• Boosty Shared
• VMash

• T

• код перерождение
• кроссовер

Глава 67.

Огромный красный «Питербилт», верный конь дальнобойщика, замер у заправки «Три Кедра», затерянной на пустынном шоссе, где ветер, словно невидимый пастух, гнал по асфальту опавшие листья и первые снежинки. В кабине, кроме самого водителя — грузного мужчины в клетчатой рубахе и кепке с пивным логотипом — съёжившись на пассажирском сиденье, сидел Люк Дюверо; его пальцы судорожно впились в колени сквозь рваную ткань камуфляжной куртки, а лицо, испещрённое грязью и царапинами, было мертвенно-бледным, глаза же метались, высматривая невидимую угрозу, словно у загнанного в тупик зверя.

— Эй, парень, ты точно уверен, что тебе здесь надо? — голос дальнобойщика по имени Боб прорвался сквозь внезапную тишину после того, как он выключил грохочущий дизель. — Выглядишь… ну, знаешь ли, будто тебя через мясорубку пропустили. Может, скорую вызвать? Или в участок заскочим? Ты говоришь, не помнишь, как в лесу оказался? Да ещё в военной форме?

Люк резко замотал головой, сглотнув ком в горле, ибо голос Боба доносился словно сквозь толщу воды, а в собственной голове пульсировала боль, сплетаясь с обрывками кошмара: ослепительный свет лабораторных ламп, леденящий холод металла под спиной, чужие, безэмоциональные приказы… и всепоглощающий, животный ужас пробуждения в аду.

— Нет… — прохрипел он, ощущая, как язык прилипает к нёбу. — Всё… нормально. Воды. Пожалуйста.

Боб хмыкнул, но кивнул, решив действовать:

— Ладно, сиди пока. Я заправлюсь, куплю воды, бутербродов. И позвоню кое-кому. Так, понимаешь, нельзя оставлять. Ты же в форме, небось ПТС или что-то типа того? Лучше с полицией разберёмся. Сиди тут, не уходи никуда!

С этими словами он распахнул дверь, спрыгнул на асфальт и зашагал к ярко освещённому магазинчику.

Люк же замер, ибо слово «полиция» ударило в мозг словно электрошокером. Полиция… а там свяжутся с военными… а военные… отдадут его ИМ. Там, в белоснежном кошмаре лаборатории.

«Нельзя!» — пронзила мысль, и инстинкт самосохранения, помноженный на остатки армейской выучки, сработал быстрее сознания.

Он рванул ручку двери, вывалился на холодный асфальт, споткнулся, но тут же вскочил, и взгляд его приковала тёмная стена деревьев за заправкой, манившая спасением. Он бросился бежать, не оглядываясь, не чувствуя усталости в мышцах, — лишь дикий страх гнал его вперёд, а внутри начинал разливаться жар, поднимаясь из самых глубин.

Лесные заросли хлестали его по лицу колючими ветками, но его тело, перестроенное вирусом, двигалось с неестественной, звериной ловкостью, пока страх — физический, сдавливающий горло, — не смешался с новым ощущением. Обрывки воспоминаний — взрывы, лес, лица товарищей… холод лаборатории, иглы, крики — бились в висках, но их вытеснила новая волна. Голод. Не просто голод — ненасытная, сосущая пустота, требовавшая немедленно заполниться. Желудок свело мучительной судорогой. Запах бензина и резины сменился густым ароматом хвои и… чего-то другого. Дикого. Мясного.

Инстинктивно свернув с тропы на звук воды, он рухнул на колени у ледяного ручья, жадно хватая воду ладонями, окуная в неё пылающее лицо. Холод обжигал кожу, но не гасил внутреннего пожара; он чувствовал, как мышцы набухают от жара, кожа горит. С рычанием, незнакомым самому себе, он начал рыть яму в грязи у самой воды, зачерпывая и выливая в углубление ледяную влагу, а потом свалился в эту грязевую ванну с головой. Стон вырвался из его груди — смесь мучительного облегчения и боли.

Вода остужала тело, но не разум. Чутье солдата, пробившись сквозь пелену сознания, сфокусировалось на движении в чаще. Большом. Лось. Люк поднялся из грязи, вода стекала потоками по рваной камуфляжке. Глаза, ещё недавно полные человеческого ужаса, теперь светились хищным, нечеловеческим огнём. Он исчез в зарослях, бесшумный, как призрак, уступая место иному.

