Наруто: Бессмертный Макс. Глава 3
Глава 3.
Тишина в опустевшем тюремном блоке слегка давила после уже привычного гула и криков. Все ушли на кровавый карнавал. Но несмотря на это дышалось легче. Словно тяжёлый камень свалился с груди. Я сидел в тёмном углу своей клетки, бормоча планы себе под нос, слушая, как эхо разносит мой голос по каменным гробницам коридоров.Сейчас было идеальное время.
«Если собираюсь сбежать, нельзя тащить лишний багаж.» — промелькнула мысль у меня, когда я смотрел на свои предплечья, где под кожей угадывались неровные контуры железа.
Боль? Она уже начала становится старым для меня знакомым. Я вонзил острые, специально не стриженные ногти в кожу левого предплечья. Знакомое жжение, потом тупой разрыв тканей. Кровь, тёплая и липкая, хлынула ручьём, окрашивая рукав. Из благ потекли слезы, но я стиснул зубы, нащупал пальцами под мышцей холодный, ненавистный пруток. Рывок — и маленький железный брусок цилиндрической формы, облепленный кровавыми клочьями, оказался у меня в руке. Тяжело вздохнув швырнул его на каменный пол. Звук, громкий, неприятный, эхом покатился по пустоте, затихая где-то вдалеке. Музыка свободы.
Потом правая рука. Левая нога. Правая нога. Живот. Я действовал быстро, почти механически, разрывая кожу и мышцы резкими, точными движениями. Боль была острой, но… фоновой. Как шум вентиляции. Из каждой свежей раны я извлекал по куску ненавистного железа — те самые прутья, что когда-то были частью маленьких окошек. Они падали на пол с глухими стуками, образуя кровавую кучку хлама.
«Вот она моя кровавая сила юности.»
Я стоял и смотрел на эту залитую моей же кровью груду металла. В глазах мелькнуло что-то… ностальгия по боли? Безумие.
— Если бы вы не были такими неудобными для переноски, я бы вас не бросил, — пробормотал я, обращаясь к железякам. Но тащить на себе лишние килограммы? Это самоубийство. Скорость — мой щит и меч сейчас.
Подождал пару секунд. Поверхностные раны уже стягивались, зудя, оставляя розоватые полосы и запёкшуюся корку. Встал. Мышцы отозвались непривычной, почти пугающей лёгкостью. Подпрыгнул на месте — легко, как пушинка. Сжал кулаки — хруст суставов прозвучал громче обычного. На лице расплылась дикая ухмылка.
«Настоящая сила! Без оков.»
Мощно оттолкнулся ногами — камень под подошвами крошился. Вылетел сквозь большую, замаскированную тряпьём дыру в боковой стене — плод моих долгих «скучных» вечеров. Приземлился в соседней пустой камере мягко, как кошка, взметнув небольшое облачко пыли. Согнул руку — почувствовал, как сила пульсирует в мышцах, чистая, не сдержанная больше металлом. Улыбка стала шире. Оскал волчонка.
«Теперь с Юто я бы справился играючи,» — подумал я с холодной уверенностью. Наблюдал за ними полгода. Я смог узнать их силу и слабости. Знаю, как ломаются кости под точным ударом, как перехватывается дыхание после удара в солнечное сплетение. Отрабатывал на редких ублюдках, что оказались в соседних камерах. Неожиданный удар — и один генин мёртв. Потом следующий. Чюнины? В честном бою — шансов мало. Но с моей нынешней скоростью, сбежать — проще простого. Главное — не дать им собраться и не попасть под серьёзное дзюцу.
«Пора. Пока они режут во имя своего кровавого идола.»
Достал из кармана потрёпанных штанов ключ. Тот самый, с пояса Ютоа. Металл был тёплым, живым. Начал пробовать его на дверях соседних камер. Третья дверь, тяжёлая, окованная железом, поддалась. Замок сдался с приятным щелчком. Дикая, торжествующая радость вспыхнула внутри. Путь открыт!
