(POV: Цунаде)
Два дня. Прошло два гребаных дня с того момента, как этот мелкий, наглый, невыносимо похожий на Наваки щенок заключил со мной этот идиотский спор. Два дня я сидела в этом прокуренном, шумном игорном доме, пытаясь утопить в дешевом саке вкус собственного унижения.
— Цунаде-сама, может, хватит? — голос Шизуне, как всегда, был полон беспокойства. Она стояла рядом, прижимая к себе этого проклятого поросенка, и смотрела на меня с видом матери, которая пытается отобрать у ребенка третью порцию сладкого.
— Заткнись, Шизуне, — прорычала я, одним махом осушая очередную чашу. — Я не в настроении.
Я была в ярости. На Джирайю, который притащил этого урагана в мою тихую, унылую жизнь. На этого мальчишку, который посмел не просто бросить мне вызов, а поставить на кон мою собственную судьбу. И, что хуже всего, я злилась на саму себя. За то, что согласилась. За то, что в его горящих, упрямых глазах я на мгновение увидела их… Наваки. Дана. И моя воля, закаленная в битвах и потерях, дала трещину.
Я уже собиралась потребовать еще выпивки, как вдруг… это произошло. Шум в зале, до этого казавшийся мне оглушительным, начал стихать. Смех игроков, звон монет, крики официанток — все это, как будто по команде, стало тише, глуше. Воздух стал холодным. Не просто прохладным. А могильным. Ледяной, липкий холод, от которого по спине пробежали мурашки.
— Привет, Цунаде. Давно не виделись. Как поживаешь?
Голос. Этот тихий, скользящий, змеиный шепот, который я узнала бы даже в аду. Он раздался прямо у моего уха. Я медленно повернула голову. Рядом со мной, на месте, где еще секунду назад было пусто, сидел он. Бледный, как у мертвеца. С длинными черными волосами. И с желтыми, змеиными глазами, в которых не было ничего, кроме холодного, всепоглощающего зла. Орочимару.
Мой мозг не думал. Мое тело действовало на чистых инстинктах. Вся моя ярость, вся моя боль, вся моя ненависть к этому человеку, который предал нашего учителя, нашу деревню, все, во что мы верили, — все это сконцентрировалось в одном, единственном ударе.
БА-А-А-АМ!
Стол, за которым мы сидели, разлетелся в щепки. Стена игорного дома, сделанная из толстых бревен, просто перестала существовать. Тело Орочимару, как пушечное ядро, вылетело на улицу, оставляя за собой дымящуюся, рваную дыру.
Я медленно встала и, не обращая внимания на крики и панику вокруг, прошла сквозь эту дыру. Я вышла на улицу. Он уже стоял там, в центре пустой площади, отряхивая пыль со своего плаща, как будто ничего не произошло. На его лице играла все та же мерзкая, змеиная улыбка.
— Как ты посмел явиться сюда?! — прорычала я.
— Ты убил нашего сенсея, — мой голос дрожал от сдерживаемой ярости. — Ты предал деревню. А теперь пришел, чтобы убить и меня?
— Нет-нет, Цунаде, — прошипел он, поднимая руки в примирительном жесте. — Наоборот. Мне хотелось помочь тебе.
Я нахмурилась. — Помочь?
— Да, — кивнул он. — Я знаю о твоей боли и знаю, как ты страдаешь. Ты потеряла много своих близких людей. Своего маленького брата, Наваки. Своего возлюбленного, Дана.
При упоминании их имен мое сердце, казалось, остановилось. — Не смей… — прошептала я.
— А я могу их вернуть, — сказал он, и его голос был как яд, который проникал прямо в душу. — Вернуть с того света. Живыми. Такими, какими ты их помнишь.
Мой мир рухнул. На мгновение. Всего на одно, короткое, постыдное мгновение, я поверила ему. Перед моими глазами вспыхнули они. Улыбка Наваки, который сжимал в руках ожерелье деда и кричал, что станет Хокаге. Добрые, теплые глаза Дана, который смотрел на меня с такой любовью… Я почувствовала, как по щекам текут слезы.
Но потом… я очнулась. Я посмотрела на него. На это чудовище. И ярость вернулась, смывая боль и надежду.
— Что тебе нужно, Орочимару? — мой голос был холоден, как лед. — Прекращай этот фарс.
