Я опустился на колени рядом с Эбигейл, сердце всё ещё колотилось в груди, как неумолимый барабан, не желающий утихнуть после сражения. Её тело лежало на холодном каменном полу, залитом вязкой смесью крови и пепла, и я осторожно приподнял её, поддерживая за спину. Её голова покоилась на моей руке, и я чувствовал тепло её кожи сквозь разорванную ткань одежды — такое хрупкое, такое уязвимое, словно последний отблеск жизни в этом царстве смерти. Вокруг нас царил хаос: воздух был тяжёлым от запаха горелой плоти, смешанного с металлическим привкусом свежей крови, а на стенах всё ещё мерцали угасающие руны, словно последние вздохи умирающего ритуала, отбрасывая зловещие блики на наши лица. Но в этот миг ничего из этого не имело значения. Только она — живая, дышащая, несмотря на всё, что мы пережили.
— Эбигейл, как ты? — прошептал я, стараясь, чтобы голос звучал твёрдо и уверенно, хотя внутри меня всё ещё бушевала ярость, смешанная с волной облегчения. Мои пальцы слегка дрожали, когда я убрал спутанную прядь волос с её лица, испачканного сажей, открывая бледную кожу, покрытую мелкими царапинами.
Она медленно открыла глаза, и в них плыл туман. Её веки дрогнули, и она издала тихий стон боли, который эхом отозвался во мне, словно удар в самое сердце. Этот звук был хуже любого крика — он был настоящим, полным уязвимости, и он напоминал мне, насколько хрупка жизнь тех, кого я пытаюсь защитить, насколько легко один неверный шаг может сломать даже самых сильных.
— Брюс… ты жив… я так рада, — прошептала она, её голос был слабым, но в нём сквозила искренняя радость, которая на миг осветила её лицо, смягчив черты усталости и боли. Её губы слегка изогнулись в улыбке — бледной, но искренней, — но тут же она моргнула, осознавая ситуацию. Её взгляд скользнул вниз, и она увидела, что лежит на моих руках, приподнятая над полом.
На мгновение в её глазах мелькнуло замешательство, а потом — вспышка упрямства, которую я так хорошо знал. Она дёрнулась, пытаясь вырваться, её мышцы напряглись в протесте.
— Отпусти меня, болван! — прошипела она, её голос окреп, набирая силу, но в нём всё ещё звучала боль. Она толкнула меня в плечо, стараясь отстраниться, и попыталась встать, опираясь на дрожащие руки. Её тело напряглось, мышцы задрожали от усилия, но ноги подкосились, и она снова осела на пол, тяжело дыша, с румянцем досады на щеках. Её глаза метнули в меня сердитый взгляд, полный огня. — Я… я в порядке. Не нужно меня нянчить, как беспомощного ребёнка. Я переживала и худшее, чем эта царапина, и встану на ноги сама, без твоей помощи. Ты думаешь, я слабая? Я охотник, Брюс, а не принцесса.
Я не отпустил её полностью, только опустил ниже, чтобы она могла сесть удобнее, но моя рука всё ещё поддерживала её спину — осторожно, ненавязчиво. Внутри меня бурлили эмоции: облегчение от того, что она жива и в сознании, вина за то, что не смог защитить её раньше, и лёгкая, теплая усмешка над её неукротимым упрямством. "Чёрт, Эби, ты всегда такая — как дикая кошка, которая царапается даже в объятиях спасителя. Ты отказываешься от помощи, даже когда она нужна, потому что боишься показаться слабой. Но именно это упрямство делает тебя сильнее, чем кто-либо из нас. Ты не сломаешься, и это вдохновляет меня держаться."
— Мы справились? — спросила она, переводя дыхание и оглядываясь вокруг, её глаза расширились, когда она увидела пепел на полу, где раньше стояли вампиры, и обугленные следы на стенах, словно после пожара. В её голосе сквозила смесь надежды и усталости, но она старалась держаться прямо, не показывая слабости, хотя я видел, как её пальцы слегка дрожат от напряжения.
Я кивнул, чувствуя, как напряжение медленно уходит из моих мышц, оставляя место усталой удовлетворённости.
