Аинз телепортировался в сторону, после чего еще раз, уклоняясь от направленной в его сторону атаки и еще раз, на этот раз уходя от бросившегося в его спину противника, стремящегося перейти в ближний бой с ним, не взирая на все возможные проблемы, связанные с этим. Впрочем держать Аинза на дистанции было еще более глупой идеей — Энкиду и его отображение, Кингу, оперировали золотыми цепями, стремясь ранить или спутать Аинза, однако на этом их арсенал заканчивался, в то время как Аинз мог подобрать десяток любых заклинаний под любой конкретный случай, сражаясь с противником. Поэтому идея перебраться на дистанцию ближнего боя, где по крайней мере Энкиду и Кингу имели преимущество, показалась им достойной идеей.
Аинз в свою очередь не стремился показывать своему противнику уязвимость — сколь бы ни был силен сам Аинз и подготовлена защита самого Аинза — любая оборона начиналась с того, чтобы обороняющийся не пренебрегал подготовленными методами обороны.
Можно было конечно же сказать о том, что Аинз не желал сражаться со своими противниками — в конце концов обычно это действительно было так. Аинз всегда стремился разобраться с любой проблемой с минимальным вовлечением собственных сил, так что рассматривал мирное разрешение проблемы в качестве лучшей. Обычно, но не всегда.
Даже если он не был кровожаден, то по крайней мере иногда ему тоже совершенно по обычному хотелось воспользоваться своими способностями — в конце концов он ведь изучал их в прошлом с какой-то целью, не только для того, чтобы смотреть на бесконечный список способностей, но и для того, чтобы использовать их. Не было ничего более печального, чем обладать способностью и не иметь возможности ее применить.
Если же прибавить к этому то, что все это длительное время в этой Сингулярности Аинз искал простой выход, разрешение текущей проблемы и, кажется, наконец-то нашел тот — Аинзу просто хотелось немного расслабиться. Отдохнуть и сбросить негатив, накопившийся у него за время его миссии в этой Сингулярности — и сражение просто оказалось ближайшим и самым подходящим для него способом сделать это.
Поэтому телепортировавшись в сторону и уклонившись от ударивших со всех сторон из возникших из ниоткуда золотых врат цепей, стремившихся пробить его тело, Аинз поднял одну руку в сторону, а вторую перед себя, — Стена Скелетов, Истинная Тьма.
Поднявшаяся из земли вверх стена тут же приняла на себя выстрелившие вперед золотые цепи, оканчивающиеся золотыми кольями, а возникшая из ниоткуда колонна черного света вдруг поглотила тело попытавшегося было загнать в угол Аинз, решив незаметно подобраться к его телу ради удара.
Темная вязкая колючая тьма объяла тело парня — судя по всему это был Кингу — и тут же начала впиваться в его тело, словно бы сдирая равномерно плоть со всех концов его тела, как шлифовальная машина единовременно объявшая все его тело — однако кровь не ударила во все стороны из его тела, стоило только заклятию сорвать с него кожу. Вместо этого под совершенно обычной кожей обнаружилась серая бесформенная масса, которую нельзя было назвать даже плотью — та даже не формировала из себя подобие мышц или крови. Вместо этого на месте человеческого тела обнаружилась бесформенная масса, что сам Аинз смог соотнести только с незастывшим бетоном — или, если быть более точным, с неоформленной серой глиной.
Впрочем спустя еще мгновение фигура Кингу вдруг дрогнула и плоть того бросилась в сторону, будто бы стремясь сбежать из его тела помимо воли своего хозяина. Вместо движения тела та словно бы вытянулась горбом на его спине, прежде чем сжираемая заклятием плоть втянулась в новое тело Кингу, тут же бросившееся прочь из потока атакующей магии, на ходу перестраиваясь из серой бесформенной шарообразной массы в антропоморфное тело, заставляя его плоть принимать форму и цвет обычной кожи, глаз или волос.