Его улыбка исчезла. Лицо стало серьезным. Он медленно, почти с трудом, поднял свои плечи. И я увидела.
Руки были мертвы. Кожа на них была фиолетово-черной, покрыта узорами печати. Они безвольно висели, как два куска гниющего мяса.
— Мне нужно, чтобы ты излечила мои руки, — сказал он, и в его голосе, впервые за все время, прозвучала не насмешка, а… отчаяние. — Хирузен… в последний момент… он забрал их с собой в могилу.
Я смотрела на его беспомощные, мертвые руки. Руки, которые создали сотни запретных техник. Руки, которые убили бесчисленное количество людей. Руки, которые убили нашего учителя. И я чувствовала… ничего. Ни капли жалости.
— Подумай хорошенько, Цунаде, — сказал он, делая шаг назад, в тень. — Твои руки, способные дарить жизнь… в обмен на две души, которые ты любишь больше всего на свете. По-моему, честная сделка.
Он растворился в тени, оставляя меня одну посреди пустой площади.
— Я буду ждать тебя завтра. Здесь. Приходи, — донесся до меня его шепот. — Но не забывай. Я могу их вернуть.
Я стояла и дрожала. Не от холода. От выбора. От невозможного, чудовищного выбора, который он бросил мне в лицо. И я не знала, что делать.
Ночь. Она была моим единственным союзником и моим злейшим врагом. В тишине гостиничного номера, под аккомпанемент пьяных криков с улицы, я сидела и смотрела в темноту. И в этой темноте я видела их лица.
Наваки. Его сияющая, полная наивной веры улыбка, когда он сжимал в руках ожерелье нашего деда и клялся, что станет Хокаге.
Дан. Его спокойные, теплые глаза, полные такой любви и понимания, что, казалось, могли исцелить любую рану.
Они были моим миром. Моим светом. И этот проклятый, жестокий мир шиноби отнял их у меня. Одного за другим.
«Я могу их вернуть…»
Слова Орочимару, как яд, просочились в мой разум и теперь пульсировали там, в такт моему сердцу. Вернуть. Увидеть их снова. Обнять. Услышать их голоса…
На мгновение, всего на одно, постыдное, отчаянное мгновение, я позволила себе поверить. Я представила это. И эта картина была такой яркой, такой сладкой, что у меня перехватило дыхание.
Но потом я вспомнила. Я вспомнила его . Орочимару. Его холодные, змеиные глаза. Его бесчеловечные эксперименты. Лицо нашего сенсея, Хирузена, в тот день, когда он рассказывал мне о предательстве своего ученика. Лицо, полное не гнева, а отцовской боли.
«Он — монстр, — подумала я, и эта мысль была как удар ледяной воды, отрезвляя и возвращая ярость. — Он не дарит жизнь а лишь играет с ней, как с куклой. Даже если он вернет их… это будут не они. А лишь его уродливые, оскверненные марионетки».
Надежда, такая сладкая и манящая, ушла, уступая место холодной, стальной решимости. Я приняла решение.
— Цунаде-сама?
Тихий голос Шизуне вырвал меня из размышлений. Она стояла в дверях, ее лицо было бледным, а глаза полны тревоги.
— Вы же… вы же не собираетесь ему помогать? Правда?
Я посмотрела на нее. На ее преданное, полное беспокойства лицо. И я солгала.
— Помочь этому змею? — я расхохоталась. Громко, почти истерично. — Шизуне, ты меня совсем за дуру держишь? Я скорее выпью все саке в этой стране, чем прикоснусь к его гниющим рукам. Я даже не пойду на эту встречу. Пусть ждет, ублюдок. До скончания веков.
Шизуне с облегчением выдохнула. — Слава богу… Я так испугалась…
Она подошла и начала убирать со стола пустые бутылки. Я видела. Видела, как она бросает на меня быстрые, тревожные взгляды. Она не до конца мне поверила. Она знала меня слишком хорошо. Но она промолчала.
На следующий день, ровно в полдень, в дверь нашего номера нагло, без стука, ввалился он. Джирайя.
— Ну что, Цунаде! — пробасил он с самой самодовольной ухмылкой. — Готова проиграть? Сегодня — третий, последний день спора!
— Да-да, знаю, — прервала я его, и мой голос был полон скуки и раздражения. — Этот пацан не сможет, проиграет, будет плакать. Я его утешу. Все по твоему сценарию.