— Да, справились, — ответил я, стараясь звучать уверенно, хотя внутри всё ещё кипела смесь адреналина и ярости. — Владислав и его свита… они больше не проблема. Я стёр их с лица земли, но цена была высокой. Слишком высокой. Мы потеряли друзей, Эби.
Она посмотрела на меня, и в её глазах мелькнуло что-то тёплое, несмотря на боль — смесь благодарности и той тихой связи, которая выросла между нами в эти безумные дни. Я помог ей сесть ровнее, и мы просто молчали мгновение, дыша в унисон в этом аду, который мы только что пережили. Воздух был тяжёлым, пропитанным запахом горелой плоти.
— Если с тобой всё в порядке, посиди, — сказал я, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно, хотя внутри всё ещё бушевало. — Думаю, скоро прибудет Абрахам с ребятами. Они прорвались через главные ворота — я слышу их шаги, приближающиеся к нам. Не рвись в бой прямо сейчас, дай себе передышку. Ты уже сделала больше, чем кто-либо мог ожидать, и это заслуживает уважения.
Эбигейл кивнула, хотя в её глазах мелькнула досада — она ненавидела чувствовать себя слабой, и это было видно по тому, как она упрямо сжала губы, отказываясь признавать поражение. Я встал и повернулся к Кингу. Он выглядел измотанным, кожа бледнее обычного, даже для вампира, но держался, крепился, с той смесью сарказма и железной воли, которая не позволяла ему сломаться.
— Кинг, как ты? — спросил я, подходя ближе и осматривая его. Его одежда была изорвана, раны уже начинали затягиваться благодаря его регенерации, но я видел, как он морщится от боли, стараясь скрыть это за маской бравады.
Он поднял голову, и на его лице появилась та фирменная кривая ухмылка — смесь вызова и чёрного юмора, чтобы не дать боли взять верх.
— О, да я в полном порядке, супергерой, — ответил он, его голос был хриплым. — Просто решил обновить гардероб — рваные джинсы нынче в моде, а эти царапины? Они добавляют шарма. А запашек? Это новый парфюм, "Аромат апокалипсиса" — смесь крови, пота и победы, с лёгкой ноткой горелой плоти. Думаешь, подойдёт для свидания? Или лучше добавить нотку лаванды, чтобы не отпугивать дамочек? В конце концов, после такого шоу я заслуживаю хотя бы бокала вина и хорошей компании.
Он усмехнулся, но я заметил, как его голос слегка дрожит, а руки сжимаются в кулаки, чтобы скрыть слабость. "Чёрт, Кинг, ты крепче, чем кажешься. Ты не машина, хотя и пытаешься казаться ею — внутри тебя бушует тот же хаос, что и у всех нас, но ты прячешь его за шутками, чтобы не сломаться." Я хлопнул его по плечу — осторожно, чтобы не причинить лишней боли, и кивнул.
— Ладно, держись, приятель. Скоро выберемся отсюда. Ты заслужил перекур — или что там вампиры курят? Косячек? Может, даже премиум-класса, от Снуп Дога.
Я оглядел зал, и мой взгляд упал на Блейда. Он всё ещё лежал на ритуальной плите в центре, окружённый остатками тех высушенных тел, которые служили топливом для этого безумного ритуала. "Пора будить спящую красавицу", — подумал я с лёгкой иронией, подходя ближе, чтобы развеять напряжение в воздухе. Но когда я приблизился, стало ясно: Блейд не спал. Его глаза были открыты, полны ярости, но тело сковано цепями — не теми магическими, как у меня, а обычными, металлическими, покрытыми рунами, которые слабо мерцали, удерживая его в плену. А во рту у него торчал кляп, грубо заткнутый, чтобы он не мог говорить или вырваться. Он дёргался, пытаясь освободиться, но цепи держали крепко, впиваясь в кожу.
— Не знал, что ты любишь по-жестче, — пошутил я, пытаясь разрядить атмосферу, хотя внутри всё кипело от злости на этих ублюдков, которые осмелились так унизить его. — Цепки не жмут?