Аинз, однако, не стал наблюдать за происходящими метаморфозами слишком близко — вместо этого отметив только то, что это заклятие не убило Кингу, а судя по его внешнему виду даже не нанесло ему значимых повреждений — или, может быть, подобно нежити или голему он мог продолжать сражаться на пике своих возможностей вне зависимости от числа его повреждений — Аинз ушел вновь в сторону, в этот раз от атаки уже Энкиду, желавшего ударить в спину Аинзу, отвлекшегося на мгновение наблюдения за своим противником.
Как и до этого висящие в воздухе провалы золотого цвета выстрелили из ниоткуда множеством толстых золотых цепей, оканчивающихся золотыми кольями и вытягивающимися так далеко, и маневрирующими так свободно, будто бы они были не оружием, а скорее продолжением рук Энкиду, не бьющими из этих порталов, а скорее создающимися в нужном месте с порталами висящими в воздухе в качестве своей отправной точки.
Момонга внимательно изучал эту атаку — в конце концов та была крайне опасной с точки зрения простого способа атаки, возможность единовременно создать десяток стартовых точек вокруг противника и мгновенно поразить его со всех сторон свободно маневрирующей атакой, способной его при этом спутать и поймать в ловушку — однако Аинз не был уверен, что это было всеми способностями этих цепей.
— Огненный шар,— Аинз метнул на пробу магию, после чего телепортировался в сторону, уклоняясь от атаки Кингу, что успел выбраться из под прошлой способности Аинза и забраться за его спину, попытавшись неожиданно атаковать его сзади.
Вспыхнувший пламенный осколок, направившийся в сторону Энкиду был также мгновенно сметен возникшими из ниоткуда золотыми цепями, разбившими магию, после чего Энкиду бросился в сторону, уходя от следующего огненного шара, что Аинз послал с уже новой стороны.
“Хм, удивительно” — это было единственной мыслью Аинза в момент его наблюдения, прежде чем телепортироваться в сторону и чуть вздохнуть, раздраженно послав в Энкиду молнию.
Текущий бой представлял из себя обычный, не очень увлекательный бой из Иггдрасиля — один из тех, что он успел провести тысячами на своей памяти — не какой-то интересный бой с достойным противником или даже сильным мобом, а что-то достаточно обыденное, вроде типичной гринд-выползки в ближайшие болота… И это и было самым интересным.
Еще одна телепортация — на этот раз однако телепортировавшись в новое место, куда его загонял Кингу, место уже подготовленное Энкиду к мгновенной атаке Аинза — однако если двое врагов и думали, что уже смогли адаптироваться к стилю сражения Аинза — Аинз был готов просветить их на тему того, как именно он являлся мастером ПвП даже в условиях того, насколько на самом деле неоптимизированным был его билд — и чему именно он научился за годы своей карьеры в ПК-гильдии. А потому во время его телепортации неожиданно задержка телепортации была применена не для того, чтобы подловить ничего не подозревающего противника, а на себя, отсрочив его появление в нужном месте на целых две секунды. Вперед самого Аинза в месте его телепортации появилась парящая мина — Энкиду, едва заметивший появление какой-то фигуры в месте своей атаки бросился вперед — и сработавшая ловушка мгновенно выбросила его прочь, из-за чего картина стала на секунду просто странной.
Взрывная волна наверняка бы превратила оказавшегося рядом врага в практически смешную в своей гротескности кровавую кляксу, выброшенную прочь, однако вместо этого тело Энкиду взорвалось серой массой бесформенной глиняной плоти — прежде чем подобраться обратно в единую форму, тут же возвращая себе человеческое обличье, за исключением нескольких выброшенных от него капель серого землистого материала.