Группа «Ромео» замерла в ожидании. Высоко в кронах деревьев, невидимые среди листвы, затаились Аксисы, их сенсоры сканировали окрестность, выискивая малейшие тепловые сигнатуры. Внизу, слившись с хаотичными тенями укрытия и облачённый в костюм гили,, стоял недвижимо в укрытии, сканируя эфир на предмет связи преследователей.

«Цель Дюверо демонстрирует признаки критического перегрева и гиперметаболизма, — мысленный доклад один из Эгид группы «Ромео» отправил по защищённому каналу в Нью-Йорк. — Принял экстренные меры по охлаждению. Теперь выслеживает крупную дичь. Вероятность нападения — 99,8%.»

«Подтверждаю, — добавил второй Эгид. — Группа «Амбреллы» приближается к его последней известной позиции. В ф ургон е , несколько человек: пятеро охранников, техник , цель и… активный образец УС-1. Серийный номер УС-1-А007. Данные совпадают с Эндрю Скоттом.»

Тем временем я, погружённый в поток данных, ощущал нарастающую тревогу. Картина складывалась мрачная: Дюверо, балансирующий на грани самосознания и физиологического коллапса; Скотт, лишённый личности, но несущий в себе непредсказуемую угрозу срыва; и Уэстлэйк, запертый в мобильной лаборатории «Кронос» и нервно ожидающий исхода этой облавы.

Две разные стихии зла, и обе требовали немедленной нейтрализации или, быть может, использования. Дюверо мог стать ключом к разоблачению «Амбреллы», но удержит ли он хрупкие нити рассудка?

Примерно через тридцать минут после того, как Люк скрылся в лесной чаще, к заправке, словно призрак, подкатил чёрный фургон без опознавательных знаков. Из него вышли двое мужчин в тёмной униформе, напоминавшей форму частной охраны, лишь едва заметный бело-красный логотип-зонтик на рукаве выдавал их истинных хозяев. Они направились к Бобу, который как раз выходил из магазина, сжимая бутылку воды и сэндвич.

Разговор был краток и исполнен фальшивой озабоченности. Аксис, неусыпно следивший за заправкой через направленный микрофон, уловил лишь отрывистые фразы:

— …сбежавший пациент… специализированная клиника для ветеранов… психическое расстройство… опасен для себя и окружающих…

— …убежал? Да, сидел в кабине! Я только отошёл на минуту! Он вон в ту сторону рванул, в лес! — Боб махнул рукой в сторону исчезновения Люка, на его лице читалась смесь вины и явного облегчения от сброшенной ноши ответственности.

Охранники «Амбреллы» кивнули, один что-то пробурчал в рацию. Фургон тронулся, медленно объехав заправку, и скрылся на лесной дороге. Охота началась.

Прошёл час. Люк Дюверо, его лицо и руки в липкой крови, прикорнул возле ещё тёплой туши молодого лося. Он рвал сырое мясо зубами, с жадностью обречённого, пока кровь, смешиваясь с грязью, не стекала ручьями по его подбородку. Внезапно он замер, кусок плоти застыл у рта.

Он окинул взглядом свои окровавленные ладони, растерзанное животное, дикую, безмолвную чащу. Осознание ударило его с нечеловеческой силой. Что он натворил? Кто он? Человек так не ест. Человек так не убивает. Человек… Схватившись за голову, он издал стон, полный животного ужаса и глубочайшего отвращения к себе. Но сквозь мрак отчаяния пробилась одна ясная, спасительная нить:

«Дом. Вернуться домой.»

Туда, где оставался покой. Где он был просто Люком Дюверо, а не… этим чудовищем.

Он поднялся, смахнул рукавом кровь с лица, словно пытаясь стереть и сам поступок. Натянул капюшон, скрывая лицо — маску позора, — и зашагал навстречу далёкому гулу трассы.

К полудню, он выбрался наконец из лесного плена на пустынную окраину крошечного городка — жалкое скопление пары улиц с приземистыми деревянными домами, почтой, забегаловкой и унылым мотелем. Голод, теперь уже знакомый, человеческий, вновь скрутил живот тупой болью, заставляя шататься не только от слабости, но и от всепоглощающего стыда; его рваная, пропахшая потом, кровью и землёй одежда вкупе с диким, потерянным взглядом мгновенно притянули настороженные взгляды редких прохожих.

