Миновало еще несколько дней
После пира, впервые в жизни став свидетельницей подобного события, Алекстраза, как и прочие Аспекты, не стала покидать Цитадель. Особого занятия она для себя найти не смогла, потому дни напролет гуляла по городу. Забредала в различные торговые лавки, покупала различные вещицы и диковинки. Деньги, на любые траты в любых объемах, ей выделил Аспект Пламени.
Однажды, подстегнутая каким-то наитием, она даже зашла в весьма интересный дом. В нем торговали нарядами, какие нравились самой королеве драконов. Минималистичными, открытыми. В отличии от сестры, она прекрасно понимала, какое влияние оказывает ее облик на других. И не собиралась что-то менять. Тем самым вдохновляя других на сеяние новой жизни.
У торговки Хранительница Жизни смогла многое почерпнуть, все же, кроме личных представлений, раньше у нее не были ничего иного. А теперь появилась целая база всевозможных нарядов, отличная почва для размышлений.
Однако, не только размышлениями о фасоне трусиков и лифчика полнились мысли Алекстразы. Блуждая по городу, она то и дело сталкивалась с воинами крови или пролетающими в воздухе пепельными гвардейцами. Наблюдая за ними, она поражалась той огромной силе, которую обрели воины, испив крови Алгалона. День ото дня крепла ее уверенность в победе над Древними Богами и возможности вышвырнуть Легион из Азерота, не прибегая к напряжению сил всего мира.
А еще королева драконов задумывалась над методами, которые могли бы сделать сильнее стаи. Раньше ничего такого не посещало ее, но увидев на деле, как по щелчку пальцев возвысился орден, став более чем в два раза могущественнее, все изменилось. У стай было десять тысяч лет. И они ничего не сделали. Даже не собирались вместе, чтобы совместно решать какие-то проблемы. Подобное начинало казаться не привычным укладом жизни, а глупостью… Возможно, напускным влиянием узников титанов. Чем угодно, но не здравым решением.
Ведь чего стоило красной стае, самой многочисленной, начать осторожно вмешиваться в дела смертных? Тоже создать организацию, которая выступила бы лицом всей стаи. Либо оставаться за ней, скрываясь, но взращивая сильных воинов. Свой орден.
За тот малый срок, что Цитадель присутствовала в ее жизни, Аспект Жизни быстро поняла, насколько неверные решения принимала. Именно на ней лежала роль объединения все стай, ведь она королева, пусть и номинальная. Однако, к ней всегда прислушивались. Ничего не стоило собрать всех вместе, когда активность Нелтариона падала. Придти к каким-то соглашениям. Начать медленно, но верно восставать из пепла, помогать друг другу. Копить силы для решительных действий. Вместе они смогли бы отгонять своего главного противника, не неся потерь.
Помимо прочего, Алекстраза не могла выбросить из головы, насколько пренебрежительно к их судьбе отнесся Ноздорму. От того, насколько просто он был готов принести в жертву все стаи, даже ее сердце полнилось гневом. Сама мысль о том, что все драконы должны были умереть, чтобы на их костях возвысились другие, вгоняла в жуткую тоску и уныние.
Драконы защищали Азерот, не чинили зла или других проблем, убивали кого-то редко, только в тех случаях, когда глупцы сами забредали в логова. Разве заслуживали они уничтожения? Разве должны были уйти в забвение? Подобное претило Аспекту Жизни. От того она начинала все чаще посматривать на Аспекта Пламени. Он, как самый сильный самец из всех, мог дать ей могучее потомство. Их союз мог породить столь сильных драконов, что голова шла кругом.
Однако, королева драконов не рисковала озвучивать свое предложение. Обладая определенной чувствительностью, она понимала, что еще рано. Время не пришло. А момент и вовсе ужасен. Предстояло выждать еще.
Вот только, после того, как привыкла купаться в рвущейся из Алгалона энергии, уже не испытывала желания давать потомства от своих консортов. Они были… слишком слабы, если сравнивать с Аспектом Пламени. Не шли ни в какое сравнение. Дракончики, что вылуплялись сотнями, редко выживали. Их убивали кобольды, жалкие создания, боящиеся тьмы, в которой сами же живут. Любое столкновение могло стать для них смертельным. А те, кто выживали и подрастали, часто гибли от лап чудовищ, дикарей или черных драконов. По собственной глупости, преисполненные ощущением всемогущества, они лезли на рожон, часто не способные адекватно сопоставить силы.
