Наруто: Бессмертный Макс. Глава 28.
Глава 28.
Турнирный день завершился раньше обычного — шестнадцать поединков, включая мой, промчались почти незаметно.
И вот, как и вчера, старейший писец Като вышел на центр «Восьмигранника» — его голос, усиленный Ки, разрезал остаточный гул:
— Объявляем пары для завтрашних поединков четвертьфинала категории «Молодые Мастера»! Победитель поединка двенадцать: Такэши Хигаки, клан Хигаки!
Тишина на трибунах стала звенящей. Я почувствовал, как десятки взглядов впились в меня.
— Против победителя поединка восемь: Торао Камидзару, клан Камидзару!
Ропот, переходящий в гул, прокатился по трибунам. «Алый Сокол» против «Вихря». Фаворит против сенсации. Зрелище, которого все уже начали ждать. Я встретил взгляд деда на судейской трибуне. Его лицо было бесстрастным.
Я же лишь слегка кивнул в ответ на объявление. Ни тени волнения, только холодное принятие. Пустота внутри даже не дрогнула. Путь к вершине всегда ведёт через сильнейших. Торао Камидзару был просто следующей ступенью.
Спустя некоторое время, когда пары были оглашены, а солнце ещё висело над зубцами Сэйрен-дзё, арена опустела, оставив после себя лишь гулкое эхо аплодисментов.
Я же дождался, пока дед спустится с судейского возвышения в окружении других мастеров. Его лицо было непроницаемым, но в уголках глаз читалась усталость — не физическая, а от постоянной концентрации.
— Дед, — шагнул я навстречу, пытаясь поймать его взгляд. — О том взгляде… с Майто-доно…
Он лишь слегка поднял руку, прерывая меня на полуслове.
— Вечером, Такэши, — его голос прозвучал тихо, но непререкаемо. — В моих покоях. Сейчас — дела. Важные.
Он кивнул в сторону группы, где стоял Кагецу Камидзару и несколько других влиятельных людей, оживлённо о чём-то беседующих. Политика. Игры кланов. То, что всегда шло рука об руку с турниром.
Я поклонился, смирившись с отсрочкой. Оставшись без конкретной цели, я почувствовал странную опустошённость. Адреналин и раны от боя с Мако уже прошли. Тяжёлый, оценивающий взгляд главы Майто и тот немой обмен взглядами между ним и дедом висели в воздухе неразрешённой загадкой. По крайней мере пока. Плюс это состояние во время боя… та самая Пустота, глубокая и всевидящая. Она не отпускала до конца, окрашивая мир в чуть более резкие, но отстранённые тона.
— Прогуляемся, Кендзи, — предложил я, не глядя на помощника. — Город ещё не видел толком.
— Как прикажете, юный господин, — он поклонился, готовый следовать в двух шагах позади, как и положено слуге семьи.
Мы вышли за ворота цитадели в бурлящий вечерний Сэйрен-дзё. Воздух был густ от запахов жареного мяса, пряностей и древесного дыма.
Улицы кишели людьми — участниками турнира в парадных, но уже расслабленных одеждах, торговцами, зазывавшими на последние товары, горожанами, обсуждающими дневные поединки.
Звучали обрывки фраз: «…Алый Сокол, видел?», «…Майто, бедняжка, чуть не убила себя…», «…Хатакэ того парня чуть пополам не перерубил…». Меня узнавали. Указывали. Шептались. Красное хаори Хигаки и юное лицо наследника, уже отмеченное первой славой, делали своё дело. Я старался не замечать, погружённый в поток собственных мыслей.
«Почти три года…»
Цифра ударила с неожиданной силой. Почти три года с того момента, как сознание Макса — взрослого, циничного, измотанного рутиной мужчины из другого мира — вспыхнуло в теле семилетнего мальчика в подземельях культа Джашина. Почти три года в этом жестоком, прекрасном, невероятно реальном мире Наруто. Это уже не был весёлый мультик для выходного вечера. Это была жизнь. С её болью, голодом, страхом, предательством, редкими проблесками тепла и невероятной, выматывающей борьбой за выживание.