Я встала и подошла к столику. — Может, чаю? Прежде чем мы пойдем смотреть на этот цирк.
Джирайя удивленно приподнял бровь. Я, предлагающая ему чай? Это было подозрительно. Но он был слишком самоуверен.
— Хм, а почему бы и нет? — он сел за стол.
Я повернулась к нему спиной, делая вид, что завариваю чай. Мои движения были спокойными, выверенными. Но в тот момент, когда он, отвлекшись, начал рассказывать Шизуне очередную пошлую шутку, моя рука скользнула в подсумок. Я вытащила крошечный, почти невесомый пакетик. Бесцветный порошок, сильнейшее снотворное, смешанное с мышечным релаксантом.
Я незаметно высыпала его в одну из чашек.
— Вот, держи, — сказала я, ставя перед ним дымящуюся чашку. — Пей. Тебе понадобятся силы, чтобы смеяться над моим поражением.
Он, ничего не подозревая, сделал большой глоток. Я села напротив и стала ждать.
Через десять минут его речь стала несвязной. Через пятнадцать — он уже клевал носом. А через двадцать — Легендарный Саннин Джирайя, герой Великой Войны, спал, как младенец, уткнувшись лицом в стол.
Я встала. — Шизуне, присмотри за ним. Я… пойду прогуляюсь.
— Цунаде-сама, стойте! — она вскочила и преградила мне путь. В ее глазах был ужас. Она все поняла. — Не ходите! Прошу вас! Это ловушка! Он убьет вас!
Я посмотрела на нее. На свою единственную ученицу. На единственного человека, который остался у меня в этом мире.
— Прости, Шизуне, — сказала я, и мой голос был на удивление мягким. — Но это то, что я должна сделать. Одна.
Она хотела что-то сказать, возразить, вцепиться в меня. Но не успела. Моя рука была быстрее. Легкий, точный, почти невесомый удар по точке на ее шее. Глаза Шизуне закатились, и она беззвучно, как кукла, у которой обрезали нити, осела на пол.
Я стояла посреди комнаты. Рядом со мной, в глубоком сне, лежали два единственных человека, которым я была небезразлична. И я только что предала их обоих.
Я накинула на плечи свой зеленый плащ и, не оглядываясь, вышла из комнаты. Пора было идти. Идти на встречу. Но не для того, чтобы лечить.
А для того, чтобы раз и навсегда прикончить этого змееныша.
* * *
(POV: Шизуне)
Боль. Тупая, пульсирующая, она родилась где-то в основании моего черепа и медленно, волнами, растекалась по всему телу. Я открыла глаза. Первое, что я увидела, — это пыльные, потрескавшиеся половицы гостиничного номера. Во рту был привкус пыли и… предательства.
Я медленно села, разминая затекшую шею. И тут же воспоминания, как ледяной водопад, обрушились на меня. Цунаде-сама. Ее холодные, полные решимости глаза. Ее тихие, лживые слова. Чашка с чаем для Джирайи-самы. И ее рука. Быстрая, точная, безжалостная. Удар, который погрузил меня во тьму.
— Цунаде-сама… — прошептала я, и мой голос был хриплым.
Я вскочила на ноги, и комната качнулась перед глазами. Я огляделась. Джирайя-сама! Он все так же спал, уткнувшись лицом в стол, как будто просто перебрал саке. Рядом с ним, жалобно хрюкая, сидел Тон-Тон.
А ее… ее не было.
Паника, холодная и липкая, сдавила мое сердце. Она ушла. Она действительно ушла к нему. Одна.
— Джирайя-сама! — я бросилась к нему, отчаянно тряся его за плечо. — Джирайя-сама, проснитесь!
Он не реагировал. Он спал мертвым, неестественным сном. Я трясла его сильнее, почти крича ему в ухо.
— Джирайя-сама, пожалуйста! Цунаде-сама в опасности! Проснитесь!
Прошла, казалось, целая вечность. Наконец, он застонал и медленно, с трудом, поднял голову. Его глаза были мутными, расфокусированными.
— А?.. Шизуне-чан?.. Что за шум?.. — пробормотал он.
Он попытался встать, оперевшись на стол, но его руки подогнулись, и он снова тяжело рухнул на стул. — Что за… черт?.. Мои мышцы… они как будто из ваты…
— Что случилось? — он обвел комнату мутным взглядом. — Где Цунаде?