И тут из глубины неосвещённого коридора, раздался спокойный, насмешливый голос:
— Планируешь сбежать мелкий?
Адреналин ударил в виски. Резко поднял голову. Из тени отделилась фигура. Сюка. Хитрый ублюдок, подручный старика в халате. Помогал при «процедурах». Сейчас он смотрел на меня с холодным, оценивающим интересом. Его взгляд скользнул с ключа в моей руке на моё лицо. Насмешливо протянул руку:
— Отдай ключ. Хватит дурачиться. Лабораторная крыса должна сидеть в клетке.
Мозг заработал на пределе. Расстояние. Положение. Пути отхода. Мгновенная смена тактики. Лицо исказилось в испуганную маску. Рука задрожала — сыграл идеально. Послушно протянул ключ, положил на его ладонь. Потом взгляд резко ушёл куда-то за его спину, в темноту коридора. Глаза расширились в почтительном ужасе.
— Д-добрый вечер, господин Божественный Посланец! — выпалил я громко, выпрямляясь в струнку и низко кланяясь, чуть не касаясь лбом пола.
И это сработало! Рефлекс — священный ужас перед Хасану. Сюка дернулся, как на ниточке. Охваченный паникой, он инстинктивно выпрямился и резко обернулся, чтобы убедиться в присутствии босса.
Спина. Открытая, беззащитная спина.
Время замедлилось. Я уже не был испуганным мальчишкой. Я был сжатой до предела пружиной. Молниеносный шаг вперёд. Ребро ладони — весь вес, вся накопленная за полгода ярость и сила — со страшным, сочным хрустом вонзилось точно между его позвонками.
Его тело дёрнулось и обмякло ниже шеи. Глаза округлились от невероятной боли и шока. Он начал падать. А из моей груди вырвался насмешливый, почти весёлый смешок:
— Разве твой учитель в академии ниндзя не говорил тебе не поворачиваться спиной к врагу?
Он рухнул на камень лицом вниз, беспомощный, как мешок с навозом. Смог лишь повернуть голову, уставившись на меня взглядом, полным неверия, боли и бешеной ненависти.
— Поч… Почему? — выдохнул он, с трудом шевеля губами. — Почему бежишь? Пре…думаешь нас? Как… посмел? Мы… дали тебе… бессмертие!
«Как посмел?» — усмехнулся я, глядя сверху вниз на это жалкое зрелище. И тут меня прорвало. Дикий, истеричный хохот вырвался из горла. Я зажал рот рукой, но слёзы и сопли текли ручьём, смешиваясь с грязью на лице. Трясся всем телом. Смеялся над их тупостью, над своим «благословением», переселением и над всей этой безумной клоунадой под названием «культ». Смеялся до боли в животе, до хрипа.
Долго. Пока не стало больно дышать. Вытер лицо грязным рукавом. Когда посмотрел на Сюку снова, в глазах не было ни смеха, ни жалости. Только лёд.
— Почему? — переспросил я до ужаса тихо и спокойно. — За полгода вы, ублюдки, пронзили меня ножами, иглами, скальпелями тридцать четыре тысячи пятьсот пятьдесят один раз. Я. Считал. Сожгли заживо тринадцать раз. До костей. Били молнией пять — и после каждого я выл от голода, как затравленный зверь. Морили голодом два месяца и четыре дня — грыз камень, чтобы заглушить боль в животе. Влили в глотку шесть бутылок яда, который, как вы орали, убивает при касании. И это — только то, что я отлично помню. И всё же! — голос сорвался в крик, полный ядовитого сарказма. — Я простил вас! В своём крошечном, божественном сердечке! Ведь я же ваше «воплощение милосердия», да?!
Насмешливая, злая усмешка искривила губы. Наклонился к его лицу, чувствуя запах его страха и крови.
— Джашин? Хех… — плюнул я на пол рядом с его ухом. — Пусть твой Бог придёт и спасёт тебя сейчас, моральный урод.