Я прекрасно помнил первые полгода. Лаборатория. Тяжёлые ограничители, впивающиеся в запястья. Холодный камень вместо исследовательского стола. И боль. Бесконечная, изощрённая боль. Резали, жгли, ломали кости, морили голодом, травили ядами — всё ради изучения пределов проклятого дара Джашина.
Старик в белом халате с холодными, любопытными глазами учёного-палача… его лицо всплывало передо мной чётче, чем лицо Хасану. Ему я хотел отомстить по-настоящему. Не просто убить — сломать. Заставить испытать толику того ада, что выпал мне.
А тот голод… Не просто урчание пустого желудка, как в прошлой жизни. Это было всепоглощающее желание, исходившее из самой глубины клеток, из костей и души. Тело требовало топлива для бесконечной регенерации, для поддержания этой аномальной жизни. Если бы не те противные солдатские пилюли… Я боялся думать, до чего мог дойти. Что-то внутри — остатки Макса, его моральные устои? — удерживало от превращения в зверя, готового рвать плоть зубами. Но грань была тонкой. Очень тонкой.
Потом был побег. Отчаянная авантюра, построенная на дерзости, удаче и готовности вырвать себе сердце, лишь бы сорвать проклятую метку слежения. Взрыв, разорвавший Хасану и отбросивший меня в грязный переулок Амегакуре… Боль от отсутствующих органов была ничто по сравнению с диким ликованием свободы. Пусть краткой.
«А потом… Хандзо.»
Сейчас, оглядываясь назад с высоты почти двух прожитых здесь лет и положения наследника Хигаки, моё бегство из Амегакуре казалось… немного опрометчивым. Стать учеником Хандзо — полубога мира шиноби, легенды, чья сила пугала даже Каге! Это был уникальный, единственный шанс. Шанс получить знания, защиту, статус. Да, риск был. Риск, что он узнает о бессмертии и превратит меня в подопытного кролика. Но тогда я оправдывал побег этим страхом. Теперь же, зная больше о мире, о связях «учитель-ученик», о том, какую ценность представлял бы для Хандзо живой, обучаемый бессмертный… Скорее всего, я жил бы сейчас в относительной безопасности, накапливая силу и знания под крылом одного из сильнейших шиноби мира. Возможно, даже получил бы призыв…
«Призыв!»
Мысль пронзила, как молния. Как же я упустил это из виду? В мире ниндзя призывы — один из ключевых инструментов.
Мне срочно нужно выяснить у деда, как обстоят дела с договорами призыва в Стране Железа. Существуют ли они? Насколько они сильны? Может ли самурай, владеющий Ки, заключить контракт с кем-то? Эта мысль сулила новые горизонты силы. Но это вопрос ближайшего будущего.
Сейчас же память перенесла меня дальше — к побегу из Дождя, к дороге, полной голода и страха, к встрече с братьями-кузнецами, Хигаси и Митио. Тёплый образ кузницы в Канадзуки, запах угля и раскалённого металла, добрые лица Харуми, строгий, но справедливый Митио, озорной Кенто и маленькая Сакура… Уют. Почти семья. Первый островок нормальности в этом безумном мире.
«Надо будет навестить их, — подумал я с лёгкой ностальгией. — Убедиться, что у них всё хорошо.»
Я тяжело вздохнул, и это движение грудной клетки заставило меня очнуться. Я стоял посреди оживлённой улицы, пропуская мимо себя поток людей. Кендзи терпеливо ждал в двух шагах, его лицо было бесстрастным. Рядом виднелась небольшая, скромная забегаловка — что-то вроде харчевни для простолюдинов. Запах жареной лапши и тушёных овощей ударил в нос, напомнив, что я почти ничего не ел с утра.
— Зайдём, Кендзи, — кивнул я в сторону заведения. — Перекусим.
Внутри было шумно, дымно и тесно. Простые деревянные столы, табуретки, глиняная посуда. Хозяин, толстый мужчина с закатанными рукавами, лихо управлялся с огромным котлом. Мы нашли свободный столик в углу. Я сел. Кендзи замер рядом, как статуя.
— Садись, — предложил я.
— Позвольте отказаться, юный господин, — он поклонился. — Неправильно слуге сидеть за столом с господином.
Я хмыкнул, вдруг вспомнив реалии прошлой жизни — офисные ланчи, фастфуд наравне с коллегами.
