На следующий день я попросил деда не беспокоить меня и дать время обдумать… то, что я узнал. Он не стал возражать. Его взгляд, застывший с прошлого вечера в немом вопросе, лишь чуть смягчился, но острые грани тревоги и бдительности никуда не исчезли. Он кивнул, коротко и резко, и оставил меня в тишине моих покоев, где запах воска ещё витал в воздухе, смешиваясь с тяжестью несказанного.
Я сидел, уставившись в пустоту перед собой. Автомобиль. Удар. Холод асфальта. Последняя мысль о мире, который был лишь картинкой на экране. Невезение? Или… дикая, извращённая удача? Суть моей души искажена, переплавлена в горниле чужой агонии и инопространственного кошмара. Симбиоз. Чудовищный гибрид.
И самое страшное — неосознанное поглощение. Пассивный режим. Сеть, раскинутая моей сутью, ловит ускользающие души в момент их освобождения, запечатывая их в холодном Солнце внутри меня. Топливо. Валюта моего бессмертия. Всплыл тот жуткий день в подземельях культа Истинного Джашина. Главный культист, его глаза, внезапно затуманенные неистовым решением, когда он приказал резать детей. После того как меня уже «убили» первый раз. Может быть… он почувствовал или ему подсказал сам этот их Джашин, что душ не хватает, и тогда культист решился перейти на детей? В любом случае, тем детям не светило ничего хорошего в лапах этих фанатиков. Я знал это по себе. Полгода пыток и унижений выжгли это знание в костях. Их смерть была ужасна, но их участь была предрешена с момента как они оказались там.
Холодный, практический вывод выкристаллизовался из хаоса мыслей и самоотвращения: Держаться подальше. От близких. От тех, кто мне дорог. В час их смерти. Пока я не научусь контролировать этот проклятый процесс поглощения, пока не пойму его механизм досконально. Радиус действия — первое, что нужно выяснить. Насколько далеко простирается эта невидимая сеть смерти? Кто ещё поплатился душой за мои “чудесные” исцеления?
Мысль о деде, умирающем где-то рядом, а его душа… затягиваемая в черную бездну внутри меня… заставила сжаться все внутри. Нет. Этого нельзя допустить. Однозначно.
Чувство опустошённости сменилось странным, ледяным спокойствием. Осознание пришло. Ужасающее, но неизбежное. Я встал. Тело двигалось легко, но с новой, непривычной тяжестью в самой сердцевине. Не физической. Весом знания. Весом тёмного Солнца, что теперь пульсировало осознанно, холодным узлом силы где-то ниже диафрагмы.
Я направился к каменной площадке. Не из желания тренироваться, а из потребности проверить. Проверить себя. Проверить новую реальность. Знание о стене, о барьере, было теперь ясно как день. Это был барьер непонимания самой своей сути. Теперь он рухнул. И что осталось?
Ветер встретил меня на вершине привычным воем, гоняя пыль и сухие травинки по серой плите. Я встал в центр, закрыл глаза. Остриё Сознания развернулось автоматически. Но теперь… теперь оно ощущало не только внешний мир. Оно ощущало внутренний. Пульсацию тёмной Ки в харе. Густую, тяжёлую, как расплавленный обсидиан, но послушную. Мою.
Я поднял руку, пальцы сложил. Не думал о ветре. Думал о точке в пространстве передо мной. О разрезе. Раньше я пытался заставить воздух стать лезвием. Теперь… теперь я просто знал, что могу. Ки Воздуха — чистого, внешнего — рванулась из хары по привычному каналу. Но в тот же миг, почти без сознательного усилия, из холодного Солнца внутри отделилась тончайшая струйка тёмной энергии. Она не заменила стихийную Ки. Она влилась в нее. Смешалась. Как капля чернил в воде, но без потери силы — скорее, усилив, уплотнив, придав ей леденящую остроту и неумолимость.
«Щ-ж-жик!»
Звук был не резким щелчком, а низким, вибрирующим шипением, как будто рвали прочную ткань. Воздух перед пальцами задрожал, исказился тёмной рябью. На камне, в десяти шагах, не появилась царапина. Появилась борозда — глубокая, с рваными краями, будто камень не разрезали, а разорвали изнутри. От неё шёл лёгкий дымок, пахнущий озоном и чем-то… выжженным.