Блейд что-то яростно замычал сквозь кляп, его глаза метали молнии, и я мог только представить, какие ругательства он пытается выкрикнуть. — Ладно, ладно, сейчас освобожу, — сказал я, подходя ближе. Цепи были толстыми, как якорные канаты, но для меня — как нитки, сплетённые из паутины. Я схватил одну и рванул — металл треснул с громким скрежетом, разлетаясь в стороны. Затем вторую, третью — пока все оковы не осыпались на пол с лязгом, эхом разнёсшимся по залу. Блейд, ослабший, но не сломленный, сам выдернул кляп изо рта и выдохнул лишь одно слово, полное усталости и ярости, как выстрел в тишине:
— Пиздец!
— И не говори, мой чёрный друг, — ответил я, помогая ему сесть и чувствуя, как его вес опирается на мою. — Могу сказать одно: мы обосрались по полной, допустив, чтобы это зашло так далеко. Но… мы живы. И это уже что-то.
Блейд кивнул, его лицо было бледным, но в глазах мелькнула тень благодарности, скрытая за маской суровости. Он пытался встать, но ноги подкосились — ритуал высосал из него слишком много сил, оставив лишь тень от прежней мощи. Я поддержал его, и в этот момент внутрь вбежала команда отвлечения — охотники под предводительством Абрахама. Они ворвались как ураган: Абрахам впереди, с дробовиком наперевес, его лицо покрыто копотью и кровью, глаза горят решимостью. За ним — остальные, все измотанные, но живые. Они мгновенно рассыпались по залу, проверяя углы, целясь в тени, где могли скрываться остатки врагов.
— Всё чисто! — крикнул один из охотников, опуская ствол оружия и быстро оглядывая зал, его глаза метались, выискивая любую угрозу.
Абрахам ворвался следом, его дробовик был наготове, а лицо — маской напряжённой решимости, покрытой слоем копоти и пота. Его взгляд мгновенно скользнул по залу: сначала ко мне, оценивая, стою ли я на ногах, затем к Блейду, который только-только поднимался, к Кингу, опирающемуся на стену, и наконец — к Эбигейл, всё ещё сидящей на полу. Его глаза расширились, лицо исказилось от шока, смешанного с ужасом и облегчением, как будто мир на миг остановился.
— Эби! Чёрт возьми, что ты здесь делаешь?! — рявкнул он, его голос прогремел эхом по залу, полный отцовской заботы, которая маскировала страх. Он бросился к ней, отбрасывая дробовик в сторону, и подхватил на руки, как в те времена, когда она была ребёнком, прижимая к груди с такой силой, будто боялся, что она растворится в воздухе. Его руки дрожали — не от усталости, а от смеси гнева и облегчения, которое накатывало волнами. — Дочка, ты в порядке? Кто тебя так отделал? Я же ясно сказал оставаться в машине, чёрт подери! Ты понимаешь, что могло случиться? Ты могла… ты могла погибнуть!
Эбигейл слабо улыбнулась, но в её глазах мелькнула вина, смешанная с упрямством — она знала, что ослушалась, но не жалела об этом. Её голос был тихим, но твёрдым, несмотря на боль, пульсирующую в каждом слове.
— Пап, я… я не могла просто сидеть сложа руки и ждать, пока вы все рискуете жизнью, — прошептала она, её дыхание всё ещё было прерывистым, но в тоне сквозила та же решимость, что и всегда. — Я охотник, как и все вы. Я не могу прятаться в тени, когда мои друзья, моя семья сражаются. Если бы я не пришла, кто знает, чем бы это кончилось? Я должна была быть здесь, с вами. Не злись… пожалуйста.
Абрахам нахмурился, его брови сошлись в жёсткой линии, но в глубине глаз мелькнула гордость — та, которую он старался скрыть под маской сурового лидера. Он осторожно опустил её на пол, но не отпустил полностью, держа за плечи, чтобы убедиться, что она не упадёт.