— Эй, парень! Ты в порядке? — прозвучал женский голос, мягкий, но с отчётливой ноткой тревоги.

Люк медленно, словно сквозь толщу воды, обернулся. Перед ним стояла молодая женщина, лет двадцати пяти, с каштановыми волосами, небрежно стянутыми в хвост, и проницательными глазами, уже выхватывающими детали его жалкого вида. В руках она сжимала блокнот и карандаш — Вероника Робертс, местный репортёр, вечно вынюхивающая хоть какую-то искорку сенсации в этом захолустье.

— Я… — голос Люка сорвался в хриплый шёпот. — Голодный. Заблудился.

Вероника прищурилась. В глазах мужчины читалась такая бездонная, звериная усталость и растерянность, что её привычное журналистское чутье на мгновение потонуло в волне чистого человеческого сострадания.

— Ладно, солдат удачи, — махнула она рукой в сторону закусочной, где витал дурманящий запах жареного. — Пойдём. Куплю тебе сэндвич. Вид твой кричит, что последний раз ты ел чуть ли не на прошлой неделе.

Люк инстинктивно хотел отказаться, рвануться прочь, но тот самый запах — жареной картошки и мяса — словно гвоздями приковал его к месту. Он лишь молча, покорно кивнул, не в силах выдавить ни слова. Вероника купила ему двойную порцию бургера с картошкой и колой, и он ел, не поднимая глаз, с волчьей жадностью, но сквозь силу пытаясь сдерживаться, пока она, стараясь разрядить обстановку, болтала о скуке городка, о своих мечтах о большой журналистике, осторожно вплетая вопросы. Его ответы были отрывистыми, путанными: армия, какое-то задание… и зияющая чернота провала. Больница? Лаборатория? Воспоминания рассыпались, как песок. Он бормотал о нестерпимом жаре, пожирающем его изнутри, о вечном ознобе, сквозь который прорывался этот всепоглощающий внутренний огонь.

— Звучит как похмелье из самых страшных кошмаров, умноженное на сотню, — попыталась пошутить Вероника, но вымученная улыбка не скрыла тревоги в глазах. Этот парень был явно не простым бродягой. С ним творилось что-то невообразимое, жуткое. И в то же время это пахло той самой сенсацией, шансом вырваться из рутины, о котором она грезила.

— У меня тут номер в мотеле, — сказала она, когда он опустошил тарелку. — Там ванна. Можешь помыться, если хочешь. Вид твой… ну, сам понимаешь.

Он снова кивнул; благодарность, смешанная со жгучим стыком, сковала горло. В крохотном номере мотеля, пропитанном запахом старого табака и пыли, он первым делом погрузился в ванну с ледяной водой. Жар, лишь притихший на время, снова начал разгораться внутри, пульсируя в висках тяжёлыми ударами. Холод воды принёс желанное, хоть и временное, облегчение. Он закрыл глаза, отчаянно пытаясь собрать воедино осколки разбитой памяти.

Вероника, притворяясь погруженной в изучение отснятых кадров на телефон на краю продавленной кровати, не могла оторвать тревожного взгляда от двери в ванную, где за тонкой перегородкой бушевала чужая, непонятная драма; её профессиональное любопытство, словно хищник, учуявший добычу, яростно боролось с нарастающим, леденящим душу беспокойством.

— Ты хоть имя-то своё помнишь? Откуда ты? — не выдержала она наконец, и голос её, обычно уверенный, дрогнул. — Эта форма… она настоящая, армейская, а порезы… свежие, будто ты только что вырвался из плена или чего пострашнее. Может, все же врача вызвать? Хоть для виду?

— Нет! — его крик, полный животной, неконтролируемой паники, грохнул как выстрел, заставив Веронику вздрогнуть. — Никаких врачей! Просто… оставьте меня в покое! — Он задыхался, его глаза метались по комнате, ища несуществующий выход.

Сердце Вероники бешено заколотилось, сжимаясь от внезапного страха. Теперь сенсация, за которой она охотилась, пахла уже не просто скандалом, а смертельной опасностью, настоящей кровью. И все же бросить его, этого потерянного, израненного человека с глазами загнанного зверя, она уже не могла — какая-то неведомая сила приковала её к этому месту, к его отчаянию.