— Цунаде сама ушла! — выпалила я, и слова, полные страха, полились из меня неудержимым потоком. — Орочимару… был здесь! Он предложил ей воскресить Наваки и Дана, если она излечит его руки! А она… она усыпила вас и оглушила меня! Она пошла к нему! Одна!
Я видела, как в его глазах, секунда за секундой, исчезает сонливость, уступая место холодному, трезвому ужасу. Он все понял.
— Старая дура… — прорычал он, и в его голосе больше не было и следа опьянения. Лишь сталь. — Она собирается убить его. И умереть сама.
Он снова попытался встать, но его тело его не слушалось. Он с яростью ударил кулаком по столу. — Проклятье! Этот порошок… он не просто усыпляет и еще ослабляет всю систему циркуляции чакры! Я буду приходить в себя еще как минимум час!
Он посмотрел на меня, и его взгляд был острым, как лезвие куная.
— Шизуне! — скомандовал он. — Позови Наруто! Быстро! Скажи ему, что Цунаде в беде! Скажи, что это приказ от меня!
Он, стиснув зубы, с третьей попытки все-таки смог подняться на ноги, шатаясь, как пьяный.
— А я… я пока пойду вперед. Попытаюсь найти Цунаде. Задержать ее.
Он, не говоря больше ни слова, вышиб ногой дверь и, пошатываясь, побежал по коридору.
Я осталась одна. Но теперь у меня была цель. Я подхватила на руки Тон-Тона.
— Держись, Цунаде-сама, — прошептала я. — Помощь уже в пути.
* * *
Я проснулся от наглого солнечного луча, который пробился сквозь бумажную сёдзи и ударил прямо по глазам. Я сладко потянулся, чувствуя, как хрустит каждая косточка в моем отдохнувшем теле. Ночь была великолепной. И сон… о, какой это был сон.
«Блин, какой хороший сон был, — подумал я, переворачиваясь на спину и с глупой улыбкой глядя в потолок. — Я во сне лапал грудь Кагуи, пока Хагоромо стоял в ступоре, а я ему говорил, что стану его отчимом. Ахахах, ну и снится же такое…»
[Диагностика ментального состояния: уровень извращенности успешно синхронизирован с Джирайей. Система обеспокоена вашими Эдиповыми комплексами вселенского масштаба и рекомендует обратиться к специалисту. Хотя, в этом мире все специалисты — психи.]
«Тихо ты, — отмахнулся я от ехидного комментария. — Это называется "здоровые амбиции"».
Я сел на кровати. Настроение было превосходным. Сегодня — третий, последний день спора. День, когда Цунаде будет в шоке. День, когда я получу свой «бланковый чек». Я уже предвкушал ее униженное, полное неверия лицо.
Я уже собирался встать и начать свой утренний ритуал троллинга, как вдруг…
БА-БА-БАХ!
Дверь в наш номер не просто открылась. Ее вынесли с петель. В проеме, растрепанная, бледная и с глазами, полными паники, стояла Шизуне.
— Наруто-кун! — закричала она, и ее голос дрожал. — Быстро, идем! Цунаде-сама в опасности! Джирайя-сама приказал вам немедленно прибыть!
Я замер. Моя сонная, веселая маска мгновенно слетела, уступая место холодной, аналитической маске.
«Опасность? Сейчас? — мой мозг лихорадочно заработал, пытаясь сопоставить факты. — Что за чушь? По канону, Орочимару должен был появиться только через неделю, после того как я освою Расенган. Что-то не сходится…»
И тут меня накрыло. Как удар ледяной воды.
«Блин! — я мысленно ударил себя по лбу. — Я же ломал канон! Несколько раз! Кабуто мертв! Гаара мертв! Я не тратил неделю на обучение! Я… я ускорил весь сценарий!»
Я вскочил на ноги. — Черт! Вот и жопа!
— Что?! — не поняла Шизуне.
— Ничего! — отрезал я. — Веди!
«Ладно, — думал я, на ходу натягивая свою черную куртку. — Поедем-ка. Орочимару, конечно, не так силен, как прежде, но тоже опасен, даже без рук.
Я быстро оделся, и мы вместе с Шизуне выпрыгнули в окно, несясь по крышам города Сюкуба. Она вела, а я следовал за ней, и мой мозг работал на пределе, просчитывая варианты.