— Об этом потом поговорим, когда выберемся отсюда, — проворчал он, его голос смягчился, хотя в нём всё ещё звучала нотка упрёка. — Главное — ты жива, и это… это всё, что имеет значение прямо сейчас. Но, дочка, ты меня до инфаркта доведёшь своими выходками. Я не для того учил тебя драться, чтобы ты бросалась в пекло без оглядки.
Суета накрыла зал волной организованного хаоса: охотники, не тратя времени на слова, быстро оценивали ситуацию, их движения были отточенными, как у команды, прошедшей через десятки таких битв. Один из них подбежал к Брому, опустившись на колено и проверяя пульс на шее.
— Он жив, но без сознания, — доложил он, его голос был деловым, но с ноткой облегчения. — Кожа холодная, дыхание слабое. Нужно срочно к врачу — возможно, шок или потеря энергии. Не затягиваем, парни.
Другой охотник, крепкий парень с перевязанной рукой, помог Блейду встать, поддерживая под локоть и плечо, чтобы тот не упал.
— Держись, охотник, — сказал он, его тон был твёрдым, но дружеским, как у брата по оружию. — Мы тебя вытащим отсюда, даже если придётся нести на себе. Ты уже достаточно натерпелся сегодня — ритуал этот… чёртова магия. Но ты выстоял, и это главное.
Кинг, опираясь на стену, чтобы не свалиться, усмехнулся своей фирменной кривой ухмылкой, хотя его лицо было бледным, а дыхание — прерывистым.
— Эй, парни, да бросьте эту черножопую макаку, меня кто понесёт? — проворчал он, кивая в сторону Блейда с лёгкой иронией, но без злобы. — Я тут тоже герой, между прочим — выдержал пытки, не сломался. А вы всё вокруг него суетитесь, как наседки. Что, мой шарм не заслуживает королевского эскорта?
Я подошёл к нему, чувствуя, как его шутка слегка разряжает напряжение, и кивнул.
— Давай, приятель, я тебя понесу, — сказал я, подхватывая его под руки и поднимая на руки, как раненого товарища.
Мы начали выходить из зала, шаг за шагом продвигаясь по тёмным коридорам замка, где эхо наших шагов смешивалось с далёким гулом осыпающихся камней. Абрахам нёс Эбигейл на руках, его шаги были твёрдыми и уверенными, но я видел, как он то и дело бросает взгляды на дочь, проверяя, все ли с ней хорошо. Блейду помогали двое охотников, он хромал, опираясь на их плечи, но держался гордо, не жалуясь ни словом — его челюсть была сжата, а взгляд устремлён вперёд. Брома несли на импровизированных носилках, сделанных из плащей и обломков дерева, — четверо парней осторожно маневрировали по узким коридорам, стараясь не трясти раненого. Я нёс Кинга, и он, конечно, не упустил шанса подколоть:
— О, Титан, ты мой рыцарь в сияющих доспехах? — проворчал он, его голос был хриплым, но полным сарказма, чтобы скрыть слабость. — Только не роняй меня, а то я подам в суд за моральный ущерб — представь заголовки: "Вампир-охотник требует компенсацию от супергероя за некомфортную транспортировку". И кстати, на твоих руках не слишком комфортно, ты бы поаккуратней — представь себя такси, но с пятизвёздочным сервисом.
— Заткнись, Кинг, или сброшу тебя в ближайшую канаву, — огрызнулся я.
Мы выбрались из замка, и свежий воздух снаружи ударил в лицо, пропитанный запахом дождя и дыма от недавних взрывов, — это был глоток свободы после удушающего мрака подземелий. Несколько охотников, не сказав ни слова, направились к машинам, вытащили из багажников ящики с проводами, таймерами и пластиковой взрывчаткой — явно с целью заминировать то, что осталось от этого проклятого места. Они исчезли в туннеле, ведущем обратно в замок, на пару десятков минут, их силуэты растворились в темноте. Тем временем мы собрали тела погибших — всех наших, кто пал в этой битве. Это было тяжко: молчаливые фигуры, завернутые в плащи и куртки, уложенные в грузовик с такой осторожностью, будто они могли проснуться. Атмосфера была гнетущей — никто не говорил, только тихие вздохи и скрип зубов от сдерживаемой боли. Два джипа, которые использовали для пробивания ворот, остались на месте — слишком повреждённые, чтобы ехать, их корпуса были изрешечены пулями и вмятинами.
