Наруто: Бессмертный Макс. Глава 40.
На подготовку ушло три дня. Лошади, вьючные мулы, припасы — дед развернул бурную деятельность, словно собирал не внука на обучение, а военную экспедицию. Два моих верных телохранителя — Кендзи, чьё спокойствие было непоколебимо, и Сорато, молчаливый мастер скрытого клинка. Плюс четверо опытных стражей клана Хигаки для дороги. И конечно, слуга Майто — сухопарый, немолодой мужчина по имени Дзюн. Он должен был провести нас через горные перевалы прямо к воротам их родового поместья. Самого же меня дед, несмотря на суету сборов, гнал на каменную плиту: «Воздух, Такэши. Повышай свой контроль».
Вечер перед отъездом выдался тихим, наполненным предчувствием перемен. Воздух пах нагретой за день землёй и первыми ночными цветами. Я только вернулся с площадки, ощущая приятное ментальное утомление после пару-часового «диалога» с ветром, когда к покоям подошёл слуга с низким поклоном:
— Юный господин Такэши. Вас просит уделить время Мако-сама. В восточном саду у пруда карпов.
Удивление мелькнуло, но быстро сменилось пониманием. Договоренности были договоренностями, но личный контакт перед поездкой… это имело смысл.
Она сидела на краю деревянного настила, свесив ноги над тёмной водой, в которой изредка мелькали золотые и алые пятна карпов. На ней было простое, но дорогое кимоно глубокого синего цвета с серебряной вышивкой герба на подоле. Луна, ещё не полная, но яркая, серебрила её чёрные, уложенные в строгую причёску волосы и холодные черты лица. Прекрасная и отстранённая, как лунная принцесса из старинной сказки.
— Мако-сама, — я сделал учтивый, но неглубокий поклон, подобающий нашему статусу и возрасту.
Она повернула голову. Её тёмные глаза, лишённые былой ярости турнира, были всё такими же глубокими и нечитаемыми.
— Хигаки Такэши-доно, — её голос был ровным, как поверхность пруда. Она ответила поклоном, чуть более формальным. — Благодарю, что нашли время перед трудной дорогой.
— Время всегда найдётся для важной беседы, — ответил я, подбирая слова с осторожностью опытного продажника из прошлой жизни. — Особенно перед вхождением во врата столь древнего знания.
Позволил себе сесть рядом, но на почтительном расстоянии, не нарушая её личного пространства. Тишина повисла не неловкая, а… ожидающая. Она явно была здесь с конкретной целью.
— Я бы хотела извиниться, — начала она прямо, глядя не на меня, а на лунную дорожку на воде. — За турнир. За ту… ярость на арене. Я понимала цель отца ещё до поединка. Использовать меня. Как приманку для оценки вашего потенциала. — Голос её оставался ровным, но в нём появилась тонкая, как лезвие бритвы, горечь. — Во мне говорила гордость Майто. Я хотела доказать ему, что вы… недостойны. Что его затея с передачей Первого Шага чужаку — ошибка. Я выложилась на «Первом Шаге» так, как никогда прежде. И это… чуть не убило меня. И не сломило вас.
Она наконец повернула ко мне лицо. В её глазах не было прежней холодной оценки. Было усталое признание.
— Вы выстояли. Чисто. Без хитростей. И после… ваш поклон отцу, ваши слова о мастерстве и сожалении… слуги донесли. Это было достойно истинного буси. Я была неправа. Вы… достойны прикоснуться к «Восьми Шагам». Возможно, единственный, кто сможет использовать их достойно.
В её словах звучало не просто формальное признание. Было что-то от смирения перед фактом, от обретённого уважения.
— Благодарю за доверие, Мако-сама, — ответил я искренне. — Ваша техника… она впечатлила меня тогда. Сила, скорость, решимость. Цена… тоже. Но именно ваш бой показал мне, на что способна воля, пусть и направленная против меня в тот момент.
Я сделал паузу, давая ей понять, что принимаю её извинение не как нечто должное, а как жест силы.
