Хроники былого и грядущего (Глава 62)
Глава 62
Путь был долгим. Мне казалось, что даже слишком долгим! Проклятый Север, будь он неладен, и почему всё всегда держится на нём…? Почему не на Просторе или Штормовых землях? На последних я вообще был всего десяток раз за все пятьдесят пять лет своей жизни!
Я плыл с тремя кораблями, лучшими и самыми быстроходными. Хотя нет, можно найти и побыстрее, но зато эти были большими. Хорошенько подумав, я взял не тридцать, а сотню солдат, а вместе с ними и кучу полезного снаряжения, включая лошадей и запасных лошадей. Да уж, лошадок много не бывает…
Чутьё подсказывало: скоро всё завертится. Последние сообщения от шпионов доложили, что Дейнерис приближается к Ваэс Дотраку и она беременна. Скорее всего там её уже встретит Клаас, но даже без него… вот-вот, вот-вот…
Нервы на пределе, я поглотил мага и везу с собой ещё троих, включая Варамира, здорово сдавшего и исхудавшего, но с по прежнему полным источником энергии. Чтобы он не смог взять других людей под контроль, — а он мог, — пришлось его ослепить. Это не сто процентная панацея, но почти стопроцентная.
— Я могу поработать с ним, — одним вечером, когда я вновь проверял закованного в сталь оборотня, сказала мне Морриган. В сталь же Варамир был закован не просто так. В таком виде он не мог принять другую форму, трансформация просто слетала — естественное ограничение, ведь железо-то при превращении никуда не денется и просто разорвёт его, если форма будет крупнее человеческой! Но из таких, к сожалению, у него есть птица… — В качестве подарка перед нашим, — девушка улыбнулась, — временным расставанием.
— Смысла в пытке нет, это… — качаю головой.
— Не в пытке, — мёртвые глаза едва уловимо прищуриваются, — он просто умрёт разумом. Но продолжит жить телом и собственным магическим источником.
— А вот это уже то, что надо, — киваю ей, — действуй.
И она действовала. Я… не решился зайти в ту комнату. Почему-то считал, что хоть что-то, хоть какие-то остатки собственной человечности должны были у меня сохраниться. Да-а… жизнь в этом мире не способствует появлению нежных чувств и развитию душевной гибкости, но то, что собирается делать Морри… Просто не по мне.
И несмотря ни на что, я всё равно продолжал относиться к ней… скорее с положительной стороны. Наверное, привычка? От девушки в свою сторону я никогда не видел зла, так что платил ей тем же: хорошим и добрым отношением. И кажется, оно могло перейти немного не туда… В общем, чтобы оставаться в рамках и не прекратить относиться к ней так, как я делаю это сейчас, к Варамиру она пошла одна.
Душераздирающие крики, несмотря на кляп, раздавались в течение двадцати минут. Потом варг окончательно охрип. Ещё через полтора часа брюнетка вышла из комнаты, с довольным, но ничего толком не выражающим лицом.
— Оборотень жив, — кивнула Морри, — даже не слишком сильно сломан. Наверное… Варамир даже сможет самостоятельно передвигаться, хоть и не сразу.
— А разум? — задал ключевой вопрос.
— Его нет, — безэмоционально произнесла она.
Моя проверка была… осторожной. С некоторым внутренним трудом я открыл дверь. Почему-то ожидал, что всё будет в крови. Но нет, её было не много. Примерно столько же, сколько оставляют мои палачи при полевом допросе: небольшое количество брызг и… немного красно-бурой костной стружки.
У Варамира была проделана аккуратная дырочка в затылке. Теперь туда была вставлена тонкая игла…
— Вот эту штуку лучше не вытаскивать, — от неожиданного и вкрадчивого шёпота Морриган, исходящего из-за моей спины, всё тело пробрали мурашки. — С ней нужно быть аккуратным. А в остальном… он твой, гос-по-дин.
Таким образом мы и доехали до Медвежьего острова. Переписки, вороны, изучение карт, разговоры с ближним кругом, редкие тренировки, ведь поглощённый маг позволял лёгкую физическую активность, ну и конечно же секс. С Вель, не с Морриган. Я ещё не настолько… кхм… крышей поехал.
Одним словом, делал всё, чтобы время пролетало быстро.
А вот дальше…
— Это Темнолесье, — едва не хохотнул я, — вотчина Гловеров, один из «торговых центров» Севера. И он горит!
— Вижу знамёна, — пробурчал Бернард, рассматривая через бинокль окрестности, — судя по всему — мятежники.
— Толхарт решил идти не на юго-восток, а на северо-запад, прямо в противоположную сторону! — гневно пинаю бортик корабля, — ублюдок! А Бенджен Старк, «Ручной волк», сидит на жопе, охраняя свой грёбаный Винтерфелл! Кому он нужен? В первую очередь умный военачальник думает о том, как перерезать противнику поток ресурсов!
— Хм, — почесал затылок Клиган, — а умно Толхарт сделал. Все думали, что пойдёт на Белую Гавань, а он пошёл на Темнолесье и, судя по всему, Медвежий остров…
— Ещё и пожёг корабли Гловеров, — кивнул Берик, указывая на горящие остовы, — хотя какие-то наверняка успели сбежать…
— Полным курсом до Медвежьего острова, — махнул я рукой, — сообщите капитану, чтобы максимально ускорил эту посудину!
К вечеру мы добрались до острова. Конечно же, на нём уже знали о случившемся. Мне тут же начали сообщать срочные новости, одна из которых…
— Конечно, где же ей ещё, суке тупой, быть! — сплюнул я, узнав, что Мейдж Мормонт, само собой, присутствовала в Темнолесье, проворачивая какие-то торговые схемы, в которых женщина, с момента, как начала полноценное сотрудничество с Западом, стала весьма хороша.
Паника на острове быстро была мною прекращена. Я приказал всем жителям Медвежьего острова максимально быстро сваливать на кораблях в сторону Ланниспорта. С тяжёлым сердцем даже выделил им два из трёх своих транспортников.
Ну да ладно, остался с теми, кем и хотел изначально… тремя десятками человек, плюс мой ближний круг. Как раз забили корабль на максимум свободного места. То есть… я ведь не на военной посудине плыл, чья цель — загрузить в себя чуть ли не под тысячу человек! Они медленные и неповоротливые. А у меня здесь оптимально между скоростью, вместительностью и военной силой.
— Мы не можем всё бросить! — какой-то купец сел прямо на землю, обхватив голову руками, — здесь же дело всей моей жизни! Я же стольким пожертвовал и…
— Соберись! — не поленился схватить его за шиворот и встряхнуть. — Если останешься — умрёшь, а сбежишь, так будет шанс всё восстановить. Или ты думаешь, что сумеешь в одиночку отбить нападение пары десятков тысяч человек?
Хотя вряд ли они поплывут сюда все вместе. Тут хватит и трёх-четырёх тысяч солдат, если конечно, Толхарт не захочет вдоволь пограбить.
— «Небесный Клинок»! Вы же Бог! Сделайте что-нибудь, спасите моё имущество! — возопил он, словно умалишённый, да так, что я аж поморщился.
— А что я по твоему делаю прямо сейчас?! — выкрикнул в ответ, снова встряхнув его. — У меня с собой триста человек, так что спасти остров от разграбления я не сумею. Зато здесь достаточно кораблей, а если ещё и мои прибавить, то будет достаточно, чтобы вывести всё население, к счастью, не слишком большое.
Через некоторое время у меня получилось успокоить паникёров, так что все, включая истеричного купца, отправились собираться. На утро корабли начнут отплывать.
Я же и вовсе не стал даже дожидаться утра, а сразу, едва разобрался со всеми проблемами, рванул дальше. Сделал я так сразу по двум причинам: во-первых, мятежники дышали в затылок и очевидно планировали нанести следующий удар по моей главной северной территории, чему я, с тремя сотнями солдат, физически не мог помешать. А во-вторых, мне и самому хотелось быстрее поглотить Бриндена и отправиться наказывать дерзкого ублюдка Толхарта.