Люк, едва пришедший в себя от ледяного душа, с трудом выкарабкался из ванны и начал натягивать промокшую, липнущую к телу одежду, каждое движение давалось ему через боль. И в этот самый миг снаружи, разрезая звенящую тишину ночи, донёсся рёв двигателей и пронзительный визг тормозов. Люк метнулся к окну, отдёрнул занавеску на сантиметр — и кровь застыла в жилах.

У подъезда мотеля, как призрак, замер матово-чёрный фургон без опознавательных знаков. Из его чрева, словно потревоженные шершни, высыпались люди в чёрной тактической униформе. Среди них Люк с леденящим ужасом узнал одного из охранников с того самого проклятого полигона, места его плена и мук. И ещё… ещё одну фигуру. Высокую, застывшую, как изваяние, с каменным, бесстрастным лицом и пустым, мёртвым взглядом, устремлённым прямо на его окно. Еще один из них. Универсальный Солдат. Эндрю Скотт. Его «напарник» по кошмару, из которого он едва вырвался живым.

— Слушай, парень, — голос Вероники, потеряв все полутона, стал резким, стальным, командным. — За тобой явно пришли. И это не врачи, поверь мне. Поехали со мной. Быстро! Машина рядом, за углом.

Инстинкт самосохранения Люка, дикий и всепоглощающий, слился с её решительным приказом в единый, неудержимый порыв. Он лишь резко кивнул, натягивая промокшую до нитки майку. Они вывалились в кусты через заднее окно номера и, пригнувшись к самой земле, короткими, отчаянными перебежками устремились к её потрёпанной «Хонде», притаившейся в глубокой тени за углом. Именно в этот роковой миг тень движения, мелькнувшая между кустами, выдала их.

— Быстрее! — прошипела Вероника, втаскивая Люка на пассажирское сиденье. Она резко выжала сцепление и рванула с места, как раз когда из фургона хлопнули первые выстрелы, пули цокнули по бамперу и асфальту.

Началась бешеная, смертельная погоня по узким, петляющим дорогам окраин. Вероника лихо швыряла машину в повороты, резина визжала на грани срыва. Люк, пригнувшись ниже стекла, вцепился в рукоятку над дверью, чувствуя, как знакомый адреналиновый жар, смешанный с внутренним огнём, снова поднимается волной, отгоняя остатки оцепенения. Он оглянулся через плечо — матово-чёрный фургон, неуклюжий, но мощный, уже настигал их, заполняя зеркало заднего вида.

— Кто они?! — выкрикнула Вероника, выворачивая руль в очередном крутом вираже, машину занесло.

— Не знаю! — зарычал Люк, его голос был хриплым от напряжения. — Они из того места… ада, где я был! Они хотят меня обратно… или ликвидировать!

Веронике стало по-настоящему страшно, холодный пот выступил на спине. Она, по своей глупой авантюрности, ввязалась во что-то на порядки страшнее и опаснее любой местной криминальной хроники, став невольной соучастницей в чужой смертельной игре. И словно в насмешку, она вспомнила, что не заправила машину утром. Стрелка указателя уровня топлива, словно спеша навстречу судьбе, уже неумолимо ползла к красной зоне, предвещая скорый конец.

Погоня, как по жестокой иронии, вынесла их к заброшенным корпусам старой лесопилки на самой окраине соседнего городка. Вероника, выжав из «Хонды» последние силы, влетела во двор, заваленный гниющими брёвнами, и заглушила мотор за грудой этого трухлявого укрытия. Они выскочили из машины и бросились к ближайшему полуразрушенному зданию склада, ныряя в зияющий пролом в стене. Фургон преследователей, тяжело пыхтя, замер у ворот, перекрыв выход.

Тень заброшенного склада, густая и почти осязаемая, поглотила Люка и Веронику. Влажный, спёртый воздух был пропитан кисловатым запахом плесени, ржавчины и старой древесины. Люк прижался к холодной, шершавой стене у зияющего разбитого окна, его дыхание вырывалось тяжёлыми, прерывистыми рывками.

В широко раскрытых глазах Люка метались искры чистого, животного страха, едва сдерживаемые проблесками возвращающейся осознанности. Вероника, пригнувшись рядом, трясущимися от адреналина руками пыталась поймать в дрожащий объектив камеры чёрный фургон, только что замерший во дворе, — из него уже высыпались тени в тактической экипировке, беззвучные и стремительные, как стая хищников.