Именно так и выглядели последние десять минут жизни Аинза — атаки Энкиду, в лучшем случае проходившие по касательной, чаще всего просто не достигая нужной цели, и ответный атаки Аинза, наносившие урон — тоже не слишком большой, если судить откровенно — в конце концов Аинз не решался отправиться в полную атаку, открыв себя для противника, вместо этого предпочтя перевести сражение в плоскость борьбы на истощение и постепенных уколов друг другу, с небольшим, но гарантированным результатом. И, как и следовало ожидать, достаточно уверенно двигался в данном направлении — судить без внешней реакции Энкиду и Кингу на нанесенные им повреждения о текущем процессе нанесения им урона было сложно, конечно же, но судя по тому, что никто из них уже не пытался открыто броситься против него и вместо этого демонстрировал стратегические планы — оба они рассудили, что атаки Аинза были слишком болезненны и опасны для них для того, чтобы игнорировать любые попытки защититься от них и просто размениваться с Аинзом уроном.
Однако удивительно было то, что Энкиду и Кингу, дравшиеся уже почти десять минут с Аинзом, до сих пор не проиграли. Да, они определенно проигрывали, то есть находились в процессе приближения собственного проигрыша, однако не проиграли на данный момент и не должны были проиграть в ближайшие пару минут, дажу учитывая то, что они проглотили уже несколько весьма чувствительных заклятий от Аинза. Иными словами на данный момент они продемонстрировали себя одними из самых живучих, даже сильнейших Слуг и противников, что Аинз вообще встречал в этом мире на данный момент.
Мог ли Аинз уничтожить их в данный момент? Пожалуй, мог — если бы он напрягся ему наверняка бы удалось разобраться с обоими врагами — но для этого ему пришлось бы либо использовать что-то из репертуара способностей что он не хотел использовать в данный момент, ввиду того, что они несли в себе определенный риск или трату каких-то ресурсов не самым эффективным образом, либо напрячь свой разум и продемонстрировать не только свою голую магическую мощь и арсенал, но и полноценное планирование своих способностей. Условия, что до этого произошли исключительно при столкновении с Саломоном, который по итогу оказался Гранд Кастером и финальным боссом всего кризиса Сингулярностей — то есть для него подобный уровень не просто был допустим или ожидаем, а Аинз бы просто расстроился, если бы его финальный противник был настолько слабее его самого. Однако тот факт, что Энкиду по крайней мере приближался к этому уровню способностей сам по себе был для Аинза просто удивительным.
Конечно же Аинз все равно мог победить своего врага исключительно голой мощью, просто сведя все сражение до войны на истощение, в которой победить Аинза была задачей не решаемой на теоретическом уровне, однако сам факт того, что он не мог разобраться со своим врагом в пару щелчков пальцами все это время уже был удивителен.
Впрочем, если Энкиду и Кингу и были восхищены и обрадованы удивлением Аинза — они определенно не стали подавать вид и вместо этого резким движением оба разорвали дистанцию до Аинза, отпрыгивая резкими прыжками назад, стараясь держать Аинза и друг друга в своем поле зрения и при этом находиться достаточно далеко друг от друга для того, чтобы Аинз не смог накрыть их обоих одновременно своей атакой.
Аинз, глядя на подобную картину, перевел взгляд вниз — земля под его ногами и вокруг него была испещрена заклятиями и цепями, взрезана, продавлена и взорвана вокруг него, а в некоторых местах также укрыта сероватой крошкой глины, оставшейся после удачных попаданий Аинза — картина как в любом обычном сражении на высоких уровнях в Иггдрасиле…
Аинз, глядя на подобную картину неожиданно усмехнулся сам себе под нос — впрочем, его лишенное человеческих черт костяное лицо не последовало за его эмоциями — и перевел взгляд на двух своих противниках. Нельзя было сказать, что он испытал подлинное наслаждение боем, в конце концов, как он и сказал, это было в лучшем случае “одно не слишком интересное сражение из сотен” — однако немного поразмявшись. столкнувшись с достаточно сильным по меркам этого мира противником и сбросив пар после постоянного неудовольствия текущей Сингулярностью, нащупав определенный способ решения текущей проблемы, Аинз был готов попробовать заключить мирное соглашение на данный момент. Как Аинз уже и сказал — он предпочитал все же не так часто сталкиваться со своими противниками в бою.