Когда мины были установлены, парни вернулись, их лица были мрачными, но сосредоточенными, и мы расселись по машинам — тесно, плечом к плечу, но никто не жаловался, все были слишком измотаны для слов. Абрахам сел за руль одной, с Эбигейл на заднем сиденье, укрытой плащом для тепла. Я — в другой, с Кингом и Блейдом, которые молча смотрели в окно. Брома уложили в кузове грузовика, под присмотром медика из отряда. Мы тронулись, моторы зарычали, и замок начал удаляться в зеркалах заднего вида, становясь всё меньше, как дурной сон, от которого мы наконец проснулись.
Через несколько километров колонна остановилась на холме, откуда открывался вид на весь комплекс — тёмный силуэт замка, теперь казавшийся жалким в лунном свете. Абрахам вышел из машины, его лицо было мрачным, оскаленным, как у волка. В руках у него был детонатор — простая коробка с кнопкой, но в этот миг она казалась символом возмездия. Он нажал, и мир взорвался.
Замок Владислава вспух огнём и дымом: сначала глухой гул, как будто земля вздохнула от облегчения, затем серия взрывов — яркие вспышки, разрывающие стены, башни и крыши на куски. Камни разлетались в стороны, как конфетти из ада, огонь взметнулся в небо, окрашивая облака в оранжевый и красный, словно рассвет апокалипсиса. Дым клубился чёрными столбами, а грохот эхом прокатился по долине, сотрясая землю под нами и заставляя птиц вспархивать из деревьев в панике. Это было красиво и страшно — финал сегодняшнего сражения, симфония разрушения, которая стирала с лица земли гнездо зла, но оставляла в душах шрамы, которые не заживут от одного взрыва.
Кинг, высунувшись из окна, присвистнул, его голос был хриплым, но с ноткой чёрного юмора:
— Вот это фейерверк! Владислав бы оценил — его домик теперь выглядит как гигантский костёр на Хэллоуин. Жаль, не захватил попкорн для шоу.
Но никто не улыбнулся. Слишком много потерь висело в воздухе, как дым от взрыва. Лица охотников были каменными, глаза — пустыми, полными той тихой скорби, которая приходит после битвы. Мы потеряли друзей, братьев по оружию, и это жгло сильнее любого пламени. Я смотрел на вспышки, и внутри меня горело то же самое — вина, которая не угаснет с этим взрывом, а лишь разгорится ярче, напоминая о цене нашей победы.
Мы вернулись на базу охотников — потрёпанный комплекс на окраине, скрытый в густом лесу, где деревья стояли стражами, а воздух был свежим, пропитанным запахом хвои и земли. Там нас ждали медицинская помощь — импровизированный лазарет с запахом антисептиков и бинтов, — еда, простая, но горячая, и тишина, которая была необходима, чтобы переварить всё произошедшее. Я помог Кингу дойти до койки, убедился, что Эбигейл в порядке — она уже спорила с медиком, отказываясь лежать, — а Блейд и Бром под присмотром, где их раны обрабатывали с профессиональной сноровкой. Следующие дни прошли в тумане: разговоры о потерях, тихие поминки у костра, планирование будущего, которое теперь казалось таким неопределённым. Но я чувствовал себя облажавшимся. Со всеми своими силами — сверхскоростью, неуязвимостью, этим новым огненным взглядом — я не спас столько людей, сколько мог. Они погибли из-за меня, из-за моей самоуверенности, которая ослепила меня. "Ты думал, ты бог, Брюс? Перерожденец, подросток с разумом взрослого, наделённый силой, способной поменять мир. А ты просто мальчишка с суперсилами, который не смог защитить тех, кто доверился тебе. Ты подвёл их, и теперь их кровь на твоих руках."
* * *
Через несколько дней Абрахам пришёл ко мне в комнату — простую каморку с койкой, грубым столом и окном на лес, где листва шелестела под ветром, напоминая о жизни за пределами этих стен. Он выглядел уставшим — морщины на лице углубились, глаза потухли от бессонных ночей, — но в них была та же стальная решимость, которая делала его лидером.