Ну надо же как он рассчитал-то всё! Задержись я в Новиграде хоть на день-другой, так столкнулся бы прямо с его силами, штурмующими Медвежий остров! Жители наверняка остались бы на защиту своих домов и богатств… идиоты, жизнь всё равно дороже, а остальное — восстановиться.
Или лидеру мятежа просто повезло? Хм… могло быть и так…
Впрочем, десяток-другой человек на острове-таки остались — спрятались в лесу и сообщат, когда мятежники покинут эту землю. Ну и заодно дадут знать, если кто-то останется. Впрочем, я бы посчитал, что им повезёт, если никого не найдут, а то информация об оборотнях в армии мятежников меня озадачила. Кто-то ещё из их народа умудрился остаться в живых? Впрочем, мне же лучше, пойдут на моё восстановление.
На этом этапе меня также покинула Морри. Эх… Жаль. Всё-таки жаль.
— Возьму рыбацкую лодку, — едва заметно улыбнулась она. — Я умею ей управлять, так что, пока темно, доберусь до того берега.
— Даже не буду говорить, насколько это рискованно и что лучше попросить капитана корабля беженцев высадить тебя у мыса Морского Дракона. Крюк, конечно, зато выйдет безопаснее.
— Я сумею позаботиться о себе, господин, — качнула брюнетка головой. — Когда закончу со своим заданием, я найду вас.
— Что же… буду ждать, — махнул ей рукой, собираясь развернуться и уже даже думая, что скажу Сандору, как…
Девушка делает резкий шаг вперёд и впивается своими губами в мои. От неожиданности едва не теряю равновесие, но удерживаюсь на земле. Миг шока и какого-то сладкого ужаса оканчивается, после чего… отвечаю на поцелуй.
К сожалению, он быстро закончился.
Морриган, не оборачиваясь, отправилась в сторону берега, где были заметны брошенные рыбацкие лодки. Через её плечо была переброшена одна небольшая сумка путешественника, куда девушка сложила нужные ей вещи. И более ничего.
— Я забыл, что хотел сказать тебе, Клиган, — несколько потерянным голосом произношу я.
— А я пожалуй, воздержусь от своих слов, — ухмыльнулся старший инквизитор, — а то, не ровен час, вызову ваше недовольство.
— Какая правильная позиция, — хлопнул его по плечу, оборачиваясь на Морри. — Ты не успеешь по ней соскучиться.
— Я знал это, — сморщился Сандор. — Такие как она не уходят навсегда. И уж тем более, не радуют остальных внезапным фактом своей смерти.
— Ладно, собираемся и пора отплывать, — киваю головой в сторону корабля.
Вот так я, впервые за последние, почти что десять лет, лишился своей верной, хоть и жутковатой служанки. Морриган покинула наш отряд. Надеюсь, не навсегда, ибо я действительно привязался к ней.
Скорее всего, она успеет добраться до земель Темнолесья в течение ночи. Уверен, сможет избежать и обнаружения стражей. А оттуда уже была прямая дорога, ведущая к Винтерфеллу, хоть и через опасный Волчий лес. И пусть по пути вполне могли попасться отряды мятежников, либо возникнуть проблемы с войсками Хранителя Севера, которые могли заподозрить её в шпионаже, я не сомневался, что уж кто-кто, а моя «служанка» с этим справиться без всяких проблем.
Мы же, не теряя времени, направились к Стылому Берегу — территории Застенья. Там, вдоль реки «Ледяная», можно отправиться к Лестнице Гигантов, пройти через город Мифорд и добраться до Клыков Мороза. К сожалению, сейчас место там не из приятных, ибо начинается зима и Застенье первым подвергается этой проблеме. Становится холодно, а Клыки Мороза и летом имели такую-себе репутацию. Слишком уж активно здесь дул пронизывающий ветер.
Зато потом, от Клыков Мороза, уже рукой подать до Теннии, неподалёку от которой и должно располагаться нужное мне место, показанное Бринденом Риверсом. Хех… не переживай, старый хер, приказ о том, чтобы оставить Брана в покое, я уже отдал, так что Инквизиция не в претензии… Хотя стоило бы! «Неизвестный оборотень» убил почти два десятка «Небесных братьев»! Ну да ладно, поглощение Трёхглазого ворона стоит такой мелочи.
Спустя четыре дня быстрого хода, я в кое-то веки заметил небольшое поселение Застенья, торгующее с нами и Медвежьим островом. Мною, между прочим, и основанное поселение!
— Господин, подплываем! — громко крикнул мне капитан корабля, отчего на моём лице появилась улыбка.
— Вижу, — киваю ему.
Осталось недолго…
* * *
Суровый Дом, взгляд со стороны
Бран спал в маленькой, одноместной палатке Джона и ночь вновь показала ему сны. Он видел, как росчерк пера золотого человека даёт одновременно спокойствие и глубокое сожаление его матери. Видел, как она читает письмо и захлёбывается слезами, не в силах остановиться.
Кейтилин была буквально опустошена виной и стыдом.
Мальчик хотел утешить её, обнять, но уже успел осознать, как сам, так и благодаря словам брата, что это невозможно. Сон — это сон.
«Зелёный сон», как называли его здесь, на Севере.
Его мать внезапно поняла, что просто использовала собственного ребёнка, как знак, как меру своего благочестия. Что может быть большим доказательством праведности, чем готовность пожертвовать тем, кого любишь? Не таков ли смысл урока, рассказанного «Небесным Клинком» в своих святых книгах? Или в старинных легендах, например, об Азор Ахае? И есть ли лучший способ пожертвовать любимым человеком, чем сделать это нехотя?
Ради его души…
Бран подумал о своих сёстрах: Арье и Сансе. Он видел во сне и их, хоть только однажды. Какими безутешными они казались. Какими испуганными. Даже бойкая Арья. Неужто он тому виной?
«Они просто не понимают! — подумал Бран. — Винят мать, хотя вины на ней нет. Её ни на ком нет. Вся эта ситуация — просто фарс и глупость».
Все люди не равны. Несомненно, боги благосклонны к некоторым более, чем к другим, но дело не только в этом. Действия — вот что определяет ценность каждого чувства. Жизнь — это вопрос, который боги задают людям, а поступки — их ответы. И, как и всякий ответ, они могут быть правильными или неправильными, благословенными или проклятыми. Бран был уверен, что если вина и есть, то лишь на нём самом. Он ведь уже не ребёнок! Ему одиннадцатый год и уже стоило бы понять, что можно делать, а что нет. То, что он совершил, равномерно тому, как если бы он зарезал ножом собственного отца. Любой понимает, насколько плохой это поступок, так почему же он, Бран, не сумел понять неправильность своего колдовства?
«Я отлично знал про Инквизицию и запрет магии, но всё равно использовал её. Я сам себя погубил, приговорил собственными действиями! И это не моё мнение, это мнение святых книг и самого Бога!»
Бран и раньше верил в «Небесного Клинка». В отличии от деревьев и Старых Богов, в этого Бога мальчик поверил быстро и почти сразу. Трудно было не сделать это, когда вживую видишь этого человека. А Брану повезло, он видел. Теперь же, после того, как Арвинд собственноручно подписал указ о запрете преследования юного Старка и признал ошибку Инквизиции…
Человек может ошибаться, а Бог нет! И он увидел ошибку своих людей, тут же исправляя её! Что может быть большим подтверждением его всеведения?
Бран видел этот момент, прямо в собственном сне! О, как он радовался! Благодаря этому они смогли пройти через Стену, хотя Джон решился на это с крайне большой неохотой. Но «Небесные братья» лишь мазнули по ним взглядом, даже ни о чём не спрашивая. И вот, таким простым способом, они оказались в Застенье.
«Мама должна радоваться! Но почему я чувствую от неё этот стыд? Боль? Откуда непрестанные, терзающие сердце сомнения?»
Впрочем, сомнения были и у него.
Бран не хотел возвращаться обратно. Да и не мог, откровенно говоря. Ведь он не сможет добраться до Винтерфелла сам, придётся просить о помощи Джона. А его брат… насчёт него в письме лорда Моустаса ничего не сообщалось. А значит что? Он всё ещё является преступником, убившим десяток-другой «Небесных братьев» и вдобавок, являющийся оборотнем.