Презрение. Чистое, ледяное презрение ко всей их вере, ко всему этому адскому цирку.
Лицо Сюка побагровело. Жилы на шее вздулись, как канаты. Глаза налились кровью.
— Заткнись! Проклятый урод! — зарычал он, брызгая слюной и кровью. — Как смеешь… кощунствовать! Ты… ошибка! Проклятая тварь!
Он яростно вывернул шею, пытаясь укусить мою ногу. Как пойманный волк, который уже не надеется выжить, но хочет утащить с собой хоть кусок плоти.
— Монстр! Подожди! Я… сам! Моими зубами! Разорву! Джашин… увидит мою веру!
Я спокойно отступил на шаг. Вне зоны досягаемости. Без эмоций.
— Подожду. Где-нибудь в другом месте. — Наклонился, быстрым движением сорвал с его пояса ниндзя-сумку. Взвесил. Лёгкая. Но там может быть еда, вода и оружие. — Но сейчас у меня дела поважнее.
Перекинул её через плечо, встал во весь рост. Взгляд устремился в темноту коридора, к выходу.
— Прости, Сюка-сан. У меня свидание… — Сделал паузу. И в груди вспыхнуло настоящее, чистое чувство, которого не знал все эти полгода. Радость. Надежда. — С моей возлюбленной…Свободой.
Его вопли, проклятия, призывы к Джашину — всё это стало просто фоновым шумом. Я развернулся и шагнул в густую тьму.
⁂
Как и полгода назад, толпу оборванных, перепуганных детей загнали на массивный каменный алтарь в центре огромной пещеры. Своды терялись во тьме, лишь колеблющийся свет факелов выхватывал бледные, искажённые ужасом детские лица и тёмные, въевшиеся в камень пятна. Хасану стоял на том же самом месте, что и в прошлый раз, спиной к жертвам, закутанный в свой чёрный плащ. Его глаза, видимые лишь как кровавые щёлочки в изуродованном шрамами лице, горели знакомым фанатичным огнём, пока он созерцал алтарь.
Неожиданно даже для него в его голове появилась странная, навязчивая мысль, рождённая не столько вдохновением, сколько раздражением от недавнего провала.
Макс. Этот маленький, несносный, неуязвимый урод. Бесполезный обжора? Или… нераскрытый потенциал? Внезапная вспышка озарения ослепила его внутренним видением. Если бы удалось объединить его проклятое бессмертие с Проклятой Техникой Харуто: Кровь Проклятого Управления. Абсолютно неуязвимый носитель техники, способный выжить даже после нападения Каге. Тогда ему, Хасану, оставалось бы лишь собирать кровь сильнейших воинов прямо на поле боя — павших или раненых — и он мог бы дистанционно управлять целыми армиями повелителей смерти, не тратя ни капли своей чакры, не рискуя жизнью Дара.
Никаких слабостей Харуто. Абсолютное стратегическое оружие. В таком случае, неужели мировое господство все ещё было бы недостижимо? Мысль была дерзкой, почти кощунственной в своей практичности, но она зажгла в Хасану новый, жадный огонь поверх привычного фанатизма. Этот паршивец Макс внезапно обрёл в его глазах колоссальную ценность. Ошибка. Грубая ошибка — недооценить такой дар, пусть и в столь… отталкивающей упаковке.
С этой мыслью, горячей и властной, Хасану резко поманил к себе пальцем, не отрывая взгляда от алтаря, стоявшего неподалёку старика в белом халате.
Старик, наблюдавший за подготовкой ритуала с привычной смесью профессионального интереса и глухого отвращения, вздрогнул. Он подошёл ближе, стараясь скрыть вечную усталость в глазах.
— Да, господин Посланец? У вас есть приказ? — его голос звучал подобострастно, но в нём сквозила привычная осторожность.
— Где бессмертный? — Глаза Хасана, наконец оторвавшись от алтаря, скользнули по толпе детей, как бы ища маленькую, знакомую фигурку. — Привести его. Сейчас. Он должен присутствовать при жертвоприношении. Узреть величие Джашин-сама. И… его потенциал может быть нам полезен.
