Наруто: Бессмертный Макс. Глава 31.
Глава 31.
Спустя неделю практически безостановочного ритма — где утренние спарринги с дедом у пруда сменялись часами в седле или разбором крестьянских споров с Макото, а вечера уходили на изматывающую медитацию, призванную ухватить суть дневных событий сквозь призму Острия Сознания, — дед неожиданно отменил утренний бой. Вместо привычного звона клинков он пригласил меня в глубь сада, туда, где вековые сосны и древняя, скрюченная слива образовывали тихий, почти священный уголок, окутанный утренним туманом и щебетом невидимых птиц. Воздух здесь пах влажной землёй, хвоей и чем-то неуловимо древним.
Он стоял перед низким каменным постаментом, на котором уже лежал тот самый, потемневший от времени свиток призыва. Рядом — небольшая чаша из чёрного камня, наполненная чистой водой, и игла из тёмного, почти синего металла.
— Время пришло, Такэши, — произнёс дед, его голос звучал торжественно и непривычно тихо, как в храме. — Сегодня ты примешь наследие крови не только в знании, но в действии. Свяжешь свою судьбу с теми, кто служил нашему роду задолго до твоего рождения.
Он развернул свиток. Узор стилизованного крыла, выведенный тушью, казалось, шевелился в утреннем свете. Под ним — столбец имён, написанных разными почерками, от угловатого и резкого до плавного и утончённого. Последнее имя — „Арика Хигаки"— было знакомым и твёрдым. Ниже — пустое пространство, ожидавшее.
— Кровь, — указал дед на иглу, — и Ки. Твои. Положи ладонь на свиток, над местом для подписи. Чувствуй его. Это не просто бумага. Это врата. Мост между мирами.
Я сделал глубокий вдох, стараясь унять лёгкую дрожь в пальцах — не от страха, а от осознания значимости момента. Прикоснулся правой ладонью к прохладной, шероховатой поверхности свитка. Ощутил… вибрацию. Тонкую, едва уловимую, словно отдалённый гул ветра в горных ущельях. Закрыл глаза, сосредоточившись. Остриё Сознания, уловило нечто большее — сеть тончайших энергетических нитей, сплетённых в узор свитка, ощущение древнего договора, пронизанного волей и уважением.
— Теперь, — голос деда вёл меня, как якорь в океане энергии, — капля крови — печать жизни. И вложи в неё свою Ки. Частицу своей воли, своего духа.
Я взял иглу. Острый холодок металла коснулся подушечки большого пальца левой руки. Лёгкое давление — и алая капля выступила, яркая на фоне кожи. Я поднёс палец к пустому месту. Капля упала на свиток. И в тот же миг, я направил в каплю крови поток своей Ки — не грубый, не разрушительный, а точный и сконцентрированный, как луч света. Моя Ки, смешавшись с кровью, заставила поверхность свитка вспыхнуть мягким, серебристо-голубоватым светом. Кровь не растекалась — под действием направленной Ки она впиталась в бумагу, оставив после себя не просто пятно, а сложный, мерцающий миниатюрный узор, похожий на отпечаток крыла в микроскопическом масштабе. Я протянул руку к кисточке, стоявшей рядом в стакане с тушью. Обмакнул её, чувствуя, как поток Ки, все ещё льющийся из меня, наполняет инструмент, и твёрдо вывел на свитке под возникшим узором: „Такэши Хигаки".
В момент, когда последний штрих иероглифа был завершён, энергия в свитке вспыхнула с новой силой. Весь узор, все имена засветились изнутри тем же серебристо-голубым светом. Воздух в саду завибрировал, загудел низким, едва слышным тоном, словно гигантская струна была тронута где-то в недрах земли. Через ладонь, всё ещё лежащую на свитке, по моей руке, плечу, всему телу пробежал разряд чистой, прохладной энергии. Не боль, а скорее… мощное, беззвучное приветствие. Я ощутил, как множество незримых взглядов обращаются ко мне, и в этом потоке чувств читалось ясное согласие и признание.
Дед осторожно свернул свиток. Свет погас, оставив после себя лишь лёгкое покалывание в кончиках пальцев и глубокую, нерушимую связь, уходящую куда-то за пределы видимого мира.
— Договор заключён, — произнёс Арика, и в его голосе звучала непривычная теплота и удовлетворение. — Клан признал тебя. Духи горного ветра признали тебя. Сэйрю теперь твои союзники. Твои вестники. Твои… друзья, если сумеешь заслужить их уважение не только кровью. — Он положил свиток обратно в защитный футляр. — Механика проста, но требует концентрации. Вложи Ки в свиток, визуализируй существо, которого хочешь призвать — вестника для письма, разведчика, бойца, если договор позволит и ситуация потребует. Ки активирует свиток, воля фокусирует намерение и открывает врата. Сила призыва зависит от твоей воли и затраченной Ки. Помни: они не рабы. Они приходят по договору. Ты можешь их призвать, но они могут и отказаться, если цель покажется им недостойной или опасной сверх меры. Уважай их волю.