Эйфории не было. Был холодный шок. От лёгкости. От мощности. От того, как это получилось. Смешение работало. И оно было чудовищно эффективным. Но цена… Цена была в микроскопическом, едва уловимом уменьшении давления внутри тёмного Солнца. Видимо, крошечная толика энергии одной из пойманных душ была потрачена на этот усиленный Разрез. На тренировку.
Я опустил руку. Пальцы не горели. Не было усталости после мощного выброса Ки. Только ледяная пустота там, где была затрачена тёмная энергия, и осознание этой траты. Радость от снятого ограничения на стихийные техники была горька, как полынь. Да, теперь Воздух подчинялся легко, почти инстинктивно, потому что я больше не боролся с самим собой. Потому что я знал, кто я, и какова моя сила. И знал, чем она питается.
Я мог стать сильнее. Гораздо сильнее. Используя этот тёмный резерв. Но каждый раз, используя его, я буду знать — это оплачено чьей-то несвободой, чьей-то запертой в вечном топливе душой. И голод Тени внутри, этот вечный, ненасытный зверь, будет лишь сильнее рычать, требуя восполнить потерю.
Я стоял на продуваемой всеми ветрами плите, чувствуя, как холодная мощь пульсирует в такт сердцебиению, и как тяжесть этого знания вдавливает меня в камень. С этим ничего нельзя было поделать. Ни сейчас. Никогда. Только принять. И научиться контролировать. Контролировать силу. Контролировать голод. Контролировать сеть. Чтобы не украсть то, что не должен. Чтобы защитить тех, кто дорог.
Ветер свистел в ушах, холодный и свободный. Я больше не был его частью в том смысле, о котором говорил дед. Я был чем-то другим. Но я мог говорить с ним. Теперь — на своем, новом, языке. Я поднял руку снова. Не для Разреза. Просто ладонью к ветру. И почувствовал, как он обтекает пальцы, как струится между ними. Без стены. Без барьера. Только я, ветер, и ледяное Солнце душ внутри. Такова теперь была моя реальность.
Вечером, в кабинете, пропитанном запахом старого дерева и тушью, я рассказал деду всё. О культе Джашина, о ритуале, который исказил саму суть души. Слова текли… тяжело. Я описал холодное Солнце внутри, сеть, что ловит ускользающие души в момент их отбытия, превращая их в топливо для моего бессмертия. Рассказал о Голоде — не по еде, а по этим самым душам, о ненасытном рыке Тени внутри после каждой траты энергии на исцеление. И о том ужасающем осознании, что моё присутствие может украсть последний путь у тех, кто мне дорог. Особенно у него.
— Я… я чувствую, что могу использовать эту энергию, — голос сорвался на шёпот. — Не только для восстановления. Для… усиления. Моей Ки. Она… смешивается. Делает стихийные техники мощнее. Но я не знаю как. Не знаю, как это контролировать. И не знаю, хочу ли… — Я замолчал, не в силах смотреть ему в глаза, уставившись в тёмный лак стола, где отражалось пламя масляной лампы. — Я монстр, дед. Продукт ошибки и кошмара.
Тишина повисла густая, тяжёлая. Я ждал. Отторжения. Ужаса. Гнева. Всего, что было бы справедливо. Вместо этого услышал глубокий, размеренный вдох. Потом — тихий стук костяшками пальцев по лакированной поверхности стола. Знакомый ритм размышлений.
Поднял взгляд. Арика сидел неподвижно. Его лицо, изборождённое морщинами, было сосредоточенным, как во время анализа боевой стойки. Но в глазах… в стальных глазах не было ни страха, ни ненависти. Была глубокая, непробиваемая сосредоточенность. И… печаль? Нет. Принятие. Принятие факта, каким бы чудовищным он ни был.
