Mushoku Tensei. Глава 32. Лилия
13к символов
На этом главы от третьего лица заканчиваются пока что.
* * *
Прошло три года с тех пор, как Лилия впервые вошла в дом Грейратов в деревне Буэна, неся в руках небольшой дорожный саквояж и тяжёлый груз прошлого.
Срок её контракта истёк, и теперь она сидела в своей комнате на втором этаже, где воздух был пропитан запахом старого дерева и воска от догорающей масляной лампы. Комната была аскетичной: узкая кровать с выцветшим шерстяным одеялом, потёртый сундук, где хранились её платья и немногие личные вещи, и маленький столик, заваленный старыми письмами, парой потрёпанных книг и глиняной кружкой с остывшим травяным чаем. Тонкая льняная занавеска на окне слегка колыхалась от ночного сквозняка, а за окном слышался шёпот ветра, перебирающего листву старого дуба во дворе.
Лилия, всё ещё в своей чёрной форме горничной с аккуратно завязанным белым передником, сидела на краешке кровати, её тёмные волосы, обычно собранные в аккуратный пучок, теперь свободно падали на плечи. В руках она вертела запечатанное письмо, её тонкие пальцы нервно теребили край конверта. Её лицо, обычно бесстрастное, выдавало внутреннюю борьбу: глаза, тёмные и глубокие, то загорались решимостью, то омрачались сомнениями. Она размышляла о своём прошлом, о трёх годах в этом доме и о том, какой путь выбрать дальше.
Три года назад, когда Лилия наткнулась на объявление о найме в доме Пола Грейрата, её сердце сжалось от вспышки старой боли. Имя Пола, написанное чёрными чернилами на потрёпанной бумаге, вернуло её в юность — в пыльное додзё школы боевых искусств, где запах пота и полированного дерева смешивался с её страхом и отчаянием. Тогда, будучи юной ученицей, полной мечтаний о славе воительницы, она стала жертвой Пола — молодого, дерзкого и безнравственного отпрыска дворян. Он лишил её девственности, оставив в её душе рану глубже, чем любой клинок. Лилия пролила тогда немало слёз, но жизнь продолжалась, и боль со временем притупилась и даже в какой-то мере исказилась.
Служба во дворце наложниц, куда её занесла судьба, научила её выживать.
Дворяне и чиновники, с их властными руками и холодными улыбками, не раз напоминали ей о том, что сделал Пол, но она научилась отгораживаться от этих воспоминаний. Странным образом, то, что когда-то было самым болезненным моментом её жизни, стало казаться почти ностальгическим — словно далёкий, выцветший сон, в котором боль смешивалась с горькой тоской по утраченной невинности. Лилия не могла объяснить, почему её чувства изменились, но принимала это как часть своей сложной, изломанной судьбы.
Всё изменилось, когда во дворце она получила серьёзное ранение.
Во время покушения на одну из наложниц кинжал убийцы оставил на её бедре глубокий, рваный шрам, который до сих пор ныл в сырую погоду и ограничивал её движения. Эта травма поставила крест на её карьере воительницы, освободив её от постоянного напряжения и страха, но вернув старые воспоминания. Увидев объявление с именем Пола Грейрата, Лилия почувствовала, как в груди разгорается уже почти потухший огонь ненависти. Она вспомнила его лицо — молодое, с насмешливой ухмылкой, и тот момент, когда он, использовав её, ушёл, не оглянувшись. С этими чувствами, спрятанными за маской холодной сдержанности, она отправилась в Буэну. Плана мести у неё не было — только жгущее желание заставить Пола заплатить за её боль.
В деревне всё стало яснее. Дом Грейратов был уютным и тёплым. Пол и Зенит, молодая пара с открытыми улыбками, ждали первенца. Им нужна была помощь: кто-то, кто знает, как принимать роды, сможет заботиться о ребёнке и выполнять обязанности горничной. Плата была неплохой для деревни, но в любом крупном городе Лилия сочла бы её жалкой.
В другой ситуации она бы отказалась, но Буэна предлагала ей уединение, передышку от интриг и суеты, а главное — возможность подобраться к Полу. Её возмутило, что он вёл себя так, словно никогда её не знал. Его лёгкая улыбка, небрежное «рад познакомиться» и отсутствие малейшего намёка на раскаяние подлили масла в огонь её гнева. Лилия согласилась на работу, решив выждать момент, чтобы нанести удар — не физический, а такой, чтобы Пол почувствовал ту же беспомощность, что и она когда-то.