Он протянул мне футляр со свитком. Тот был тёплым на ощупь.
— Попробуй сейчас. Вызови вестника. Самого малого. Просто для связи. Для знакомства.
Сердце забилось чаще. Я крепче сжал футляр в левой руке. Закрыл глаза, сосредоточив волю на футляре в правой руке. Направил в свиток внутри ровный, контролируемый поток своей Ки. Не требовалось много силы для простого вестника. Я ясно представил себе не большую, грозную птицу, а маленькое, юркое существо, похожее на ястреба-перепелятника, но с оперением цвета стальной синевы и яркими жёлтыми глазами. Вложил в этот образ всё своё намерение: Явись. Просто будь здесь. Позволь нам узнать друг друга.
— Сэйрю! — произнёс я твёрдо, хотя внутри всё трепетало.
Футляр в руке дрогнул, излучая тепло. Воздух передо мной, в полуметре над землёй, внезапно сгустился, заискрившись крошечными голубоватыми искрами. Тихий, отчётливый свист, словно ветер в узкой расщелине — и искры схлопнулись. На мягко опустившуюся травинку села птица.
Именно такая, как я представил: размером с крупного дрозда, обтекаемая, вся — воплощение скорости и ловкости. Перья — оттенки стального синего и серого с серебристыми каёмками, словно чешуя. Глаза — ярко-жёлтые, без век, пронзительные и невероятно умные. Она потрясла головой, расправила крылья с едва слышным шелестом, больше похожим на шорох сухого листа, и устремила свой немигающий взгляд прямо на меня. Ни страха, ни агрессии — лишь спокойное, оценивающее наблюдение. И между нами возникла связь. Тонкая, как паутинка, но прочная. Не слова в голове, а поток чистых ощущений, перетекающих ко мне: лёгкое любопытство, настороженность, сдержанное ожидание. Я ощущал её присутствие незримой нитью.
— Сэйрю, — прошептал я, не сводя с птицы глаз. — Я — Такэши Хигаки.
Она слегка наклонила голову, будто кивая. Затем её взгляд скользнул на деда. Тот стоял чуть поодаль, наблюдая, его лицо было непроницаемо, но в уголках глаз читалось одобрение.
— Она знает, — тихо сказал Арика. — Кровь говорит. Договор говорит. Теперь вы связаны. Корми её свежим мясом или рыбой, говори уважительно, не призывай по пустякам. И она станет твоими глазами в небе, твоим гонцом, быстрее любого коня.
Я медленно протянул руку ладонью вверх. Не принуждая, просто предлагая место. Сэйрю секунду смотрела на мою руку, потом легко, бесшумно вспорхнула и опустилась на пальцы. Её коготки были острыми, но касались кожи с удивительной нежностью. Вес почти не ощущался. Я почувствовал лёгкий ветерок, исходящий от её перьев, и тот же прохладный вихрь Ки, что был в свитке, только живой и дышащий.
«Дух ветра… И я могу призывать таких. Это не сон. Это моя сила. Наша сила. Хигаки ».
Чувство было ошеломляющим — смесь гордости, благоговения и огромной ответственности. Эта маленькая птица была живым воплощением истории моего клана, связи с миром, лежащим за гранью обыденного.
Мы простояли так несколько минут — я, дед и маленький дух ветра на моей руке. Затем Сэйрю потянулась, ещё раз шевельнула крыльями и… растворилась. Не исчезла резко, а стала прозрачной, как дымка, и её очертания просто стёрлись из виду, оставив лишь лёгкое движение воздуха.
— Она вернулась в свою обитель, — пояснил дед. — Но теперь она услышит твой зов, когда потребуется.
Я опустил руку, всё ещё ощущая призрачное касание когтей и прохладу её Ки. Вопрос, давно меня волновавший, вырвался наружу:
— Дед… стихия. Ещё в Амегакуре, я выяснил, что моё природное преобразование чакры — Воздух. Это… нормально?
Арика усмехнулся, коротко и сухо.