Впрочем, как и всегда, подать голос и предложение о перемирии Аинз не успел, поскольку замерев в двух местах сразу обе версии Слуги — Энкиду и Кингу — замерли, после чего в мгновение обратились в серую бесформенную массу глины и бросились друг к другу, слившись в единую форму, поднявшись спустя мгновение вновь,— Мы пришли к соглашению. Век Вавилона.
Аинз не успел высказать своего мнения на эти слова — поздравить Энкиду, видимо, с тем, что он пришел к соглашению, что успокоило его разум и позволило двум его половинкам разума, отображенным в виде двух его версий в вечном противостоянии в этом мысленном пространстве, как тот активировал то, что Аинз мог воспринять только как Благородный Фантазм — и отступить на высоту от открывшихся вокруг Энкиду порталов.
На мгновение десяток золотых колец появившихся на земле вокруг Энкиду заставили Момонгу задуматься о том, что это не отличалось от обычной атаки Энкиду, прежде чем расположившиеся неровным кругом в одну линию вокруг его тела круги вдруг размножились, создавая вторую окружность вокруг него, затем третью и четвертую, и дальше — за мгновение, во время которого не стоило даже моргать, боясь пропустить появление все новых и новых врат — территория внизу Момонги оказалась усыпана сотнями, если не тысячами ведущих вникуда порталов. Намного больше, чем было разумным содержать вокруг самого Аинза.
После чего каждый из порталов ударил вверх — Аинз успел заметить безумную мешанину всех возможных видов оружия, немало какие из них были приспособлены к тому, чтобы быть метательным снарядом. Были там стрелы, копья и даже метательные топоры — но вместе с ним булавы, мечи, секиры — безумная мешанина из тысяч единовременно из ниоткуда появившихся орудий, каждое из которых казалось идеальным образцом для всех последующих. Некий совершенный макет, согласно которому должны были сравниваться все виды этого оружия — палица, кинжал или глефа, замершие на мгновение после своего появления из сотен тысяч порталов вокруг Энкиду…
После чего ударившие вверх.
Движение было быстрым, однако пропустить его Аинз не имел никакой возможности — не принимая во внимание его полет и приличное расстояние до Энкиду — масса единовременно направленных против него видов оружия была столь велика, что могло показаться, будто бы из земли единовременно выросла гора, поднявшаяся вверх общей волной, скрыв небосвод для Энкиду и землю для Аинза. Учитывая же тот факт, что направленные клинки бросились с самой невероятной силой и скоростью из всех возможных вверх и еще до того, как добраться до Аинза, резко изменили свою траекторию, направившись в сторону Аинза — если бы Аинз не обладал телепортацией то, вероятнее всего, его дальнейшая смерть не только была бы предрешенной, но и крайне ужасающей в своем виде. Однако телепортация прочь спасла его от стальной волны… Лишь для того, чтобы Аинз мгновенно ушел в сторону от второй волны ничуть не уступающей и не отличающейся в своем виде от первой — разве что направленной на его новое местоположение. А затем ему пришлось телепортироваться от третьей.
Одна за другой волны всевозможных видов оружия отправлялись без перерыва в Аинза, заставляя его телепортироваться раз за разом, задумчиво глядя на происходящее.
Выброшенное в него оружия в целом, конечно же, не было приятным действием — Аинз в целом с некоторым предубеждение относился к служению в качестве живой мишени для любых способностей — так что ему бы не хотелось принимать на себя удары Энкиду, однако скорее всего он смог бы пережить несколько волн. По крайней мере он обладал очень высокой сопротивляемостью в режущему и колющему урон — дробящий урон стал бы большой проблем, но некоторое число атак он мог принять на себя без особенных проблем, если учитывать то, что атакующее его оружие не казалось Аинзу слишком зачарованным.