Старик замер. Его лицо, и без того морщинистое, скривилось в гримасу искреннего ужаса и отвращения.
— Эм… — он замялся, пытаясь подобрать слова, которые не разозлят Посланца, но выразили бы всю глубину его возражений. — Господин, с вашего позволения… Не впутывайте этого монстра-нарушителя спокойствия в такое серьёзное, священное дело, как жертвоприношение! — он рискнул поднять глаза, и в них читалась паника. — Его выходки, его ненасытный голод, его… кощунственные заявления! Он осквернит ритуал! Джашин-сама может отвернуться от нас в гневе!
Старик знал Макса лучше всех. Для него этот «бессмертный» был ходячей катастрофой. Эксперименты? Бесполезны. Яды? Бесполезны. Гипноз? Бесполезен. Он поглощал ресурсы как бездонная яма. Любая пытка элементарного теста — он не стонал кровью и не падал замертво, а просто орал, что голоден, и требовал добавки. Это сводило с ума.
Но что важнее всего сейчас — жертвоприношения были священными ритуалами, полными смерти и страдания. Если этот идиот, этот воплощённый хаос, явится сюда, начнёт ухмыляться, требовать еды или, не дай Джашин, отпустить какую-нибудь свою «божественную» шутку… Последствия могли быть катастрофическими.
Выражение лица Хасана помрачнело от возражений старика. Он действительно хотел проверить свою теорию, увидеть реакцию Макса на ритуал, оценить, можно ли его использовать. Мысль о бессмертном носителе Крови Проклятого Управления не давала ему покоя.
— Просто делай, как сказано! Хватит ныть! — рявкнул Хасану. — Привести его. Немедленно.
Видя, что Посланец раздражён и непреклонен, старик внутренне содрогнулся. Он опустил голову ещё ниже, скрывая досаду.
— Да, господин Посланец. — Скрипучим голосом он поманил одного из стоявших поодаль культистов-шиноби. — Приведите бессмертного. Быстро.
— Есть! — бойко ответил ниндзя, молодой и ещё не утративший рвения, и быстро скрылся в одном из тёмных проходов, ведущих в тюремные блоки.
У алтаря всё было готово. Дети сбились в кучу, дрожа. Взрослые «доноры» с белыми, пустыми глазами плотным кольцом окружили каменную плиту. Охранники замерли в ожидании сигнала.
Хасану смотрел на всё ещё пустой проход, куда скрылся посланный ниндзя, и в его сердце, поверх планов и фанатизма, медленно заползало ледяное, знакомое беспокойство.
Где он? Почему задерживается? Макс мог буянить, но привести его силой несоставляло бы труда — парень, несмотря на бессмертие, был слаб и предсказуем.
— Где твои люди? — холодно, почти шипяще, спросил Хасану, резко поворачиваясь к старику в лабораторном халате, который стоял рядом, стараясь казаться сосредоточенным на подготовке ритуала.
Старик вздрогнул, словно его ударили током. Он оторвал взгляд от алтаря, на котором уже начали расставлять ритуальные чаши, и фальшиво рассмеялся, потирая руки.
— Господин Божественный Посланец, э-э… наверное, задержались. Вы же знаете, как непослушен этот монстр-паршивец! — он сделал вид, что машет рукой с досадой. — Вечно он что-нибудь выкидывает! Рэн! — он окликнул другого шиноби, стоявшего ближе. — Сходи проверь. Убедись, что Сюки и этот… монстр не сорвут нам время жертвоприношения. Поторопи их!
— Да, сэр! — Рэн, опытный дзёнин с бесстрастным лицом, кивнул и исчез в темноте туннеля.
Время шло. Старик начал ёрзать, его глаза беспокойно метались между проходом и лицом Посланца.
«Сбежал? Неужели наконец-то?»