«Да, Макс, ты не в своём мире, — мысленно усмехнулся я. — Здесь не все равны. Особенно когда на тебе герб Хигаки.»
— Как знаешь, — пожал я плечами и заказал две порции лапши с овощами и чаю. Для себя. Кендзи мог поесть позже или взять что-то с собой.
Пока ждал еду, мысли понеслись дальше под аккомпанемент гомона забегаловки. После Канадзуки — караван. Ринтаро. Нападение бандитов. Жестокий урок о цене жизни в этом мире. Встреча с дедом…
«И вот я здесь. Наследник. «Алый Сокол». Сражаюсь на турнире «Восходящих Клинков». Играю в игры семей.»
Прошлая жизнь вспоминалась с какой-то болезненной чёткостью. Комфортная квартира с видом на город. Горячий душ по утрам. Интернет — безбрежный океан информации и развлечений. Холодильник, всегда полный еды. Туалет со смывом! Банальные, привычные вещи, которые здесь, в мире Наруто, были уделом избранных или вовсе не существовали. Самые высокие дома, что я видел, — шестиэтажные башни в Амегакуре. Канализация? В лучшем случае выгребные ямы. Медицина? Без целительной чакры — лотерея. Путешествия? Опасность и недели в пути. Жизнь здесь была тяжёлой, грязной, часто короткой и почти всегда несправедливой. Но…
Я неожиданно поймал себя на мысли, что уже не хотел бы возвращаться. Несмотря ни на что. Потому что здесь была настоящая сила. Потому что здесь у меня был дед. Потому что здесь я был Такэши Хигаки, а не забытым богом Максом из другого мира. Потому что путь самурая, с его честью, дисциплиной и стремлением к совершенству, оказался ближе моей израненной душе, чем бессмысленная гонка потребления прошлой жизни.
И в этот момент я увидел его.
«Кандачи.»
Он шёл по другой стороне улицы, в толпе. Его шрамированное лицо под капюшоном дорогого, но неброского плаща было обращено вперёд. Он не оглядывался. Просто шёл, как сотни других.
Странно, но паники, как тогда на арене, не возникло. Ни тени. Только холодное, отстранённое наблюдение.
«Вот он. Тот, кто закопал меня заживо. Кто считал меня щенком.»
Но ярости не было. Был лишь… интерес. Как к опасному, но уже знакомому зверю. Я понял, что тогда, на трибунах, испугался не его, а потери всего, что обрёл здесь. Страх, что он узнает Васаби Сушими под маской Такэши Хигаки, и моя новая, хорошая жизнь рухнет.
Но сейчас, глядя на его удаляющуюся спину, я осознал: Кандачи — часть прошлого. Угроза, но управляемая. А я… я слишком сильно прирос к этой жизни молодого господина. К Ки, к мечу, к уважению в глазах других, к урокам деда, к самому званию Хигаки. Макс, взрослый и циничный, всё ещё жил внутри, направляя расчётом и памятью. Но чувства, эмоции, которые когда-то гнали измученного мальчишку через полмира в Страну Железа, к деду… они трансформировались. Стали частью меня.
«Старик в белом халате… вот кому я должен отплатить. Ему.»
Мысль была холодной и твёрдой, как клинок «Фумэцу».
— Юный господин, ваша лапша остывает, — тихий голос Кендзи вывел меня из раздумий.
Я моргнул, оглядываясь. Миска с парящей лапшей и овощами стояла передо мной. Чайник источал лёгкий пар. Я не помнил, когда их принесли. В забегаловке стало тише, основная волна посетителей схлынула. За окном уже сгущались вечерние тени.
«Боже, сколько времени я просидел здесь, уйдя в свои мысли?»
— Спасибо, Кендзи, — пробормотал я и принялся есть, почти не ощущая вкуса. Еда была простой, сытной, но мысли уже метались вперёд — к предстоящему разговору с дедом.
Мы шли обратно в «Золотого Дракона» под первыми звёздами. Город затихал, готовясь ко сну, лишь изредка освещённый бумажными фонарями у дверей чайных домов или постоялых дворов. Я шёл молча, Кендзи — следом, его присутствие было ненавязчивым, но ощутимым, как тень от дерева.