— Харуми… — Имя младшей сестры она произнесла мягче, и в уголках её губ дрогнуло что-то, похожее на теплоту. — Она часто вспоминает вас. Ваша беседа в саду гостиницы, ваша победа на арене… вы ей понравились. Она — ребенок, Такэши-доно. Очень умный, очень наблюдательный для своих лет, но… ребенок. — Мако посмотрела на меня прямо, и в её взгляде был немой призыв. — Прошу вас. Когда вы встретитесь с ней… будьте осторожны в словах. Она впитывает всё. И её сердце… оно открыто. Не обманите её доверие.
— Харуми-тян излучает свет, — сказал я мягко, вспоминая ту первую встречу. — Её любознательность, её искренность… это редкость. Я отношусь к ней с уважением, которого заслуживает её ум, и с бережностью, которой требует её возраст. Обещаю, Мако-сама.
Она кивнула, видимо, удовлетворенная. Напряжение в её плечах чуть ослабло. Настал момент для смены тактики.
— А «Первый Шаг»… — осторожно сменил я тему, показывая искренний интерес. — Вы сказали, выложились на турнире как никогда. Но разве он всегда так… опустошает? Мне казалось, основа техники — контроль, даже в жертвенности.
Мако вздохнула, и в этом вздохе была вся тяжесть её ноши.
— Теория и практика, Такэши-доно. Техника требует… слияния. Слияния духа, Ки и плоти в едином, сокрушительном порыве. Мужчины нашего клана… они тренируют это с детства. Учат тело гореть постепенно, контролируемо. — Она сжала кулак, глядя на свои тонкие пальцы. — Я… получила знания поздно. После того как… — она запнулась, поймав себя. — После того как стало ясно, что нужен запасной носитель. Отец… он великий мастер, но учитель… — она искала слова, — …требовательный. Ждёт немедленного результата. А женское тело… оно иное. Тоньше каналы Ки, иначе распределяется сила. Я пытаюсь. Каждый день. Но «Первый Шаг» все ещё выжигает меня изнутри, как пожар в соломенной хижине. Контроль… он приходит с опытом. С годами. Которых у меня… не так много на подготовку. — В её голосе прозвучала горечь, тщательно скрываемая, но уловимая для моего слуха.
«После того как стало ясно…»
Обрывок фразы висел в воздухе. Ключ.
— После того как ваш старший брат, Майто Дай-сама, выбрал иной путь? — спросил я мягко, без нажима, просто констатируя известный факт. — Я слышал, он был… невероятно одарён.
Её лицо дрогнуло. Ледяная маска дала трещину. В глазах мелькнула боль, тоска и… что-то тёплое. Любовь сестры.
— Дай-нисама… — её голос стал тише, почти шёпотом. — Да. Он был… солнцем. Его Ки горела так ярко, так… жизненно. Он мог бы стать величайшим мастером «Восьми Шагов» за поколения. Но… — она замолчала, снова глядя на воду. — Он видел меч иначе. Не как продолжение души, а как… инструмент смерти. Его ссора с отцом… — Мако покачала головой, словно отгоняя тяжёлые воспоминания. — …была неизбежна. Он ушёл. Искать свой путь. — В её голосе звучала не осуждение, а глубокая, бессильная печаль.
Пазлы складывались. Отец, Ринтаро, потерявший блестящего наследника и вынужденный в спешке готовить замену — дочь. Дочь, на чьи хрупкие плечи взвалили груз вековой традиции, не дав данной подготовки, требуя невозможного. Девушка её возраста, девятнадцати лет… В мире знатных самурайских родов она давно должна была быть замужем. Возможно, уже растить первенца, а то и второго ребёнка, укрепляя союзы кланов, рожая наследников. Но вместо этого — изнурительные тренировки, боль, давление отца и осознание, что она — лишь временная замена, пока отец не найдёт иного выхода (например, в лице меня — чужого, но с нужным «даром»). Политика отца была суровой: сохранение техники любой ценой, даже ценой счастья и будущего собственной дочери.