Она представляла, как раскроет его тайну Зенит, разрушит его семейное счастье или подстроит ситуацию, которая опозорит его перед деревней. Но время шло, и её решимость начала таять. Жизнь в доме Грейратов оказалась неожиданно спокойной. После хаоса дворца наложниц, где каждый день был борьбой за выживание, деревенская рутина казалась благословением. Лилия готовила сытные блюда: густые супы с ароматом лесных трав, запечённое мясо с хрустящей корочкой, тёплый хлеб, который Зенит хвалила за мягкость. Она убирала дом, стирала одежду, гладила крошечные рубашки новорождённого Рудэуса, который, несмотря на свой возраст, поражал её взрослой серьёзностью и странной мудростью в глазах.
Пол и Зенит были добры: Зенит учила её местным рецептам, делилась историями о своих авантюрах, а Пол, несмотря на прошлое, шутил и благодарил за работу. Эта семейная атмосфера, тёплая и непринуждённая, притупила её гнев. И уже где-то через год Лилия поймала себя на мысли, что живёт по инерции, как старушка в забытой деревне, выполняя свои обязанности без размышлений о мести и о чём-либо ещё.
Она почти смирилась с этим, пока в её жизнь не ворвался Эрик.
Синеволосый мигурд-полукровка, авантюрист и копейщик, появился в доме Грейратов, словно вихрь. Его громкий смех, уверенные движения и яркие алые глаза, мерцающие в свете ламп, притягивали взгляды. Эрик был бывшим товарищем Пола и Зенит по их группе авантюристов, и его история была необычной: после потери памяти на одном из заданий он отправился в путешествие, чтобы собрать своё прошлое по кусочкам. Он искал Пола и Зенит, как ключевых людей из своего утраченного времени, и мечтал найти родную деревню Древобор, о которой никто в регионе Фиттоа не слышал, но она точно была. Эрик часто оставался в доме, используя его как базу для своих поисков, и его присутствие перевернуло размеренную жизнь всех обитателей.
Поначалу Лилия держалась с ним отстранённо — она была всего лишь служанкой, а он гостем. Но вскоре они начали общаться. Их сблизило наблюдение за Рудэусом: оба замечали, что трёхлетний мальчик ведёт себя не по-детски, с какой-то взрослой осознанностью, которая вызывала у Лилии мурашки. Разговоры начались с обсуждения этой странности, а затем перетекли в повседневные беседы. Они часто сидели на деревянной скамейке во дворе. Ночные «развлечения» Пола и Зенит, чьи стоны и скрип кровати разносились по дому, заставляли Лилию краснеть, но Эрик лишь посмеивался, подшучивая над «комплексующим Полом». Эти беседы стали для Лилии отдушиной, моментом, когда она могла забыть о своих обязанностях и просто быть собой.
Эрик обучался у Зенит исцеляющей магии, и однажды, в разговоре о старых ранах, Лилия решилась показать ему свой шрам, как «материал» для обучения. Она закатала подол платья, обнажив бедро, где тянулась глубокая, неровная линия, побледневшая, но всё ещё уродливая. Это был первый раз, когда она показала рану кому-то, кроме целителей, и её щёки горели от стыда. Эрик тогда внимательно осмотрел шрам, нахмурив брови, и неожиданно предложил отправиться с ним в королевство Милис, где исцеляющая магия была на высшем уровне.
У него там была небольшая квартира, и он был уверен, что местные маги смогут помочь. Но его слова шли дальше лечения.
— «А я верю, что ты достойна и заслуживаешь большего, чем прожигать свои лучшие годы в этих ебенях, изо дня в день готовя и стирая трусы за Полом», — сказал он, глядя ей прямо в глаза.
Его голос был полон искренности, а алые зрачки горели решимостью. Он предлагал ей новую жизнь — вдали от Асуры, от прошлого, где светлых моментов было так мало.
Эрик говорил о мечтах, которые Лилия похоронила, когда покинула родное поселение, чтобы учиться в школе боевых искусств. Тогда она мечтала стать воительницей, сильной и независимой, может даже авантюристкой, путешествовать по миру, сражаться с монстрами, оставить свой след в истории. Но жизнь разбила эти мечты: додзё, дворец, ранение — всё это превратило её в тень самой себя. И вот появился человек, который, не будучи ей ничем обязанным, протянул руку помощи, предлагая собрать осколки её мечтаний и дать ей шанс начать заново.
Лилия искала подвох, подозревая, что за красивыми речами скрывается желание затащить её в постель. Эрик действительно делал осторожные намёки — лёгкие комплименты, случайные касания, — но, когда она прямо высказала свои опасения, он, хоть и погрустнел, принял её отказ. Его лицо на миг омрачилось, но он не отступился от своего предложения, продолжая настаивать на поездке в Милис. Он, как казалось девушке, намеренно растянул своё обучение у Зенит и поиски Древобора до того момента, когда её контракт с Грейратами подошёл к концу.
Теперь Лилия стояла перед выбором.