Мы неслись недолго. На одной из центральных улиц, посреди разбросанных столов и стульев какого-то уличного кафе, мы увидели его. Джирайя лежал на земле. Он был в сознании, но не мог пошевелиться, его лицо было бледным, а тело мелко дрожало.
Я бесшумно приземлился рядом с ним. Шизуне подбежала, пытаясь ему помочь.
— Надо же, дедуля-извращенец, — протянул я с язвительной усмешкой. — Похоже, ваши «исследования» вчера прошли особенно бурно. Перебрали саке? Или та блондинка оказалась сильнее, чем вы думали?
— Заткнись… щенок… — прохрипел он, пытаясь подняться, но его мышцы его не слушались. — Она… она меня отравила… снотворное…
Я поднял его, взвалив его руку себе на плечо. Он был тяжелым.
— Где она? — спросил я.
— Туда! — Шизуне указала на окраину города, где виднелись руины старого замка. — Они пошли туда!
И в этот момент мы услышали его. Грохот. Гул. Звук разрушения, от которого, казалось, задрожала земля.
— Похоже, вечеринка уже началась, — пробормотал я.
Мы рванули туда. Джирайя, хоть и был ослаблен, уже мог передвигаться сам. Чем ближе мы подбирались, тем сильнее становился шум.
Мы выскочили на большую, открытую поляну перед руинами замка. И замерли.
Картина была ужасающей. Земля была перепахана, как будто по ней прошелся гигантский зверь. Деревья были вырваны с корнем. А в центре, посреди этого хаоса…
Цунаде сидела на земле, тяжело дыша. Ее одежда была порвана, тело покрыто ссадинами, а из уголка рта текла струйка крови. Она проигрывала.
А над ней, с той же мерзкой, змеиной улыбкой на лице, стоял он. Орочимару. Он выглядел невредимым.
— Ну что, Цунаде, — прошипел он. — Ты все еще думаешь, что можешь мне отказать?
Я видел их. Фиолетовые, безжизненные, они безвольно висели вдоль его тела. «Так вот оно что, — пронеслась в моей голове холодная, как лед, мысль. — Старик Хирузен все-таки успел. Он забрал его главное оружие. И теперь этот змей приполз сюда, к единственному человеку в мире, кто может его исцелить. Какая ирония».
— Ты что, Орочимару?! — голос Джирайи, стоящего рядом со мной, был полон ярости. Он сделал шаг вперед.
— Почему ты пришел за Цунаде?! Сегодня я остановлю тебя. Раз и навсегда!
Орочимару громко, по-змеиному, рассмеялся. — Остановишь? Ты? — он презрительно посмотрел на Джирайю. — Ты даже не смог уберечь своего ученика.
И тут, из тени гигантского дерева, беззвучно, как призрак, вышла она. Девушка. На вид ей было лет шестнадцать-семнадцать. Короткие, пепельно-белые волосы, бледная кожа и холодные, светло-серые, абсолютно безэмоциональные глаза. Она была одета в простую, темно-серую униформу, похожую на халат лаборанта. От нее не веяло угрозой. От нее веяло… стерильностью. Как от хирургического инструмента.
— Позвольте представить, — прошипел Орочимару. — Это — Кири. Моя новая, верная помощница.
Он злобно ухмыльнулся, глядя на Цунаде. — Если ты не поможешь мне, Цунаде, — сказал он, и его голос стал ядовитым. — Я отправлю тебя вслед за нашим сенсеем.
Кири, не говоря ни слова, подошла к Орочимару. Она прикусила палец и, сложив печати, ударила ладонью по земле.
— Кучиёсе но Дзюцу!
Земля взорвалась. Из гигантского облака дыма, с оглушительным, яростным шипением, вырвалась гигантская, иссиня-фиолетовая змея с желтыми, полными злобы глазами. Манда. Король Змей. Орочимару и Кири легко запрыгнули ему на голову.
— ОРОЧИМАРУ! — пророкотал Манда, и его голос был как скрежет сдвигающихся тектонических плит. — ТЫ ОПЯТЬ МЕНЯ ПРИЗВАЛ?! ТЫ МНЕ ДОЛЖЕН ТЫСЯЧУ ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ ЖЕРТВ!