Это было то, из-за чего Джон так боялся проходить через Чёрный Замок, в другой регион.
К счастью, сейчас им повезло. Но вот вернувшись в Винтерфелл, его сразу же узнают. И инквизиторы не дураки, быстро сложат два и два…
Значит, возвращаться нельзя. Но Бран и не хотел уезжать. Не только домой, но и куда-либо ещё. Да и куда? В другой регион? Или вообще, на другой континент? Бросить свой дом? Север?
Когда он высказал свои мысли Джону, тот лишь горько вздохнул. Мальчик видел, что и Сноу не хочет этого. За эти месяцы, пока они путешествовали до Стены и за неё, братья много общались. Бран знал, что у Джона есть девушка, практически жена, которую он не хочет оставлять здесь. Есть собственные желания, которые никак не пересекаются с фактом вынужденного побега из региона. Его брат, также как и сам Бран, не желал подобной судьбы.
Сомнение терзало юного Старка, точно также, как и его старшего товарища.
Сомнение. В некотором смысле, это был единственный урок, который преподал ему Сноу. Они и раньше часто общались, но в дороге это стало их единственным развлечением и Джон много рассказывал ему. Всё равно больше делать было нечего, лишь болтать, днями напролёт. Впрочем, старший брат не скупился и на какое-то обучение младшему. Вот только геометрия, математика, история и геральдика — всё это, как сказал бы Джон, тщетность и суета перед лицом сомнения. Сомнение создало их, и сомнение же их уничтожит. Сомнение, говорил он, сделало людей свободными… Сомнение, а не истина!
Вера — основание действий. Тот, кто верит, не сомневаясь, — говорил ему Сноу, — действует, не думая. А тот, кто действует, не думая, порабощён.
В этих словах была глубоко запрятанная скрытая истина, которая с трудом поддавалась Брану, но он был уверен, что рано или поздно сможет до конца понять смысл и слова ещё успеют накрепко осесть в его голове.
Однажды, ещё давно, в Винтерфелле, несколько лет назад, наслушавшись историй дяди Бенджена, Родрика Касселя, а потом и начитавшись книжек про воинские подвиги, Бран сказал Джону, что собирается стать Королевским Гвардейцем.
— Зачем? — удивился бастард.
Они гуляли по саду, который некогда был Богорощей, но после появления истинного Бога, чардрева были вырублены, а дерево с ликом выкорчевано и сожжено. Всё заменили на плодовые деревья, цветы, кусты и красивую траву. Его мать обожала это место. Бран и посейчас помнил, как в тот день перепрыгивал с одного опавшего листа на другой, просто ради того, чтобы послушать их шуршание. Тогда они с Джоном остановились рядом с огромным железным дубом в центре сада. Одного из немногих деревьев, сохранившихся со старых времён.
— Тогда я смогу убивать врагов короля и защищать королевскую семью! Я буду самым сильным и величественным!
Его брат в смятении воздел руки к небу.
— Ох, Бран… до чего же ты ещё… мальчишка! Ты хоть знаешь, сколько разных ограничений на Королевском Гвардейце? Они отказываются от всего! Семьи, любимых женщин, прав на титул и даже от собственной свободы. Вся их жизнь — это охрана короля. И своим «врагом» король может объявить кого угодно! Вспомни Безумного Эйриса, который сжёг нашего деда. Все его Белые Плащи стояли рядом и вынуждены были смотреть на подобное.
— Это делал безумный Таргариен! Но король Роберт не такой! Он — лучший друг отца. А ещё, у него есть советник, «Небесный Клинок»! Бог никогда не ошибается, нужно просто верить в него! И верить в себя!
— Вера, — повторил Сноу так, словно произнёс имя заклятого врага. — Подумай-ка вот над чем, Бран… Вдруг настоящий выбор — он не между чем-то определённым, скажем, между верой в одно или другое, а между верой и сомнением? Между тем, чтобы отказаться от тайны, и тем, чтобы принять её?
— Но сомнения — это слабость! — крикнул юный Старк. — А вера — это сила! Сила!
Никогда, — Бран был уверен, — он не чувствовал себя таким правым и всезнающим, как в тот момент. Ему казалось, что солнечный свет пронизывает его насквозь, омывает его сердце.
— В самом деле? А ты не пробовал смотреть по сторонам, Бран? Попробуй быть повнимательнее, брат мой. Посмотри, а потом скажи мне, многие ли впадают в сомнения из слабости? Прислушайся к тем, кто тебя окружает, а потом поведай, что ты понял.
Бран выполнил просьбу Джона. На протяжении нескольких дней он наблюдал и слушал. Он видел множество колебаний, но мальчик был не настолько глуп, чтобы спутать их с сомнениями. Он слышал, как пререкаются знатные лорды и как жалуются апостолы с инквизиторами. Он подслушивал разговоры солдат и рыцарей. Он наблюдал, как проситель за просителем пререкается с его дядей и матерью, выдвигая одну нелепую претензию за другой. Он слушал, как слуги перешучиваются за стиркой белья или препираются за едой. И он крайне редко слышал среди всей этой бесчисленной похвальбы, заявлений и обвинений те слова, которые, благодаря Джону, сделались для него такими знакомыми и обычными… Слова, которые самому Брану казались очень трудными! И даже при этом они, по большей части, принадлежали тем, кого юный Старк считал мудрыми, справедливыми, сострадательными, и очень редко — тем, кого он считал глупым или злым.
«Я не знаю», — вот эти слова. Что в них трудного?
— Это всё из-за того, что люди хотят убивать, — объяснил ему впоследствии Сноу. — Из-за того, что люди хотят обладать золотом и славой. Из-за того, что они хотят веры, которая даст ответ на их страхи, их ненависть, их желания. Веры, которую даёт им Арвинд Моустас.
Бран помнил изумление, от которого начинало колотиться сердце, возбуждение человека, сошедшего с пути…
— Джон! — Он глубоко вздохнул, набираясь храбрости. — Ты хочешь сказать, что «Небесный Клинок» лжёт?
Взгляд, исполненный страха.
— Я не знаю… — ответил Сноу.
Трудные слова. Настолько трудные, что, похоже, частично из-за них у Джона возникло столько разных проблем, как со своими друзьями, так и с собственными родственниками. Его старший брат был… сложным человеком, хоть и бывал, время от времени, весел и задорен. Но с каждым днём всё меньше. С каждым днём он лишь ещё больше походил на них — взрослых, серьёзных и думающих людей.
Как юный Старк слышал от той же старой Нэн, Джон был очень сильно поход на своего деда — Рикарда, а ещё на отца — Эддарда, до того, как тот получил свою травму головы.
Но несмотря на всю похожесть, факт сомнения в… праведности и верности их Бога поставил на Джоне окончательный крест. Дядя Бенджен полностью прекратил защищать Сноу перед его матерью — леди Кейтилин. И судьба парня, казалось, стала решена.
Так почему? Почему Джон, который, как оказалось и без того уже был проклят магией, пожертвовал своим положением и столь многим ради этих нескольких слов?
«Он думал, что даёт мне что-то… Что-то важное».
Джон Сноу любил его, любил своего младшего брата — Брандона Старка. Более того — он любил его так сильно, что рискнул своим положением, репутацией и даже жизнью, как теперь понимает мальчик. Но Джон отдал это всё без малейшей надежды на вознаграждение.
«Он хотел, чтобы я был свободен. От веры, от мнимой уверенности, от всех этих оков… и всё зря. Я по прежнему почитаю его — «Небесного Клинка».
Хотя сомнения не могли не затронуть его сердце.
Вот только грех магии оказался и в самом Бране. Хоть теперь он и не находится в розыске Инквизиции, но это не отменяет самого факта наличия этого проклятия на своей душе.
Что же, Джон действительно спас Брана, вот только не лучше ли было оставить его в темнице, чтобы душа мальчика смогла в дальнейшем отправиться в Рай?
«А есть ли он, этот Рай? Я не знаю».
Сегодня они прибыли в Имфорд, место, куда так стремился Джон. Место, где находится крупнейший порт во всём Застенье. Место, где есть возможность сесть на корабль и уплыть, как с Севера, так и со всего Вестероса. И вот, здесь были они, двое мальчишек, переполненных сомнениями в своей дальнейшей судьбе.