Эрик завершил свои дела в Асуре и крайне удачно договорился с проводником для следующего этапа своего путешествия. Он уже скоро вернётся из Роа сюда с транспортом и отправится в путь, и не будет ждать её вечно. Если она откажется, он просто попрощается, бросив на неё последний взгляд своих алых глаз, и исчезнет так же внезапно, как появился. Он не станет уговаривать или развеивать её сомнения.
Либо она ухватится за этот шанс, либо останется в Буэне, продолжая прозябать, пока однажды не станет ненужной Грейратам. Сумки с вещами — аккуратно сложенные платья, несколько монет, завёрнутых в льняную ткань, и старый кинжал, её единственное напоминание о прошлом — уже были собраны. Лилия знала, что она не наложница, не рабыня. Она свободна.
И она решилась: она отправится в Милис, рискнёт и попробует построить новую жизнь.
Но оставался вопрос с письмом, которое она сжимала в руках.
Прошлой ночью, поддавшись порыву гнева и боли, Лилия написала его, вылив на бумагу правду о том, что Пол сделал с ней в юности, о его притворном неведении, о её унижении. Она хотела оставить это письмо Зенит, чтобы та узнала, кем на самом деле является её муж. Но теперь, глядя на мерцающее пламя лампы, Лилия колебалась.
Грейраты приняли её как свою. Зенит учила её печь местный хлеб с хрустящей корочкой, делилась историями о своих приключениях, смеялась над шутками Лилии. Рудэус, несмотря на свою странность, смотрел на неё с искренним уважением, иногда даже называя «тётя Лилия». Даже Пол, несмотря на прошлое, был добр: он благодарил за ужин, помогал чинить сломанную полку, шутил, хоть и не всегда удачно. Эта тёплая семейная атмосфера стала для Лилии чем-то ценным, почти родным.
Но Пол… Он изменился с их последней встречи — стал взрослее, спокойнее, но в глубине души остался тем же прямолинейным, немного глуповатым мужчиной, одержимым женщинами. Его ночные «подвиги» с Зенит, особенно после приезда Эрика, стали настоящей проблемой. Стоны, скрип кровати, приглушённые смешки разносились по дому почти каждую ночь, будя Лилию и вызывая в ней волнение и возбуждение, которое она изо всех сил подавляла.
Она научилась засыпать пораньше, закрывать окно, чтобы заглушить звуки, но это не всегда помогало. Разговоры с Зенит заканчивались неловкостью: Зенит краснела, обещала быть тише, но уже следующей ночью всё повторялось. Пол, с его опытом и энергией, явно доминировал в этом вопросе, и Зенит, похоже, не собиралась что-либо менять. Лилия перестала поднимать эту тему, но вскоре произошёл инцидент, который перевернул всё.
В одну из осенних ночей, когда дом был погружён во тьму, а луна едва пробивалась сквозь облака, кто-то ворвался в её комнату. Тяжёлое тело навалилось на неё, горячие руки начали срывать одежду, а хриплый голос шептал что-то бессвязное. Спросонья Лилия подумала, что это Эрик, и на миг её сердце дрогнуло, но знакомый запах пота и голос Пола привели её в ужас. Это было повторением той ночи в додзё — той же беспомощности, того же страха.
Но инстинкты воительницы сработали мгновенно: она ударила его локтем в шею, а затем кулаком в глаза, заставив задыхаться и рухнуть с кровати. Пол, скуля от боли, сбежал, а Лилия до утра сидела на кровати, сжимая старый кинжал, готовая защищаться. Её руки дрожали, а в груди клокотала смесь ярости и ужаса. Кошмар наяву, которому в этот раз она не позволила сбыться.
На рассвете Пол вернулся, с осознанным взглядом и с виноватым лицом.
Его глаза, обычно искрящиеся весельем, теперь были полны стыда. Он признался, что из ревности к Эрику начал принимать афродизиаки, чтобы «утверждать своё место» в доме и напомнить Зенит, кто её муж. Но зелья в какой-то момент перестали действовать, и той ночью он, потеряв рассудок от передозировки, перепутал комнаты. Впервые он упомянул их общее прошлое, тихо попросив прощения за всё, что сделал, и умоляя сохранить это в тайне. Лилия, сгорая от гнева, хотела вонзить кинжал в его грудь, но сдержалась. Вместо этого она потребовала, чтобы он прекратил принимать зелья, умерил свои ночные «подвиги» и выплатил ей компенсацию — увесистый кошель с монетами, которые пригодятся в её путешествии. Это и стало последней каплей. Лилия поняла, что не останется в этом доме ни дня сверх оговорённого.
Вспоминая тот случай, Лилия глубоко вздохнула, её взгляд метался между письмом и мерцающим пламенем лампы, и в этот момент она наконец решила, как поступить…