— Он мечется, — тихо добавила Мако, словно читая мои мысли. — Между гордостью, традицией и… отчаянием. Четверо детей: три дочери и сын, который отверг наследие. Передать технику женщине… это беспрецедентно. Но и отдать её чужаку… для него это как отрубить себе руку. Ваше появление… для него это и шанс, и поражение.
— Вы говорите, контроль приходит с опытом, — осторожно вернул я разговор в практическое русло, давая ей передышку от тяжёлых тем. — Но разве нельзя… смягчить вход в Шаг? Найти точку баланса, где сила достаточна, а цена — терпима? Может быть, через медитацию? Или иной способ концентрации? Дед учит, что ключ к любой силе — понимание её источника и своих собственных пределов.
Она задумалась. Впервые за вечер её взгляд стал не отстранённым, а заинтересованно-аналитическим.
— Медитация… — повторила она задумчиво. — Отец говорит, что Шаг — это взрыв. Взрыв не терпит медитации. Но… возможно, вы правы. Возможно, я пытаюсь прыгнуть сразу в пламя, не научившись сначала подносить руку к огню. — Она посмотрела на меня с искренним, неподдельным интересом. — Ваш дед… «Буревестник»… он действительно учит таким вещам? Пониманию пределов?
— Он учит, что истинная сила рождается из осознания, а не из слепого рывка, — подтвердил я. — Что тело и дух — инструменты, которые нужно чувствовать, как музыкант чувствует струны. Перед мощным ударом — всегда глубокий вдох. Перед прыжком в бездну — проверка ветра. Возможно, “Восемь Шагов” — это не просто рывок, а… серия осознанных шагов вглубь своей силы. И первый шаг должен быть самым точным.
Мако слушала, не отрывая взгляда. Ледяная отстранённость таяла, сменяясь живым, почти жадным интересом девушки, которая годами билась головой о стену догм и вдруг увидела в ней трещину. Мы говорили долго. О принципах Пути Пустоты — не секретах, а философии контроля и осознанности. О её тренировках, о том, где именно рвётся контроль при входе в Шаг. О том, как справляться с давлением отца — я делился наблюдениями за дедом: «Иногда лучший ответ — не спор, а безупречно выполненное действие. Он уважает результат больше, чем слова».
Она рассказывала о поместье Майто, о суровых горных ветрах, о старых свитках с техниками, которые ей разрешалось изучать лишь частично. О Харуми и её бесконечных вопросах. Об Аки, замкнутой и невероятно ответственной. Постепенно, шаг за шагом, под сребристым светом луны и шёпот карпов в пруду, Мако Майто перестала быть холодной наследницей угасающего клана. Она стала просто Мако. Девятнадцатилетней девушкой с умными, усталыми глазами, несущей на своих плечах груз, который ей не по силам, но который она несёт из любви к отцу и сёстрам, из гордости за имя. Жертвой обстоятельств, выкованных бегством брата и традициями, жёсткими как горная скала.
Разница в возрасте — десять лет мальчику и девушке на выданье — растворилась в лёгкости взаимопонимания. Я, с опытом взрослого человека, умел слушать и задавать нужные вопросы. Она, изголодавшаяся по простому человеческому разговору без подтекстов и давления, раскрывалась, как ночной цветок.
Когда тени стали совсем длинными, а прохлада заставила её слегка поёжиться, она вдруг рассмеялась. Коротко, звонко, неожиданно. В ответ на мою какую-то шутку про упрямство горных козлов, которых они разводят, и упрямство мастеров меча.
— Вы… удивительный, Такэши-доно, — сказала она, вытирая несуществующую слезинку с ресниц. Улыбка преобразила её лицо, согрела его, сделала молодым и почти беззаботным. — В десять лет шутить как старый, мудрый воин и говорить о вещах, о которых иные самураи в тридцать не задумываются. Харуми права — вы интересны. Завтра трудный путь. Вам нужен отдых. И мне тоже.
Мы встали одновременно. Она совершила поклон — глубокий, искренний, без прежней ледяной формальности.