— Чёрт… Их пятеро. Плюс тот… каменнолицый, — прошептала она, и слова её растворились в тяжёлом воздухе склада, пропитанном запахом гниющей древесины и ржавчины. — Ты точно не знаешь, что они хотят?

Люк лишь сжал кулаки, чувствуя, как внутри разгорается знакомый жар, но теперь его пронизывал холодный расчёт, пробивавшийся сквозь туман чипа, — обрывки тактических схем, вшитых в него вместе с вирусом, всплывали в сознании, как осколки разбитого зеркала. Взгляд скользнул по грудам рассыпающихся ящиков, ржавым конвейерным лентам, узким проходам между штабелями, где тьма сгущалась, словно живая. Ловушка. Или укрытие. Всё зависело от того, кто внутри — жертва или охотник.

— Спрячься, — бросил он Веронике, толкая её за груду пустых бочек, и в его голосе уже не было места для споров. — Не высовывайся. Что бы ни случилось.

Она открыла рот, чтобы возразить, но встретила его взгляд — больше не испуганный, а твёрдый, словно сталь, отполированная до бритвенной остроты. Повинуясь, она прижалась к бочкам, затаив дыхание, пальцы вцепились в телефон так, что костяшки побелели.

Двери склада с грохотом распахнулись, и в проёме возникли четверо охранников «Амбреллы» — стволы автоматов, чёрные маски, жёсткие движения. Но за ними, как безмолвный призрак, скользил Универсальный Солдат УС-1-А007 — Эндрю Скотт. Его лицо было пустым, словно высеченным из камня, а движения — плавными, без единого лишнего жеста. Он не искал укрытий, не прятался — просто шёл вперёд, сканируя пространство мёртвым взглядом, будто уже видел их всех насквозь. Пятый остался у дверей, техник, судя по хриплой рации, караулил фургон с работающим двигателем. И там же, в полуоткрытой двери, мелькнуло бледное, перекошенное страхом лицо профессора Уэстлэйка — его притащили сюда, как живую метку, чтобы опознать «бракованный образец».

— Дюверо! — рявкнул один из охранников, и эхо под сводами разнесло его голос, будто удар колокола. — Сдавайся! Тебе не уйти!

Ответом была гнетущая тишина, прерываемая лишь скрипом ржавых механизмов где-то в глубине. Охранники двинулись вперёд, держась парно, стволы описывали сектора, выискивая цель. Скотт шёл чуть сбоку, его голова поворачивалась с механической точностью, словно антенна радара.

Люк замер за углом огромного станка, чувствуя, как жар в груди сливается с ледяной яростью.

« Они. Те, кто сделал из меня это. Те, кто вёл на поводке. »

Первая пара поравнялась с грудой неустойчиво сложенных ящиков. Резкий рывок — и верёвка, заранее привязанная к опоре, натянулась, как струна. Оглушительный грохот, взметнувшееся облако пыли, крик придавленного охранника — второй лишь успел отпрыгнуть, но не поднять ствол. Люк выскочил из тени, как пантера, и неестественно быстрый удар ребром ладони обрушился на его горло. Хруст, хриплый вздох, тело, оседающее на пол. Автомат уже в руках Люка — очередь в сторону второй пары, пули цокают по металлу, заставляя их пригнуться. Мгновение — и он снова исчезает в лабиринте конвейеров.

— Крыса! — заорал уцелевший, отталкивая обломки. — Седьмой! Найди его!

Но Универсальный Солдат уже шёл — не спеша, методично, словно запрограммированная машина. Его шаги были тяжёлыми, но беззвучными, будто он не касался пола. Он изучал следы, обломки, воздух — и вдруг резко повернул голову, уставившись прямо в укрытие Люка. Без колебаний. Без ошибок.

И пошёл напрямик, сметая ящики, будто они были картонными декорациями.

Люк выпрыгнул, палец уже на спусковом крючке, но нож, метко брошенный Скоттом, выбил автомат с оглушительным звоном. Инстинктивно схватив валяющуюся недалеко арматуру, Люк увидел его в проёме — непроницаемого, неостановимого. И тогда — не лобовая атака, а резкий рывок в сторону! Взлёт на шаткую гору ящиков, прыжок вниз с занесённой арматурой, вся ярость, весь расчёт — в этот удар!