* * *
Дотракийское Море
Юная девушка, стояла у трупа Ого. Её муж был зарублен аракхом — любимым оружием дотракийцев. Рядом с телом кхала лежал ещё один воин — Менго, кровный всадник Ого, который первым бросился на убийцу кхала. И проиграл.
Она хотела быть этому рада. Очень хотела. Но рука, которая прошла по животу и обнаружила лишь пустоту, вызывала у неё чувство странного состояния отрешённости и принятия. Выхода нет.
— Всё готово, — заглянула в окровавленную палатку Эбби. — Костёр готов. Клаас уже привязал колдунью. Дрого затащил трупы и драконьи яйца, как ты и хотела… Ещё там находится Фого, который пришёл в себя. Твой… сын тоже. Тоже там. Лежит и смотрит в небо.
Дейнерис нашла в себе силы лишь на то, чтобы кивнуть. Она молча покинула шатёр, не обращая внимания на босые ступни, измазанные кровью. Не обращала она внимание и на свою порванную и потрёпанную одежду. Девушка приблизилась к костру, а точнее — ко множеству сухих веток, наваленных в огромную кучу. Под ними было сделано небольшое углубление, чтобы можно было войти внутрь. Рядом стоял столб, к которому была привязана ведьма с фиолетовой татуировкой на лице. Её рот был в крови. Кто-то вырезал ей нечестивый язык.
Девушка поймала взгляд Дрого. У мужчины в глазах было столько, что на миг даже её сердце пропустило удар. Ей захотелось плюнуть на всё: на «ожившую» бездушную оболочку сына, на разбежавшийся кхаласар, на собственное состояние… Дейнерис хотела просто броситься в его крепкие, горячие объятия и разрыдаться. Рыдать, пока её будут успокаивать, как маленькую девочку. Рыдать, пока не вырубится от истощения.
Как бы ей хотелось этого!
— Кхалиси, — прозвучал привычно жёсткий голос Клааса. Дени кивнула мужчине и зашла в будущий погребальный костёр.
Хоть сейчас она всё сделает правильно, умрёт, вслед за ненавистным мужем и любимым сыном.
«Что же, — подумала Таргариен, — с самого начала всё пошло отвратительно».
Ого был редкостным ублюдком. Он не ставил девушку ни во что и брал когда хотел, плевав на её мнение.
— Я купил тебя, белая шлюха, — сказал он ей, когда Дени немного освоилась с их грубым языком. — Купил за своё войско. Бессчётное количество всадников, которые могли бы захватить весь мир!
Тогда ей хватило глупости или смелости напомнить о том, что столь же большое войско однажды было перебито вчетверо меньшей армией лорда Моустаса, «Небесного Клинка».
Покрытое синяками и кровоточащими ссадинами тело болело почти три недели. Её служанки ежедневно старались прикладывать к больным местам травы и наносить разные мази, отчего самочувствие, понемногу, становилось лучше.
Единственный, кто искренне заботился о ней, кроме этих девушек, был… Дрого. Могучий великан на первый взгляд казался злобным и страшным, но… нет никакого «но». На самом деле именно таким Дрого и был. Со всеми, кроме неё.
Почему-то с Дени этот злобный дикарь, готовый убить за косой взгляд, — что, кстати, делал целых три раза, лишь на её памяти, — становился внимательным и чутким. Он менялся и… Дейнерис нравилось это. У них даже началось некое, негласное противостояние, когда она пыталась вынудить его сделать что-то, что не нравилось самому дотракийцу. Юная Таргариен едва сдерживала смех, когда фыркающий и отплёвывающийся Дрого ПОМОГ одному из слуг своих соплеменников донести здоровый мешок зерна до телеги.
Когда Дейнерис освоилась с языком, они начали общаться, хотя по началу Дрого и делано кривился от того, что вынужден говорить с женщиной. Но втянулся, хоть и продолжал постоянно оглядываться, следя, чтобы никто не посмел снисходительно смотреть на него за такой «проступок».
Через какое-то время, юная Таргариен узнала, что мужчина был сыном кхала Бхарбо, который некогда сражался против Моустаса и потерпел поражение. Эта тема очень заинтересовала её, но могучий дотракиец реагировал на неё крайне болезненно. Единственное, что узнала Дени, так это то, что Бхарбо много рассказывал о прошедшем сражении сыну и теперь Дрого мечтал отомстить за отца. Убить «Небесного Клинка».
Мысленно Дени усомнилась в подобном, но наученная горьким опытом, промолчала. Даже наоборот, сказала, что будет молиться за его успех.
— Мольбы не помогают, — грубо бросил Дрого. — Лишь сила.
Он показал свои могучие, увитые венами руки.
— Вот ими я удавлю своего врага, когда встречу!
Этим вечером Дени наблюдала, как Дрого безоружным вышел против сразу двоих. Она не знала, что за конфликт у них случился, а служанки боязливо отводили глаза, но Дрого каждому из них вырвал гортань. Быстро, жёстко, безжалостно.
Ого разразился довольными криками, а Фого сплюнул в пыль, но ничего не сказал. Даже сын кхала предпочитал не вызывать гнев этого человека.
Единственной, кроме кхала, кто мог хоть как-то общаться с Дрого и даже чего-то добиваться от него, стала Дейнерис. Однако, вить из себя верёвки здоровяк не позволил. После случая, где Дрого помог слуге, они не поссорились, но… какое-то время не общались. Тогда Дейнерис поняла, что у всего есть своя цена. Либо она попытается «сломать» этого человека — что вряд ли у неё вообще удастся, либо проявит гибкость. И второй вариант нравился девушке гораздо сильнее.
Дрого стал негласной тенью Дени, помогая ей и повышая девушке авторитет. С таким сопровождающим приказы кхалиси, которая понемногу привыкала к своей роли, выполнялись гораздо быстрее и охотнее.
Единственное, что продолжало её угнетать — собственный муж, которому ничего не мог сделать даже Дрого. Здоровяк был вынужден гневно наблюдать, как она, с виноватой улыбкой, каждый день уходила в шатёр Ого, а потом оттуда раздавались её крики. И они были далеко не от удовольствия.
«Если бы матушка не научила и не готовила меня…» — неизменно думала Дени, когда так или иначе сталкивалась с очередным грузом проблем. С каждым днём ей всё сложнее и сложнее было уговорить себя возвращаться в палатку кхала.
Мерзкий урод неизменно доводил её до слёз, бил и насиловал. Раз за разом. И если по первости она умудрялась отстраниться от собственных чувств и эмоций, смогла изобразить, будто бы ничего и не было, то вот потом… с каждой новой ночью это становилось всё труднее. А испытания продолжались. Кочевая жизнь была сложной и хоть юная дева с детства тренировалась, но всё равно не справлялась.
Целый день верхом вызывал болезненные ощущения в бёдрах и даже само по себе это было крайне неприятно, но ко всему этому добавлялся и кхал. Ого не обращал внимание на состояние Дени, обожая наблюдать, как её белая кожа окрашивается в тёмный цвет.
Истерика могла настигнуть её в любой момент, но всегда рядом оказывался Дрого, который неизменно успокаивал девушку. А ещё она поняла, отчего он почти каждый день убивает кого-то в кругу. Соплеменники пытались потешаться над его «бабским» поведением.
— Могучий Дрого размяк, — слышала Дейнерис разговоры членов кхаласара. — Вместо того, чтобы сидеть по правую руку кхала, давать советы, управлять разведкой и тренировать бойцов, он утирает слёзы этой соплячке.
Однажды она даже высказал это своему защитнику. Дрого ничего не сказал ей, а просто ушёл, отчего юная Таргариен проплакала всю ночь. На следующее утро она узнала, что он каким-то образом смог найти тех людей, которых подслушала Дени, и вырвать им языки.
— Он поставил их перед выбором, — рассказывала ей болтливая служанка. — Либо он отрубит им руку, либо вырвет язык. Все выбрали язык.
— И никто не сопротивлялся? — удивлённо спросила её среброволосая красавица.
— Это были не дураки, — ухмыльнулась девица. — Сразу сдались.