В гостинице царила тишина, нарушаемая лишь скрипом половиц да тихими голосами служек. Войдя в свои покои, я с облегчением скинул хаори и принялся возиться с застёжками доспеха.
И тут тихо постучали.
— Войдите, — крикнул я, пытаясь расстегнуть упрямую пряжку на наплечнике.
В дверь просунулась голова одного из наших охранников.
— Юный господин Такэши, — он поклонился. — Господин Арика ожидает вас в своих покоях. Сейчас.
«Вот оно.»
— Спасибо. Иду.
Я повесил последний элемент доспеха на стойку, оставшись в простом тренировочном кимоно. Сердце забилось чуть чаще. Судя по поведению деда, разговор обещал быть важным. Я глубоко вдохнул, собираясь с мыслями, ощущая под босыми ногами прохладу полированных деревянных полов. И направился на встречу.
Дверь в покои деда отворилась беззвучно, впуская струю прохладного вечернего воздуха, смешанного с запахом старой бумаги, древесного лака и едва уловимым дымком благовоний.
Арика сидел за низким лакированным столом, заваленным свитками, его профиль резко вырисовывался в свете масляной лампы. Рядом с ним на столе стояли две пиалы с дымящимся зелёным чаем — одна почти пустая, другая, явно предназначенная для меня, полная.
— Садись, Такэши, — его голос, обычно резкий, сейчас звучал устало, но твёрдо. Он не поднял глаз от развёрнутого перед ним свитка с каллиграфическими пометками, вероятно, заметками о сегодняшних поединках или клановых делах.
Я скользнул на татами напротив него, приняв позу сэйдза, ощущая под коленями прохладу плотно сплетённой соломы. Дед наконец оторвался от свитка, его тяжёлый, всевидящий взгляд скользнул по моему лицу, будто считывая остатки напряжения после боя с Мако и ожидание этого разговора.
— Чай остывает, — он кивнул на полную пиалу. — Пей. Тебе нужно восстановить силы после… демонстрации.
Я послушно взял пиалу, ощущая тепло керамики в ладонях. Аромат свежего сэнтя успокаивал нервы. Сделал глоток. Горьковато-свежий вкус разлился по рту.
— Тот взгляд, дед… — начал я, не в силах больше терпеть. — Между вами и Майто-доно после боя. Это было… не просто вежливость.
Арика усмехнулся коротко, беззвучно, уголки его губ дрогнули в подобии улыбки, лишённой веселья.
— Вежливость? Нет, внук. Это был финал задуманной партии. И ты сыграл свою роль блестяще. Лучше, чем я мог ожидать. — Он отпил из своей пиалы, его глаза, стальные и неумолимые, замерли на мне. — Полгода назад, когда ты начал показывать первые проблески истинного понимания Пустоты, я вспомнил о Майто. О Хачидо: Си но Аями. О том, что их техника может стать твоим величайшим оружием. Три месяца я обдумывал стратегию. Как подойти к старому лису? Прямое предложение? Он бы счёл это наглостью или ловушкой. Гордость самурая, особенно упадочного клана, — штука опасная.
Он развернул один из свитков — не каллиграфический, а деловой, с печатью.
— Три месяца назад, перед самым объявлением о турнире, я отправил ему письмо. Весьма… осторожное. Предложил присмотреться к тебе. К моему внуку и наследнику. И предложил старую, почти забытую практику — обмен. — Дед сделал паузу, давая словам осесть. — Я обязуюсь принять его старшую дочь, Мако, если она проявит интерес и способности, и обучать её основам Пути Пустоты. Не секретам техники, но базовым принципам, контролю Ки, медитации. А он… — голос Арики стал тише, весомее, — …он, в свою очередь, должен был присмотреться к тебе. И если ты его заинтересуешь… обучить тебя первым шагам их родовой техники. Хатидо: Си но Аями. Хотя бы Первому Шагу.
Мозаика сложилась. Внезапная встреча с Харуми в саду — не случайность. Её сложный свиток, нарочитая задержка Мако перед выступлением, их появление на улице рядом со сладостями… Всё было частью проверки. Глава Майто наблюдал, возможно не сам, а через слуг, но наблюдал. Оценивал мои манеры, реакцию, как я общаюсь с его дочерьми, особенно с младшей. Как держусь после боя. Как реагирую на его тяжёлый взгляд.