— Нормально? Это неизбежно, внук. Воздух — стихия нашей крови. Ки клана Хигаки всегда тяготела к ветру, к скорости, к незримому потоку. Наш Путь Пустоты, наше Остриё Сознания — всё это в гармонии с воздухом. Потому и неудивительно, что духи ветра благосклонны к нам. Воздух — их стихия, их дом. — Он пристально посмотрел на меня, и в его взгляде зажёгся знакомый огонь наставника. — Но знать стихию и уметь её использовать — вещи разные, Такэши. Очень разные. Включение стихии в техники, преобразование чистой Ки в режущий ветер, в ураган, в невидимый клинок… Это высший пилотаж. Сложный. Опасный без должного контроля. Ты ещё не готов.
Он сделал паузу, давая словам проникнуть глубже.
— Год. Минимум год упорных тренировок только с Ки, с мечом, с восприятием. Тебе нужно укрепить фундамент, сделать Остриё Сознания таким же естественным, как дыхание. Только тогда, когда ты будешь чувствовать поток Ки в себе и вокруг с абсолютной ясностью, мы начнём. Возможно, даже позже. Во время нашего путешествия, в горах, у истоков ветров… там, где воздух чист и силён, я научу тебя первым азам. Терпение, внук. Сила стихии не терпит спешки.
Его слова остудили пыл, но не разочаровали. Наоборот. Это был чёткий путь. Год на закалку тела, духа и восприятия. А потом… настоящая магия стихии. То, что делало шиноби грозными, но подчинённое самурайской дисциплине и нашему уникальному Пути.
— Понял, сэнсэй, — я склонил голову. — Буду готовиться.
Дед положил тяжёлую руку мне на плечо.
— Сейчас — отдых. Настоящий. Твоя Ки потрачена на договор и призыв. А после обеда — с Макото. На южные поля. — В его глазах мелькнул знакомый огонёк деловитости, смешанный с тенью усталости. — Управление, внук, тоже требует Ки. Иной. Но не менее важной. Иди. Пусть Сэйрю отдохнёт, и ты отдохни. Сегодня ты сделал шаг не только в будущее, но и вглубь корней нашего клана.
Я покинул сад, неся в руке футляр со свитком, ставшим вдруг невероятно значимым. Прохлада утра сменилась теплом поднимающегося солнца. Где-то в незримом пространстве между мирами, я знал, маленький дух ветра с жёлтыми глазами наблюдал или отдыхал, ощущая новую нить договора, протянувшуюся ко мне. Воздух вокруг, всегда просто фон, теперь казался наполненным скрытой жизнью, потоком, к которому я, благодаря крови Хигаки и заключённому договору, прикоснулся по-настоящему.
⁂
Третья неделя. Солнце уже клонилось к закату, окрашивая рисовые чеки в цвет старой меди, когда мы с юным господином Такэши возвращались с осмотра южных террас. Пыль дороги осела на наши хакама, смешавшись с потом. Усталость давила плечи, но не ту, что остаётся после кузнечных работ или стычки с разбойниками у перевала. Это была усталость от цифр, от жалоб старосты деревни Танака на засоление почвы, от бесконечных расчётов урожая и нехватки удобрений.
Я наблюдал за наследником. Он слушал. Впитывал. Задавал вопросы — острые, не по годам проницательные. Не просто „почему?" , а „как это исправить?" , „что будет, если…?" . В его глазах, так похожих на глаза его матери в минуты сосредоточенности, горел не праздный интерес, а та же тяжёлая ответственность, что когда-то легла на плечи его отца, господина Ягами.
«Господина…»
Мысли, словно назойливые осы, вернулись к прошлому. К дому, каким он был до Той Ночи. Не к крепости, опоясанной стенами и горем, а к дому, полному жизни, смеха, суеты. Господин Ягами, прямой и честный, как клинок без зазубрин, всегда находил время для совета, для улыбки — даже для самого младшего конюха. Госпожа Миюки… Её смех, лёгкий, как звон фарфора, наполнял покои теплом. Она могла унять любой спор, смягчить самое гневное слово господина.
А маленькая госпожа Хана… Солнышко. Вечно прилипшая к материнской юбке или карабкающаяся по садовым валунам — отчего у меня, грешным делом, прибавилось седых волос.
И Такэши… Тогда ещё господин Такэши-младший. Живой, неугомонный ураган. Вечно где-то там: то в кузнице, где я едва успевал отшвырнуть раскалённую подкову от его детских рук (шрам… тот самый белый след на костяшках), то верхом на самом строптивом пони, то на крыше амбара — „чтобы лучше видеть, как солнце садится" . Его энергия казалась неиссякаемой. И страх… вечный страх за него, этот неугомонный комочек жизни, наследник крови Хигаки.
Я растил своего старшего, Кендзи, названного в честь основателя, как его тень, его защитника и будущего управляющего. Учил цифрам, людям, терпению… Всё ещё верил, что мир — это рисовые поля, размеренный звон наковальни и заботы о поместье.