Кто-то из её же собственных служанок донёс до могучего дотракийца, как сильно она переживала об их расставании, так что следующим днём он просто появился рядом, будто последнего разговора и не было. Дени была рада.
В Ваэс Дотраке же Таргариен едва не погибла, когда девушку попытались отравить. К счастью, ей помог один из присутствующих поблизости путешественников.
— Заподозрил неладное, — хмыкнул человек, со странным именем Клаас. — Я глава охраны этого раздолбая, — кивает на статного юношу, который о чём-то спорил с торговцами на другом краю ряда и даже не заметил, как произошло покушение. Благо, что убийцу, раскрытого Клаасом, своевременно схватили стражи города. — И мне часто приходилось сталкиваться с похожей уловкой.
Конечно Дейнерис была не одна, её сопровождали слуги и несколько дотракийских всадников, так что нормально поговорить не получилось. А ей было интересно узнать о своей родине — Вестеросе, хоть что-то новое! Конечно, мать многое рассказывала, но она и сама не была там уже почти пятнадцать лет.
Перемолвившись ещё парой слов, случайные путники разошлись, однако вскоре оказалось, что Муллио Кесен, тот самый юноша и сын очень обеспеченного купца из Вестероса, решил какое-то время попутешествовать вместе с кхаласаром и даже сумел уговорить Фого — сына Ого, замолвить за себя словечко.
— Я отправился в Эссос, чтобы посмотреть мир! — Дейнерис всё-таки сумела добраться до этого паренька, который был лишь на год старше самой Таргариен. Ему было шестнадцать лет. — Путешествие с настоящим кхаласаром — это уникальный опыт! Где ещё я наберусь стольких впечатлений? Аха-ха!
Слава Клааса подтвердились, Муллио был абсолютно безбашенным! И Дени это нравилось.
Однако, по поводу принятия в свой кхаласар чужаков, пусть и временно, Ого поступил достаточно… оригинально.
«В своём стиле», — гневно подумала беременная девушка, которая, под этим предлогом, смогла избавиться от участи столь частой «близости». Её муж уже даже почти не бил Дени. Она научилась угождать ему, хоть оттого и становилось противно на душе.
— Если ты, — ткнул Ого своим кривым пальцем в Муллио, — или кто-то из твоих людей, победит моего бойца, то я согласен вас принять. Если нет, — усмехнулся, — то лучше вам не попадаться на глаза моего кхаласара за пределами Ваэс Дотрака. Кишки выпущу.
Так как они находились на святой земле, где нельзя проливать кровь, то бой должен быть рукопашным.
«Надеюсь, он не выставит Дрого! — испуганно подумала Дени. — Против него ни у кого не будет шансов!»
Тем временем Кесен, с прежней улыбкой, ткнул пальцем в Клааса, отчего мужчина, ничего не говоря, снял свою лёгкую кожаную броню и плащ, оставшись в одних штанах, лёгких сандалиях и простенькой тунике, после чего вышел в круг.
Клаасу было около тридцати лет. Он был в меру высок и худощав. Однако в его теле хорошо была ощутима сила. Дейнерис прищурилась. Чисто интуитивно ей показалось, что с ним что-то не так. Движения, взгляд и мимика больше соответствовали… старику? Да… такое присуще пожилым солдатам: аккуратные и экономные движения, чтобы не беспокоить старые раны, внимательный и холодный взгляд, равнодушие, хорошо читаемое в каждом его жесте… Вот только Клаас был ещё достаточно молод и полон сил.
«Что же он пережил, раз так изменился?» — подумала Таргариен.
— Моро! — по-дотракийски выкрикнул её муж, вызывая одного из своих кровных всадников. — Я дозволю тебе самому выбрать добычу из следующего похода, если ты победишь этого пса. А проиграешь… так всё равно сдохнешь.
— Да, мой кхал! — в круг вышел противник Клааса — жилистый и ловкий дотракиец.
«Не Дрого!» — довольно улыбнулась девушка.
— Бой! — завопил Фого, сын кхала, стоявший у самого края кольца воинов, которые с интересом рассматривали место схватки.
Дейнерис стояла рядом с ненавистным Ого, но на время боя даже забыла о своих чувствах, вот как сильно серебряноволосая красавица оказалась вовлечена в сражение.
Моро, едва начался бой, тут же рванул на своего противника, моментально нанося удар, да на такой скорости, что Дени различила лишь едва мелькнувший кулак. Но Клаас смог прикрыть своё лицо. Он резко развернулся, одновременно хватая юркого дотракийца за локоть и роняя того в пыль. Но Моро был не так прост, а потому уже с земли мгновенно провёл подсечку, сравнивая счёт. Вот только его противник был намного опытнее. То есть… по силе и скорости они были примерно равны, но если Моро действовал, как молодой и дикий бабуин, набрасываясь на своего врага, используя всё, что попадётся под руку, то вот Клаас… это был хитрый шакал, который явно имел план боя. Стратегию, которой он придерживался.
Прямо в падении глава охраны Мулена ухватился за жилистые руки своего оппонента, подтягивая дотракийца ближе. Как только Моро попытался его сбросить и подмять под себя, Клаас изменил положение тела, цепляя уже не руки, а чёрные волосы своего противника. Быстрый рывок и дотракийца перекидывают через плечо, со всей силы вбивая в пыль.
Тем не менее, Моро не сдался. Он тут же откатился, уворачиваясь от добивающего удара ногой, после чего, как баран, бросился прямо на своего врага, ударяя головой вестеросца в живот.
Клаас охнул, но тут же ударил коленом вверх, разбивая противнику губу. На песок упала запрещённая кровь. Вот только, как Дейнерис уже успела узнать, речь шла не о всей крови вообще, а лишь о той, что падала при применении оружия. Касайся закон Дош Кхалина вообще всей крови, то раз в месяц каждая девушка вынуждена была бы ненадолго покидать Ваэс Дотрак.
Моро негромко вскрикнул и завалился на бок, выплёвывая выбитый зуб, но опять же, почти сразу подскочил и показал, что готов продолжать.
Крики вокруг были оглушительны. Каждый дотракиец, из собравшихся рядом, желал крови и смерти. Дени на миг стало дурно. То ли от осознания, в каком месте и с какими людьми она находится, то ли от того, что беременна.
Клаас решил пойти развивать свой успех, так что сделал аккуратный шаг вперёд, пытаясь достать до Моро прямолинейным, но быстрым ударом кулаком по лицу, вот только дотракиец легко отбил его атаку, отступая назад. Однако, отступление оказалось обманным манёвром, ведь дикарь уже зачерпнул босой ногой песок этой импровизированной арены и метнул его в лицо Клаасу.
Прежде чем вестеросец успел отреагировать, Моро рванул вперёд и со всей силы толкнул Клааса плечом, опрокидывая на землю. От радости, что его план сработал, дотракиц издал боевой клич и ухватил мужчину рукой за волосы, заставляя запрокинуть голову. Но Клаас оказался сильнее, чем могло показаться Моро. Мужчина умудрился извернуться и подняться на ноги, хоть всё ещё и находился в неудачном положении, спиной к врагу.
Моро сполна воспользовался этим и ударил ногой под колено Клаасу, заставляя ту подкоситься. Теперь дотракиец стоял за спиной коленопреклонённого мужчины, удерживая его же за волосы. Ему осталось лишь одно движение рукой, чтобы сломать тому шею, но…
Клаас запустил руку своему противнику между ног, нащупывая там искомый предмет, а потом изо всех сил сжимая.
Моро зашёлся визгливыми воплями, моментально отпуская своего врага и оказываясь в абсолютно дезориентированном состоянии. Клаас неспешно поднялся, поправил волосы, а потом нанёс выверено точный удар ногой — прямо в кадык Моро, отчего молодой дотракиец захрипел, начав пускать ртом кроваво-красную пену. Через полминуты он затих.
Дотракийцы вокруг оглушительно взвыли. Причём, это были крики радости и довольства. Дени уже успела немного изучить их, так что поняла: им понравился этот жестокий поединок. Даже взгляды этих варваров изменились. Теперь на Клааса смотрели с некоторой долей уважения.