— Мако… она знала? — спросил я, вспоминая её раздражение перед боем, её яростную, почти самоубийственную атаку.
— Знать? Полностью? Вряд ли, — покачал головой дед. — Старый Майто, судя по всему, дал ей лишь часть информации. Возможно, сказал, что ты — потенциально важный для их клана человек, и её бой — это… демонстрация возможностей. Для тебя. Или для меня. Но она умна. Чувствительна. Она поняла, что её используют как этап в чужой игре. И это её возмутило. Гордость Майто, пусть и в упадке, всё ещё сильна. Она хотела не просто победить. Она хотела сокрушить тебя. Показать отцу, что ты недостоин их техники, что его затея — ошибка. — Арика хмыкнул. — В итоге она сделала хуже только себе. И… лучше для нас. Её отчаянный рывок, её боль, её падение — всё это показало старику твоё истинное лицо. Хладнокровие. Умение выстоять под нечеловеческим напором. Способность не просто драться, но читать бой, предвидеть. Именно этого он ждал.
Он отложил свиток, его пальцы постукивали по лакированной поверхности стола.
— На вопрос, почему я не сказал тебе сразу, внук… — он посмотрел мне прямо в глаза, и в его взгляде читалась холодная, расчётливая мудрость. — Ответ прост: нужна была искренность. Истинная реакция. Майто-доно — не дурак. Он мастер интриг, пусть и запертый в своём угасающем поместье. Если бы он заподозрил, что ты знаешь о его плане, что твоё поведение — спектакль… доверие было бы разрушено на корню. Возможно, навсегда. А оно нам нужно. Обида старого самурая — штука глубокая и долгая. Мне не нужен враг в лице потенциального союзника. Если бы ты не подошёл… — он усмехнулся, и в его глазах мелькнула знакомая хитрина, — …у меня был запасной план. Не столь элегантный, но рабочий. К счастью, он не понадобился.
Он выпрямился, его осанка снова стала безупречной, властной.
— Мы встретились с ним сегодня. После твоего боя. До оглашения пар. Он согласился. На обмен знаниями и… частично техниками. Когда ты подрастёшь. Через пару лет. Я возьму Мако в ученицы. Научу её основам Пустоты — медитации, контролю Ки, начальным техникам Ку:ё. А он… — дед сделал паузу, подчеркивая важность, — …он лично обучит тебя Хатидо: Си но Аями. Начнёт с Первого Шага. И, возможно, если увидит потенциал и… надёжность, пойдёт дальше. Это огромная победа, Такэши. Шаг к силе, которая перевернёт для тебя всё.
Он отхлебнул чаю, его взгляд стал оценивающим, как во время тренировки.
— Ещё кое-что. Сегодня, в бою с Мако… ты использовал не просто азы Пустоты. Ты вошёл в неё глубоко. Глубже, чем когда-либо прежде. Это был не просто «Ку:то Синсэй». Это было почти… слияние. Ты чувствовал поле боя, её намерения, поток её Ки с такой ясностью, что это позволило тебе выстоять под её бешеным натиском. — Голос деда звучал с оттенком гордости. — До этого ты лишь прикасался к поверхности. Ощущать всё вокруг в радиусе нескольких метров, чувствовать движение воздуха, биение сердца противника, малейший выброс его энергии — это следующий уровень. «Ку:фуку Найкан» — Погружение во Внутреннюю Пустоту — начинается именно с расширения восприятия вовне. У меня, после десятилетий практики, рабочий радиус — около девяти метров. Постоянный радиус — два. У тебя… потенциал куда больше. И сегодня ты сделал шаг к его раскрытию. Осознанно или нет.
Его слова отозвались внутри теплом признания. Да, тот бой был иным. Мир замедлился, стал объёмным, предсказуемым. Именно это позволило пережить первый сокрушительный удар Мако.
— Я… стараюсь, сэнсэй, — сказал я просто.