«Всё ещё верил ».
Пока не пришла Та Ночь.
Пока стены не задышали адским пламенем, а воздух не наполнился криками и звоном стали. Я дрался. Отчаянно. Как мог. Стараясь пробиться к покоям господина Ягами, к детским комнатам.
И видел…
Видел, как пал господин Ягами, прикрывая собой дверь. Видел, что сделали с госпожой Миюки… Не достоин даже в мыслях повторить увиденное. Слышал последний крик маленькой Ханы.
А потом… удар.
Тот самый, что оставил мне этот шрам-маску и отнял глаз. Боль, адская боль, и ощущение, будто лицо разорвано. Я упал. Меня сочли мёртвым. Сквозь пелену крови и боли, сквозь сумеречное сознание видел, как господина Такэши, связанного, полуживого, уводили прочь. В кромешную тьму.
И я ничего не мог поделать.
«Ничего ».
Лежал, как окровавленный обрубок, среди пепла и смерти. Выжил чудом. Как и мой младший, Харуто, гостивший тогда с матерью у её родителей в дальнем селении.
А Кендзи… Мой Кендзи сражался рядом со мной у входа в главный дом. Пал, заслонив собой…
Пустоту.
Наследника уже не было. А я не смог защитить своего первенца.
Не смог.
Теперь Харуто… Подрос. Упрямый, как горный козёл, но с глазами, в которых светится ум. Учу его. Тому же, чему учил Кендзи. Цифрам. Людям. Терпению. И мечу. На всякий случай. Чтобы смог уберечь то, что останется. Чтобы не повторил мою слабость.
А юный господин Такэши… Вернувшийся из небытия, закалённый в каком-то аду, несущий на себе печать чужой, страшной силы — но под маской спокойствия. Господин Арика безмерно горд. И я… я надеюсь.
Такэши учится. Не только владению мечом. Он учится видеть поля, понимать людей. Вот и сейчас, возвращаясь с южных террас, он молча обдумывает услышанное, слегка нахмурив лоб — точь-в-точь как господин Ягами, когда тот решал спор о земле.
Мы прошли ворота, кивнув страже. Вечерний покой усадьбы — скрип телеги у складов, дальний звон из кузницы, крик петуха — окутал нас, как тёплое одеяло. Мы дома. Среди своих. Даже если некоторых уже нет. Среди их памяти.
Направляясь к главному дому, чтобы доложить господину Арике о поездке, у крыльца мы увидели его самого. Он стоял в тени вековой сосны, а рядом — гонец в дорожном плаще, покрытом пылью и потёртостями. Видно, путь был долгим.
Гонец только что передал господину небольшой, но плотный свиток с печатью, которую я не сразу разглядел. Господин Арика развернул его; его пальцы, обычно твёрдые и уверенные, двигались чуть медленнее обычного.
Я остановился в почтительном отдалении, Такэши — чуть позади. Гонец, отдав свиток, склонился в низком поклоне и быстро удалился, его шаги поскрипывали на каменной мостовой.
Тишина повисла тяжёлой пеленой, нарушаемая лишь шелестом листвы над головой.
Господин читал.
Его лицо, обычно непроницаемое, как скала, было сосредоточено. Но я, служивший ему столько лет, знавший каждую морщину, каждую тень в его глазах, уловил… перемену. Не гнев. Не скорбь. Нечто иное — глубже и тревожнее.
Словно земля под ногами внезапно дрогнула.
Брови чуть сдвинулись. Губы сжались.
Он дочитал.
Медленно свернул свиток.
Взгляд его, поднятый от бумаги, устремился куда-то вдаль — за стены усадьбы, за холмы, туда, где лежали земли Огня.
В его глазах — холодное переосмысление мира. Пересчёт всех шансов, всех угроз. Так смотрит стратег, узнавший о падении ключевой крепости.
Такэши, почуяв напряжение, сгустившееся вокруг деда, сделал шаг вперёд. Его голос, обычно ровный, прозвучал чуть громче в вечерней тишине:
— Дед? Что-то случилось?
Господин Арика медленно повернул голову.
В его взгляде не было паники — лишь стальная воля „Буревестника" , закалённая десятилетиями бурь. Но сейчас она сдерживала нечто огромное, обрушившееся на него.
Он произнёс чётко, отчеканивая каждое слово, как удар молотом по наковальне:
— Случилось. Умер Тобирама Сенджу. Второй Хокаге Конохи пал.
P.S. Уважаемые читатели, если найдёте ошибки, напишите мне, пожалуйста, в ЛС (желательно), ну или хотя бы отпишитесь в комментариях.