Да и потом, никто из них уже давно не мог отличиться силой или талантом. Красная стая была многочисленна, но… достойных представителей у нее осталось немного. В основном, древние драконы, одного возраста с королевой или даже старше.
Алекстраза понимала, что смертность среди дракончиков — попустительство самих стай. Рождаясь, они уже обладали разумом, а потому заботиться о них считалось излишним. Но была и еще одна причина — слишком большое число яиц. Кладка могла насчитывать многие десятки яиц. И их откладывала одна драконица. Если бы выживал каждый дракончик, то за несколько сотен лет, драконы истребили бы все остальные расы и народы. Либо принялись терзать друг друга. К тому же, такой метод способствовал выживанию самых разумных, что тоже шло на пользу стаям. Хотя и снижало численность пополнения до катастрофически малых значений.
Однако, о потомстве Аспекта Огня королева драконов была готова заботиться со всем тщанием. Хотя бы потому, что не рассчитывала получить его более одного раза.
Помимо естественного метода увеличения численности стаи и ее силы, королева драконов задумывалась об использовании собственной крови. Алгалон уже показал, как совершать подобное. Оставалось понять, подходит ли такое для них и, если нет, то как добиться схожего результата при помощи собственных возможностей. Все же, то, как Аспект Пламени использовал свою кровь, отличалось от практикуемого на Азероте.
Алекстраза знала, что он как-то превращает ее в Золотую Кровь, но не ведала заклятий и ритуалов. А это было важно. Ведь, если она давала кровь смертному, он либо умирал, либо становился драконидом. Сильным, полезным, но не отличающимся умом. Многие из них становились глупы настолько, что могли исполнять только простые приказы. Мало кому удавалось сохранить себя прежних.
Те же дракониды, которых королева драконов видела в городе, не имели привычных изъянов. Они могли нормально общаться, а не произносить несколько заученных фраз, мыслить и рассуждать. Зная нрав Алгалона, она понимала, что таковы все дракониды, а глупых не держат где-то отдельно. От того возникало еще больше вопросов и желания перенять методы Цитадели.
Такие мысли уже посещали Аспект Жизни, когда она смотрела на первых воинов, решившихся выпить кровь Стража. Тогда она посчитала, что они тоже обратятся драконидами, к каким она привыкла, а потому отбросила размышления, заранее посчитав все это провальной затеей. Однако, реальность щелкнула ее по носу, приятно удивив. Воины не стали пародией на самих себе и драконов. Они остались почти прежними внешне, только вот внутреннее стали гораздо сильнее.
На Азероте так не умели. И это требовалось исправить, чтобы Цитадели не пришлой почти в одиночку решать все проблемы и вести войну. Драконьи стаи попросту не могли себе позволить остаться в стороне, на вторых ролях. Все же, именно они являлись защитниками мира. Да и было подобное в немалой степени унизительно. Выходило, что сами со всем они справиться неспособны и приходится полагаться на третью сторону, отдавая все в ее руки.
Проблему слабости стай требовалось решить. Ее королева собиралась выставить на следующее обсуждение, когда они вернутся в Храм Драконьего Покоя. Попутно высказав Ноздорму все, чего он заслужил услышать своим поступком. Поведение Аспекта Времени неслабо встряхнуло Хранительницу Жизни, когда она узнала о его попытке проникнуть куда не следовало. Он без всяких сомнений заслужил наказание, которое ему выдвинул Аспект Пламени и даже больше. Его блуждание в прошлом могло вызвать раскол, ссору, охладить отношения, чего допускать было никак нельзя. Цитадель была союзником, очень важным, тем источником силы, которого так не хватало Азероту. Именно Цитадель стала катализатором, который запустил пробуждение стай ото сна. Помогла собраться. Алгалон обратил их внимание на проблемы, которые почему-то ускользали от взора. И даже сам начал их решать.