— Манда-сама, успокойтесь, — сказала Кири своим ровным, безэмоциональным голосом. — Мы выполним ваши требования. Позже. А сейчас… у нас работа.
На земле Джирайя, видя это, стиснул зубы. — Ах ты, змееныш!
Он тоже прикусил палец и ударил по земле. — Кучиёсе но Дзюцу!
ПУФ.
Из облачка дыма, которое было размером с мою голову, на землю шлепнулся он. Маленький, жалкий, оранжевый головастик с двумя лапками.
Орочимару расхохотался. — Ха-ха-ха! Джирайя, ты как был дураком, так и остался!
Джирайя побагровел от ярости и унижения. Он посмотрел на Цунаде, которая все еще сидела на земле. — ЭТО ВСЕ ИЗ-ЗА ТЕБЯ, СТАРАЯ ТЫ КАРГА! ТВОЙ ЯД ВСЕ ЕЩЕ ДЕЙСТВУЕТ!
— Не волнуйся, дедуля-извращенец, — сказал я, выходя вперед. — Я сейчас призову.
Орочимару посмотрел на меня с ленивым интересом. — Наруто-кун. А я-то, в Лесу Смерти, думал, ты умнее. А ты последовал за этим старым дураком. Я ошибся, считая тебя умным.
Я усмехнулся. — А я ошибся, считая вас опасным. Вы без рук — просто говорящая змея.
Я прикусил палец до крови, размазал ее по ладони и с силой ударил по земле. Я влил в эту технику всю свою чакру. Всю. Без остатка.
— КУЧИЁСЕ НО ДЗЮЦУ!
Земля взорвалась. Не один, а три гигантских столба дыма, высотой с гору Хокаге, взметнулись в небо. Ударная волна была такой силы, что даже Манда попятился.
Когда дым рассеялся, на поляне, напротив ошеломленного Орочимару, стояли они. Триумвират с Горы Мьёбоку. Гамабунта. Гамакен. Гамахиро.
Все замерли в шоке.
А я, стоя на голове у Гамабунты, с самой наглой и пафосной улыбкой, на которую был способен, указал пальцем на гигантскую змею.
— Так, жабы. Сделайте на обед змею.
— ТЫ?! — взревел Гамабунта, и его голос был как грохот обвала. Его гигантский, размером с меня, глаз уставился на мою маленькую фигурку с выражением крайнего недоумения. —ТЫ, ЩЕНОК, ОПЯТЬ НАС ТРОИХ ПРИЗВАЛ! НА ЭТОТ РАЗ ЧТО?! МЫ ДОЛЖНЫ СРАЖАТЬСЯ С ДРУГИМ ХВОСТАТЫМ?!
Я спокойно посмотрел на него, а затем перевел взгляд на гигантскую фиолетовую змею, которая с шипением смотрела на нас.
— Нет, босс, — ответил я, и мой голос был на удивление спокоен. — Все гораздо проще. Перед вами — просто большая, переросшая змея, которая собирается убить нас всех.
Орочимару, стоявший на голове у Манды, смотрел на эту сцену, и я видел, как в его змеиных глазах разгорается неподдельный, почти научный интерес. Он был удивлен. Я видел это. Удивлен тем, что я, двенадцатилетний мальчишка, смог призвать сразу трех боевых жаб S-класса.
— Кири, — прошипел он, не сводя с меня взгляда. — Ты иди и убей Цунаде. А я… я немного поиграю с этими жалкими лягушками и моим старым другом.
Девушка в белом, Кири, беззвучно, как призрак, спрыгнула с головы Манды и, не говоря ни слова, скользнула в сторону Цунаде, которая все еще сидела на земле, ослабленная и шокированная.
— НЕТ! — крикнул Джирайя. Он посмотрел на меня и на Шизуне. — Защитите Цунаде! Любой ценой!
С этими словами он, собрав всю свою силу, запрыгнул на голову Гамабунты, вставая рядом со мной. — Ну что, старый друг, — прорычал он. — Похоже, у нас реванш.
И сражение началось.
Это была не битва. Это был катаклизм. Два гигантских мифических существа, Манда и Гамабунта, столкнулись с ревом, который, казалось, расколол само небо. Манда, быстрый и смертоносный, обвился вокруг босса жаб, пытаясь раздавить его в своих кольцах. Гамабунта же, взревев, выхватил свой гигантский танто и с силой вонзил его в чешую змея, заставляя того взвыть от боли.