— Благодарю вас, Такэши-доно. За беседу. За… понимание. Удачи вам в горах. И… будьте осторожны даже с Первым Шагом. Он коварен.
— Благодарю, Мако-сама, — я ответил поклоном, чуть менее глубоким, но полным уважения. — За доверие. За предупреждение. И за ваш смех — он украсил этот вечер. До новых встреч.
— До новых встреч, — её ответ прозвучал тепло.
Она развернулась и пошла по тропинке, её зелёно-золотое кимоно сливалось с ночными тенями. Я смотрел ей вслед, чувствуя неожиданную теплоту и грусть. Мы расстались не просто союзниками по договору кланов. Мы расстались друзьями. Странная, невероятная дружба десятилетнего бессмертного мальчика и девятнадцатилетней наследницы самурайского клана, зажатой в тисках долга и традиций.
Вернувшись в свои покои, я долго смотрел в тёмное окно, думая о Мако, о её брате Дае, о предстоящем Первом Шаге и о холодных горах Майто, где меня ждали не только знания, но и новые, повороты судьбы. Но после разговора с Мако дорога туда казалась уже не такой одинокой.
На следующий день провожать вышло чуть ли не половина поместья. Утренний воздух был свеж и прозрачен, пах нагретой солнцем хвоей и пылью дороги. Дед стоял у ворот, неподвижный и прямой, а его стальные глаза пристально изучали наш небольшой отряд — Кендзи и Сорато позади меня, четверо стражей из числа ветеранов, слуга Майто Дзюн с бесстрастным лицом, и вьючные мулы, терпеливо жующие овёс. Но рядом с его мощной фигурой толпились и другие. Мако, его единственный глаз светился редким теплом, а рядом — Харуто, подтянутый и серьёзный, старательно копирующий отцовскую выправку. Мелькали знакомые лица слуг — старый повар, суровый начальник конюшни, девчонка-травница, чью растянутую ногу я как-то помог зафиксировать после падения. Даже огромный белый пёс Сиро, обычно предпочитавший тень кузницы, лениво вилял хвостом и тыкался холодным носом мне в ладонь, словно чувствуя долгую разлуку.
Мако стояла чуть поодаль, в простом дорожном кимоно, скрещённом на груди практичным шнуром. Её лицо было привычно сдержанным, но в тёмных глазах читалось что-то большее, чем формальная вежливость — признание после нашего ночного разговора у пруда. Она кивнула мне, когда наш взгляд встретился, и я уловил лёгкое смягчение в уголках её губ.
В воздухе витало то особенное, чуть щемящее чувство проводов — смесь грусти, пожеланий удачи, и бытовой суеты. Дед поднял руку, и толпа стихла, будто по мановению невидимой палочки дирижёра. Его голос, привычно резкий, прозвучал на удивление… объемно, наполняя двор:
— Дорога длинна, а горы Майто суровы. Бдительность. Выдержка. Помните — вы лицо клана Хигаки. Честь не в броне, а в поступках. Слушайте Такэши. Слушайте Дзюна. Берегите друг друга.
Он перевёл взгляд на меня. В стальных глазах читалось всё: напутствие воина, тревога деда и твёрдое напоминание о ноше, которую я несу внутри. Его рука легла мне на плечо — тяжело, как пудовая гиря, но в этом была вся невысказанная поддержка.
— Дорога открыта, внук. Иди. Учись и… возвращайся сильнее.
Я наклонился, обхватив его крепко. Его рука на мгновение сжала мою спину в ответ — редкий, красноречивый жест. Потом он отстранился.
С Макото обменялись формальными поклонами, как положено господину и управляющему. Но затем я протянул руку. Старый воин на миг замер, его единственный глаз широко распахнулся от неожиданности, потом морщины у глаз углубились в подобие улыбки. Его шершавая, сильная ладонь сжала мою в коротком, мужском рукопожатии — знак доверия, выходящего за рамки ритуала.
— Держи ухо востро, юный господин, — негромко проговорил он. — И возвращайся. Поместью без тебя будет… тише. Непривычно.