Но металл вонзился не в шею, а в плечо — Скотт увернулся в последний миг. Лишь качнулся, будто его толкнули, а затем, с нечеловеческой силой, вцепился Люку в горло и швырнул его через весь проход. Удар о стену, звон в ушах, мир сузился до туннеля. Скотт выдернул арматуру, словно досадную занозу, и тёмная, почти чёрная кровь медленно сочилась из раны — не более.

Он сделал шаг вперёд.

— Седьмой, он нужен живым! — донёсся крик охранников.

Скотт замер. Его рука потянулась не для удара, а чтобы схватить.

И в этот момент раздался выстрел.

Выстрел прозвучал не автоматной очередью, а резким, сухим щелчком — и один из охранников у входа рухнул, сражённый пулей меж глаз. Ещё один хлопок — и второй охранник падает замертво. Мгновенно воцарился хаос: беспорядочные автоматные очереди прошивали воздух, сливаясь с воплями ужаса, Вероника прижалась к ржавым бочкам, а профессор Уэстлэйк, выскочив из фургона, устремился вглубь захламлённого склада, спотыкаясь на ходу о разбросанный хлам.

Скотт, отреагировав на новую угрозу, резко развернулся — и именно в этот миг Люк, собрав последние силы, рванул вперёд. Но не на Универсального Солдата! Его целью был фургон! Он влетел в кабину, где техник, застыв у рации, лишь успел вскинуть глаза перед жестокой, молниеносной схваткой, закончившейся тем, что Люк вышвырнул его бездыханное тело на асфальт. Рычаг КПП — газ в пол! Фургон дёрнулся, заскрежетал, снося груды мусора и неумолимо направляясь к выходу, а Люк, стиснув зубы, нацелил его прямо на Скотта!

Нечеловеческий солдат даже не попытался уклониться. Вместо этого он совершил немыслимое — прыгнул навстречу движущемуся фургону, обрушившись на капот всей своей массой! Металл прогнулся с душераздирающим скрежетом под его тяжестью. Сквозь паутину треснувшего лобового стекла Люк увидел его пустые, мертвенные глаза, лишённые мысли. Мощный кулак Скотта пробил остатки стекла, железная хватка впилась в куртку Люка и потащила его сквозь дождь осколков наружу. Фургон же, оставшись без управления, с глухим ударом врезался в стену склада и замер.

На грязном полу двое — Люк и Скотт — схлестнулись в смертельной схватке, катаясь в пыли и сбивая друг друга с ног. Это было столкновение двух стихий: Скотт — бездушный, неумолимый, не ведающий боли; Люк — ярость, воплощённая в плоти, непредсказуемый вихрь, чья кожа пылала багрянцем от невыносимого жара, а изо рта валил пар с каждым свирепым выдохом. Они ломали друг другу кости, рвали мышцы, но Люк слабел на глазах — его тело, объятое всепожирающим пламенем перегрева, приближалось к роковой черте.

И тогда Вероника, забыв о страхе при виде того, как Скотт пригвоздил Люка к полу, выскочила из укрытия с отчаянным криком. Увидев это, Уэстлэйк, уже метнувшийся к дальнему выходу, резко сменил траекторию и рванул к ближайшему проходу, пытаясь настичь девушку.

Но Скотт, уловив угрозу ускользающей «собственности», отшвырнул Люка и ринулся за ними. Его рука, словно тиски, сомкнулась на горле Вероники, поднимая её над землёй. Уэстлэйк вскрикнул, тщетно пытаясь вырваться, и в следующий миг повис в воздухе рядом с ней, беспомощный, как тряпичная кукла.

Именно тогда из сгустившейся между штабелями тени на свет вышли трое. Спокойно, без суеты. Облачённые в тёмную, немаркую тактическую экипировку без опознавательных знаков, лица скрытые масками. Один из них плавно поднял руку с пистолетом, снабжённым глушителем. Тихий выстрел — лишь сухое «пшик» — и бронебойно-зажигательная пуля вошла Скотту точно в висок.

Пустота в глазах Универсального Солдата на миг сменилась чем-то похожим на удивление. Затем он рухнул наземь, словно подкошенный вековой дуб, выпустив из безжизненных пальцев Веронику и Уэстлэйка. Те, падая, судорожно ловили воздух.