Гамахиро и Гамакен атаковали с флангов. Это был танец смерти и разрушения. Лес вокруг нас превратился в щепки. Земля ходила ходуном.
А на головах этих титанов разворачивалась своя, личная дуэль. Джирайя, стоя на голове у Гамабунты, складывал печати.
— Катон: Эндан (Стихия Огня: Огненный Снаряд)!
Огромный огненный шар вырвался из его рта, но Орочимару, даже без рук, был как ртуть. Он изогнулся под неестественным углом, и огонь прошел мимо, сжигая деревья за его спиной.
— Ха-ха-ха! Ты все так же предсказуем, Джирайя! — шипел он, и его тело извивалось, уворачиваясь от града игл, которыми Джирайя атаковал его с помощью своих волос.
Он не мог складывать печати. Но ему это и не было нужно. Его тело было его оружием. Он, как настоящая змея, удлинил свою шею на несколько метров, пытаясь укусить Джирайю своими ядовитыми клыками. Он атаковал ногами, нанося быстрые, хлесткие удары, от которых Саннин едва успевал уворачиваться.
Манда, взбешенный атаками Гамахиро, который оставил на его боку несколько глубоких порезов своими катанами, резко развернулся и ударил хвостом. Удар был такой силы, что Гамакен, который пытался его заблокировать своим щитом, отлетел на сотню метров, снося все на своем пути.
Это была кровавая, эпичная бойня. И я знал, что должен вмешаться. Я посмотрел на Кири, которая уже почти добралась до Цунаде. Шизуне отчаянно пыталась ее остановить, метая отравленные сенбоны, но девушка в белом двигалась с грацией балерины и смертоносностью хирурга, легко уворачиваясь от всего.
Битва титанов бушевала. Но я знал, что настоящий, решающий бой развернется здесь. На земле. И от его исхода зависело все.
Я спрыгнул с головы Гамабунты, приземлившись между Кири и Цунаде. Воздух вокруг меня трещал от высвобождаемой чакры. За моей спиной, как грохот землетрясения, разворачивалась битва богов. Я слышал рев Манды, яростные крики Гамабунты, звон гигантской стали. Но все это было лишь фоном. Мой настоящий враг был здесь. Передо мной.
— Эй, кукла, — сказал я, и мой голос был спокоен. — Твой противник — я.
Кири, ассистентка Орочимару, не ответила. Она просто склонила голову набок, и ее холодные, серые глаза, лишенные всяких эмоций, изучали меня, как хирург изучает операционное поле. Кири не видела во мне ребенка. Она видела во мне цель. Угрозу. То, что нужно было устранить.
И она атаковала. Без предупреждения. Без боевого клича. Ее движение было не просто быстрым. Оно было… эффективным. Кири скользнула вперед, и в ее руке, появившись из ниоткуда, блеснули три сенбона. Но она бросила их не в меня. А в Шизуне, которая стояла чуть позади, пытаясь привести в чувство Цунаде.
Это была не атака. Это была проверка. Проверка моих рефлексов, моей скорости, моих приоритетов.
Я среагировал инстинктивно. Мой гибридный Сюнсин сработал, как вспышка. Я появился перед Шизуне, выставляя вперед руку, окутанную «Статическим Покровом». Сенбоны с тихим звоном отскочили от моего электрического щита.
— Неплохо, — ее голос был таким же бесцветным, как и ее глаза. — Рефлексы на уровне джоунина. Интересно.
Она не дала мне передышки и снова была рядом, и на этот раз ее целью был я. Ее пальцы, тонкие и изящные, превратились в смертоносные иглы. Кири не била. Она тыкала . В мои тенкецу. В мои нервные узлы. Каждое ее движение было выверено с анатомической точностью и пыталась не убить меня, а парализовать. Разобрать на части.
Я уворачивался, и это было похоже на танец на лезвии ножа. Моя скорость позволяла мне уходить с линии атаки, но она была как моя тень. Она предугадывала мои движения, контратакуя еще до того, как я успевал завершить маневр.
— Докугири (Ядовитый Туман)! — Шизуне, придя в себя, выдохнула в нашу сторону облако фиолетового, ядовитого газа.
Кири, даже не оборачиваясь, сделала один-единственный, едва заметный взмах рукой. Легкий порыв ветра, созданный ее чакрой, развеял ядовитое облако, как будто его и не было.