— Брюс, нужно поговорить, — сказал он, садясь на стул напротив меня, его голос был тихим, но твёрдым. Он сложил руки на коленях, глядя на меня прямо, без осуждения, но с той отцовской заботой, которая иногда жгла сильнее упрёка.
Я кивнул, сидя на койке и уставившись в пол, где пылинки танцевали в лучах утреннего солнца. Мои мысли были тяжёлыми, как свинец, и я не знал, с чего начать.
— Я знаю, Абрахам. Я облажался по полной, — ответил я, мой голос был хриплым от недосыпа и самобичевания. — Все эти силы… сверхскорость, которая позволяет мне обгонять звук, неуязвимость, которая делает меня крепче стали, и этот новый огненный взгляд, способный испепелять врагов одним взором… и что толку от всего этого? Я не спас их — тех, кто полагался на меня, кто шёл за мной в этот ад. Если бы не Эбигейл, её отчаянный рывок, который стал катализатором… она разбудила во мне эту силу в самый критический момент. Без неё я бы не выбрался, и все мы были бы мертвы, раздавлены этой тьмой. Но цена… цена слишком высока, и я не могу простить себе эту ошибку.
Абрахам положил руку мне на плечо, его хватка была крепкой, отцовской — тёплой, но твёрдой, как напоминание о том, что жизнь продолжается.
— Парень, ты слишком строг к себе, и это может сломать тебя быстрее, чем любой враг, — сказал он, его голос был глубоким, с нотками мудрости, накопленной годами битв и потерь. — Ты спас нас всех, Брюс. Без тебя этот ритуал завершился бы, и Владислав стал бы богом — неуязвимым тираном, как его отец, сеющим хаос по всему миру. Ты не бог, сынок, и никто из нас не ждёт от тебя совершенства. Ты охотник, как и мы все — с ошибками, с шрамами в душе, с той ношей, которая делает нас сильнее. Потери… они часть этой войны, которую мы ведём в тени. Мы все знали, на что идём, когда входили в этот замок. Никто не винит тебя, кроме тебя самого. И я горжусь тобой — мы все гордимся. Ты не просто выжил, ты переломил ход битвы, когда всё казалось потерянным. Помни об этом, когда вина будет пожерать тебя изнутри.
Его слова тронули меня, проникнув сквозь стену самобичевания, но не уняли бурю внутри — она лишь затихла на миг, чтобы набрать силу заново.
— Мне нужно подумать, Абрахам. Прощай на время, — сказал я, поднимаясь с койки, чувствуя, как тяжесть решений давит на плечи. — Если нужна помощь — настоящая, не просто слова, — ты знаешь, где меня найти. Я не ухожу навсегда, но сейчас… сейчас мне нужно разобраться в себе.
Он встал, нахмурившись, его брови сошлись в знакомой линии беспокойства, но в глазах было понимание — как у отца, отпускающего сына в мир.
— Не хочешь попрощаться со всеми? Они ждут, Брюс. Твои друзья, Эбигейл… они хотят увидеть тебя, сказать спасибо, поделиться этой победой, хоть и горькой.
— Нет, не хочу, — ответил я, вставая и чувствуя, как воздух в комнате становится тяжелее. — Извинись за меня перед ними. Скажи, что я ценю каждую минуту, проведённую вместе, и что они всегда будут желанными гостями в моём доме — в любое время, без предупреждения. А Эби… передай, что я помню про вечеринку у меня. Пусть знает, что я не забыл о обещание.
Абрахам кивнул, его глаза были полны понимания, смешанного с лёгкой грустью — он знал, что это не прощание, но пауза, необходимая для исцеления.
— Будь осторожен, сынок. Мир не стал безопаснее после этой ночи, и ты нужен нам — не как сверхчеловек, а как один из нас.
Я слабо улыбнулся и… исчез. Мир размылся в вихре скоростей, и через мгновение я уже стоял в особняке Уэйнов — один, в тишине, где эхом отзывались воспоминания.