Люк, лежавший неподалеку, застывшим взором зафиксировал гибель Скотта. Последние искры сознания в его глазах погасли, окончательно поглощённые всесжигающей яростью и жаром. Он уже не видел спасителей — лишь новых врагов. С хриплым, звериным рёвом, искажённый нечеловеческой болью (кожа местами уже тлела под лохмотьями одежды), он поднялся и бросился на ближайшего «оперативник» — Эгиду из группы «Ромео».

Эгида встретил яростный натиск с ледяным спокойствием. Люк был силён, стремителен, неистов. Но его атаки были хаотичны, лишены боевой логики, управляемы лишь слепым инстинктом и агонией. Эгида же был воплощением боевой эффективности. Он уходил от сокрушительных ударов едва заметными смещениями, парировал захваты точными, болезненными ударами по нервным центрам, обращая инерцию самого Люка против него.

Когда Люк, в безумной попытке сломать хребет, ринулся в «медвежьи объятия», Эгида молниеносно присел, выбил ему ноги подсечкой и в тот же миг рубящим ударом ребра ладони врезал в горло, отчего Люк грохнулся на спину. Эгида, не дав опомниться, был уже на нем, коленом придавив грудную клетку, одной рукой мёртвой хваткой зафиксировав голову, а второй — направив ствол пистолета прямо в пылающий висок. Но выстрела не последовало: Эгида, заглядывая в его глаза, видел лишь бездонную пучину животной агонии, не требовавшую финальной точки.

— Отход, — прозвучала тихая, не терпящая возражений команда от одного из двоих других «оперативников», уже подходивших к Веронике и Уэстлэйку. — Цель Скотт нейтрализована. Цель Дюверо при смерти.

Люк, корчась в предсмертных судорогах, выплюнул фонтан кровавой пены; кожа его, покрываясь багровыми пятнами, местами лопалась, обнажая раскалённые докрасна мышцы, из разрывов которых с шипящим звуком лопнувшего парового котла повалил густой пар. Наконец конвульсии стихли, но тело ещё несколько секунд тлело, источая тошнотворный смрад горелого мяса, прежде чем окончательно замерло.

Тишина, воцарившаяся на складе, нарушалась лишь тяжёлым дыханием Вероники и тихими всхлипываниями Уэстлэйка. Эгида направился к журналистке, и она, узнав в нем спасителя, но теперь содрогаясь от его холодной, безжалостной эффективности, отползла назад, ужас застыл в её широко открытых глазах.

— Слушайте внимательно, мисс Робертс, — его голос, низкий, ровный, почти лишенный эмоций, тем не менее нёс непререкаемый авторитет. Он показал ей удостоверение ФБР и планшет с документом под грифом «Совершенно секретно», где красовалась фотография, лишь отдалённо напоминавшая его лицо. — Вы стали свидетелем ликвидации опасного биообразца, созданного нелегальной корпорацией. Всё, что вы видели, является государственной тайной высшего уровня.

Наклонившись ближе, он словно выпустил из-за тёмных стёкол очков холодный огонь, а его все ещё ровный голос обрёл металлический оттенок:

— Если хоть одно слово об этом просочится в Сеть, в разговор, в намёк… Вы исчезнете. Ваши близкие не найдут даже тела. Это не угроза. Это гарантия. Вас предупредили. Когда потребуются ваши свидетельские показания для суда над корпорацией, с вами свяжутся. Понятно?

Вероника, вся дрожа и сжавшись в комок, могла лишь беззвучно кивать. Один из «оперативников» вытащил из кармана толстую пачку стодолларовых купюр и сунул ей в дрожащие руки.

— Компенсация за неудобства. Держите язык за зубами. Ждите, пока с вами свяжутся. А пока вы свободны. Советую убираться отсюда подальше на своей машине.

Когда журналистка скрылась, Эгида повернулся к Уэстлэйку. Учёный сидел, обхватив голову руками, бормоча что-то несвязное сквозь пальцы:

«…перегрев… рецидив агрессии… они убьют меня за провал…»

— Профессор Уэстлэйк, — голос Эгиды стал чуть менее жёстким, но не менее неумолимым. — Амбрелла считает вас виновным в инциденте. Они не оставят вас в живых. Однако ваши исследования по терморегуляции синтетической кожи… они представляют для нас интерес.