— Примитивный нейротоксин на основе аконита, — сказала она своим ровным, лекторским голосом. — Замедляет реакцию на 15%. Неэффективно против того, кто контролирует каждый свой нервный импульс.
Шизуне в ужасе отшатнулась. Эта девушка… она не просто увернулась. Она за долю секунды проанализировала состав яда.
Я понял, что в дуэли на точность я ей проиграю. Значит… нужно было сменить правила игры.
— Таджу Каге Буншин но Дзюцу!
Сотня моих точных копий заполнила поляну, окружая Кири со всех сторон.
— Количество — не значит качество, — сказала она, и в ее голосе впервые прозвучали нотки легкого раздражения.
— А кто сказал, что я гонюсь за качеством? — ухмыльнулся я. — Я гонюсь за хаосом .
И мои клоны бросились в атаку. Это была не скоординированная атака. Это был улей. Рой. Они лезли со всех сторон, били, кусались, пытались схватить ее за ноги, за руки. Кири превратилась в смертоносный вихрь. Она двигалась с невероятной грацией, ломая руки моим клонам, сворачивая им шеи. Они лопались десятками. Но их было слишком много.
Тем временем, битва титанов достигла своего апогея.
Джирайя, стоя на голове у Гамабунты, был в ярости.
— Катон: Гамаю Эндан (Стихия Огня: Снаряд Жаьбьего Масла)!
Гигантский поток вязкого, горючего масла вырвался из пасти Гамабунты, накрывая Манду. Джирайя тут же достал свиток и активировал взрывную печать.
БУ-У-У-УМ!
Огненный шторм, чудовищной силы, поглотил гигантскую змею. Но из центра этого ада, с яростным шипением, вырвался Орочимару и он был невредим, защищенный каким-то барьером. Но был зол.
— Жалкие трюки, Джирайя!
Его шея вытянулась, и из его рта, как кошмарный язык, выскользнуло оно. Длинное, тонкое, вибрирующее лезвие легендарного меча Кусанаги. Он держал его в зубах и атаковал с такой скоростью и непредсказуемостью, что даже Джирайя был вынужден перейти в оборону.
И тут он нанес удар. Орочимару проскользнул под гигантским танто Гамабунты и ударил. Меч Кусанаги глубоко вонзился в бок Легендарного Саннина. Джирайя взревел от боли.
— ДЖИРАЙЯ!
Этот крик был полон такой боли, такой ярости, что, казалось, от него задрожала сама земля.
Цунаде.
Она стояла на ногах. Ее глаза были широко раскрыты, и в них больше не было ни пьяного тумана, ни страха. Лишь чистая, незамутненная, всепоглощающая ярость. Цунаде видела. Видела, как ее товарища, ее друга, пронзает клинок предателя. Она видела, как он падает.
«Нет… — пронеслось в ее голове. — Я… я не потеряю еще и его! НЕ ПОЗВОЛЮ!»
Фиолетовый ромб на ее лбу вспыхнул. — Нинпо: Созо Сайсей (Искусство Ниндзя: Созидательное Возрождение)!
Черные линии, как живые, расползлись по ее лицу, по ее телу. Все ее раны, все ее ушибы, мгновенно затянулись. Ее чакра взорвалась, как сверхновая звезда.
Орочимару, который уже был готов нанести Джирайе последний, смертельный удар, замер. Он обернулся. И его змеиные глаза расширились от ужаса.
Цунаде появилась перед ним в одно мгновение. Орочимару попытался выставить блок своими мертвыми руками, но это было бесполезно.
Она ударила.
ТУК.
Звук был тихим, почти нелепым. Но эффект… был чудовищным.
Орочимару, Легендарный Саннин, отлетел назад, как будто его ударил поезд. Он пролетел через всю поляну, снося на своем пути деревья, и с оглушительным грохотом врезался в скалу, оставив в ней глубокую, паутинообразную трещину.
На поляне воцарилась тишина. Мои клоны, которые уже почти добили Кири, замерли. Шизуне смотрела, не веря своим глазам. Джирайя, держась за рану, смотрел на Цунаде с шоком и… облегчением.
Три Легендарных Саннина. Впервые за много лет они снова были вместе. На одном поле боя. И это была уже не просто драка. Это была война.