— Знаю, — кивнул Арика. Его лицо на мгновение смягчилось, в глазах мелькнула редкая нежность, быстро сменяющаяся привычной суровостью. — Я старею, Такэши. Не смейся. Тело ещё крепкое, Ки сильна, проживу, боги дадут, ещё лет десять, а то и больше. Но годы берут своё. Очень хочется успеть… успеть передать тебе всё. Всё, что знаю. Всё, что постиг. Потому что ты… — он ткнул пальцем в мою сторону, — …ты будешь нести имя Хигаки дальше. Дальше и выше, чем я смог. Твоя… особенность даёт тебе время. Время учиться, расти, становиться сильнее. И это… — он отвёл взгляд, глядя куда-то в тень, — …это величайший дар для меня как учителя и деда. Потому по возвращении домой… мы не засидимся. Отправимся в путешествие. По Стране Железа. Увидим её не как участники турнира, а как странники. Это будет… следующим очень важным уроком.
Путешествие? С дедом? Вне стен поместья? Мысль вызвала волну предвкушения. Новые места, новые люди, настоящий муся сюгё!
Но затем лицо Арики окаменело. Вся мягкость исчезла, сменившись ледяной, непреклонной серьёзностью. Воздух в комнате словно сгустился.
— Теперь о завтрашнем дне, — произнёс он, и каждый звук падал, как камень. — Ты будешь драться с Торао Камидзару. И ты должен проиграть.
Я замер. Не возмутился, не вскрикнул. Просто замер, ощущая, как холод его слов проникает под кожу, гася мгновенный всплеск протеста. Пустота помогла удержать внешнее спокойствие.
— Почему? — спросил я ровно, глядя ему в глаза.
— Потому что сегодняшний бой, — ответил дед без колебаний, — хоть и был победоносным, уже привлёк к тебе слишком много внимания. Мастерство не по годам. Скорость. Хладнокровие под адским прессингом техники Майто. Мастера видят. Видят, что ты овладел не просто азами «Ку:ё Тайка» и «Ку:ё», а используешь их на уровне, недоступном большинству «Молодых Мастеров» с их годами тренировок. Но они ещё не поняли истинной глубины. Не поняли твоей… особенности. Они видят гениального ученика «Буревестника». И это пока терпимо. — Он наклонился вперёд через стол, его голос стал тише, но опаснее. — Но победа над Торао? Сын главы Камидзару? Фаворит турнира? Это вызовет не просто ажиотаж. Это зажжёт костёр. Костёр, на который слетятся все шпионы, все лазутчики чужих деревень, все завистники и враги. Они начнут копать. Глубже. И твоя особенность… вскроется. Особенно в настоящем бою, не на турнире. А я, — его голос дрогнул от сдержанной ярости, — …я не готов потерять тебя. Не сейчас. Не когда ты только встал на Путь.
Он тяжело вдохнул, его пальцы снова забарабанили по столу.
— Я презираю это, внук. Презираю необходимость сдерживать твой рост, прятать твой свет. Твоя особенность… она позволяет тебе нивелировать разрыв в объёме Ки, в опыте. Первое место по праву твоё. Но именно сейчас ты не готов. Не готов к тому вниманию, которое обрушится на тебя как победителя. На турнир съехались послы, купцы, шпионы из Конохи, Ивы, Песка, даже Дождя. Страна Камня… — его голос стал совсем тихим, в нём зазвучала старая, незаживающая боль, — …у меня с ней свои счёты.
Он замолчал, явно что-то обдумывая. Его взгляд ушёл в прошлое, туда, где бушевала Первая Великая Война Шиноби.