Я кивнул, сжимая его руку в ответ, чувствуя шрамы и силу. Затем обернулся к Мако. Подошёл, улыбнулся ей своей самой открытой, детской улыбкой (все же преимущества десятилетнего тела!) и просто помахал рукой.
— До новых встреч, Мако-сама! Спасибо за карпов!
Она слегка покраснела, смущённая такой непосредственностью при всех, но ответила коротким, почти незаметным кивком и подобием улыбки. Дед, наблюдавший за этой сценой, лишь слегка качнул головой, и в его глазах мелькнуло что-то вроде… тёплой усмешки. Сиро ткнулся носом мне в колено, требуя прощального почёсывания за ухом.
— Ладно, Сиро, держи форт, — пробормотал я, наклоняясь к псу. — Охраняй деда.
Потом развернулся к отряду. Кендзи и Сорато уже сидели в сёдлах, их позы безупречны. Стражи ждали. Дзюн склонился в вежливом поклоне, готовый вести.
— В путь! — скомандовал я, стараясь вложить в голос уверенность, которой пока не до конца чувствовал.
Лошади тронулись. Я оглянулся в последний раз. Поместье Хигаки, отремонтированные стены, знакомые лица, машущие руки. Дед стоял, как скала, его взгляд провожал нас до самого поворота дороги. А потом деревья сомкнулись, и родные стены скрылись из виду. Осталась лишь дорога, уходящая на север, в горы, к тайнам и испытаниям клана Майто.
Дорога заняла неделю. Неделю пыли, ухабов, ночёвок под звёздами или в душных общих залах постоялых дворов, где воздух был густ от запаха пота, жареной рыбы и дешёвого сакэ. Горный воздух становился всё прохладнее, разреженнее. Лиственные леса уступили место хвойным, затем — редколесью и каменистым склонам. Дорога вилась серпантином, выматывая лошадей.
Я старался поддерживать разговор с Дзюном — сухопарым, немногословным слугой Майто, чьи знания о тропах и местных обычаях были бесценны. Он отвечал вежливо, но скупо, словно отмеряя каждое слово. Кендзи и Сорато держались в тени, бдительные и незаметные. Стражи несли службу безупречно, но усталость копилась.
Я чувствовал эту усталость в их плечах, слышал её в храпе по ночам. И чувствовал другое — постоянный, едва уловимый фон. Тихое гудение холодного Солнца внутри. Сеть была раскинута. Радиус её действия… оставался загадкой. Каждую ночь, лёжа под звёздами или на жёстком полу, я пытался сосредоточиться, ощутить её границы, как учил дед. Это было похоже на попытку услышать шёпот в грохочущей кузнице. Лишь смутное ощущение присутствия, без чётких очертаний. И страх — страх, что где-то рядом, в пределах этой невидимой паутины, умрёт человек, и его душа будет украдена для моего топлива.
За день до назначенного срока мы остановились в последнем горном селении, где ещё были признаки цивилизации — скрипучая мельница, кузница, постоялый двор. Отсюда Дзюн отправил гонца с вестью о нашем скором прибытии в поместье Майто. Чтобы хозяева были готовы.
Последний отрезок пути был самым трудным. Тропа превратилась в каменистую тропинку, местами едва различимую на склонах. Воздух звенел от морозной чистоты. Скалы нависали мрачными исполинами, их вершины терялись в серой дымке облаков. Лошади шли осторожно, фыркая. И вот, после крутого подъёма и резкого поворота за скальной грядой, оно открылось взору.
Поместье Майто.
Оно не поражало размерами, как Хигаки в долине. Оно впечатляло своим местоположением и суровой неприступностью. Построенное на гигантском уступе горы, оно казалось продолжением скалы. Высокие, тёмные каменные стены, сложенные из местного сланца, сливались с окружающими утёсами. Черепичные крыши низких, приземистых зданий были покрыты патиной времени и лишайником.