Однако даже если бы Аинз решил бы подставиться под атаку противника — что ему не особенно хотелось — это не отменяло проблемы с тем, что летящее в него оружие шло нескончаемым потоком, не прерываясь ни на секунду — Аинз просто не мог найти подходящий момент для атаки противника, вместо этого телепортируясь раз за разом.
Некая базовая логика подсказывала Аинзу, что продолжаться бесконечно эта способность — Благородный Фантазм даже — Энкиду не могла, однако полностью отдавать противнику инициативу было нельзя, по крайней мере если сам Аинз не хотел неожиданно столкнуться с неприятным сюрпризом со стороны своего врага.
Поэтому задумавшись на секунду и телепортировавшись еще раз, Аинз был вынужден признать тот факт, что действительно столкнулся с удивительно сильным противником, после чего поднять руку в сторону,— “Создать Высокоранговую Нежить”…
* * *
Энкиду не слишком хорошо понимал человечество. Если быть более точным, то именно в плане “понимания” как сторонний наблюдатель, божественная марионетка, созданная совершенной из божественной глины, Энкиду понимал человечество лучше всех возможных наблюдателей, погруженных в собственную среду — однако точно также, являясь сторонним наблюдателем, он не понимал человечество как его понимает сам человек. То факт, что его единственным другом оказался Гильгамеш, человек, что наиболее всех из числа людей был расположен дальше от “обычных людей” — не помог Энкиду в понимании человечества. А это в свою очередь привело к тому, что разум Энкиду, похожий и непохожий на человеческий одновременно, испытывал некоторую проблему в примирении привычных для человечества и противоречащих друг другу в восприятии Энкиду концептов.
Энкиду понимал тот факт, что он погиб в прошлом — наказанный богами официально — за убийство божественного быка Гугаланны — а на самом деле для наказания Энкиду за его непослушания и ослабления Гильгамеша — он помнил это. Не разумом относительно его настоящих воспоминаний, сколько просто зная о произошедшем, как знали Слуги призванные Граалем о том, как выглядел расположенный вокруг них мир даже не имея воспоминаний о том, как они узнавали, что есть машина, порох и микросхема.
Также он помнил о том, что он являлся Кингу — сыном Тиамат, чья миссия заключалась в том, чтобы воскресить Тиамат через силу Святого Грааля. Помнил о том, как черной море Тиамат влилось в его плоть и дало ему новую жизнь. Это воспоминание, вопреки предыдущему, было настоящим — расположенным в его памяти и проведенным через его прошлое к настоящему — точно также как его воспоминания об Альянсе Трех Богинь, о Горгоне, предательстве, убийстве, и затопившем черном море, что пожрало его тело в последнее мгновение, когда ему оставалось лишь пробудить свою единую мать вновь.
Энкиду знал значение слов и эмоций — обида, гнев, жалость — он испытывал эти эмоции, но понять то, что он испытывал их порой было достаточно сложно. Человеческие эмоции были известны Энкиду, но они появились после того, как он впервые соприкоснулся с человечеством, будучи диким зверем и чудовищем древнего мира. Они не были естественны для его разума или тела — и потому когда они возникали в его разуме — обычно становились для него загадкой, а не ответом.
Именно поэтому когда личность, названная Кингу, проявился в теле, что было названо Энкиду, то не смогло прийти к единому разуму, вместо этого погрузившись в постоянное противоборство — выжженные сталью и временем инстинкты единственного друга Гильгамеша столкнулись с осознанием себя как порождения Тиамат, матери всего сущего. В данном случае манипуляции врагов, заставившие Тиамат поглотить и развеять божественную глину тела Энкиду и Кингу, не стали первопричиной его конфликта разума, сколько лишь удобным поводом превратить размышления в действия. В конце концов у Энкиду имелось не так много занятий в его текущем состоянии — черное море Тиамат поглотило его тело, так что единственное, что осталось в руках Энкиду — его разум. И разум Энкиду вступил в бесконечную борьбу сам с собой, разделившись в его восприятии на две непримиримые части — воспоминания Кингу и воспоминания Энкиду. Один — сын первородной богини всего живого, второй — божественное оружие, что отказалось следовать божественной воле и воспротивилось им ради человечества.