— У меня было два сына, Такэши. Твой отец Ягами… и твой дядя, Кайто. Ягами я воспитывал как наследника, будущего главу клана, хранителя традиций и хозяйства. Кайто… Кайто был другим. Горячим. Одарённым в Пути Пустоты. Я обучал его настоящему мастерству. Всему, что знал. — Голос Арики охрип. — Когда грянула война… он ушёл. По зову чести? По авантюризму? Не знаю. Он сражался. И показал себя… слишком хорошо. Слишком ярко. Слишком страшно. — В глазах деда вспыхнула смесь гордости и невыносимой горечи. — За его голову Страна Камня, Ивагакуре, назначила награду, равную награде за голову дзёнина высшего ранга. И прислали за ним… группу. Одиннадцать дзёнинов. Экспертов по зачистке. — Он сжал кулак, костяшки побелели. — Он принял бой. И по следам… по тому, что осталось… он убил восьмерых. Восьмерых опытнейших убийц! Сила Пустоты… она была страшна в его руках. Но силы не безграничны. Его настигли. Убили. Более того… — его голос стал ледяным, — я подозреваю, что именно тогда кто-то в верхушке Ивы не просто захотел его смерти. Они испугались. Испугались техники Пустоты. И решили выкорчевать её источник. Уничтожить клан Хигаки. — Он посмотрел на меня, и в его взгляде была вся боль той трагической ночи. — У меня нет железных доказательств. Все следы… оборваны. Мастерски. Но я знаю. Чувствую костями. Ива причастна не только к смерти Кайто, но и к резне, устроенной в нашем поместье. К смерти твоего отца, матери, сестры… — Он замолчал, с трудом переводя дыхание. — После… после той ночи, когда я искал виновных… я устроил бойню сам. И теперь нахожусь под негласным надзором даймё. Мои руки связаны. Пока. Пока ты не окрепнешь.
Тишина в комнате стала густой, тяжёлой, как свинец. Масляная лампа потрескивала, отбрасывая дрожащие тени. Горечь, ярость, бессилие — всё смешалось в словах деда.
— Завтра, Такэши, — продолжил он, уже спокойнее, но с непререкаемой твёрдостью, — ты покажешь отличный бой. Зрелищный. Достойный. Ты продемонстрируешь всё, на что способен сейчас… кроме самого главного. Потом ты сдашься. Избежишь решающего удара. Сделаешь вид, что силы на пределе, что ты не можешь продолжать. Это унизительно? Да. Для самурая. Особенно. Но это необходимо. Чтобы избежать лишнего внимания. Чтобы дать тебе время. Чтобы Ивагакуре… — он произнёс название деревни с ненавистью, — продолжала спать. Пока не время. Понял меня?
Я смотрел на него. На его лицо, изборождённое морщинами, на седину в волосах, на глаза, полные старой боли и непоколебимой решимости. Логика его слов была безупречной, как отточенный клинок. Жестокой, но необходимой. Гордость молодого Такэши горела во мне протестующим пламенем, но холодный разум Макса видел дальше.
«Проиграть. Сознательно. Чтобы жить. Чтобы расти. Чтобы когда-нибудь отомстить по-настоящему. За себя. За них. За деда, чьи руки связаны.»
Я глубоко вдохнул принимая решение. И Пустота погасила эмоциональную бурю.
— Понял, дед, — мои слова прозвучали тихо, но чётко, словно удар колокола в тишине. — Всё понял. Поблагодарю за откровенность. И за… заботу.
Арика изучающе посмотрел на меня, будто проверяя искренность. Потом кивнул, удовлетворённый. В его глазах мелькнуло то самое редкое одобрение.
— Хорошо. Основные цели турнира достигнуты. Ты заявил о себе. Закладка камня в фундамент будущего союза с Майто сделана. Остальное — шелуха. После турнира — домой. Дальнейшие тренировки ждут. И подготовка к путешествию. — Он махнул рукой, знак того, что разговор окончен. — Иди. Отдыхай. Завтра — последний рывок.
Я встал, сделал глубокий, почтительный поклон.
— Спокойной ночи, сэнсэй.
— Спокойной ночи, внук.
Я вышел в прохладный коридор, закрыв за собой дверь. С грузом нового знания, старой боли клана, необходимости завтрашнего поражения и… туманного, но могучего будущего. Семья Майто, их техника, путешествие с дедом, тень Ивы… Мысли вихрем проносились в голове, но Пустота, как надёжный якорь, удерживала равновесие.
Я направился к своим покоям, где Кендзи, наверняка, уже приготовил всё для ночи, а завтрашний бой с Торао Камидзару, каким бы ни был его исход, казался теперь лишь очередной ступенью на долгом, бесконечном Пути.
P.S. Уважаемые читатели, если найдёте ошибки, напишите мне, пожалуйста, в ЛС (желательно), ну или хотя бы отпишитесь в комментариях.