Он просто не заслуживал поступка, граничащего с предательством. Да и не славились драконы подобным. Поэтому, с Ноздорму предстояло разобраться.
Как и у ее сестры, как у Малигоса, в глубине души Алекстразы таилась обида. Аспект Времени мог сделать многое, само время находилось в его власти. Но он предпочитал бездействовать, опасаясь отступать от избранной линии времени. В сущности, он всех принес в жертву. Если бы не орден, драконьи стаи так и остались бы в неведенье о судьбе, которую им уготовил собрат.
…
Странное чувство, будто развязавшийся где-то внутри узел, из-за которого схлынула часть напряжения, заставило замереть Алгалона, так и не закончив шаг. Мыслить резко стало проще. Туман, наполнявший голову, частично развеялся, взор прояснился.
Совсем недавно он решил посетить Тренировочные Поля, понаблюдать за братьями и сестрами ордена, взглянуть на авантюристов, и уже в самом конце лично устроить проверку своих младших стражей. Выполнить, не полностью, получилось только первую часть намеченного плана, прежде чем его поразило странное. Впрочем, размышлениям он придавался не более доли секунды, прежде чем телепортироваться прочь без разъяснений.
Оказавшись в недрах Сокровищницы, он предстал перед кроватью супруги и едва не рухнул на колени, настолько велико оказалось облегчение. Тиамат открыла глаза и ничего непонимающим взором смотрела в потолок и по сторонам.
— Почему ты злишься, любимый? — было первым, что она спросила.
Доспехи владыка Цитадели так и оставались ослепительно белыми от накала, как и копье. Оставив его парить в воздухе, он присел на край кровати, осторожно беря эльфийку за руку. От прикосновения не разило холодом, как раньше, когда она была во власти Древнего Бога. Ладонь, на ощупь, стала как прежде, какой была всегда.
— Такое не описать несколькими словами. — тихо прошептал он, не решаясь на нечто большее. Ему казалось, что любое лишнее слово может привести к катастрофе.
— Как я тут оказалась? — она приподнялась на локтях, осматриваясь. — Не помню, чтобы засыпала в сердце Сокровищницы. И твое состояние… что-то случилось на Азероте?
Руки Тиамат потянулись к животу, сердце Стража замерло, а глаза неотрывно следили за движением. Но вот, они коснулись платья, пальцы заскользили по ткани платья, беспорядочно скользя из стороны в сторону. Будто пытались что-то нащупать.
— Я… не чувствую их. — дрогнувшим голосом произнесла драконица, бледнея лицом. Резко поднявшись, сев, она начала заполошно трогать свой живот. — Где мои дети?! — наконец, она сорвалась на крик, вцепившись в ткань. Глаза, полные бешенства, метнулись к творцу и мужу. — Что с ними?!
— Мертвы. — тяжело и глухо обронил Алгалон, опуская голову.
— Нет… нет… нет-нет-нет! — голова эльфийки замоталась в отрицании, пока она бездумно твердила одно и то же слово. — Как такое возможно?! Я ничего не помню! Куда подевались мои крохи?! Кто их забрал у меня?! — слезы потекли по щекам матери, вскоре обернувшись громкими рыданиями.
Сев ближе, владыка Цитадели притянул к себе супругу и заключил ее в объятья. В эти мгновения ярость и гнев не терзали его разум, не наполняли мысли грезами о том, с каким наслаждением он будет убивать всех виновных. Его душа скорбела вместе с супругой. Он не испытывал ничего, кроме горя и бесконечной печали. Даже внутренний дракон не остался в стороне. Жестокий к взрослым потомкам, о самых маленьких он пекся и переживал, искренне негодовал.
— Я убил тварь, которая так с тобой обошлась. — тихо шептал на ухо любимой драконоборец. — Никто из его рода не уцелеет, клянусь. Но осталась еще одна мерзость, которую я пока не успел выжечь. Ты этого не помнишь. Древний Бог спутал твои мысли, подчинил. Он дал начало тому, что привело к смерти наших детей.