— Ошибка? — Его голос был низким, без привычной резкости, но твёрдым, как скала. — Возможно. Кошмар? Несомненно. Но монстр? — Он покачал головой, и в этом движении было окончательное отрицание. — Монстры не испытывают ужаса от своей природы. Не боятся причинить вред близким. Ты — Такэши Хигаки. Мой внук. Мой ученик. Твоя судьба… это тёмная река, в которую ты был брошен. Но плывёшь по ней ты. И твой курс… — он ткнул пальцем в мою сторону, — …определяется твоими решениями. Сейчас. Здесь.
Он откинулся назад, скрестив руки. Его взгляд стал острым, аналитическим.
— Проблема… ясна. Присутствие. Пассивное поглощение. Угроза душам близких в час их… перехода. — Он произнёс это слово без колебаний, как самурай, привыкший смотреть смерти в лицо. — Это неприемлемо. Для тебя. Для них. Для естественного порядка вещей. Душа должна найти свой путь в Чистый Мир, а не томиться в… хранилище. — Он явно с трудом подбирал слова для описания холодного Солнца. — Контроль. Над этим процессом. Над сетью. Это ключ. Без него… да, близость к тебе в смертный час будет не защитой, а ловушкой. — В его глазах мелькнула тень той самой боли, которую я боялся причинить. Но не осуждения. Сострадания. К моей ноше.
Он тяжело вздохнул, его пальцы снова забарабанили по столу.
— Ты говоришь о возможности использовать эту… тёмную энергию. Усиливать ею свою Ки. — Он сделал паузу, обдумывая. — Это… опасно. Очень. Любая сила, основанная на потреблении чужой сущности… она разъедает душу. Но в твоём случае ситуация иная, потому… — его взгляд стал пронзительным, — …игнорировать её, бояться — значит оставлять дикого зверя на привязи внутри себя. Не зная, когда цепь порвётся. Контроль нужен и здесь. Понимание механизма. Пределов. Цены каждой использованной искры.
Я кивнул, чувствуя, как камень вины чуть сдвигается с души, не исчезая, но переставая давить с невыносимой силой. Его спокойствие, его прагматизм были якорем в этом хаосе.
— Стихия, — вдруг сказал он, меняя тему, но не тон. — Ты ведь ходил к плите. Проверил.
— Да, — ответил я, и в голосе впервые за этот разговор прозвучало что-то кроме горечи. — Стена… её нет. Воздух… он слушается. Легко. Разрез Пустоты… — я описал результат, глубокую борозду на камне, дымок, запах озона и выжженности. — Это… сработало. Ки Воздуха и… та, тёмная… они смешались. Усилили друг друга.
На лице Арики мелькнуло что-то, очень похожее на удовлетворение. Весьма сдержанное, но узнаваемое.
— Хорошо, — произнёс он. — Очень хорошо. Значит, фундаментальная проблема Пути Пустоты для тебя решена. Дорога к стихийным техникам открыта. Теперь — шлифовка, глубина, контроль. Тренировки выходят на новый уровень. — Он замолчал на мгновение, и в его глазах загорелся знакомый огонь стратега. — И это своевременно. Потому что овладение Первым Шагом Майто… оно потребует всего твоего фокуса. Всей твоей воли. И, возможно, — его взгляд стал тяжел, — …той самой новой силы.
Он на пару секунд задумался и продолжил.
— Письмо. Семье Майто. Я напишу его завтра. Официальное приглашение для тебя пройти обучение Первому Шагу у главы клана, согласно нашему договору. Как только придёт их согласие и обозначится срок… ты отправишься. — Он посмотрел на меня прямо. — Это не просто тренировка, Такэши. Это испытание. Их техника сжигает плоть, выжигает душу. Для смертного — шаг к пропасти. Для тебя, как мы уже обсуждали, — это шанс.
Он встал, его тень легла на меня, но не давила. Была в ней какая-то… защита.
— А пока, — его голос смягчился на полтона, — учись чувствовать эту новую энергию. Не используй её без крайней нужды. Но познавай. Наблюдай за её течением. За её… голодом. Старайся ощутить границы той сети, что ловит души, её радиус. Ты должен научиться чувствовать её пределы, как чувствуешь пределы острия сознания. Это первый шаг к контролю. — Он положил руку мне на плечо. Тяжёлую, твёрдую, но не давящую. Опора. — Ты не один, внук. Мы разберёмся. Сетью. Силой. С Майто. Шаг за шагом. Как и всегда.