Ого не соизволил сказать ничего, лишь сплюнул в песок и молча развернулся, уходя обратно. Этот момент девушка тоже прекрасно знала. Кхал решил, что успел сказать всё, что требовалось, так что не было смысла впустую чесать языком.
Пожалуй, это была единственная положительная черта у её мужа.
Таким образом, к кхаласару присоединилась группа из семи человек. Муллио, его сутулый слуга, две красивые девушки-служанки и трое мужчин, включая Клааса — охрана.
Теперь Дейнерис нашла ещё нескольких человек, с кем могла скоротать своё время. А также…
— Опять в синяках, — всплеснула руками Эбби, одна из служанок Кесена. — Он что, — понизила девушка голос, — не понимает, что ты беременна? Тебе нужно аккуратное обращение, осторожное, как к цветку…
Стоявший рядом Дрого, который и помог Дени добраться до шатра вестеросцев, нахмурился. Он тоже понемногу изучал их язык, как Таргариен изучала дотракийский. Сейчас мужчина вполне чётко понял слова Эбби, что в очередной раз заставило его задуматься о чём-то своём. Нехорошо так задуматься.
— Всё в порядке, — улыбнулась Дейнерис разбитой губой, — это… это…
Она закачалась, практически теряя сознание, но была подхвачена необычно сильными руками Эбби.
— Чего стоишь?! — рявкнула она на хорошем дотракийском на Дрого, — лекаря веди, кхалиси плохо!
Дрого обжёг служанку злобным взглядом, но времени не терял, сразу выскочив из шатра.
— Что случилось? — моментально вышел из другой комнаты Муллен, на ходу натягивая штаны и простенькую жилетку, прямо на голове тело. Следом за ним вышла такая же полуголая служанка — Фида.
Моментально поняв суть происшествия, путешественники споро и без суеты начали помогать Дейнерис. Её расположили на мягкой лежанке, омыли, обработали раны и положили на голову мокрое полотенце.
— Хорошо, что у нас секс проходит не так жёстко, — вполголоса пробубнила Фида в сторону Кесена, на что юноша лишь безрадостно хмыкнул.
Тем временем, в шатёр прибежал Дрого, аж с двумя лекарями: евнухом-хирургом и достаточно молодой женщиной, с фиолетовой татуировкой на лице. Они не теряли времени даром, подключаясь к ситуации.
К вечеру стало понятно, что Дейнерис выживет и даже сохранит ребёнка. Вот только ситуация откровенно не понравилась никому. Клаас и остальные осознавали, что поставлено на кон, а Дрого… что было в голове дотракийца, убийца не знал, но понимал, что ему необходимо найти ответ на этот вопрос, чтобы суметь встроить дикаря в свой план.
На это ушло достаточно времени, но Моустас отправил на задание крайне опытных людей, а потому был найден как подход к «бешеному дикарю», так и достаточная мотивация для работы в команде. Что уж там, удалось подключить даже ведьму, которую также направил «Небесный Клинок», хоть и независимо от остальных.
Все пути сошлись в Дотракийском Море…
План был готов и вот-вот должен был быть нанесён удар, но…
— Она рожает! — закричала Эбби, резко забежав в палатку к остальным. — Ублюдок опять избил её и она рожает прямо сейчас! Может умереть!
— Срочно ведьму, — быстро произнёс Клаас, — я к Дрого, ибо предчувствую, дикарь сорвётся с поводка…
Они не справились. Или всё-таки справились? Это смотря от чьего лица озвучивать ситуацию. Ведь ребёнок Дейнерис не выдержал отношения его отца, умерев ещё до рождения. Колдунья, накрученная «Небесным Клинком» и Клаасом, решила воспользоваться ситуацией, предложив ритуал воскрешения, а Дрого… он сделал свой ход, нанеся удар сразу по всей верхушке кхаласара.
Едва заметив окровавленную Дейнерис, прижимающую маленькое мёртвое тело к груди и заливающуюся слезами, его рука сама собой легла на аракх. Они уже давно ушли из Ваэс Дотрака, здесь можно проливать кровь…
В тот день произошло многое. Слишком многое. И теперь Клаас шагал через толпу, заполнившую маленький лагерь — всех, кто ещё остался стоять на этом месте — направляясь к безымянной реке, к стоянке Дрого, которую он занял за ближайшим холмом, подальше ото всех. Убийца не обращал внимания на тех, кто громко приветствовал его, пытаясь привлечь внимание и узнать подробности о совершившемся «перерождении» кхалиси. Клаас делал вид, будто погружён в размышления, что было не так уж далеко от истины… А самые настойчивые исчезали, натолкнувшись на его раздражённый взгляд.
У него осталась одна задача.
Из всех объектов его плана, приведшего к неожиданному успеху, внезапно именно Дрого оказался самым сложным и самым опасным. Он был горд, и это делало его чересчур чувствительным к чужому влиянию. А ещё он обладал уникальным интеллектом, способностью не только ухватывать суть вещей, но и размышлять над движениями своей души — докапываться до истоков собственных мыслей.
Но важнее всего было его знание — знание о Боге. Кхал Бхарбо, его отец, много лет назад сражался против «Небесного Клинка». И в том бою мужчина смог, каким-то неведомым чудом, заглянуть в душу и голову самого лорда Моустаса. Но мало того, Бхарбо ещё и сбежал, умудрившись выжить.
Кажется, Бог недооценил простого человека, букашку под своими ногами. Не подумал о том, как тот сумеет распорядиться открывшимися ему фрагментами истины. И эту истину Бхарбо вложил в своего сына. Умный Дрого сумел сделать много тревожащих выводов. И теперь из всего дикого народа дотракийцев, он был единственным, кто знал правду о «Небесном Клинке». Единственный, кто понимал, что Арвинд Моустас — не тот, кто будет помогать просто так. И если ситуация «чудесными образом», сложилась так, что у Дейнерис вылупились драконы, то… это было на руку их Богу.
Дрого, ставший кхалом этого маленького кхаласара, был единственным, кто «бодрствовал», осознавая ситуацию до конца.
И поэтому он должен был умереть. Людей же… найдётся кому возглавить. Суть уже была в ином. По хорошему, Клаас даже не исключал факт банального убийства Дейнерис и похищение всех пятерых драконов. Благо, что помешать ему, кроме самого Дрого, не мог уже никто.
Колдунья была мертва, ведь никто не стал сообщать ей, что ритуал «оживления» сына Дейнерис — это лишь первая часть многоходовки, к которой стремится «Небесный Клинок». Для выполнения же полного плана, требуется душа самой ведьмы. Хорошо, что Клаас помог ей это понять, а также вырезал язык, чтобы чародейка не сболтнула лишнего. Потому на костре она могла лишь орать, сгорая заживо.
Остальные тоже не сидели без дела, вся их группа. Жаль, что от неё, кроме убийцы, остались лишь Муллио и Эбби.
«Этого достаточно», — думал Клаас.
Кто же ещё, кроме Дрого, может помешать его плану забрать драконов, оставив труп девчонки валяться в пыли?
Приказ. «Небесный Клинок» велел продолжать играть роль верного советника и помощника юной кхалиси. Драконам требуется набраться сил, причём желательно подальше от Вестероса.
К тому же, Арвинд справедливо считал, что чем больше и сильнее дракон, тем выше шанс собственного полного исцеления при его поглощении. Кто же даст огнедышащей твари возможность вырасти, находись дракон на его земле, в Вестеросе? Тем более, что Моустас не знал, как им управлять, ведь не имел и капли крови Таргариенов. А потому он решил всё сделать простым и понятным путём: его поддержка позволит Дейнерис почувствовать, что «Небесный Клинок» на их стороне, чему поспособствовала и долгая переписка с Рейллой. Следовательно, при возвращении Таргариенов на континент, они просто подтвердят свои союзнические отношения. То есть, обеспечат Моустасу контакт с драконами. А там… у него будут тысячи попыток, чтобы узнать всё, что ему нужно.
Однако, последнее Клаас не знал. Арвинд сообщил ему лишь о необходимости помогать Дейнерис и не дать ей и её драконам умереть. А потому сейчас убийца собирался облегчить себе эту задачу.