— Голос из кошмара. — ногти Тиамат заскрежетали по Чешуе, не в силах ее оцарапать. Возвращающиеся воспоминания причиняли ей боль и страх. — Он пытал меня в моих собственных мыслях, не отпускал, не давал все тебе рассказать… Это было ужасно. Меня окружали тысячи щупалец, облепленных глазами. Он там был не один. — драконица то и дело скрывалась на плач, сильнее прижимаясь к творцу. — Йогг-Сарон, Н’Зот и К’Тун. Я чувствовала присутствие еще одного, но не могла его различить. Они говорили, что используют меня и детей, чтобы начать Час Сумерек. Хотели отдать меня Крылу Смерти, чтобы он смог пополнить стаю достойными потомками. Бесконечно твердили о своих планах, терзали и показывали ужасающие картины. Я видела обезображенные, невыразимо отвратительные горы плоти, занимавшие весь горизонт… Всюду были глаза и их мерзкие отродья… Они говорили… говорили, что хотят наполнить мое чрево своими порождениями. Что я понесу им генералов, которые бросят Азерот к их ногам…
Слушая слова супруги, Алгалон настолько погрузился в себя, растворился в ее словах, что не заметил, как из спины вырвались гигантские пламенеющие крылья. На смену горю и печали стремительно возвращались ярость и ненависть. Они кружили голову, пожирали изнутри. Были сильнее, чем когда-либо.
Он не мог вообразить, что пришлось пережить Тиамат, но отчетливо чувствовал весь тот страх и ужас, навалившиеся на нее снова. Она, дракон и ранее сильнейший из младших стражей, была полностью раздавлена. В ней больше не ощущалось прежней крепости духа, который позволял спорить с ним. На месте драконицы, матери стаи, оказалась обычная, сломленная женщина.
А эльфийка все продолжала рассказывать, не замечая, в какой ярости находится ее супруг. Ей требовалось все излить. И никто не собирался ей противиться.
…
Тауриссан в ярости сжимал кулаки. Чувства Стража снова, как когда-то, нахлынули на него, но теперь не стремились погрести под собой. Они просто… были. Как его собственные. Но теперь в мыслях еще и звучал голос, принадлежавший Хранительнице Сокровищницы. Он слышал то же, что и его друг.
От ее слов борода топорщилась, а по спине бежал холодок вблизи потоков лавы. Слыша такое, младший страж невольно ужасался. Представлял своих собственных жен на месте Тиамат и гневно кривился.
Вокруг владыки Огненной Пропасти дрожала сама твердь, вскипала лава, благодаря его новой силе. Благо он находился в самой отдаленной части города, на окраине, которую только предстояло наполнить складами и прочим. Иначе локальное землетрясение могло причинить слишком много ущерба. Ведь в какой-то момент камень начал трескаться и рушиться. Потолок пещеры обваливался, но все глыбы, падавшие на главу клана, обращались магмой, безвредно стекавшей по нему вниз.
…
Вся Цитадель, верхний и нижний город, замерли. Члены ордена вставали, где были, до хруста костей и смятого металла сжимая рукояти оружия. Те, кто сражался, голыми руками разрывали чудовищ, забивали их кулаками и ногами. Другие просто переживали обрушившиеся на них откровения. В их головах смешались собственные мысли, мысли Первого Стража и слова Хранительницы Сокровищницы.
Братья и сестры ордена дрожали от ярости и жажды сделать то, для чего многие и пришли в Цитадель — избавиться от очередных темных тварей, решивших, что могут играться с чужими судьбами.
В небе мелькали золотые вспышки, пока, в какой-то момент, в центр города не ударил толстый столп Света. Врезавшись в землю, он разошелся по всей территории, достигнув третьего кольца стен. Он излечивал всех задетых, придавал сил и бодрости, а вот тех, кто оказался замаран в преступлениях, убийствах и прочем, он карал. В зависимости от тяжести проступков, последствия могли быть разными. От метки на лбу и переживания мук совести, до испепеления. Такие вспыхивали светом изнутри, выжигавшим их глаза и внутренние органы. На землю падали уже высушенные оболочки.
Угрозу почувствовали даже Аспекты. Им казалось, будто на них смотрит нечто невыразимо огромное, могущественное, намного старше любого из них. И оно словно поднималось, пробуждалось ото сна, обозначая свое присутствие. Предупреждало.