Он вышел, оставив меня в кабинете с дрожащим светом лампы и бурлящим хаосом внутри. Страх перед кражей чужих душ, леденящее осознание силы Тьмы, мрачные перспективы тренировок у Майто… и твёрдая, как камень, уверенность деда в том, что мы справимся. Чтобы беречь то, что дорого. (Или, для более плавной связи: …справимся, чтобы беречь то, что дорого.)
Три недели. Казалось бы, миг после года странствий, но каждая минута на каменной плите была наполнена иной, сфокусированной интенсивностью. Ветер перестал быть противником; он стал партнёром, послушным инструментом, чьи потоки теперь ощущались кожей, дыханием, самой Ки с невероятной ясностью. Барьер пал, и Путь Пустоты раскрылся по-новому.
Разрез Пустоты больше не был неуклюжей попыткой сжатия воздуха. Теперь это был точный, молниеносный выброс лезвия из сконцентрированного ветра. Я учился варьировать его — от тонкого, почти невидимого пореза на камне, оставляющего лишь холодную линию, до мощного, рвущего удара, оставляющего глубокую, дымящуюся борозду с рваными краями, когда в поток Ки Воздуха вплеталась та самая холодная, густая нить из тёмного Солнца внутри. Эффект был ошеломляющим, но каждый такой усиленный разрез оставлял после себя не физическую усталость, а усиливающийся шёпот Голода — ненасытный рык Тени, требовавший восполнения. Я научился дозировать, использовать крошечные капли тёмной энергии лишь для финального, решающего усиления, стараясь обходиться чистой силой Воздуха.
Выпад Пустоты превратился из рискованного рывка в управляемое движение. Тело, усиленное Ки Воздуха, сливалось с потоком ветра, позволяя перемещаться с немыслимой скоростью на короткие дистанции, оставляя за собой лишь лёгкую рябь искажённого воздуха. Вплетение тёмной энергии делало рывок почти телепортацией, но ценой была не только трата драгоценного «топлива», но и мучительное ощущение, будто плоть на миг рвётся на части, прежде чем бессмертие мгновенно сшивало её обратно. Я отрабатывал чистые выпады, доводя их до автоматизма, оставляя тёмное усиление лишь для гипотетических крайних случаев.
Сэйрю же стала частым гостем в эти недели. Узы договора, подкреплённые кровью и её признанием, ощущались прочнее. Я призывал её не только для тренировок восприятия — её зоркие жёлтые глаза видели малейшие колебания воздуха, ошибки в концентрации, — а просто для разговоров. Сидя на краю плиты, пока ветер трепал наши волосы (её — перья), она рассказывала о своём мире — Бескрайних Небесах Вихрей. О мире бескрайних воздушных течений, островов-скал, парящих в вечном потоке, и могучих птичьих стай, где царили свои законы силы и скорости.
— Моя стая, — говорила она своим чистым, шелестящим голосом, — лишь одна из многих. Мы — Дети Северного Ветра. Наша Владычица, Небесная Принцесса, парит на вершинах вечных ураганов. Её крылья затмевают солнце, а взгляд видит суть ветра. — В её глазах светилось не страх, а глубочайшее уважение.
— А попасть туда? — спросил я как-то, вспомнив о Режиме Мудреца из аниме, требующем гармонии с природой. — Возможно ли?
Сэйрю наклонила голову, изучая меня.
— Врата между мирами… они есть. Но открываются лишь по воле великих духов или в моменты колоссальных разрывов в ткани реальности, — она замолчала, её взгляд будто проникал сквозь кожу, ощущая пульс тёмного Солнца. — Возможно, когда-нибудь… Но стремиться к этому без зова Владычицы — безумие.
Её слова были предостережением, но и ключом. Знание, что путь есть, пусть и сложный, отложилось в сознании. Пока же были тренировки, оттачивание контроля над стихией и той новой, двойственной силой, что жила во мне. Прогресс был ощутим, но путь предстоял долгий.
И вот, на исходе третьей недели, размеренный ритм жизни поместья был нарушен. Не гонцом с письмом, а целым небольшим отрядом.