Над главными воротами, массивными и окованными чернёным железом, реял выцветший штандарт клана. К воротам вёл узкий мост через глубокий, тёмный овраг, на дне которого белели останки давно сгнивших деревьев и, возможно, не только их. По стенам и башням виднелись фигуры стражей в тёмных доспехах — немногочисленные, но стоявшие недвижно, как каменные идолы. Веяло холодом, древностью и скрытой силой.
Нас ждали. Ворота были распахнуты. Перед ними, на небольшой вымощенной площадке, стояла группа. В центре — сам Рэнтаро Майто, глава клана. Он излучал ауру власти, привыкшей повелевать в этих суровых горах.
Рядом с ним стояли двое старших слуг, похожих на Дзюна — сухие, выносливые, с бесстрастными лицами горцев. И несколько стражей, чьи доспехи, хоть и добротные, носили следы частых починок.
Наш отряд остановился. Я спешился первым. Кендзи и Сорато мгновенно последовали моему примеру, став чуть позади и сбоку. Стражи остались с лошадьми. Я сделал шаг вперёд и совершил глубокий, безупречный поклон, как подобает ученику перед мастером, в чей дом он пришёл за знанием.
— Майто Рэнтаро-доно, — мой голос, отточенный тренировками и годами странствий, прозвучал чётко и ровно в горной тишине. — Благодарю за гостеприимство и возможность прикоснуться к мудрости вашего клана. Хигаки Такэши прибыл для обучения, как было договорено.
Ринтаро Майто не спешил отвечать. Его пронзительный взгляд скользил по мне, по моим телохранителям, по стражникам Хигаки, оценивая каждую деталь. Казалось, он взвешивал не только мои слова, но и саму мою суть. Наконец, он слегка кивнул, его губы на мгновение тронуло что-то, отдалённо напоминающее вежливую усмешку.
— Хигаки Такэши-доно, — его голос был низким, чуть хрипловатым. Он отдал поклон, чуть менее глубокий, чем мой, но безукоризненный — поклон хозяина гостю и потенциальному ученику. — Добро пожаловать в горы Майто. Ваш путь был долог. Поместье готово принять вас. Прошу, следуйте.
Он повернулся и жестом пригласил войти. Его движения были экономичными, лишёнными суеты, но полными скрытой силы. За ним последовали слуги. Стражи Майто разомкнулись, пропуская нас. Мост через овраг заскрипел под копытами наших лошадей. Войдя в ворота, я очутился во внутреннем дворе. Он был невелик, вымощен неровным камнем. Здания, прижавшиеся к скале, казались аскетичными, без излишеств. Всюду чувствовался дух практичности и суровой дисциплины. Воздух пах хвоей, камнем и холодным пеплом.
Ринтаро Майто лично проводил меня в отведённые покои — небольшую, но чистую комнату в одном из боковых зданий. Стены из тёсаного камня, циновки на полу, низкий столик, ниша для свитков, окно с видом на мрачные скалы и глубокую пропасть. Ничего лишнего.
— Отдохните с дороги, Такэши-доно, — сказал он, остановившись на пороге. Его взгляд снова прицельно изучил моё лицо. — Ваши люди и лошади будут размещены должным образом. Вечером, после трапезы, я пошлю за вами. Нам есть что обсудить перед началом обучения. Освоение Первого Шага… требует ясности понимания с обеих сторон.
Его слова звучали вежливо, но в них слышалось недвусмысленное предупреждение. И глубокое, скрытое любопытство. Он хотел взглянуть на того, кого его дочь с таким неожиданным уважением описала в своих донесениях. На того, кто рискнул принять вызов «Восьми Шагов к Смерти».
— Благодарю, Майто-доно, — я поклонился. — Я буду ждать вашего приглашения.
Он кивнул, коротко и резко, и вышел, оставив меня наедине с каменными стенами, гулом ветра за окном и нарастающим предчувствием грядущего тяжёлого разговора. Горы Майто молчали, но их молчание было красноречивее любых слов. Испытание начиналось не завтра. Оно начиналось сегодня вечером.
P.S. Уважаемые читатели, если найдёте ошибки, напишите мне, пожалуйста, в ЛС (желательно) или хотя бы отпишитесь в комментариях.