал откуда-то из внутреннего кармана пиджака тяжелую чернильную печать с витиеватой гравировкой и с громким, сочным, финальным стуком поставил штамп на невидимом тексте. — Контракт заключен. Душа номер 975-БИС-Орел отправляется на перезагрузку с установкой пакета «Игрок», версия 1.0 Бета. Приятного путешествия, Николай Александрович. Постарайтесь в этот раз получить удовольствие от процесса.
В тот момент, когда печать коснулась бумаги, белизна вокруг начала меркнуть. Она не гасла, а словно всасывалась в одну точку где-то в центре стола, как вода в воронку. Сознание Николая потянуло за ней, закручивая и унося в небытие. Последнее, что он видел, — это спокойные, ободряющие глаза ангела и его легкий кивок на прощание. А потом наступила тьма. Абсолютная, но на этот раз не тяжелая и вязкая, а легкая и мимолетная, как моргание.
* * *
Резкий, назойливый луч утреннего июльского солнца, пробившийся сквозь щель в плотных шторах, ударил прямо в глаза. Николай зажмурился, недовольно промычав. Голова была абсолютно ясной, но тело ощущало приятную утреннюю негу после долгого, глубокого, здорового сна. Он перевернулся на другой бок, зарываясь лицом в подушку, пахнущую… свежестью? Не его привычным запахом пота, лекарств и несвежести, а каким-то давно забытым, почти стершимся из памяти детским ароматом стирального порошка «Аист» и летнего воздуха из открытой форточки.
Стоп.
Он резко сел на кровати. Сердце заколотилось, но не от натуги и нехватки кислорода, а от внезапного, ошеломляющего, оглушительного осознания. Он огляделся. Это была не его захламленная квартира-студия с облезлыми обоями. Это была его детская комната. Та самая, в родительской трехкомнатной квартире в Орле. Светлые обои в дурацкую вертикальную полоску, которые он всегда ненавидел. Письменный стол у окна, заваленный учебниками и тетрадями за 9-й класс. Старый, пузатый ЭЛТ-монитор компьютера «Samsung», занимавший полстола. На стене — выцветший постер группы «Linkin Park» времен альбома «Meteora». Массивный полированный шкаф «Стенка», на дверце которого до сих пор виднелась глубокая царапина, оставленная им в пятом классе при неудачном эксперименте с циркулем.
Он посмотрел на свои руки. Они были… его, но не его. Гладкая кожа, никаких пигментных пятен и старческой сухости. Пальцы были тоньше, без привычных отеков. Он провел рукой по животу. Под тонкой тканью старой футболки с какой-то группой не было привычных массивных складок жира. Был лишь небольшой, упругий подростковый животик. Он вскочил с кровати. Движение далось ему с невероятной, забытой легкостью. Ничего не хрустнуло в спине, не заныло в коленях. Он подошел к большому трюмо с зеркалом, стоявшему у стены, и замер.
Из зеркала на него смотрел подросток. Лет шестнадцати, не больше. Круглолицый, со следами еще не сошедшей детской припухлости на щеках, но уже пробивающимися чертами будущего мужчины. Коротко стриженные русые волосы, взъерошенные после сна. И глаза… Он подошел ближе, вглядываясь в собственное отражение. Глаза были ясные, живые. Он видел свое отражение четко, до мельчайших пор на носу, без очков. Легкая размытость на периферии говорила о том, что зрение не идеальное, но это был его старый, добрый «минус один», а не та бездна, в которую он смотрел последние годы. Он осторожно, почти боязливо провел рукой по спине. Прямая. Никакого намека на привычный, уродливый изгиб, превращавший его в подобие вопросительного знака.
Дрожащей рукой он нашарил на прикроватной тумбочке то, что окончательно должно было подтвердить или опровергнуть его догадку. Не безликий сенсорный «кирпич». Старый, кнопочный телефон «Nokia», неубиваемый аппарат из его юности. Он нажал на центральную кнопку. Монохромный экран загорелся тусклым синеватым светом, показывая дату.
**1 июля. Пятница.**
Год. Какой год? Он лихорадочно зашел в меню, нашел настройки даты и времени. 2011.
2011 год. Ему только что исполнилось шестнадцать. Он только что закончил девятый класс, сдав экзамены ГИА на четверки и пятерки. Впереди было два года старшей школы, а потом — университет. Впереди была целая, нетронутая, новая жизнь.
Николай Воронов медленно опустился на старый ковер, прислонившись спиной к прохладной полировке кровати. Он смотрел на свои молодые, здоровые руки, на солнечный луч, танцующий в пылинках на старом ковре, и не мог сдержать улыбки. Широкой, настоящей, счастливой улыбки, которой на его лице не было больше десяти лет.
Это не сон. Это реальность. Ангел не обманул.
Он вернулся. И в этот раз все будет совершенно по-другому. Он не знал, когда и как проявится обещанная Система, но это было уже не так важно. Главное — он получил свой второй шанс. Чистый лист. И он не собирался его упускать или портить. Он испишет его заново, яркими красками.