Он провёл пальцем по экрану планшета, заставляя мелькать документы — отчёты о финансировании «Уник», переписку о «ликвидации утечек», где среди прочих чёрным по белому значилось его имя.

— Мы предлагаем альтернативу. Защиту. Ресурсы. Возможность работать над вашим проектом Skin II без вечной угрозы корпоративного ножа в спину. — Голос звучал ровно, но в каждом слове чувствовалась сталь. — Отказ означает, что мы оставляем вас здесь. С ними. — Лёгкий кивок в сторону трупа Скотта и тлеющего остова Люка довершал мысль без лишних объяснений.

Уэстлэйк поднял голову, и в этот момент казалось, будто перед ними не человек, а его бледная, измождённая тень. Мертвенно-серое лицо, запавшие глаза, веки, натянутые как пергамент, — всё кричало о том, что он уже видел смерть, видел чудовищный итог своих разработок и теперь, наконец, осознал безвыходность. Его кивок был медленным, почти старческим — капитуляция перед неумолимой логикой предложения, от которого нельзя отказаться.

— Я… я согласен. Только бы уйти отсюда.

— Правильный выбор, — Эгида протянул руку, помогая ему подняться. — Сейчас вас доставят в безопасное место.

Двое других тем временем обыскали охранников и Скотта — оружие и документы исчезли в чёрных сумках за считанные секунды. Третий, склонившись над обугленными останками Люка, с холодной методичностью собрал щупами образцы тканей и крови, аккуратно упаковав их в пробирки. Данные с фургонного компьютера к этому моменту уже были выгружены Аксисами, и, не тратя слов на пустые обсуждения, группа двинулась к выходу, ведя между собой Уэстлэйка. Задняя дверь склада распахнулась, впуская ночной воздух, а в нескольких шагах ждал внедорожник с глухими стёклами, беззвучно замерший в темноте. Приглушённые хлопки, донёсшиеся изнутри, поставили окончательную точку: свидетелей от «Амбреллы» больше не существовало.

Два часа спустя тот же внедорожник, уже сменивший номера и петлявший по глухим просёлочным дорогам, остановился на пустынной парковке у автострады, где его ждал чёрный седан. Уэстлэйка с завязанными глазами, всё ещё под лёгким действием седативного, пересадили в салон. Эгида группы «Ромео» передал папку с данными и пробирки водителю — ещё одному безупречному двойнику в строгом костюме.

— Доставка в Нью-Йорк. Контрольная точка «Эхо».

Седан растворился в ночном потоке, взяв курс на восток, в то время как часть группы осталась наблюдать за последствиями, дожидаясь, пока местные власти обнаружат «несчастный случай» с участием «неизвестных вооружённых лиц».

Когда с профессора Пэйтона Уэстлэйка сняли повязку, слепящая темнота сменилась мягким светом. Он сидел в глубоком кожаном кресле, а перед ним расстилался панорамный вид на ночной Манхэттен, будто подчёркивающий, насколько далеко он теперь от того ада, что оставил позади.

За массивным дубовым столом напротив него сидел молодой, безупречно одетый мужчина с холодными голубыми глазами. Его пальцы были сложены домиком, а взгляд, полный вежливого, но бездонного любопытства, изучал учёного так, будто видел его насквозь. Улыбка на его губах была идеальной — отточенной, как лезвие, и столь же лишённой тепла.

— Добро пожаловать в «Линк Компани», профессор, — его голос звучал бархатисто, но в нём чувствовалась та же ледяная глубина, что и во взгляде. — Надеюсь, путешествие не слишком вас утомило? Нам многое предстоит обсудить. Ваш проект Skin II… отныне он наш общий приоритет. И поверьте, мы обеспечим вам куда более… стабильные условия для работы, чем «Амбрелла».

Уэстлэйк почувствовал, как по спине пробежали мурашки, несмотря на комфортную температуру в комнате. Он выбрался из одного ада — только для того, чтобы оказаться в другом. Но пути назад не было.

Теперь его знание живой плоти стало ключом, а двери новой, роскошной клетки захлопнулись за ним совершенно беззвучно.

P.S. Глава по размеру как две стандартных, но я решил не разбивать повествование.

P.P.S. Уважаемые читатели, если найдёте ошибки, напишите мне, пожалуйста, в ЛС (желательно) или хотя бы отпишитесь в комментариях.