Клаас шёл к своей цели и размышлял.
Почти все люди, что в Вестеросе, что в Эссосе, не задумывались об обычаях своих народов. Иббенийцы не брились, потому что голые щёки — это по-бабски. Кваатийцы из Кварта не носили штаны, потому что это вульгарно. Они предпочитали тоги или разновидности юбок, в том числе и мужских. Гискарцы не заключали браков с темнокожими, — «риштами», как они их называли, — потому что те, дескать, грязные. Для рождённых в миру все эти обычаи просто были. Они отдавали изысканную пищу каменным статуям. Они целовали колени слабакам. Они жили в страхе из-за непостоянства своих сердец. Каждый из них считал себя абсолютным мерилом всего. Они испытывали стыд, отвращение, уважение, благоговение…
И никогда не спрашивали — почему?
Клаас помнил эту проповедь «Небесного Клинка», ведь именно после неё получил своё задание. И сейчас, невольно вспоминая, он понимал, что среди всего, сказанного их Богом, есть… исключение.
Дрого был не таким. Там, где прочие цеплялись за невежество, он постоянно был вынужден выбирать и, что более важно, защищать свою мысль от бесконечного пространства возможных мыслей; своё действие от бесконечного пространства возможных действий. Зачем укорять любовницу за то, что она плачет? Почему бы просто не стукнуть её? Почему не посмеяться над ней или не утешить её? Может, просто не обращать на неё внимания? Почему не поплакать вместе с ней?
Что делает один ответ правильнее другого? Нечто в крови человека? Слова убеждения? Бог?
Или, как утверждал «Небесный Клинок» — цель?
Дрого, сын своего народа, живущий среди него и обречённый среди него умереть, выбрал кровь. На протяжении долгих лет он пытался поместить свои мысли и страсти в рамки узких представлений дотракийцев. Но, несмотря на звериную выносливость, несмотря на природные дарования, соплеменники Дрого постоянно чувствовали в нем какую-то неправильность. Во взаимоотношениях между людьми, каждое действие ограничено ожиданиями других — это своего рода танец, и он не терпит ни малейших колебаний. А дотракийцы замечали вспыхивавшие в нём сомнения, посеянные его отцом — Бхарбо. Другие соплеменники понимали, что Дрого старается, и знали, что всякий, кто старается быть одним из них, на самом деле чужой.
Потому они наказывали его перешёптыванием и настороженными взглядами, не только когда он сблизился с кхалиси, но и на протяжении долгих лет…
Дрого ежедневно доказывал, что он лучший. Он постоянно дрался, убивал и выбивал своё право на жизнь. Столько лет мучений и ужаса… Целая жизнь, проведённая среди ненавидящих дикарей. В конце концов Дрого проложил свой собственный путь, путь одиночки, путь безумия и убийства.
Не даром он в одиночку зарубил всех кровных всадников погибшего Ого. Не даром он притащил его оглушённого сына. Не даром помогал разжигать костёр и смотрел, как его… кхалиси, вошла туда.
Он превратил кровь в воды очищения. Раз война — предмет поклонения, то Дрого требовалось сделаться самым благочестивым из дотракийцев. Не просто одним из них, а величайшим из всех. Он сказал себе, что его руки — его слава. Что он, Дрого, ныне не просто кровный всадник, а кхал.
И он продолжал твердить это себе даже сейчас, не понимая того, что каждый его шрам на теле, каждая капля крови, попавшая на руки, отмечали не его честь, а будущую смерть «Небесного Клинка». Человека, унизившего его отца, который передал свои незаконченные дела сыну. Чем было это безумие, если не всепоглощающим нетерпением, потребностью наконец-то завладеть тем, в чём мир ему отказывал?
Клаас видел, что Дрого не просто хочет убить Моустаса, он хотел убить его сейчас, причём неважно, Моустас это был или нет. Он убивал каждого, кто вставал на его пути так, будто бы это был тот самый «Небесный Клинок».
В ярости Дрого превратил весь мир в замену своего врага. И тем самым мстил за себя.
Несмотря на всю точность этого анализа, он мало чем помог Клаасу в попытках завербовать этого человека. Ведь неважно, считает ли дотракийский дикарь их Бога своим личным врагом или нет, если он не знает, кому они служат?
Зачем ему вообще был нужен Дрого? Несмотря на все свои нелицеприятные качества, на тот момент он казался убийце тем, кто мог им существенно помочь. Сплотить вокруг себя остатки разбежавшегося кхаласара, собрать его в единый кулак, показать силу и мощь, которая заставит считаться с ними остальных, пока драконы не подрастут.
А сила им нужна, ведь без неё маленьких ящериц легко мог забрать первый же попавшийся человек, наделённый властью. Что может сделать сотня оставшихся с Дейнерис стариков, детей и калек? Если же пойти к работорговцам, к Визерису, как хочет Дени, то тогда девушка просто станет куклой, запертой в башне, а ящерицы, опять же, попадут к её брату.
«Небесный Клинок» был против такого расклада, что опять же отбрасывает убийцу к необходимости думать, как поступить. Следует использовать Дрого… но он представляет опасность для их Бога…
Впрочем, «Небесному Клинку» ли боятся дикаря, пусть и умного?
Так ещё пару недель назад думал Клаас, вот только это не позволило ему суметь до конца понять этого человека. Дрого уходил от него, как бы убийца не пробовал найти к мужчине подход. Будто бы они поменялись местами и это вестеросец являлся неграмотным варваром.
Тогда он пошёл от обратного. От Дейнерис.
Как Клаас выяснил, дикарь не мог отвести от неё взгляд с самого начала. С самой первой их встречи. Чувства росли и развивались, и по итогу Дрого сделал её своим образом жизни, своим доказательством того, что следует верным путём. Дени заслонила Моустаса, подменила собой. И этим можно было воспользоваться.
Дрого влюбился, словно мальчишка! Вот только Клаас видел, что влюбился он не в неё, а в идею любви к ней. Потому что если он любит её, то уже не может разорвать себя пополам, заставляя одновременно также яростно ненавидеть «Небесного Клинка». Слишком много чувств для одного человека!
Дальше всё было элементарно.
Клаас приказал Муллену и остальным входить в доверие к Дени. Стать её друзьями, близкими товарищами, теми, кого нельзя отделить от самой кхалиси. И это сработало, Дрого начал с ними общаться, хоть и вынужденно.
Первые разговоры стали идти вокруг того, как можно помочь хрупкой и нежной девушке. Как защитить её от Ого и остальных. Как помочь ей сохранить ребёнка…
Заговор тлел в их шатре и все они стали идти к одной цели.
Вот только пришлось поспешить и начать раньше срока. Слишком неожиданно Ого решил уделить внимание своей супруге. Слишком внезапно! Из-за этого план пришлось резко ускорить.
И вот, вчера они осуществили его. Ого мёртв, как и его кровные всадники. Перебиты Дрого и группой самого Клааса, правда с потерями, ибо пришлось действовать более грубо, чем они рассчитывали. Но удержать Дрого в такой ситуации не представлялось возможным.
К счастью, у дикарей многое держится на личной силе, чем здоровяк и воспользовался, пока его прикрывали остальные. Плюс на руку сыграл факт выбора первой жертвой именно кхала. Ого не был особо опасным, но был хитрым и мог придумать какой-то план или лазейку в традициях, тем самым, созывая помощь обычных воинов.
И вот, со смертью Ого, Дрого начал вырезать верхушку кхаласара. Конечно же идеально всё пойти не могло. Иные уважаемые кочевники, не рискнувшие столкнуться с яростью своего неистового соплеменника, просто разорвали кхаласар на части, забирая свои «личные» группы. Израненный и уставший мужчина не мешал им, лишь злобно смотрел и запоминал.
В это время колдунья начала ритуал «воскрешения» по настоятельной просьбе самой Дейнерис, чьё состояние было не из лучших. Но тут на руку сыграл сам Клаас, попросивший ведьму предварительно подлечить девушку. Убийца даже быстро притащил парочку жертв.
А дальше… Дени получила исцеление ран, хоть и достаточно грубое, а потом и то, что «хотела» — живую и молчаливую куклу, вместо сына. Просто тело, без души. Знающий, как будут развиваться события Клаас, вовремя подловил колдунью, не дав ей сбежать.