Мысль была сладка, как запретный плод. Он представлял тишину на базе, сэкономленные ресурсы, отсутствие этого вечного кошмара. Гнев на непослушание смешивался с дикой, едва сдерживаемой радостью.
«Он наконец сбежал! Прекрасно! Я давал ему столько шансов — дыры, ключи, ослабленные решётки! Наконец! Наконец Джашин даровал ему крупицу разума!»
Внезапно из туннеля вырвалась фигура. Это был Рэн. Но не спокойный и собранный, каким он ушёл. Он почти вбежал в пещеру, его дыхание срывалось.
— Господин! — его голос, громкий и резкий, разрезал тяжёлую тишину, заставив всех вздрогнуть. — Сюка… он тяжело ранен! А Макс… бессмертный… сбежал! Его камера пуста!
— Что! — Рёв Хасану, хриплый, полный невероятной ярости и унижения, эхом раскатился по пещере, заглушив на миг даже детский плач.
Его изуродованное шрамами лицо почернело от бешенства, глаза налились кровью, став почти полностью алыми. «Сбежал! Этот ничтожный, презренный щенок! Этот «подарок», который он только что вознамерился использовать как величайшее оружие!»
Макс мог быть никчёмным обжорой в глазах старика в белом халате, но для Хасану, в свете новой идеи, он мгновенно превратился в бесценный инструмент, ускользнувший из рук в самый неподходящий момент!
«И он посмел ранить его ниндзя! Посмел бежать!»
Старик рядом с ним застыл. Его лицо стало полем битвы эмоций. Гнев за раненого подчинённого смешивался с дикой, почти истерической радостью, которую он отчаянно пытался подавить.
Уголки его губ дёргались, он кусал щеку изнутри, чтобы не вырвался смех облегчения.
«Ушёл! Наконец-то ушёл! Оно больше не будет пожирать мои ресурсы, рушить мои планы, сводить с ума моих людей!»
Он даже не сразу осознал взгляд Хасану, полный смертоносного холода.
Хасану думал о том же, что и старик, но с совершенно иной перспективой. Преследовать? Сейчас? Бросить жертвоприношение, прервать священный ритуал, на который стянуты все силы? Это несомненно разгневает Джашин-сама до беспредела.
Отказ от подношения крови в такой момент был немыслимым кощунством. Но если он проведёт ритуал, отдастся кровавой оргии, как и планировал… Тогда у Макса будет огромная фора.
«Маленький паршивец, который притворялся таким набожным дурачком, открыто, нагло унизил его, великого Господина Божественного Посланца!»
Заметив вопросительные, полные страха и замешательства взгляды подчинённых, стоявших у алтаря, волна глубокого, жгучего унижения накрыла Хасану с головой. Для человека, десятилетиями привыкшего к абсолютной власти, к страху и покорности, этот публичный позор был невыносим.
Стиснув зубы, чтобы сдержать рвущийся наружу рёв бессильной ярости, он выдавил сквозь них каждое слово, обжигающе холодное и чёткое:
— Начинайте… жертвоприношение! Немедленно!
По этой единственной, леденящей душу команде началась знакомая бойня. Лицо Хасану было темно и неподвижно, как маска, пока он наблюдал, как одна за другой угасают жизни на алтаре. Но внутри него бушевал вулкан ярости и клятв.
«Проклятый паршивец… Тебе не уйти. Я найду тебя. Как только Джашин-сама примет жертву и дарует нам свою милость… Я лично поймаю тебя… А когда я поймаю тебя…» — В его воображении всплывали картины изощрённых, бесконечных мучений. — «Я изрежу тебя на тончайшие ленты, буду рвать плоть крючьями каждый день! Я сотру твои кости в порошок и заставлю их срастаться снова и снова! Я замурую тебя в камне на дне самого глубокого озера и оставлю гнить в темноте на века! Ты будешь молить о смерти, но её не будет! Только тогда ты поймёшь, что неспособность умереть — не дар, а самая жестокая, самая изощрённая судьба из всех! Ты будешь вечно помнить, как посмел унизить меня!»