Энкиду не был глуп достаточно для того, чтобы, спустя какое-то время, осознать, что у его текущего состояния была первопричина, что запертый в черном море Тиамат он не мог столкнуться с ней, и что само его тело противилось его планам. И вместе с тем Кингу не был настолько сентиментален для того, чтобы отказаться от своих планов, чтобы забыть о своей миссии и предать Тиамат, свою всебожественную мать.
Разум Энкиду оказался расколот, и где-то внутри него, в ментальном ландшафте, он видел, как борется два отражения того, чем он является сейчас. Наблюдал за эти…
До тех пор, пока в его разуме не появился Аинз.
Наверное Энкиду даже не смог бы описать тот уровень абсурдности что только можно было вложить в саму мысль о том, что кто-то смог появиться в своей физическом виде в ментальном ландшафте его мыслей. В конце концов это было не физическим местом — физическое тело Энкиду было поглощено, разрушено и низведено до абсолютного ничто среди бесконечной глади черного моря Тиамат, на поверхности покрытой территории Земли. Это было его собственным разумом — любое возможное отображение того в реальности было просто мысленным экспериментом, упрощением, метафорой. Сражение двух частей его разума и личности между собой было метафорическим, не более того.
Тот факт, что Аинз смог пробраться в его разум — не в виде ментального диалога или мысли, а в виде физической сущности, заставив тем самым самого Энкиду представить перед собой свои мыслительные процессы в виде физической картины был абсурден на самом минимальном уровне.
И все же, как и полагается наиболее странному абсурду, это было реально.
И Энкиду, ведущий мысленный конфликт самим с собой, запертый внутри собственного разума, неожиданно перевел свой мыслительный конфликт в физический — и столкнулся с Аинзом, стремясь поймать того под его собственную атаку, осознавая об Аинзу только две вещи — его имя и форму, в которой он предстал перед глазами Энкиду — и тот факт, что тот согласно своей природе был абсурдным существом, намного выходящим за рамки понимания самого Энкиду.
Однако, видимо, в рамках какой-то божественной шутки, столкновение с подобным абсурдным существом сплотило две разрозненные части личности самого Энкиду, как общий враг объединяет разных людей между собой, или как экстренный кризис задвигает сомнения в разуме человека. Сравнения, подходящие для текущей уникальной ситуации самого Энкиду особенно хорошо.
Однако разрозненные стороны самого Слуги не смогли победить Аинза — ожидаемо, победить подобное абсурдное существо требовало само по себе даже более абсурдных мер, чем примирить два отображения собственного разума в сражении с противником на ментальном поле боя. Однако даже у подобного абсурда были свои, связанные с тем черты. Весьма положительные.
Осознание того что, кто бы не был настоящей части его личности или не контролировал его разум — Аинз не должен был победить. Энкиду, желающий спасения человечества, или Кингу, верный сын Тиамат — каждый из них сражался против Аинза потому, что Аинз являлся однозначной причиной обрушения их планов. Аинз не мог победить потому, что его победа означала проигрыш Энкиду или Кингу. Конкретная сторона разума Слуги в данном случае значила немало.
И именно подобное осознание смогло, даже если на мгновение, примирить Энкиду самим с собой — и принять единое решение, поддержанное каждой частью его разума. Использовать Благородный Фантазм.
Век Вавилона .
Энкиду, совершенная марионетка из божественной глины и воли небес, был создан для того, чтобы усмирить Гильгамеша, взбунтовавшийся ключ, связующий мир людей и мир богов, что посмел отказаться от своего предназначения и использовать свою дарованную всеми божествами природу для того, чтобы подчинить себе весь мир и захватить все богатства его для себя. Даже для богов он представлял из себя чрезмерно неприятного противника — возможно, сошедшие на землю, они могли победить нахального наглеца, однако для подобных свершений им пришлось бы прибегнуть к таким силам, что не вознесли бы человечество и богов в новый золотой век, а ввергли бы его в пучина катаклизмов. И потому на землю вместо них был послан Энкиду — безвольная кукла, что должна была уничтожить Гильгамеша — или привести его к покорности.