Потом в игру вступила Эбби, которая начала искусно капать кхалиси на мозг, окольными путями подводя к нужной для их группы цели — окончить жизнь здесь и сейчас. Вряд ли бы это сработало, не будь «служанка» Муллио её хорошей подругой, а сама Дейнерис не в столь разбитом состоянии.
Тогда убийца помогал Таргариен развести костёр, куда ушли тела кхала и ещё живой Фого. «Кукла» Дейнерис и драконьи яйца. Потом на костёр была выброшена раненая чародейка, которой Клаас своевременно отрезал язык, «чтобы больше ничего не сотворила», а на деле — чтобы не проболталась о роли его Бога во всей этой постановке.
Клаас не знал, сработает ли план, как не знал этого и сам «Небесный Клинок», но ритуал, описанный им, был повторён досконально. Все жертвы нашли своё место в пламени костра.
Когда огонь разгорелся и ведьма начала выть без перерыва, а сама Дени находилась внутри этого огромного костра… Дрого не выдержал и просто покинул их. Клаас успел заметить на его лице бешеную ярость, обиду и грусть. Убийца не рискнул останавливать раненого дикаря, которому лишь наскоро замотали раны.
Костёр горел всю ночь. За это время остатки могучего кхаласара окончательно разобрали. Наверно с полсотни новых кхалов появилось за эти сутки. А вот утром… утром все оставшиеся люди стали свидетелями чуда. Живая Дейнерис и сразу пятеро маленьких драконов. О, как же Клаас был рад! Его господин будет доволен!
И вот, с некоторыми противоречиями, Клаас шёл к небольшому, отдельному лагерю Дрого. Он шёл, чтобы убить его. Убийца посчитал, что риски нахождения рядом с неуравновешенным дотракийцем выше того, что он может им предложить. И Клаас не сомневался в своей победе. У него было аж два нарукавных арбалета с отравленными болтами. Дюжина таких же отравленных метательных ножей и хорошая броня на теле.
Яды достаточно ослабят уже и без того раненого Дрого, даже если у самого Клааса не хватит силы его победить. А дальше всё упирается лишь во время, которые будет играть на пользу вестеросца.
Дрого хорощо поработал — проложил им путь, на чём полезность дикаря исчерпалась. Нельзя рисковать драконами и маленькой принцессой. Варвар точно не оставит её в покое, да и сама Дейнерис слишком заинтересованно на него поглядывает.
Убийца поднялся на вершину дюны, поросшей редкой травой. Ветер трепал его волосы и развевал полы длинного плаща, которым он прикрывал свой арсенал. Впереди раскинулась безымянная река, уходя вдаль, туда, где земля словно бы перетекала в великую пустоту горизонта. А внизу он увидел круглую палатку Дрого. Было заметно, что её повалили пинками и потоптались сверху. Костра рядом не было.
На мгновение Клаасу показалось, что он опоздал. Но затем мужчина услышал доносимые ветром крики и увидел среди бурного течения реки одинокий силуэт. Клаас прошёл через разрушенную стоянку к краю воды, ощущая под сандалиями похрустывание песка и гальки. На волнах светилась дорожка утреннего света. Кричали птицы, зависая в небе подобно далёким облакам.
Клаас смотрел, как порождённые течением волны бьются о нагое тело дотракийца.
— Сгорела! Обратилась в прах! — кричал дикарь и колотил по воде кулаками. — Почему, Ого?! Зачем ты бил её?! Кто мешал мне взять власти раньше?! «Небесный Клинок»? Далёкий ужас моего отца? Я мог всё изменить! Я мог…
Вдруг он застыл. Тёмные, даже в утреннем свете, воды быстрой, безымянной реки скрывали его тело почти до пояса, явно пытаясь сдвинуть с места, но не в силах совладать с этой задачей. Дрого повернул голову и Клаас увидел смуглое лицо, окаймлённое длинными прядями мокрых чёрных волос. Даже коса дотракийца была распущена. На его лице не отражалось никаких чувств.
Абсолютно никаких.
Дрого побрёл к берегу. Течение накатывалось на него, невесомое, словно дым.
— Я сделал всё, что ты просил! — крикнул дикарь, перекрывая шум реки. — Я опозорил самого себя, вступив в сговор с тобой и другими изнеженными женоподобными отбросами. Я предал своего кхала, мой кхаласар, мой народ…
Вода стекала по его широкой груди на поджарый живот и дальше, к паху. Течение окатило его смуглые бёдра, качнув мужское достоинство. Клаас отрешился от шума реки и сосредоточился на приближающемся варваре. На теле Дрого была дюжина едва-едва кровоточащих ран, но несмотря на них, сердце дотракийца явно билось ровно. Нехорошо… Что ещё? Бледная, возможно от холодной воды, кожа. Расслабленное лицо… Пустые, мёртвые глаза.
И Клаас осознал: «Я не могу читать этого человека».
Убийца не осознавал, что Дрого сделает в следующий миг, но почему-то медлил с первым ударом. Какое-то ощущение… предчувствие, интуиция шептали ему: «Подожди».
— Я сделал всё, чтобы она жила и была счастлива. Ради неё я даже оставил свою ненависть к «Небесному Клинку»…
Босые ноги прошлёпали по мокрому песку и гальке. Дрого остановился перед убийцей. Его рослая фигура блестела, залитая ярким, утренним светом.
— Я любил её.
«Он сломлен», — осознал Клаас.
Убийца отступил, достал меч и выставил его перед собой.
— На колени, — приказал он.
«Если он послушается…»
Дотракиец рухнул на колени, вытянул руки и провёл пальцами по песку. Он запрокинул лицо к небу, подставляя горло под удар. Позади бушевала река. Клаас недвижно стоял над ним.
«Что это, мой Бог? Жалость? — поймал убийца себя на странной мысли. — Нет, не жалость… Но что тогда?»
Он посмотрел на дотракийского воина: раненого, сломленного и униженного. Из какой тьмы пришло это чувство?
— Ну, бей! — выкрикнул Дрого.
Огромное тело, покрытое шрамами, как свежими, так и старыми, дрожало от ужаса и ликования. Но Клаас не шелохнулся.
«Он говорил, что отбросил свою ненависть к моему господину. Ради женщины. Причём её мнимая смерть — даже не подтверждённая! — так сломала его, что Дрого готов умереть здесь и сейчас».
— Убей меня! — крикнул дикарь так громко, что, казалось, колыхнул ближайшую траву.
Со сверхъестественной быстротой он схватил клинок Клааса и приставил острие к своему горлу.
— Убей! Убей!
— Нет, — сказал Клаас.
Что-то упало в реку, отчего поднялись брызги и ветер поднял их в воздух, осыпая холодными каплями двух мужчин, стоящих на берегу.
Подавшись вперёд, убийца осторожно высвободил клинок из хватки дотракийца, но Дрого схватил его за шею и повалил на песок. Меч упал на землю.
«Последняя проверка, — холодно подумал Клаас. — Если сейчас он не сорвётся и не попытается меня ударить…»
Незаметно от Дрого, диверсант привёл в действие свой нарукавный арбалет. На таком расстоянии болт пробьёт тело дикаря насквозь…
— Я любил её! — шепотом проговорил Дрого.
А потом приподнял Клааса на ноги и оттолкнул. Убийца отряхнул и поправил свой плащ, невольно продемонстрировав нарукавный арбалет. Дрого смотрел на него с надеждой и ужасом…
Клаас разрядил оружие, а потом подобрал свой клинок и убрал его в ножны.
Дотракиец качнулся назад и вскинул кулаки к голове. Он запустил пальцы в волосы и вцепился в них изо всех сил.
— Но ты же сказал! — исступлённо выкрикнул он, едва не вырывая свои длинные пряди. — Ты же говорил, что она выживет!
Клаас молча смотрел на него.
Можно найти и другую пользу. Всегда можно найти другую пользу…
— Дейнерис жива, Дрого. Жива и в полном порядке. Она ждёт тебя. Я пришёл сюда, чтобы привести тебя к ней.