Я возвращался с площадки, чувствуя приятную усталость в мышцах после часов чистых, без тёмных примесей выпадов, когда увидел их у главных ворот. Небольшая группа — шесть человек, но с неоспоримым достоинством, несмотря на скромность одежд по сравнению с прежней пышностью. В центре, прямая как клинок, в практичном, зелёно-золотом хаори с едва заметным, выцветшим гербом Майто — стояла Мако. Её лицо было бледным, словно выточенным из мрамора, без единой эмоции. Глубокие тени под глазами говорили о бессонных ночах или не до конца залеченных последствиях "Шага". Но взгляд… её тёмные глаза, встретившись с моими, были холодными, как зимнее озеро, и оценивающими. Ни ненависти, ни былой ярости — лишь ледяная, сосредоточенная готовность. Рядом — двое старших слуг с бесстрастными лицами и трое стражей в добротных, но без излишеств доспехах. Их позы говорили о выучке, но в глазах читалась усталость, а на доспехах — следы починок. Клан экономил.
Стражи Хигаки, узнав Мако, пропустили отряд во внутренний двор. Макото уже вышел им навстречу, его единственный глаз оценивающе скользнул по гостям. Обменялись короткими, почтительными поклонами. Мако что-то тихо сказала Макото, и тот кивнул, жестом приглашая следовать к главному зданию.
Дед принял их в приёмной, менее официальной, чем кабинет, но все же подчёркивающей статус хозяина. Я вошёл следом, стараясь не привлекать лишнего внимания. Арика сидел за низким столом, его осанка была безупречной, взгляд — спокойным, но всевидящим. Мако, войдя, совершила глубокий, безупречный поклон.
— Хигаки-доно, — её голос звучал ровно, без дрожи, но и без тепла. — Благодарю за прием. Я, Мако, дочь Рэнтаро, главы клана Майто, передаю ответ моего отца.
Она вынула из складок хаори аккуратный, запечатанный свиток с гербовой печатью Майто и протянула его двумя руками. Дед принял его с равной степенью вежливости.
— Благодарю, Мако-сан. Прошу, расположитесь с вашими людьми, пока я ознакомлюсь с посланием. Им будет оказано должное гостеприимство.
Мако кивнула, ещё один короткий поклон, и вышла вслед за Макото, который повёл её и свиту в сторону гостевых покоев. Холодный, оценивающий взгляд Мако скользнул по мне в последний миг перед выходом.
Дед сломал печать, развернул свиток. Его глаза быстро пробежали по строкам изысканного, но несколько угловатого почерка. Наконец, он поднял взгляд на меня.
— Глава клана Майто, Рэнтаро-доно, — произнёс он чётко, — подтверждает наши договорённости, заключённые после турнира «Восходящих Клинков». И он готов принять тебя, Такэши Хигаки, в качестве ученика для изучения Первого Шага их легендарной техники “Восемь Шагов к Смерти”.
Дед сделал паузу, давая словам осесть.
— Рэнтаро-доно подчеркивает, — продолжил дед, его голос стал чуть жестче, — что передача знания, даже Первого Шага, является актом глубочайшего доверия и требует от ученика абсолютной преданности делу, непоколебимой воли и готовности принять всю тяжесть и… цену техники. Обучение будет проходить в их родовом поместье, в горах на севере Страны Железа. Он ожидает твоего прибытия через две недели. Время выбрано с учётом пути и необходимости подготовки с нашей стороны.
Он положил свиток на стол. В его глазах читалось нечто большее, чем просто информация. Была стратегическая оценка, тщательное взвешивание всех рисков и возможных выгод.
— Готовься, Такэши. Это не турнирный поединок. Это вхождение в самое пекло их родовой тайны. И твой дар… — он сделал едва заметную паузу, — …должен стать твоим щитом и мечом там.
Он вышел, оставив меня наедине с развёрнутым свитком на столе и с предвкушением предстоящего.
P.S. Уважаемые читатели, если найдёте ошибки, напишите мне, пожалуйста, в ЛС (желательно) или хотя бы отпишитесь в комментариях.