Из глины создали они его тело, из божественной власти соткали его жизнь, через посланную к нему Шамхат даровали ему эмоции… И через Век Вавилона подарили ему силу.
Гильгамеш был ближе всего к богам на земле, но он не был богом — человеком и великим царем, подчинившим себе все богатства земные — и именно подобное отражение силы даровали боги Энкиду.
Способность воссоздать любую реплику или оружие, любой артефакт и приспособление, в любых количествах и любого качества своей силы.
Конечно же это не было совершенным ex nihilo, созидания бесконечного материала из ничто- вместо этого Энкиду использовал собственное тело, глину, в качестве формы для создания — и свою силу для того, чтобы придать форме внутреннюю силу, чтобы превратить заготовку в совершенное оружие. Именно с помощью этой силы Энкиду сошелся с Гильгамешем в бою — и пришел к абсолютной ничьей, став единственным, кто смог полностью опустошить бесконечную сокровищу царя Вавилона в бою.
Иными словами это было практически абсолютным средством атаки и защиты единовременно, возможностью воссоздать любой эффект и победить любого противника…
Если этим противником не был Аинз.
Осознание того, что десятки волн клинков и копий ушли в пустоту пришло к Энкиду одновременно с ощущением столь странным, что он не сразу осознал его. Липкое и вязкое оно было незнакомо ему — никогда до этого он не испытывал его и потому когда страх — а это оказался именно он — проник внутрь его тела, разливаясь по его костям, вместо панического ужаса Энкиду замер в непонимании того, как именно он должен был реагировать на него, словно бы впервые столкнувшись с подобной необычной переменной. Он не испытывал страха ни когда жил подобно зверю в диких лесах, ни когда сошелся с Гильгамешем, ни когда дрался с божественным быком Иштар, ни даже когда в последний раз опал на землю безжизненной землей в наказание за предательство его миссии.
И именно момент этого замешательства стал его последним — возникший под его ногами магический круг сковал его. На мгновение — плоть Энкиду, божественная глина, мгновенно изменилась по его требованию, изменяя характеристики его тела так легко, как этого только требовал его разум, пересобирая его плоть подобно пластилину, однако этого мгновения замешательства было достаточно для Энкиду, ведь в следующее мгновение Аинз появился рядом с ним — и опутал его новым заклятием, а затем еще одним, что сковало на этот раз не его тело, а его силы.
— Вечная Смерть, не самый сильный из моих призывов, но определенно один из самых уникальных — аура страха, способна игнорировать даже полный иммунитет к тому… — Аинз, появившийся рядом с Энкиду, заставил того задуматься на мгновение, дав Аинзу возможность взглянут ьна самогом Энкиду вновь,— Я вижу, ты все же принял общую форму… Значит ли это, что вы оба пришли к единому мнению?
— Да,— Энкиду и Кингу ответили единовременно и одним голосом, глядя на Аинза,— Ты должен быть уничтожен.
Аинз, услышав это, только вздохнул… Прежде чем вздохнуть, чуть улыбнувшись,— Странно, но в текущих условиях даже столь нелюбимое ко мне отношение мне кажется каким-то обнадеживающим, будто бы я на верном пути.
Энкиду в свою очередь ничего не ответил на слова Аинза, заставив его выдохнуть, прежде чем взглянуть на Энкиду и улыбнуться тому,— В таком случае… Может быть попробуем пообщаться, нахожусь ли я на верном пути?
Энкиду задумался на мгновение, стоило ли ему вовсе отвечать на эти слова, прежде чем все же произнести,— Ты уничтожишь мир.
Аинз только кивнул на эти слова и чуть улыбнулся,— Именно об этом я и хотел поговорить…